Глава двадцать четвертая. ПЛЕННИК

Мариус действительно был пленником. Пленником Жана Вальжана. Сильная рука, которая подхватила его сзади, когда он падал, теряясознание, была рука Жана Вальжана. Жан Вальжан не принимал участия в битве, но и не уклонялся отопасности. Не будь его, некому было бы позаботиться о раненых в этипоследние предсмертные часы. Благодаря ему, вездесущему среди побоища, какпровидение, все, кто падал, были подняты, перенесены в нижнюю залу иперевязаны. В промежутках он заделывал бреши в стене баррикады. Но его рукане поднималась для удара, нападения или даже самозащиты. Он молча спасалдругих. При этом он отделался всего несколькими царапинами. Пули как будтоизбегали его. Если предположить, что его привела в этот склеп жаждасамоубийства, то цели он не достиг. Однако маловероятно, чтобы он задумалсамоубийство, противное законам религии. Жан Вальжан, казалось, не замечал Мариуса в густом дыму сражения; насамом же деле он не спускал с него глаз. Когда выстрел сбил Мариуса с ног,Жан Вальжан бросился к нему с быстротой молнии, схватил его, как тигрхватает добычу, и унес. В этот миг, в вихре атаки, всеобщее внимание было настолько приковано кАнжольрасу и к двери кабачка, что никто не заметил, как Жан Вальжан, неся наруках бесчувственного Мариуса, прошел по развороченной мостовой дворикбаррикады и скрылся за углом дома, где помещался "Коринф". Читатель помнит этот угол, образующий как бы выступ на повороте улицы;он защищал от пуль, от картечи, а также от любопытных взглядов площадку внесколько квадратных метров. Так иногда среди пожара одна какая-нибудькомната остается невредимой, и даже в самых бурных морях, за высоким мысомили в бухте между рифами можно найти тихую заводь. В этом-то закоулкедворика баррикады, в форме трапеции, и умерла Эпонина. Здесь Жан Вальжан остановился, опустил Мариуса на землю и, прислонясь кстене, огляделся кругом. Положение было отчаянное. На время, минуты на две, на три, стена могла послужить прикрытием, нокак вырваться из этого побоища? Ему припомнился тревожный момент, пережитыйим восемь лет назад на улице Полонсо, и способ, каким ему удалось скрытьсяоттуда; тогда это было трудно, теперь - невозможно. Перед ним возвышалсяугрюмый, наглухо запертый шестиэтажный дом, где, казалось, не было другихобитателей, кроме мертвеца, склонившегося головой на подоконник. Справа отнего находилась низенькая баррикада, замыкавшая Малую Бродяжную улицу;преодолеть это препятствие ничего не стоило, но над гребнем ее щетинилисьряды штыков. Там укрылась линейная пехота, стоявшая в засаде по ту сторонуредута. Перелезая через баррикаду, он непременно попал бы под обстрел целоговзвода и, высунув голову из-за стены, стал бы мишенью для залпа шестидесятиружей. Налево от него шел бой. За углом подстерегала смерть. Что делать? Одной только птице удалось бы спастись. Надо было немедленно принять решение. Изыскать способ, найти выход. Внескольких шагах от него шло сражение; по счастью, вся ярость атакующихсосредоточилась на одной цели: двери кабачка; но если какому-нибудь солдату,одному-единственному, вздумалось бы завернуть за угол или напасть с фланга,все было бы кончено. Жан Вальжан взглянул на высокий дом перед собой, на баррикаду направо,затем с отчаяньем, как человек в последней крайности, впился глазами вземлю, точно хотел просверлить ее взглядом. Чем пристальнее он смотрел, тем яснее у его ног начало вырисовываться ипринимать очертания нечто едва уловимое сквозь туман смертной муки, словновзгляду дана власть воплощать желаемое. В нескольких шагах, у подножияневысокой баррикады, которую осаждали и стерегли снаружи неумолимые враги,он заметил плоскую железную решетку вровень с землей, наполовину скрытую подгрудой булыжников. Эта решетка из толстых поперечных брусьев занималапространство около двух квадратных футов. Укреплявшая ее рамка булыжниковбыла разворочена, и решетка словно отделилась от мостовой. Сквозь прутьявиднелось темное отверстие, что то вроде каминного дымохода или круглоговодоема. Жан Вальжан бросился к решетке. Воспоминание о его прежнемискусстве устраивать побеги вдруг молнией озарило его мозг. Он расшвырялкамни, откинул решетку, взвалил на плечи неподвижного, как труп, Мариуса,спустился с ношей на спине, упираясь локтями и коленями, в этот, к счастью,неглубокий колодец, захлопнул над головой тяжелую железную заслонку, которуюснова засыпали сдвинутые им камни, и, наконец, стал ногами на вымощенноеплитами дно на глубине трех метров под землей, - все это было проделано имкак в бреду, с силой титана и быстротой орла, и на все хватило несколькихминут. Жан Вальжан с бездыханным Мариусом на руках очутился в каком-то длинномподземном коридоре. Здесь был глубокий покой, мертвая тишина, тьма. Им вновь овладело чувство, испытанное в тот далекий час, когда он прямос улицы попал за ограду монастыря. Только на этот раз он нес на руках неКозетту, он нес Мариуса. До него едва доносился теперь смутным гулом, где-то над головой,грозный грохот штурма кабачка.

* Книга вторая. УТРОБА ЛЕВИАФАНА *