Совесть и справедливость как первые элементы нравственного самосознания

Особенностью понятийного мышления является такое обобщение действительности, которое выходит за пределы непосредственного эмоционального отношения к ситуации. Человек, например, может отвлеченно анализировать условия проявления различных опасно­стей, не реагируя на саму мысль о таких опасностях бегством или каким-то другим способом. Это позволя­ет отразить процессы, происходящие в окружающем человека мире с более общих позиций, в частности, благодаря наблюдению за животными.

П.А. Кропоткин полагал, что первые представле­ния о справедливости возникают у человека именно на основе заимствования опыта животных. Первобытный человек, очень тесно отождествляющий себя со всей природой, разумеется, видел, что животные одного вида не убивают друг друга и оказывают взаимную поддер­жку во имя сохранения рода. Это, с точки зрения Кро­поткина, и дает основание для моделирования в своей среде отношений взаимопомощи. «Первым зачатком обобщения в природе,— такого еще неопределенного, что оно едва отличалось от простого впечатления,— должно было быть то, что живое существо и его племя не отделены друг от друга»*. Эта обобщающая логика мышления приводит к возникновению представления о справедливости. Оно связывается со стремлением к восстановлению нарушенной из-за неправильных дей­ствий гармонии целого.

* Кропоткин П.А. Этика,— М, 1991.— С. 59.

Данные идеи очень глубоки. Хотя Кропоткин в целом рассуждает с позиций эволюционной этики, он отвергает характерные для большинства представите­лей данного направления представления об инстинк­тивной природе нравственных чувств. Проявление чувства сострадания у человека, конечно, строится не на основе инстинкта. Оно развивается благодаря спо­собности поставить себя на место другого, возникаю­щей за счет творческого воображения. В какой-то сте­пени это свойственно и высокоорганизованным живот­ным, имеющим психику. Детеныши нерпы, например, плачут, когда видят, гибель своей матери. Такое состра­дание обусловлено эволюционно, но это не специаль­ный инстинкт, а неизбежные последствия эволюцион­ного возникновения психической организации. Кропоткин признает это, соглашаясь со взглядом А. Смита, выводящего способность к сочувствию из «умения» поставить себя на место другого*. Д. Юм также пола­гал, что сочувствие происходит из-за того, что человек мысленно ставит себя на место другого. Мы бы только добавили к этому, что «умение» поставить себя на место другого реализуется как независимое от человеческой воли стремление, благодаря непроизвольной модель­ной (гипотезотворческой) активности мозга.

* См.: Кропоткин П.А. Этика.— М., 1991.— С. 287.

При ориентировании на основе идеального образа (ориентирование на основе прямых связей) в поле сигналов мозга проигрывается ситуация будущего дей­ствия. В результате этого появляется возможность да­вать мышцам сигналы разной силы, отвечающие кон­кретному положению субъекта в пространстве и тому результату, который он стремится достичь. Например, для того, чтобы произвести успешный прыжок на жер­тву, нужно оценить расстояние (которое в разных слу­чаях различно) и возможное направление движения жертвы. Данная оценка делается на основе идеальной модели, в которой все реальные отношения не просто отражаются, а именно разыгрываются в сигналах моз­га в отношении к моменту времени, отнесенному в будущее*. Чтобы создать подобную модель, необходимо предварительно отразить существенные, постоянно повторяющиеся свойства пространства и времени, а также создать систему представлений о возможностях собственных действий в этих физических параметрах. В данной интерпретации, собственно, и заключается прорабатывание гипотетических ситуаций нахождения в разных точках пространства, из чего следует и непро­извольное помещение себя в ситуацию другого. Таким образом, преодолевая собственную субъективность во имя успешной ориентации в нестандартных ситуациях действия, существа, наделенные психикой, в определен­ной степени преодолевают и свой эгоизм.

* Такой способ регуляции описан П.Я. Гальпериным. С ним ав­тор как раз и связывает понятие психики (См.: Гальперин П.Я. Введение в психологию.— М., 1976.).

У высших животных такие способности ограниче­ны в силу того, что их мышление в целом не понятий­но, т. е. в силу того, что субъект не выделяет себя из ситуации действия, в которую он вовлечен эмоционально. Вряд ли животное испытывает, например, альтру­истические чувства к своей жертве, в силу того что ситуация в целом подчинена реализации строго опре­деленной цели осуществления успешной охоты. Спо­собности к состраданию, к альтруистическому отноше­нию проявляются у животных лишь тогда, когда в психике не доминирует агрессивная установка.

У человека благодаря понятийному мышлению имеются большие возможности для прояснения ситуации, в которой находится другой. Казалось бы, из этого должна автоматически следовать сильная реакция со­страдания. Однако этого часто не происходит в силу той же самой способности мыслить в понятиях. Так как понятийное мышление предполагает разграничение анализа и действия, эмоции (они-то и толкают нас к действиям) по необходимости приглушаются в мысли­тельном процессе. Более того, они, особенно если речь идет о сострадании, могут сознательно вытесняться в силу того, что прагматические цели бытия зачастую требуют использования другого в качестве средства для собственного успешного существования. Это по­казывает исходную двойственность основания нравственного отношения человека к другому, которое од­новременно и утверждается и устраняется за счет развитых способностей мозговой деятельности. И толь­ко длительный исторический опыт саморефлексии в конце концов позволяет ему прийти к выводу о том, что действие в противоположность с естественной реак­цией сострадания предстает как насилие над собствен­ной природой, как противоречие в работе сознания и подсознания.