Добро и зло

Категории добра и зла являются наряду с долгом основополагающими для этики. Все этические теории в наиболее общем плане делятся на аксиологические (те­леологические) и деонтологические. Аксиологические теории строятся на основе понимания добра или блага как исходной категории, определяющей высшую цен­ность (Аристотель, Фейербах, Мур). Так как стремление к благу составляет конечную цель деятельности, эти теории называют также телеологическими. Они, в свою очередь, могут быть разделены на аксиологически-онтологические и аксиологически-психологические. В первых благо представляется идущим от какой-то внешней самому индивиду реальности (Аристотель), во вторых — заключенным в состоянии самого субъекта (Демокрит). Но и там и здесь долг указывает лишь путь к добру или счастью. Деонтологические теории, наоборот, исходят из первичности долга (Кант, Росс, Ролз). В этих теориях добро фактически отождествляется с долгом.

Как категория нравственного сознания добро полу­чает наиболее важное значение именно для телеологи­ческих этических теорий. Оно может быть определено как соответствие поведения некоторому идеалу. В ши­роком смысле добро тождественно благу. Собственно, таков был первоначальный смысл употребления поня­тия добра. Добро все то, что способствует выживанию, увеличению мощи рода, что способно дать надежную защиту от врагов. Зло соответственно — все противопо­ложное. Постепенно в этических учениях было сформу­лировано более узкое понимание добра: как правильно­го поведения. То есть к добру перестали относить такие явления, как богатый урожай, животворный дождь и т. д. После этого категории блага и добра получили свое различное определение. Благо оказалось шире мораль­ного добра. Категория же зла продолжала использовать­ся как противоположное и благу и добру.

Процесс сужения понимания добра, отнесения его лишь к явлениям, связанным с непосредственными по­ступками в отношении других людей, получил заверше­ние в христианской этике. Более узкое значение, то есть значение недостатка добра, недолжного поведения,— получает в христианстве и определение зла. Это явля­ется закономерным, так как христианская доктрина сосредотачивается в основном на борьбе с внутренним злом, на том, что можно назвать борьбой с греховными помыслами. Борьба же против внешнего зла перестает играть решающее значение, так как и вообще весь зем­ной мир объявляется временным, преходящим.

Тем не менее, я думаю, что все же нельзя ограни­читься столь узкими определениями добра и зла, т. е. рассматривать то и другое в основном применительно к мотивации поведения, направленного на выполнение некоторых фундаментальных заповедей, обеспечива­ющих совместное общежитие людей, скрепляющих общество в единый организм. Это, конечно, очень важ­но, но недостаточно.

Дело в том, что нравственные мотивы поведения проявляются и в том, что может быть названо противостоянием внешнему злу. Скажем, несомненно то, чтоморально положительным поведением можно назвать поведение врача, рискующего своей жизнью ради спасения больных во время эпидемии. Более того, толь­ко при таком подходе, когда добро и зло соотносятся с объективными явлениями, также как и с мотивами поведения, можно, строго говоря, рассмотреть посту­пок в единстве его мотива и результата, показать, ка­кова ответственность личности за предметный резуль­тат ее действия, т. е. в конечном счете вменить личности профессиональную компетенцию как необходимое ус­ловие обеспечения ее нравственной ответственности.

Рассмотрение добра и зла исключительно в узком смысле слова, как понятий, связанных с «собственно» нравственными характеристиками, неизбежно приво­дит к отделению субъект-субъектных отношений, вы­раженных в моральных нормах, от отношений людей к природе. Это означает абсолютизацию морального бытия человека, которая оборачивается тем, что ответ­ственность вменяется субъекту лишь за достаточно ограниченный круг действий, в которых есть прямая угроза нарушению интересов другого. Такой подход отвечает ситуациям, в которых мораль играет ограни­чительную роль, подходит для этики, получившей на­звание этики долга, но он неприемлем для более широ­кой области этики, в которой нравственной оценке подвергаются позитивные устремления личности, на­правленность ее действий на увеличение обществен­ного блага, то есть — для этики добродетелей. Нередко кантовские принципы построения этики долга непра­вомерно распространяются на всю область морали. Это упрощает проблему нравственной мотивации, универ­сализирует способ ответа на многие жизненные ситу­ации, связанные с разрешением моральных конфлик­тов, с вариациями поведения так или иначе имеющего отношение к тому, что составляет область операцио­нальных действий.

В широком значении, отвечающем и этике долга и этике добродетелей, добро может быть определено как все то, что поддерживает гомеостаз, обеспечивает уве­личение общественного богатства, способствует росту производства материальных и духовных (интеллекту­альных) благ, все, что обеспечивает развитие всех про­дуктивных способностей каждой личности. Зло может быть определено как все то, что разрушает систему, ведет к ее деградации, в том числе в результате того, что в этой системе постоянно нарушается достоинство какой-то части людей, развитие одних осуществляется за счет других и т. д. Такая система не может долго прогрессировать, хотя на каком-то отдельном этапе она и может добиться известного успеха, скажем,— в про­изводстве материальных благ.

Еще раз подчеркну, что добро более субстанциаль­но, чем зло, так как мы строим всю этическую систему с позиции утверждения приоритета жизни над смер­тью. Мы не можем рассуждать с позиции безликой эволюции природы, равнодушно уничтожающей одни существа и создающей другие за счет случайных ком­бинаций и отбора совершенных признаков. В этом от­ношении заложенное христианской этикой понимание добра как онтологически реального и зла как относи­тельного состоянию добра, как его уменьшения, сохра­няет свое значение.