Дж. Кришнамурти: восприятие на Западе и восприятие на Востоке

Учение Дж. Кришнамурти, вдохновленное религиозной атмосферой Южной Индии и развитое в диалоге с западными мировоззренческими стереотипами, становится по истине замечательным и уникальным явлением. Получив имя Кришнамурти, означающее «лик Кришны», он воспитывается своей матерью в духе традиций кришнаизма. Заняв место будущего Мирового Учителя в идеологической доктрине Теософского Общества, Кришнамурти уже в раннем возрасте оказывается на Западе, знакомится с культурой Европы и изучает европейские языки. В 1929 году он отходит от теософов и начинает выступать по всему миру, проповедуя свою собственную философию. С этого момента, как отмечает его биограф М. Латьенс, «ощутимо определенное развитие в учении Кришнамурти и в манере речи». [165] На протяжении более чем 50 лет его активная духовная деятельность вызывает неизменный интерес в Индии, Европе, США.

Аксиологический кризис, в котором находится западная культура, начиная с 60-х годов ХХ века, рождает потребность в альтернативном взгляде на устоявшийся образ жизни. Стремление европейцев прикоснуться к еще неизвестным традициям обнаруживает в представителях древнейшей культуры ответную потребность в адаптации своих духовных ценностей к западному обществу. В рамках данного процесса складывается особый феномен «учителей Востока», производящих впечатление одной своей личностью. Мировоззрение индусов «западная аудитория воспринимала сквозь призму представлений о нескольких знаменитых индийских учителях, таких как Вивекананда, А. Гхош, Свами Прадхупада, Махей Махараши»,[166] которые охотно принимали на себя роль индийских святых, активно ищущих последователей. Однако, Кришнамурти, также популярный в это время на Западе, не разделяет подобных воззрений на использование духовных чаяний людей, ибо по собственному опыту он убедился в тщетности и бесполезности таких попыток. Дж. Кришнамурти – мыслитель особого склада с новым видением происходящего. В своих беседах он часто просит не соотносить его учение с какой-либо философской традицией или школой. Его бескомпромиссный отказ от утешения, отречение от роли гуру, организации религиозных или иных обществ, привлечения адептов – важнейшие черты, коренным образом отличающие его от других «учителей Востока». Кришнамурти нельзя считать миссионером на Западе. Он постоянно отмечает, что не проповедует «экзотические восточные идеи, теории или философские системы».[167] Кроме того, целью индийского мыслителя не является «популяризация индийских философских идей», [168] никогда он не выступает с идеей о «великом предназначении Индии». [169]

В силу своей религиозной непредвзятости Кришнамурти пользуется особым уважением, которое оказывают в Индии духовным учителям. Его последователям на родине всегда хотелось считать его индийцем, поскольку он был рожден в индийском теле. Хотя «Кришнамурти не причислял себя какой-нибудь расе или национальности», [170] признавая свое происхождение, отрицает его значение. Индийцам непросто понять религиозного учителя, который не раздает благословления, не стремится иметь последователей, препятствует выражению глубокого почтения к нему, что традиционно является вполне естественным для почитаемого святого. Его индийская аудитория ведет себя более эмоциональна. Часто люди падают ниц, пытаясь коснуться его самого или его одежды. От столь бурного поклонения он приходит в замешательство. Кришнамурти никогда, не скрывает того, что находит подобные проявления неприемлемыми и возмутительными. «Религиозные ритуалы и практики, - сказал однажды К. Д. Неру, - лишенные истинной духовности, являются скорее помехой, чем помощью в переживании учения». [171]

Во взаимоотношении с аудиторией Кришнамурти постепенно развивает особую манеру ведения беседы, что, бесспорно, связано с его отказом быть авторитетом и также со стремлением найти пусть несколько человек, но таких, кто действительно будет заинтересован в попытке разобраться в том, что исследовалось, без предубеждений и искажений. Анализ записей его многочисленных бесед, говорит о том, что он очень резко настроен против необдуманных вопросов и поспешных выводов, и в то же время чрезвычайно вежлив с собеседниками. Обращаясь к спрашивающему «Сэр», Кришнамурти показывает ему, что он должен не просто почтительно слушать, но и непосредственно участвовать в диалоге.

Ведя беседу, Кришнамурти не рассуждает сам собой, но предлагает слушателям совершать совместное исследование. «Вы и ведущий беседу примите участие в совместной исследовательской экспедиции,- отмечает мыслитель, - где каждый находится в постоянном общении с другим, то есть делится с другими, вместе исследует, вместе наблюдает. Так что здесь нет ни учителя, ни ученика; здесь также нет и лектора, которого вы слушаете, соглашаясь или не соглашаясь – что было бы абсурдно». [172] Он любит входить медленно, логически, шаг за шагом в свою философию, провоцируя у слушателя медитативное восприятие. Раскрывая тему диалога, Кришнамурти начинает определение какого-либо понятия с выяснения того, чем это понятие не является. Таким образом, мыслитель добивается от собеседника вовлечения в поиск положительного ответа. Методом подобного изучения можно назвать апофатический подход, когда с помощью отрицания исследователи приходят к положительному ответу.

Одна из любимых метафор Кришнамурти сравнениеведущего беседу с зеркалом, в котором каждый из присутствующих видит себя. Отводя себе роль «зеркала», он делает себя менее значимым, чем его собеседники. «Он отказывается стать нашим гуру; - пишет М. Латьенс, - он не скажет, что надо делать; он просто держит перед нами зеркало, указывая на причину насилия, одиночества, ревности и всех других несчастий, терзающих человечество; он говорит: возьмите это или оставьте». [173] Кришнамурти всегда настаивает на совместном исследовании фактов так «как они есть», а, чтобы такое исследование стало возможным, во время диалогов должна существовать «свобода от предубеждений, свобода от всякой обусловленности, свобода от всякой философии, свобода от всякого верования». [174]

Для понимания Кришнамурти приходится решать труднейшую задачу истолкования его языка, ибо смысл одного и того же термина меняется в зависимости от контекста беседы. Язык выступлений - живой разговорный английский. В своем изложении мыслитель сознательно уклоняется от использования философского словаря или архаических штампов восточных религий. Кришнамурти не закрепляет за понятием четкого и определенного содержания, так как он отрицает саму возможность возникновения в жизни тождественных ситуаций: каждое явление, каждая ситуация и даже один и тот же человек, взятый в разное время, уникальны, поэтому попытка закрепления за ним дефиниций неправомерна. В своей диссертации Е.П. Островская отмечала, что «терминология в каждом конкретном случае модифицируется согласно предмету».[175] Жизнь всегда находится в движении, а понятия и определения статичны. Это делает невозможным непосредственное восприятие реальности. Наши мысли, обусловленные опытом, уводят от реально происходящих явлений к попытке найти им определение в прошлом. Явление, следовательно, всякий раз ускользает от нас. Кришнамурти пытается добиться текучести определений, потому что в противном случае понятия превращаются в «ярлыки», а «если мы имеем дело с ярлыками, то явления для нас исчезает». [176]В языке «своего философствования мыслитель сознательно употребляет одни и те же термины, во взаимоисключающих контекстах («бог и высшая реальность», «бог и другие наркотики»)».[177] Утверждая, что различные слова описывают одну и ту же реалию, он демонстрирует принципиальную несводимость явления к понятию, что позволяет мобилизовать интуитивное восприятие реальности у собеседника. Это помогает мыслителю не дать соскользнуть сознанию слушателя на уровень простого оперирования «ярлыками», а требует в каждый конкретный момент интуитивно улавливать ход рассуждений. Язык философствования Кришнамурти удивительно поэтичен, наполнен различными метафорами, что наряду с ошеломляющей неожиданностью употреблений понятий, требует постоянной бдительности от слушателей. В европейских беседах, он говорит: «Вы привыкли к какой-то конкретной форме или языку, с определенным значением, но ведущий беседу не придерживается данной частной точки зрения. Мы говорили, что описание не есть описываемое, что объяснение – это не само то, что объясняется». [178]

Точно, конечно, невозможно установить, кто посещает его беседы, но часто собирается до нескольких тысяч человек, поэтому арендуемые залы не всегда могут вместить всех желающих. Аудитории, слушающие его по всему миру, были разнообразными, но проблемы, обсуждаемые на них, всегда одинаковые. Кришнамурти считает, что вне зависимости от пола, места жительства, социального статуса, уровня дохода, проблемы, волнующие людей, относятся к категории «общечеловеческих», о них он и старается говорить в своих публичных выступлениях. «Прежде всего, ведущий беседу говорит не как индус, и он не представляет Восток – хотя он и родился в определенном месте и имеет некоторый паспорт. – Отмечал Кришнамурти в одной из своих бесед в Париже. - Наши проблемы – это человеческие проблемы, поэтому они не имеют границ; они не индийские, не французские, не русские, не американские».[179] Утверждается так же взаимосвязь всех мировых проблем и необходимость рассматривать их в комплексе, для того чтобы понять всю полноту жизни, а не некоторые ее фрагменты. «Ваша проблема не отличается от проблем других людей. Все проблемы взаимосвязаны, и если вы сможете понять до конца, целиком, одну проблему, то вы поймете и все остальные». [180]

Безусловно, можно утверждать, что Кришнамурти испытывает особую любовь к Индии и к ее народу, естественно понимает его потенциал, точно так же как и его недостатки. И поэтому, пожалуй, только на родине он говорит о специфических проблемах индийского общества. Дискуссии, в которых участвует несколько человек, задающих вопросы, - излюбленная в Индии форма углубления в изучение философского или религиозного учения. Несомненно, таков наилучший путь к интеллектуальному взаимопониманию, хотя в нем «устранены усилия интуитивного характера, благодаря которым люди лучше усваивают то, о чем говорит Кришнамурти».[181] Самого мыслителя вдохновляют подобные дискуссии. Кришнамурти полностью одобряет присущую индийской манере черту подвергать сомнению все сказанное, поскольку вера, некритичное принятие чужих слов, вызывают у него однозначное отрицание.