Глава 2. Предпринимательская деятельность в средние века (XIV - XVII). 18 страница

Хлопчатобумажная промышленность наращивала свои обо­роты в прямой зависимости от роста вольнонаемного труда, который увеличился с 84 % в 1804 году до 95 % в 1825 году. Высокий процент вольнонаемных рабочих был и в смежных отраслях: шелковом, кожевенном, канатном и полотняном (свободном) производстве. Но капиталистические элементы ис­пытывали значительные трудности в условиях крепостного пра­ва. Вольнонаемный рабочий начала XIX века - крепостной, отпущенный помещиком для добывания оброка. Это явление именно в это время получает широкое распространение. Но промышленность все равно испытывала постоянные затрудне­ния в рабочей силе. В начале 20-х годов XIX века только из Ярославской губернии уходило ежегодно на заработки более 50 тысяч крестьян. Но большинство находило себе работу на стройках, занималось ремеслом, а в промышленности, даже по более поздним данным, оседало не более 2 %. Это, на первый взгляд, странное явление, так как в эти годы вольнонаемный рабочий имел сравнительно высокую оплату труда. В России заработная плата в эти годы была выше, чем в Западной Евро­пе. Гакстгаузен1 еще в 40-х годах XIX века отмечал, что зарпла­та рабочих в России выше, чем в Германии. Дело было в том, что значительную часть этой оплаты рабочий должен был от­давать в виде возраставшего оброка. Свобода российского "вольнонаемного" рабочего была в значительной степени огра­ничена, это не стимулировало интерес к заработку и добросове­стному труду, более свободным такой рабочий чувствовал себя на стройках, на промыслах, где меньше контроль.

Тем более, что помещик в любое время мог заставить кре­стьянина бросить работу и возвратиться обратно в деревню. Даже в случае, если помещик и оставлял крестьянина на фаб­рике на весь срок действия паспорта, необходимость возвра­щаться для его возобновления отрывала рабочего-крестьянина от фабрики на столь длительный срок, что по существу была связана с необходимостью приискания нового места работы. Некоторое облегчение в получении паспортов последовало в 1815 году (в столицах) и в 1829 году - по всей стране. Но кре­стьянин не мог без перерыва продолжать работу на фабрике, если это было в интересах помещика.

В первой половине XIX века, кроме противоречий крестьян­ских и купеческих предприятий, была характерной борьба наро­ждающихся в основном из мелких предприятий капитали­стических и старых, более крупных крепостных мануфактур. Крепостные предприятия, как уже отмечалось, делились на вотчинные и посессионные. Вотчинные в первой половине XIX века разорялись, посессионные, принадлежащие верхушке купцов, имели шансы на выживание, но к середине XIX века и они стали исчезать. Больше всего крепостных предприятий было в решающих отраслях: суконно-шерстяной и металлургической. Низкая производительность труда, несмотря ни на какие меры, была особенностью крепостных предприятий. Попытки некото­рых дворян перевести предприятия на вольнонаемный труд не имели успеха: крестьяне трудились вяло и труд их оплачивался дорого. Труд вольнонаемных рабочих со стороны был в 2 - 4 раза производительнее, чем труд крестьян крепостных. Процесс разорения вотчинных предприятий можно проследить на ма­териалах хозяйства Лунина. Суконная фабрика в тамбовском имении Лунина еще в 1820 - 21 гг. приносила 18,5 % прибы­ли. В 1823 - 24 гг. она давала только 13,9 % прибыли, а в 1824 -25 гг. - 2,1 %. Продавалось сукно почти полностью в долг, да и то с большим трудом. "Ныне совершенно продажи сукон нет, - пи­сал в 1824 году приказчик Лунину, - ибо сукны хорошие и тон­кие дешевы, таких у нас и не было, а наши сукны не тонкие, делаются из простой шленской шерсти". В результате Лунину пришлось фабрику закрыть. Прекращает свое существование по этой же причине и часть посессионных предприятий. В суконной промышленности отступление крепостного труда с полной очевидностью сказывается в конце I четверти XIX века. Если в суконной промышленности было лишь 10 % вольнонаемных ра­бочих, то в 1825 году уже 18 %.

В первой половине XIX века сложно протекал процесс раз­вития русской металлургической промышленности, центром которой являлся Урал, где были сконцентрированы основные казенные и частные металлургические предприятия. До рефор­мы 1861 года в горнозаводской промышленности господствовал крепостной труд. Крепостное право, которое помогло Уралу подняться выше европейских стран в производстве металлов в XVIII веке, послужило причиной упадка Урала в пору расцвета капиталистических отношений. К 50-м годам XIX века оно вы­дыхается окончательно, производство чугуна не успевает за по­требностями страны, так как исчерпаны резервы развития. Но­вых горных заводов на Урале возникало мало. Правительство старалось лишь "подновить" старые предприятия, даже пере­оборудование их было не по силам казне.

Во второй четверти XIX века начинается применение паро­вых машин в горной промышленности, но их качество было невысоким и стоили они дорого, поэтому при наличии деше­вого крепостного труда они не получили широкого распростра­нения. Застой на Урале определялся не капитализмом и конку­ренцией, а монополией и владельческим правом. Показа­тельным являлось положение рабочих в оружейной промыш­ленности, например, в Ижевске. От них нельзя было ожидать при плохом содержании высокой производительности труда, поэтому сразу после реформы 60-х годов здесь стали возникать и частные, помогающие казенным предприятиям выполнять важное государственное дело. В 1807 году приписные крестьяне там были заменены непременными работниками, жившими вблизи завода и имевшими небольшой участок земли. Но заво­дская работа для них была основной. Работали они по 12 -13 часов в сутки, были, по сути дела, крепостными. В Положе­нии 1829 года для оружейников и мастеровых Ижевского завода было сказано, что они "имея свои домы и хозяйство, суть заво­дские поселяне с потомками своими, оставаясь всегда при за­воде, с коего иначе не могут быть удалены, как только по суду, за дурное поведение или за тяжкие преступления по представ­лению командира". В 1834 году, после инструкторского осмотра Ижевских заводов, полковник Бакунин докладывал, что "за­водские кузницы темны, холодны и дурно содержатся. Здесь везде снег, двери не запираются, стекол во многих рамах нет, и так холодно, что рабочие должны работать в тулупах". В ноябре 1844 года лейб-медик Сохраничев, посетив Ижевские заводы, в рапорте медицинскому департаменту, писал: "Осматривая кан­тонистов и мастеровых, я нашел у многих грудную часть позво­ночного столба очень изогнутой взад, задний край лопаток, при опущенных вдоль ребер руках, сильно выдавшимся, грудь пло­скую, ключицы выдавшиеся вперед, под ключицами, от изме­ненного положения, глубокие впадины". Низкая зарплата, большие вычеты вынуждали работать, скрывая болезни. Боль­шинство рабочих всю жизнь преследовала бедность. В офици­альных отчетах инспекторов отмечалось, что некоторые масте­ровые получают "...в день по 10 копеек и никакого другого содержания". Многие, сколько бы ни трудились, оставались должниками казны, так как вычеты отнимали иной раз более половины заработка. Такие рабочие, без применения техники из-за дешевизны труда, не только страдали от непосильной работы, но и давали очень низкую производительность труда. Ре­зервы такого развития были исчерпаны к середине XIX века.

В машиностроительной промышленности России, центром которой был Петербург, также накапливались проблемы. Эту отрасль монополизировало государство. Между тем машино­строение требует больших капиталовложений, высокотехни­ческой подготовки мастеров, инженеров, рабочих. Дворянское правительство не имело для этого ни достаточных материальных средств, ни заинтересованности. Творческая мысль народа не встречала поддержки у правительства. "Так, еще за сто лет перед сим, - писал в начале 60-х годов XIX века профессор механики А. С. Ершов, - был у нас на Руси великий механик Кулибин. При других условиях его труды годились бы не для одной кунст­камеры, а, вероятно, имело бы такое значение для России и, мо­жет быть, для всей Европы, как труды Уотта и Фультока... Меха­ников-самоучек рассеяно по лицу русской земли великое множество. Но, к сожалению, немногие из них делаются извест­ными". Царизм предпочитал покупать машины за границей, вме­сто того, чтоб поощрять собственное производство. Обозреватели выставок, которые имели дело только с образцовыми изделиями, вынуждены были заметить (в связи с Московской выставкой 1853 года): "За исключением отличной отделки машин, прислан­ных из С.-Петербургских механических мастерских, мы по всему машинному отделению, в числе частных механических заводов, нашли не более двух или трех, выставленные изделия коих отно­сятся к разряду фабричных... Русские заводы занимаются глав­ным образом починкой иностранных машин". Обозреватели от­мечали неоригинальность большинства конструкций машин, их громоздкость и высокие цены. Русские изделия не выдерживали конкуренции с иностранными.

Военное поражение в Крымской войне заставило правитель­ство обратить большее внимание на развитие машинострои­тельной промышленности, железнодорожное строительство, снизить цены на привозной металл. Логическим продолжением этой политики были ликвидация крепостничества и проведение реформ 60-х годов.

Недостаточность развития российской промышленности была связана не только с объективными обстоятельствами, тормозя­щими ее развитие, но и с экономической слабостью складываю­щейся русской буржуазии. Ее пассивность, низкий культурный уровень не позволяли ей быть инициатором в деле организации технического образования и перестройки промышленности. Ино­странные специалисты уже не удовлетворяли потребностей русской промышленности, не всегда заботились о техническом ос­нащении предприятий; среди них были и просто случайные лю­ди. В таких условиях дворянское правительство принимало спе­циальные меры, чтобы возбудить у фабрикантов интерес к техническим нововведениям. В 1826 году Е. Ф. Канкрин сообщал военному генерал-губернатору Москвы Д. В. Голицыну о неже­лании фабрикантов отдавать своих детей в Технологический ин­ститут. Обращения через газеты и лично не выявили желающих поступать в Технологический институт. Если бы купцы, занима­ясь торговлей и промышленностью, могли бы получать такое же достоинство, как на военной и гражданской службе, они бы с удовольствием оставались бы в своем звании и совершенствова­лись бы в нем. Запланированное в 20-е годы XIX века открытие Технологического института не состоялось, так как купцы не видели необходимости в техническом управлении предприятий, а управляли по старинке. Институт был открыт в 1831 году. Сначала это было среднее техническое учебное заведение, в ко­торое принимались юноши "свободного состояния", едва умев­шие читать и писать. Среди ремесленников, купцов и фабрикан­тов почти не было лиц, имеющих гимназическое образование. Открытие реальных отделений при гимназиях в 30-е годы позво­лило в начале 60-х годов принимать в технические учебные заве­дения лиц только со средним образованием.

Несмотря на небольшие выпуски, вчерашние студенты с трудом находили себе работу. Сами специалисты неоднократно жаловапись на недоверие к ним фабрикантов. В 1837 году в Москве состоялся первый выпуск ремесленного училища. Вос­питанники Технологического института и Московского ремес­ленного училища были первыми представителями технической интеллигенции из третьего сословия. Студентов училищ и уни­верситетов предлагалось освободить от рекрутств (при хорошем аттестате и выплате 500 рублей в казну), не подвергать телес­ным наказаниям. В 30 - 50 годы ставился вопрос о профессио­нальных фабрично-заводских училищах.

В целях более широкого распространения технических зна­ний, знакомства фабрикантов с достижениями отечественной и западной технической мысли с 1836 года правительством были организованы бесплатные публичные лекции по техническим наукам. Публичные лекции слушали фабриканты, купцы, ре­месленники, число посетителей колебалось от 50 до 200 че­ловек. Несмотря на небольшой состав слушателей, лекции спо­собствовали обмену опытом, будили мысль, а иногда и содейст­вовали организации промышленных обществ.

К концу 50-х годов правительство значительно сокращает государственные ассигнования на развитие промышленности и технического образования. С 1 июля 1858 года была прек­ращена государственная оплата губернских механиков, кото­рые теперь переводились на содержание фабрикантов, были сокращены ассигнования на выписку из-за границы образцов разных мануфактурных изделий, перестала издаваться газета "Мануфактурные и горнозаводские известия", выходившая с 1839 года.

В 1859 году московские рисовальные школы были реоргани­зованы в училище технического рисования, названное Строга­новским, в честь первого основателя подобного рода заведения С. Г. Строганова. Проект устава нового учебного заведения был утвержден императором в январе 1860 года. В училище принима­лись лица всех сословий. Ученикам, показавшим отличные успе­хи, после выпуска из училища предоставлялось звание ученого рисовальщика с освобождением от телесного наказания, рекрут­ской повинности и подушного оклада. В России были созданы также школы торгового мореплавания, коммерческие училища. Еще в 1804 году на частные средства было открыто Коммер­ческое училище в Москве с 8-летним сроком обучения. В учи­лище преподавались языки (французский, немецкий, англий­ский), рисование, история, география, статистика, алгебра, гео­метрия, физика, химия, технология, бухгалтерия, товароведение, правоведение, танцы. Успешно окончившие училище станови­лись кандидатами коммерции. Высшим торговым учебным заве­дением была Московская практическая Коммерческая академия, устав которой был утвержден в 1810 году. Это было частное учебное заведение, существовавшее на средства купечества. В 1839 году в Петербурге был открыт Высший Коммерческий пансион. Он содержал небольшое количество учащихся и боль­шой штат преподавателей, был убыточным заведением, и петер­бургское купечество неоднократно обращалось к правительству с просьбой о помощи. В 1856 году Петербургский Коммерческий пансионат "по недостатку средств и малому количеству воспи­танников" был закрыт. Противоречивость развития технического и коммерческого образования отражает противоречивость самого процесса развития промышленности и торговли, а также то, что никакими указами и даже выделением средств образования не внедрить, если само третье сословие не почувствует в нем необ­ходимость. Кроме того, к середине XIX века и казна исчерпала свои возможности механического поддержания образования третьего сословия.

В целом развитие промышленности по-прежнему определяют сильнейшая централизация государственной власти и ее чрез­вычайная активность во всех вопросах. В принципе это попытки развить прежние, в общем-то полезные начинания XVIII века -"петровской эпохи". Но парадокс заключается в том, что чем больше правительство уделяет внимание развитию промыш­ленности, тем хуже она работает (речь идет о казенной, крупной промышленности). И, наоборот, предоставление относительной свободы развитию мелкой крестьянской промышленности Рос­сии дает поразительные успехи в ее развитии и естественном превращении в крупную, которая сама стимулирует снова мел­кую, размещая заказы среди товаропроизводителей. Капитали­стические элементы глубоко проникают в феодальную экономи­ку, способствуют формированию группы промышленников, обладающих существенными экономическими средствами и со­бирающими вокруг себя разрозненное третье сословие. У них появляются общие интересы, организующее начало. I половина XIX века определяется двумя борющимися течениями в развитии промышленности - сохранением черт крепостного хозяйства и законов его жизни, с одной стороны, и развитием новых капита­листических элементов, приспосабливающихся к существующим условиям, с другой, но и диктующих уже более уверенно свои правила игры. Монархия вынуждена учитывать это противо­речие, постепенно трансформируясь из феодальной в буржуаз­ную, приближаясь к пониманию необходимости не деклариро­ванных, а настоящих реформ и преобразований.

В первой половине XIX века появляется и нечто новое в ис­тории российского предпринимательства, более сложные формы экономической деятельности: акционерные компании, биржи, усложнились кредитные отношения.

Соединение отдельных частных капиталов в одном акцио­нерном обществе позволяло вести промышленное или транс­портное строительство в значительно больших размерах, эко­номически укрепляло буржуазию, давало возможности более гибкого экономического развития. Особенности акционерной компании состояли в следующем: основной капитал компании подразделяется на равновеликие доли, владельцы которых могут быть совершенно не связаны друг с другом. Их участие в ак­ционерной компании удостоверялись особыми ценными бума­гами - акциями. Акции могут переходить из рук в руки, но со­ответствующая им часть фонда акционерной компании не подлежит изъятию, пока компания существует. Акционеры имеют право принимать участие в управлении компанией и получать часть прибыли (дивиденды) в соответствии с ко­личеством приобретенных акций.

Как само понятие "акционерные компании", так и принци­пы, на которых они основаны, были известны российскому законодательству с XVIII века.1 Но лишь в начале XIX века это полнило отражение в законах общего характера: например, в 1805 году был опубликован указ, провозглашающий огра­ниченную ответственность акционеров. Этот принцип в Европе окончательно утвердился лишь через полстолетия. Манифест "О дарованных купечеству новых выгодах" (1807) предлагал вести внешнюю торговлю в виде "товариществ", к созданию которых, впрочем, купцы не принуждались. Устанавливалось два рода ку­печеских товариществ: полное и "на вере". Полное предполагало участие в компании со всем своим имуществом, поэтому участник одного торгового дома не мог быть участником другого. Товарищества "на вере" помимо основных "товарищей" прини­мали и других вкладчиков. Последние, в отличие от первых, должны были отвечать за деятельность товарищества лишь сум­мой своих взносов, но они и не принимали какие-либо обяза­тельства от имени торгового дома.

Возможность возникновения акционерной компании преду­сматривалась скорее как исключение, чем как правило. Законо­датели видели в них лишь средство для решения важных государ­ственных дел. Поэтому вопрос о порядке их учреждения в манифесте не затрагивался. В этом были и положительные мо­менты, так как изъятие акционерных компаний из сферы обыч­ной, торгово-промышленной деятельности означало и большую свободу действий, меньше запретов, в частности, участвовать в таких компаниях мог представитель любого сословия, в том числе и дворянство. Участие в них дворян было как бы прямо не связано с торгово-промышленной деятельностью и не роняло их достоин­ства, а их капитал начинал не только тратиться, но и работать.

В начале 30-х годов в процессе кодификации российских за­конов было предусмотрено два вида капиталистических объе­динений: торговый дом и акционерная компания.

До манифеста 1807 года в России существовало только пять акционерных компаний. Три из них возникли в XVIII веке: учрежденная в 1755 году Водолазная компания (по Финскому заливу), открывшаяся в 1782 году Компания по строительству кораблей (в Санкт-Петербурге) и реорганизованная на новых началах в 1799 году Российско-Американская компания. Война в 1812 году прерывает процесс акционерного учредительства, и он возобновляется в 1822 году; после этого акционерные ком­пании начинают учреждаться ежегодно. Правительство привет­ствовало развитие акционирования, и в отчете Департамента мануфактур и внутренней торговли за 1835 год высказывалась надежда, что "таковое умножение частных заведений по всем родам торговой и мануфактурной промышленности, возбуждая движение народных капиталов и представляя легкий способ, по­средством складочных сумм, совершать с выгодою обширные и с значительными издержками сопряженные торговые предприятия, без сомнения, произведет и у нас те же важные улучшения во всех источниках народного богатства, какие мы с удивлением усматриваем в других европейских государствах". Возникшее в 1827 году Первое страховое от огня общество имело "самый бли­стательный успех" из всех акционерных обществ. Его судьба ока­зала серьезное воздействие на весь ход акционерного учреди­тельства в России. Несмотря на значительные отчисления в за­пасной фонд, средний ежегодный дивиденд составил 45 %. Об­щество просуществовало до 1917 года.

Далеко не все вкладчики могли организовать собственное де­ло, но принять участие в акционерных компаниях в принципе оказывалось возможным для всех. Предприниматели получали, наконец, возможность более свободно пользоваться капиталом, их предприимчивость стимулировалась необходимостью вы­плачивать дивиденды вкладчикам. К середине 30-х годов интерес к акционерным компаниям со стороны владельцев капиталов возрос настолько, что эмиссия акций не успевала за спросом. Это привело к значительному росту цен на акции и развитию торгов­ли ими. Используя спрос на акции, учредители стремились со­хранить за собой возможно больше акций при выпуске с тем, чтобы после организации компании использовать их на рынке с прибылью. Имели место попытки учреждения акционерных компаний единственно для создания ажиотажа - для создания спекулятивной продажи акций. Были предприняты меры по уси­лению контроля за учреждением акционерных компаний, однако это уже не смогло предотвратить биржевой крах. Несколько громких банкротств "дутых" акционерных обществ привели к резкому падению спроса на акции; из одной крайности броси­лись в другую. Акции продавались за половину номинала и ме­нее, несколько неудач породили неуверенность у акционеров.

Возникла потребность в новых законодательных актах, регла­ментирующих деятельность акционерных компаний. В 1836 году был принят акционерный закон, в котором были созданы минимально необходимые правовые нормы для развития в стране акционерного предпринимательства. В то же время правитель­ство сохранило эффективные средства воздействия на процесс акционерного учредительства. Каждая компания создавалась по своему уставу, который должен был быть утвержден в прави­тельстве. Концессионная система учредительства стала важ­нейшим рычагом воздействия государства на акционерные компании.^ Это создавало возможности для коррупции - сращи­вания акционерных компаний с бюрократией. Очень скоро в уставах появились отступления от основного закона для учреди­телей. Возможность обхода общего закона заключалась в самой природе устава - подзаконного акта. От таких обстоятельств выигрывала только бюрократия и портились нравы, а россий­ских предпринимателей обвиняли в бесчестности и обмане, неумении законно вести свои дела. В 30 - 50-х годах наблюдал­ся невысокий, но устойчивый темп акционерного устройства. К 1859 году в России было 94 акционерных компаний, но в этом отношении она отставала от стран Запада: во Франции была 131, а в Германии 415 таких компаний.

В целом правительство активно вмешивалось в акционерную деятельность, боялось свободной инициативы акционеров, кото­рые могли выйти из под опеки правительства. Оно хотело дер­жать под контролем процесс промышленного развития страны, чтобы не утратить возможность направлять капиталы по более целесообразным, с точки зрения центральной власти, каналам. Только во второй половине XIX века значительная доля капита­лов акционерных товариществ стала направляться в банки.

Кредитные учреждения в России в I половине XIX века бы­ли призваны, как и в XVIII веке, обслуживать прежде всего государство и дворянство, а не предпринимателей. Банки были преимущественно государственные. Возможность получения денег из казенных банков под невысокие проценты и на дли­тельные сроки позволяла помещикам сохранять феодальные отношения в сельском хозяйстве и промышленности: из народ­ных средств поддерживалось крепостное право, которое народ же и угнетало. Широко субсидируя помещиков, правительство, как правило, отклоняло ходатайства крестьян о выдаче им ссуд для выкупа из крепостной зависимости, опасаясь, что это по­дорвет веру в незыблемость крепостного права. Коммерческий кредит был развит слабо, но больше, чем в XVIII веке. Так бы­ли созданы учетные конторы в Петербурге, Москве и портовых городах, выдававшие купцам ссуды под залог экспортных това­ров. В 1817 году, учитывая потребности страны в кредите для развития промышленности, вместо учетных контор был создан Государственный Коммерческий банк с конторами в Москве, Одессе, Риге, Нижнем Новгороде и других торговых городах. Кредитование купечества и вексельные операции занимали не­значительное место в деятельности банка, зато он щедро выда­вал ссуды помещикам и казне. В 1818 году правительство от­крыло Коммерческий банк в Петербурге и его конторы в крупных городах. Но кредит здесь получали преимущественно горнопромышленники, использующие крепостной труд, а также купцы первой гильдии. Так самодержавие еще в предрефор-менные годы пыталось связать воедино интересы дворянства и крупной буржуазии. В больших городах возникали и частные банки, но их деятельность встречала препятствия со стороны правительства и не получила большого размаха.

Стремление нарядить в казенный мундир частный банкир­ский промысел наиболее ярко проявилось в деятельности кон­тор придворных банкиров в России в I половине XIX века.1 Павел I в 1798 году создал "Контору придворных банкиров и комиссионеров Воута, Велио, Ралля и К°". Эта контора подчинялась непосредственно государственному казначею, кон­тролером от казны был коллежский советник А. И. Васильев. Сначала придворным банкирам было запрещено даже иметь свои собственные финансовые дела, но потом разрешили -чтобы они имели вес в финансовом мире. Впоследствии при­дворные банкиры были или сами из купцов, или родством свя­заны с ними. Царское правительство брало заграничные займы, Гамбург и Лондон являлись основными центрами финансовых операций, связанных с оплатой расходов на военные действия России в Европе. Но расчеты через придворные банковские конторы, особенно при заграничных походах, были очень дли­тельны. Поэтому в 1801 году вышел указ: "...брать векселя у кого для пользы казны за выгодное признает". Таким образом, была подорвана монополия конторы придворных банкиров на осуществление всех заграничных платежей, поставлена под со­мнение безусловная выгодность централизованной казенной системы международных расчетов, и к 1808 году произошло значительное уменьшение роли придворных банкиров во внеш­них расчетах казны. В 1811 году контора придворных банкиров была закрыта, но институт придворных банкиров сохранился. С 1812 года восходит звезда банкирского дома Штиглицев: А. Штиглиц занимал положение придворного банкира вплоть до середины XIX века и стал первым директором учрежденного в 1860 году Государственного банка.

Параллельно развитию реального экономического процесса шел процесс развития экономических идей, значение которых в начале XIX века возросло настолько, будто породило иллюзию, что распространение правильных экономических учений в са­модержавной стране "по манию царя" повернет ее эконо­мическое развитие в европейское русло. Мода на политическую экономию была одним из проявлений новой духовной атмо­сферы. Эта наука проникла в университеты и журналы, ее ста­ли преподавать даже в царской семье. Отечественная война и победоносный поход в Европу утвердили мнение о том, что Россия и ее народ способны при определенных обстоятельствах на многое. Поэтому начинаются поиски оптимального пути развития России, экономические идеи формируются в зависи­мости от политических, и диапазон этих идей достаточно ши­рок: от крепостнического монархизма до активной революци­онности, от консерватизма до реформизма и либерализма. Этот широкий разброс мнений был связан с противоречиями развития России: становление капитализма в крепостнической стране.

Прежде всего интересны идеи либерала и государственного деятеля Н. С. Мордвинова, разрабатывавшего свои планы уско­ренного промышленного развития России. Его сочинения были опубликованы в 10-20 гг. XIX века, в частности, книга "Некоторые соображения по предмету мануфактур в России" (1815). Мордвинов считает, что земледельческая страна может прокормить ограниченное число жителей. "Чтобы население преумножалось, необходимо, чтобы труд находил приложение в новых занятиях и промыслах. Недостаток фабрик в России есть, может быть, главная причина того, что земледелие в ней получило самое малейшее усовершенствование: да и может ли быть оно совершенно, когда нет еще у поселянина порядочных ни орудий, ни сбруи, ни прочных принадлежностей хозяйст­ва?". Кроме того, ввиду климатических условий крестьянин в земледельческой России полгода остается без работы. "В Анг­лии земледелие от того в цветущем состоянии, что там фабрики и ремесла в совершенстве... Без ремесел и рукоделий коснеет и само просвещение, и слабы все связи общежития". Но у Мордвинова есть сомнения по поводу развития свободы меж­дународной торговли; он согласен на нее, если все народы ус­тановят ее одновременно.

На другом полюсе экономической мысли совсем другие рас­суждения: "Главное основание, на коем все прочие мнения ут­верждаются... есть то, что страна, в которой не довольно насе­ления в отношении к занимаемому его пространству, должна единственно благоприятствовать земледелию, а не фабрикам и заводам, и еще менее тем из них, коих первый материал не до­машнего производства".1 Эти высказывания имели поддержку в обществе. Фон Бек в брошюре, изданной в 1814 году, резко высказывался против мысли о преимуществах обрабатывающей промышленности перед земледелием. "Пусть в других странах, которые действительно или мнимо страдают от избытка наро­донаселения, запирают хилые поколения на фабриках или от­сылают их в колонии... пусть там прядут из ваты, хлопка, шелка и даже льна такие тонкие нити, что они получают известную ценность, лишь пройдя через сотни рабочих рук; в России ее здоровый народ еще может беспрепятственно бороздить мать-сырую землю, чтобы добывать из нее нужные для света продук­ты, оставаясь здоровым душевно и телесно".2