Нравственные добродетели в средневековом обществе

Особенностью средневекового общества является его иерархизированность. Логика восприятия мира средневековым человеком была логикой иерархии. Это отражалось в философских концепциях (например в неоплатонизме), затем нашло отражение в христианс­кой теологии (иерархия ангелов, иерархия идущая от образа Христа и апостолов, иерархия служителей цер­кви). Иерархичность соответствовала лестнице васса­литета, отношениям мастера и учеников, купеческим гильдиям и т. д.

Каждый человек в таких условиях как бы заранее знал свое место в мире, ощущал и безропотно прини­мал тот крест, который ему предстояло нести. И каж­дый человек, собственно, имел свою нравственность. Даже принадлежавшим к одному и тому же сословию отводилось строго определенное место в самом этом сословии, что отражалось в правилах этикета.

Этикет возник как правило уважительного отно­шения к королю. Но очень быстро превратился в спо­соб фиксации статуса личности, связанного с ее со­словной принадлежностью. Он стал способом выраже­ния взаимного почтения среди равных и средством демонстрации преклонения перед тем, кто выше по происхождению, должности и богатству. Честь как нравственная категория, фиксирующая прежде всего именно внешние статусные условия бытия личности (слово, однокоренное со словом почесть, почитание), стала основной мерой выражения достоинства в сред­невековом обществе.

По большим социальным группам типы нравствен­ных систем феодального общества можно разбить на следующие группы: мораль высших дворян; рыцарс­кая мораль; мещанская мораль (горожане — мастера и подмастерья и купцы); мораль маргиналов.

Основной добродетелью средневекового общества, как уже говорилась, стала верность. Верность челове­ка к человеку освящалась его верностью к Богу. С вер­ностью был связан сам принцип политической и эко­номической организации средневекового общества, построенного на отношениях личной зависимости. Но верность нельзя понимать как однонаправленное от­ношение, развивающееся по лестнице вассалитета лишь от низших звеньев к высшим. Сюзерен также имел обязательства пред своими вассалами, а король перед своими подданными. В отличие от восточных деспотий, где правитель однозначно рассматривался как наместник бога на земле и в легендах сам вел свою родословную от богов, в конституционных монархиях король, несмотря на неоднократные попытки присво­ить себе божественные функции, все же оставался человеком. Даже будучи всевластным правителем в своем национальном королевстве, он оставался в ду­ховном подчинении у Вселенской церкви. В определен­ном смысле над ним осуществлялся внешний контроль, его действия оценивались как справедливые или не­справедливые, со стороны той власти, которая утвер­дила за собой право говорить от имени бога. На опре­деленном этапе развития средневекового общества идея внешнего контроля над высшей светской властью вы­разилась в принципе формализации условий деятель­ности этой власти в рамках ее собственной организа­ции, привела к созданию национальных конституций.

Сложная структура взаимопроникновения светс­кой и духовной власти создавала особые условия для развития самосознания личности. Внепространственный, неантропоморфный Бог не позволял этому созна­нию замкнуться рамками национальных границ. Гори­зонт видения мира расширялся благодаря наличию вынесенной за этот мир точке отсчета. Отсюда человек получил возможность сравнивать и оценивать по­рядки жизни в разных странах и местностях, он уже не мыслил так, как мыслил грек, считающий именно свой полис наилучшим, или египтянин, противопостав­ляющий свою красную освященную богом землю всем другим землям. Купцы, паломники, скитальцы, посто­янно перемещающиеся по дорогам средневекового общества, были носителями информации, дающей возможность проведения подобного сравнения.

Более того, вынесение точки отсчета, идеала совер­шенствования за пределы мира радикально перевер­нуло строй мышления человека также в том плане, что сам мир перестал рассматриваться как нечто священ­ное и неприкосновенное. Средневековый человек уже не боялся разгневать морского бога или обидеть ветер. Все эти силы перестали иметь магическое значение. Наоборот, они стали рассматриваться как существую­щие ради самого человека. В христианской доктрине человек перемещается в центр творения. Он выходит из-под власти космических сил. Сам космос, земля, вода оказываются созданными ради человека, который один только творится Богом по его собственному образу и подобию. Уже в древнем гераклеопольском (египетс­ком) креативном мифе содержится представление о том, что бог создал воздух для того, чтобы дышали носы человеческие, землю для того, чтобы по ней ступала человеческая нога*. В иудейской и христианской тра­диции такое понимание стало доминирующим. Оно означает, что человек ставится выше окружающего его мира. Он уже не заботится о сохранении его равнове­сия, так как он пытался делать это в первобытном обществе. Наоборот, у него оказываются развязаны руки. Он становится завоевателем мира, его покорите­лем, на нем лежит высокая задача направить этот мир к предустановленной Богом цели развития, заключающейся в обожении всей вселенной, наполнении космо­са божественной любовью.

* См.: Матье М.Э. Древнеегипетские мифы.— М.; Л., 1956.— С. 84.

Здесь, правда, в христианской интерпретации есть определенное противоречие, заключающееся, с одной стороны, в призыве человека к осуществлению высокой миссии преображения космоса, с другой сторо­ны — в ориентации его на ожидание конца свята, свя­занного со вторым пришествием Христа. Но в данном случае мы не делаем это предметом специального анализа. Важно подчеркнуть то, что задачи человека в обустройстве его материального бытия порождают требование к развитию многих добродетелей, которые лишь в относительном смысле оказываются связанны­ми с христианской религиозной доктриной. Они раз­виваются как правила поведения человека в том сооб­ществе, к которому он принадлежит, как правила по­ведения, допускающие меру выражения собственных притязаний в зависимости оттого места, которое чело­век занимает в данном сообществе. Отсюда, например, происходит деление купечества на гильдии, мастеров на цехи, в которых в свою очередь существует жест­кое разделение на мастеров и подмастерьев.

Цеховая организация регламентировала всю соци­альную жизнь людей, занимающихся ремесленным производством. Сюда относятся условия производства, уже упоминавшиеся стандарты качества, регламента­ция времени в течение которого можно было работать (светлое время суток), регламентация стандартов спо­соба производства. Английский ремесленник, напри­мер, не мог производить ткань на французский манер.

Правила внутрицеховой организации жестко рег­ламентировали, на какой период можно брать учеников, сколько их можно иметь и т. д. Понятно, что инсти­тут учеников, подмастерьев, заключал в себе скрытую эксплуатацию. Учеников брали на длительный период, регламентированный в договоре, который заключался мастером с отцом ученика. Отец обычно принимал обязательство обеспечивать ученика одеждой, период обучения чаще всего составлял 8 лет. Кроме обучения ремеслу подмастерье должен был демонстрировать почтение к мастеру, беспрекословно выполнять возло­женную на него работу. Мастер обязывался кормить ученика и сформировать у него навыки к ремеслу. Было, однако, много случаев, когда подмастерье так и не становился мастером, в силу того, что не мог купить лицензию, не имея средств для того, чтобы начать самостоятельное производство. Право заниматься ремеслом покупалось у короля, или чаще — у перекупщика, который покупал лицензию на весь вид данного ремесленного производства.

Цехи защищали права своих членов. Например, цех нищих защищал право, касающееся обретения свободы после года жизни в городе, распространяю­щееся на беглых крестьян.

Для цеховой организации также был характерен свой этикет. Он жестко регламентировал поведение людей во время цеховых собраний и во время общих обедов. Обеды, празднества были приняты. Но на них запрещалось напиваться, драться, проливать вина. За все нарушения полагались штрафы. Самым строгим наказанием было отлучение от цеха, что фактически было равнозначно изгнанию из города.

Условия жизни крестьянских общин породили свою собственную мораль. Здесь прежде всего разви­вались принципы коллективной взаимопомощи, ориен­тированные на целесообразное выполнение производ­ственных функций. Помощь со стороны общины тре­бовалась, например, когда нужно было собрать урожай на поле, принадлежащем одному из ее членов. Работа по обработке поля не требовала участия всей общины, но собрать урожай в короткие сроки одному было не­возможно. Это и породило обычай взаимопомощи, в соответствии с которым человек мог попросить своих соседей о помощи в сборе урожая. Такая работа вы­полнялась без всякого специального вознаграждения, и урожай полностью принадлежал тому, в чьем владе­нии находилось поле. Но обратившийся с просьбой о помощи должен был накормить помогающих бесплат­ным обедом. Все это было очень жестко регламентиро­вано обычаями. Взаимопомощь проявлялась также при пожарах, когда потерпевшему всем миром помогали ставить новый дом, при неожиданной потере трудоспо­собности, связанной с внезапной болезнью и т. д. Сель­ская община выработала свои представления о спра­ведливости, связанные с распределением общинных земель в зависимости от количества едоков и трудо­способных в семье. Развитая на базе общинных прин­ципов общежития мораль оказалась настолько сильной, что она долгое время сохранялась в сознании людей даже тогда, когда сельская община интенсивно разла­галась.

В России, где община была очень сильна, сформи­рованные на ее базе принципы морали долгое время абсолютизировались. Они составили основу идеологии народнического движения, а после Октябрьской рево­люции долгое время пропагандировались в связи с развитием колхозного движения. Многим моралистам неоправданно, с нашей точки зрения, казалось, что те принципы социальной защиты, которые, в действитель­ности, должны дать государство и система частного страхования, могут быть обеспечены на основе нефор­мального объединения граждан. Необщинная жизнь на самом деле имеет не только свои привлекательные, но и опасные в нравственном плане стороны. Это ка­сается, прежде всего, подмены индивидуальной ответ­ственности коллективной и отсутствием надежности в обеспечении неотъемлемых прав человека (решение общины может заключать в себе и неоправданный про­извол). Подлинное развитие индивидуальности челове­ка, конечно, требует выхода его мышления за узкие рамки общинного горизонта.

Мораль маргиналов трудно поддается описанию, так как их образ жизни связан с выходом за канон, за самый основной принцип организации средневеково­го общества, который был связан с привязкой правил поведения к территории, к своему графству, королев­ству, общине и т. д. Бродяжничество, по существу, оз­начало утверждение нового типа индивидуальности, выход за отведенное каждому в иерархии сословного общества место. Но перемещались, конечно, не только нищие. Постоянные группы путешествующих лиц со­ставляли бродячие музыканты, артисты, религиозные паломники. Все эти люди рассчитывали на проявление определенного гостеприимства со стороны лиц, посто­янно живущих в городах и сельских поселениях. Они также рассчитывали на определенную степень защи­ты, гарантированную правом и обычаями тех мест, в которых они находились. Обычаи, устанавливающие ответственность перед пришельцем, имели очень боль­шое значение, особенно на ранних этапах развития средневекового общества, в организации жизни кото­рого был очень важен общинный принцип. Община несла ответственность за поступки, совершенные на ее территории. «Если грабитель не был схвачен, то ограбленный человек может показать перед Богом все свое пропавшее, а население и градоправитель, на земле и территории которых было совершено ограбле­ние, должны ему возместить все пропавшее»*.

* См.: Хрестоматия по истории Древнего Востока.— Т. 1.— М, 1980.— С. 155.

Определенную группу перемещающихся лиц со­ставляли также лишенные земельной собственности странствующие рыцари. Они в какой-то степени также выходили за рамки обычных функций, выполнявшихся в производстве рыцарским сословием. Защита нужда­ющихся, совершение подвигов во благо всего обще­ства — стало одним из основных жизненных принци­пов этой группы людей. На этой базе, кроме обычной для средневекового общества добродетели верности развивались добродетели, отражающие черты героичес­кой морали. Это такие добродетели, как храбрость, честь, вежливость, стремление дать защиту нуждающимся.