Глава третья. БРЮНЗО

В средние века о парижских водостоках ходили легенды. В XVI веке ГенрихII предпринял их исследование, но оно ни к чему не привело. Всего сто летназад, по свидетельству Мерсье, клоака еще была предоставлена самой себе ирастекалась, как хотела. Таков был старый Париж, раздираемый смутами, сомнениями и метаниями.Долгое время он вел себя довольно глупо. Позднее 89-й год показал, как городможет вдруг взяться за ум. Но в доброе старое время столице не хваталорассудка, она не умела вести дела как в материальном, так и в моральномотношении и выметала мусор нисколько не лучше, чем злоупотребления. Всеслужило препятствием, все представлялось неразрешимой задачей. Клоака,например, не подчинялась никаким путеводителям. Установить направление вэтой свалке отбросов было так же трудно, как разобраться в переулках самогогорода; на земле - непостижимое, под землей - непроходимое; вверху -смешение языков, внизу - путаница подземелий; под Вавилонскимстолпотворением лабиринт Дедала. По временам сточные воды Парижа имели дерзость выступать из берегов,как будто этот непризнанный Нил вдруг приходил в ярость. Тогда происходилонечто омерзительное - наводнение города нечистотами. Время от временижелудок цивилизации начинал плохо переваривать, содержимое клоаки подступалок горлу Парижа, город мучился отрыжкой своих отбросов. Тут ощущалосьсходство с угрызениями совести, что было небесполезно; это былипредостережения, встречаемые, впрочем, с большим недовольством. Городвозмущался наглостью своих помойных ям и не верил, что грязь снова вылезетнаружу. Гнать ее беспощадно! Наводнение 1802 года - одно из незабываемых воспоминаний в жизнипарижан, достигших восьмидесятилетнего возраста. Грязь разлиласькрест-накрест по площади Победы, где возвышается статуя Людовика XIV; оназатопила улицу Сент-Оноре из двух водосточных воронок на Елисейских полях,улицу Сен-Флорантен из воронки на Сен-Флорантен; улицу Пьер-а-Пуассон изстока на улице Колокольного звона, улицу Попенкур из отверстия под мостикомЗеленой дороги, Горчичную улицу из клоаки на улице Лапп; она заполниласточный желоб Елисейских полей до уровня тридцати пяти сантиметров. В южныхкварталах через водоотвод Сены, гнавший ее в обратном направлении, онапрорвалась на улицу Мазарини, улицу Эшоде и улицу Маре, здесь растеклась насто девять метров и остановилась за несколько шагов от дома, где жил Расин,выказав тем самым уже в XVIII веке больше уважения к поэту, чем к королю.Наводнение достигло наивысшего уровня на улице Сен-Пьер, где грязь подняласьна три фута выше плит, прикрывавших водосточные трубы, а наибольшегопротяжения - на улице Сен-Сабен, где она разлилась на двести тридцать восемьметров в длину. В начале нынешнего века клоака Парижа все еще оставалась таинственнымместом. Грязь нигде особенно не восхваляли, но здесь ее дурная слававызывала ужас. Париж знал кое-что о мрачном подземелье, которое под нимтаилось. Его сравнивали с чудовищным болотом древних Фив, где кишелисколопендры пятнадцати футов длиной и где мог бы окунуться бегемот. Грубыесапоги чистильщиков сточных труб никогда не отваживались ступать дальшеопределенных границ. Недалеко было еще то время, когда телеги мусорщиков, свысоты которых Сент-Фуа братался с маркизом де Креки, выгружалисьпросто-напросто в сточные канавы. Очистку труб возлагали на ливни, которыескорее засоряли их, чем промывали. Рим еще окружал свою клоаку известнойпоэтичностью и называл ее Гемониями; Париж поносил свою и обзывал ее Вонючейдырой. Она внушала ужас и науке и суеверию. Гигиена относилась к Вонючейдыре с таким же отвращением, как и народные предания. Призрак Черного Монахавпервые появился под сводами зловонного стока Муфтар; трупы мармузетовсбрасывали в сточную яму Бочарной улицы; эпидемию злокачественной лихорадки1685 года Фагон приписывал водостоку Маре, широкая воронка которогопродолжала зиять вплоть до 1833 года на улице Сен-Луи, почти напротиввывески "Галантного вестника". Про отдушину водостока на Камнедробильнойулице ходила слава, что оттуда распространялась чумная зараза, загороженнаяжелезной решеткой с острыми концами, торчащими как ряд клыков, она словноразевала на этой роковой улице пасть дракона, изрыгающего на людей адскийсмрад. Народная фантазия связывала мрачную парижскую клоаку со зловещимивидениями преисподней. У клоаки нет дна. Клоака - бездонный адский колодец.Полиции в голову не приходило обследовать эти пораженные проказой недра. Ктоосмелился бы измерить неведомое, исследовать глубины мрака, отправиться наразведку в бездну? Это внушало ужас. Тем не менее нашелся человек, которыйвызвался это сделать. У клоаки появился свой Христофор Колумб. Как-то раз в 1805 году, во время одного из редких наездов императора вПариж, министр внутренних дел, не то Декле, не то Крете, явился на утреннийприем повелителя. На площади Карусели слышалось бряцанье волочащихся поземле сабель легендарных солдат великой Республики и великой Империи; удверей Наполеона толпились герои Рейна, Эско, Адидже и Нила; доблестныесоратники Жубера, Десе, Марсо, Гоша, Клебера; воздухоплаватели Флерюса,гренадеры Майнца, понтонеры Генуи, гусары, на которых смотрели пирамиды,артиллеристы, осыпанные осколками ядер Жюно, кирасиры, взявшие приступомфлот, стоявший на якоре в заливе Зюдерзее. Одни из них сопровождалиНаполеона на Лодийский мост; другие следовали за Мюратом в траншеи Мантуи;третьи обгоняли Ланна по дороге на Монтебелло. Вся армия того времени,представленная здесь отрядом, там взводом собралась во дворе Тюильри,охраняя покой императора: это происходило в ту блистательную эпоху великойармии, когда позади было Маренго, а впереди - Аустерлиц. - Государь! - сказал Наполеону министр внутренних дел. - Вчера я виделсамого бесстрашного человека во владениях вашего величества. - Кто же это? - резко спросил император. - И что он сделал? - Он кое-что задумал, государь. - Что именно? - Осмотреть водостоки Парижа.