Счастье и темп жизни

В предыдущих главах было выяснено, что саморе­ализация личности, способная принести ей подлинное счастье, связана с активным образом жизни. В совре­менных условиях общественного бытия темп жизни все более и более возрастает. В этом смысле условия для самореализации и достижения блага усложняются. Отсюда закономерно возникает вопрос о том, насколь­ко интенсивный характер деятельности отвечает био­логической природе человека, каковы возможности и пределы такой интенсификации.

Известно, что современное производство дает много примеров таких видов труда, которые приносят вред человеческому здоровью, вызывают профессио­нальные заболевания, связанные с односторонними нагрузками, стрессовыми ситуациями и т. д. В связи с этим иногда ставится вопрос об исключении из наше­го образа жизни так называемой абиологической тен­денции. Однако решение этой задачи лишь относи­тельно. Человек никогда не сможет преодолеть про­тиворечие биологического и социального хотя бы потому, что он никогда не откажется от интенсивных видов деятельности, сопровождающихся стрессовы­ми ситуациями, и потому несомненно вредных для здоровья. По-видимому, можно говорить только об определенных этапах разрешения отмеченного про­тиворечия, преодолении конкретных пределов интен­сификации деятельности, выступающих со стороны биологической организации человека, за счет созда­ния искусственных систем, как, например, передачи машинам тяжелого физического труда, некоторых однотипных операций умственного труда и даже ряда функций управленческой деятельности. Но все это, тем не менее, не означает полного разрешения про­тиворечия биологического и социального, представ­ленного в целостной природе человека, поскольку работа с новыми средствами труда и сам процесс их создания требуют развития у каждого человека новых специальных навыков и способностей, приводят к дальнейшей интенсификации труда.

В связи с тем, что развитие общества сопровож­дается созданием новых средств труда и строительством соответствующих условиям их применения в производстве объектов инфраструктуры, искусствен­ная среда обитания человека постоянно расширяется. В результате противоречие между обществом и приро­дой возрастает, а соответственно требуются и большие усилия людей по его разрешению. Усложнение характера производства означает, что общество постоянно выдвигает по отношению к каждому своему члену все более высокие требования. Оно не может отказаться от интенсивных видов деятельности и стремления форсировать развитие личности. Другое дело — такая организация образа жизни, чтобы в нем, по возможно­сти, преодолевались негативные последствия, вызван­ные современными условиями труда и общим уровнем его интенсивности.

При этом важно учитывать не только исходные физиологические, психологические различия людей, но и условия осуществления деятельности, влияющие на конкретные возможности развития активности каждой отдельной личности. Известно, например, что пороги восприятия информации и чувствительности организма значительно повышаются в процессе за­интересованной деятельности. Все системы организ­ма работают в таком случае во взаимном согласии, нервные реакции развиваются по принципу доминан­ты, поэтому меньше сказывается и его общая уста­лость. Преодоление противоречия социального и био­логического, следовательно, может идти не только по пути изменения характера деятельности в смысле сни­жения ее интенсивности, но и по пути обеспечения ее благоприятного психологического восприятия. Это возможно только тогда, когда снимаются моменты от­чуждения, связанные с частичными видами труда, и человек в мотивации поведения так или иначе выхо­дит на контакт со всем обществом. Последнее пред­полагает не просто адаптацию личности к условиям коллективной деятельности, а именно отождествление своей жизни с общественной в высшем нравственном смысле.

Надо сказать, что в определенной степени интен­сивный характер деятельности, конечно, не противо­речит физиологической организации человека. Как физические, так и умственные нагрузки необходимы ему для нормального развития. В специальных иссле­дованиях И.А. Аршавского показано, что именно актив­ность, а не просто получение необходимых продуктов питания является условием физического роста инди­вида. Что же касается интенсивности деятельности, то как раз она определяет у человека более совершенный, по сравнению с животными, энергетический обмен и большую продолжительность жизни. Совершая рабо­ту, скелетные мышцы человека запасают 90% свобод­ной энергии, в то время как у животных, сравнимых с человеком по весу, этот показатель составляет около 40%*. Большое количество свободной энергии, т. е. энер­гии, ненужной для поддержания непосредственных жизненных процессов, определяет возможность всего духовного развития человека и ту роль, которую при­обретает в поведении рациональная мотивация. Сво­бодная энергия, время, освобожденное от процессов поиска пищи и ее переваривания, могут быть потраче­ны на различные интенсивные виды общественной деятельности. Для того же, чтобы правильно распреде­лить время и энергию, требуются социальные ориен­тиры поведения, развитая на их базе способность лич­ности к саморефлексии.

* См.: Аршавский И.А. Приглашение к активности // Знание — сила,— 1984,— № 7.— С. 10- 11.

Интенсивные процессы положительно сказывают­ся на развитии психики. Они обеспечивают необходи­мый уровень напряжения эмоций, что способствует правильной гормональной регуляции развития всего организма. Однако при сверхинтенсивной деятельно­сти как физического, так и умственного характера, наступает стресс. Противоречие между биологическим и социальным проявляется в условиях стресса своей деструктивной стороной.

Во время стресса происходит увеличение мощно­сти всех защитных реакций. Но при этом организм не может получать питания из внешней среды, выжива­ние идет за счет внутренних ресурсов. В момент силь­ного стресса поэтому никогда не хочется есть, а при­нятая пища может попросту не усваиваться. Увеличив­шие свою мощность защитные системы закономерно вступают в противоречие друг с другом, вызывая гор­мональную регуляцию, напоминающую состояние гор­монов в крови пожилого человека. При стрессе поэто­му происходят интенсивные процессы старения, а общие периоды стрессовой реакции удивительно на­поминают стадии жизни, т. е. резкое возрастание сте­пени защиты и работоспособности, затем период относительного постоянства высоких характеристик, хотя они и ниже, чем в момент пика стрессовой реакции (период стабилизации и тренировки), и, далее, период разрушения, связанный с ослаблением защитных сил*. Затянувшийся стресс обязательно переходит в дист­ресс, приводит к необратимым изменениям и даже к смерти. Но и ограниченный во времени стресс вреден во многих отношениях, так как он способствует более быстрому старению, возникновению заболеваний, свя­занных с выходом защитных реакций за их нормаль­ные пределы. С биологической точки зрения, такой механизм является вполне целесообразным. В крити­ческих ситуациях пиковые нагрузки необходимо энер­гетически обеспечивать любой ценой, и выживание за счет частичного разрушения, преждевременного ста­рения здесь вполне оправданно.

* См.: Дильман В.М. Большие биологические часы.— М., 1981.

Но в условиях социальной жизни этот же меха­низм все более выступает не только своими положи­тельными, но и своими отрицательными сторонами. Прежде всего человек в силу самого факта постоянно­го осуществления производственной деятельности по­лучает не кратковременные, а длительные нагрузки, в результате которых стресс часто переходит в дистресс и вызывает преждевременное старение. Кроме того, в производстве человек при интенсификации деятельно­сти чаще всего использует какие-то одни системы сво­его организма, в то время как стресс одновременно приводит в сверхактивное состояние все системы. Наконец, стресс сопровождается такими физиологичес­кими изменениями, которые в повседневной жизни чаще всего и вовсе не нужны человеку, тогда как от­рицательное воздействие на организм они оказывают. Например, при стрессе повышается свертываемость крови, в ней увеличивается уровень холестерина. Это целесообразно опять же лишь в исключительных ситу­ациях, когда есть опасность ранения, кровотечения и совершенно не нужно, если стресс вызван, скажем, интенсивной умственной работой.

Наиболее оптимальным, с точки зрения физиоло­гии, режимом деятельности человека является так на­зываемый режим тренировки, при котором работоспособность поддерживается на высоком уровне, интен­сивность работы постепенно возрастает за счет новых умений и активизации различных систем организма, но стресс как таковой не допускается. Однако с более общих позиций, оценивающих перспективы и цели человеческой жизни не только физиологически, одно­значно сделать вывод о необходимости исключения всякого стресса нельзя. Невозможно отказать челове­ку в праве творческого горения, отбросить дух сорев­новательности, исключить ситуации, когда на карту ставится все, в том числе и собственное здоровье. Сохранение жизненных сил для человека все же не самоцель, а условие для осуществления продуктивных видов общественно ценной деятельности. Активный стресс, несмотря на общий вред для здоровья, раздви­гает пределы биологических возможностей, повышает работоспособность. Было бы негуманно советовать человеку никогда не идти на оправданный риск, хотя, конечно, решиться на это он может только сам. Обще­ство не вправе требовать от человека сверхинтенсив­ной деятельности.

Не исключая полностью стресс как способ интен­сификации деятельности, важно использовать компен­сационный путь искусственного ослабления его вред­ных последствий на организм человека. За счет хими­ческих препаратов можно, в частности, ослабить функции ненужных человеку в условиях современной жизни защитных систем, обеспечить питание организ­ма, минуя те естественные барьеры, которые стресс ставит обычным механизмам усвоения пищи. Интерес­ны также возможности, открываемые изучением гор­мональной регуляции стресса. Полное овладение ее механизмами позволит произвольно вызывать и оста­навливать стресс, что даст возможность временно интенсифицировать деятельность, фактически исклю­чая вредные последствия затянувшихся стрессовых реакций. Так что распространенное представление о том, что природа человека настолько совершенна, что в нее совершенно не нужно вмешиваться искусствен­ным путем, представляется неверным.

Искусственное вмешательство очень важно тогда, когда имеет место так называемый пассивный стресс, связанный с сильными отрицательными эмоциями. Во время него блокируется всякая инициатива, ослабля­ются способности понимания и усвоения информации. Это наиболее вредный для здоровья вид стресса. В при­роде он тоже, видимо, имеет определенное значение, скажем, перед лицом сильного противника лучше со­хранить неподвижность и не предпринимать бесполез­ных действий. В социальной жизни подобный стресс может быть вызван какими-то невозвратимыми неже­лательными изменениями привычной среды, потерей близких, несбывшимися надеждами. Такой стресс вы­зывает длительные негативные эмоциональные реак­ции (следовые реакции), которые часто не могут быть преодолены без специальных лекарств, в силу того, что эти реакции развиваются у человека по принципу доминанты и затрудняют переключение на продуктив­ные виды деятельности.

Длительное время в психологии отрицательно оце­нивались всякие негативные эмоции. Считалось необ­ходимым стремиться избежать их для сохранения нормального самочувствия личности. Современные ис­следования показывают, что вредны не всякие отрица­тельные эмоции, а именно те из них, которые связаны с пассивным стрессом, с ощущением безнадежности*. Правда, такое состояние тоже, по-видимому, имеет свое оправдание. Во время него критически перераба­тывается прошлый опыт, отбрасываются ложные ходы. У животных при этом просто стираются условные реф­лексы. У человека, который не хочет мириться с про­исходящими изменениями, замыкается на прошлых воспоминаниях, используя силу своего воображения, все обстоит гораздо сложнее. Но и у него постепенно происходит перестройка психики, пространство созна­ния как бы расчищается для новой активности. Так что стремление к немедленной ликвидации такого стресса исключительно за счет медикаментозных средств так­же неправильно, так как скорее всего приведет к его немедленному возобновлению после прекращения при­ема этих средств, поскольку задача устранения про­шлых воспоминаний будет в этом случае не выполне­на. Наиболее важно для преодоления такого стресса —все же переключение на новые, достижимые цели де­ятельности.

* См.: Ротенберг B.C., Аршавский В.В. Стресс и поисковая активность // Вопросы философии.— 1978.— №4.— С. 121.

Те же отрицательные эмоции, которые имеют крат­ковременный характер, стимулируют личность к про­дуктивной деятельности, направленной на преодоле­ние трудностей, не являются столь вредоносными. Де­ятельность человека, в которой достигается его благо и обретается счастье жизни, невозможно представить без таких эмоций, так как сила положительного удов­летворения познается в сравнении с отрицательными состояниями.

Счастье, несомненно, представляет определенную итоговую оценку какого-то значительного периода жизни, основанную на саморефлексии, включающей предварительно выработанные перспективные планы жизни и оценки этапов их реализации. Те стрессовые напряжения, которые помогают осуществлению жиз­ненных планов, несмотря на какой-то вред для здоро­вья, компенсируются затем общим удовлетворением от итогов жизнедеятельности.

Ориентация своей жизни на признание со сто­роны потомков, отмеченная нами как третий тип компенсации естественных потенций жизни, требует активного бытия. Но оно в целом не оказывается вредным для здоровья. Наоборот, известный фено­мен болезней достижения, когда человек заболевает сразу же после реализации какой-либо значимой для него цели в силу того, что позволяет себе расслабить­ся, показывает, что выход из так называемого режи­ма тренировки, в котором активность постоянно под­держивается на высоком уровне, является нежела­тельным. Это составляет определенную проблему для лиц пожилого возраста, вызывает стрессы от созна­ния потери своей значимости после выхода на пен­сию, которые усугубляются снижением активности, т. е. развиваются по типу самого нежелательного пассивного стресса. Для преодоления этого необхо­димы уже новые компенсации, которые могут быть связаны с семьей, с содержательными увлечениями, посильным участием в социальной жизни через об­щественные организации.

В целом можно сказать, что человек, сформирован­ный трудом, нуждается в постоянной активности. Отдых необходим ему только как временное состояние и до тех пределов, которые не ведут к детренировке, к отвлечению от основных целей бытия, которые, с на­шей точки зрения, необходимо связаны с продуктив­ной деятельностью, ориентированной на общезначи­мые ценности.

Выводы: (модели нравственного поведения)

· В качестве выводов по данной главе я хочу привести шесть моделей нравственного поведения, которые, на мой взгляд, дают представление о мотивах, обеспечиваю­щих моральное поведение.

· В тех случаях, когда нравственный мотив проявляется наиболее явно, когда он не слит с другими социальными мотивами деятельности, не какая-то внутренняя потреб­ность организма, а внешняя ситуация служит побудите­лем активности. Например, если человек бросается спасать утопающего, он делает это не потому, что заранее испытал некоторое эмоциональное напряжение, схожее, скажем, с чувством голода, а просто потому, что понима­ет или подсознательно чувствует, что последующая жизнь с сознанием невыполненного долга будет пред­ставлять для него мучения. Эта ситуация составляет пер­вую, жертвенную модель нравственного поведения, наиболее далекую от влияния позитивной эмоциональ­ной мотивации. Фактически поведение здесь строится в основном на основе желания избежать сильных негатив­ных эмоций, в том числе таких, которые могут быть даже альтернативой самой жизни. Скажем, человек не совер­шает предательство, даже зная, что он идет на верную смерть из-за того, что идеально представляет себе жизнь с сознанием невыполненного долга как сплошное муче­ние совести. В силу этого он сознательно выбирает смерть, хотя, конечно, дополнительные мотивы, связан­ные, например, с ненавистью к врагу, желанием мести здесь не исключаются. Это, однако, не отменяет самой модели, которая в теоретической абстракции выступает именно как поведение, основанное на желании избежать сильных негативных эмоций морального характера, не допустить мучений совести.

· Однако необходимость совершения подобных самоот­верженных действий относительно редка. Раскрывая суть нравственного мотива, нужно объяснить не только страх мучений невыполненного долга или угрызений со­вести, но и позитивную направленность длительной ак­тивности поведения, неизбежно проявляющегося тогда, когда речь идет о собственном благе. Ясно, что обосно­вание необходимости такого поведения осуществляется не в каких-то чрезвычайных обстоятельствах и для его детерминации нужна не эпизодическая, а долговремен­ная цель.

· Здесь мы можем сформулировать вторую модель нрав­ственного поведения: нравственная мотивация про­граммного характера. Понятно, что человек строит общие планы своей жизни. Иногда он мечтает быть зна­менитым, иногда хочет довольствоваться тихим счасть­ем семейной жизни и материального достатка. Но в лю­бом случае он ориентируется на некоторые критерии, которые показывают, что жить так лучше чем иначе. Нравственные ценности составляют существенную часть этих критериев.

· Третья модель нравственного поведения может быть оп­ределена как сострадание. Сострадание как основа нрав­ственного поведения было решающим в концепциях Д. Юма, П. Кропоткина, А. Шопенгауэра. Последний ви­дел в сострадании исходную клеточку, основу морали, из которой выводятся все другие нравственные отношения. Я считаю, что эта модель действует наряду с другими как относительно самостоятельная основа определенного круга нравственных отношений. Многие мыслители, как я уже говорил, обращали внимание на мысленное помеще­ние себя в ситуацию другого как основу сострадания (Д. Юм, П. Кропоткин). Суть сострадания, таким обра­зом, заключается в том, что, проявляя жалость к другому, человек фактически косвенно жалеет самого себя, пред­полагая возможным, что он в такой же ситуации, как и человек, на которого реально распространяется отноше­ние сострадания. К этому важно добавить то, что такое помещение осуществляется не только за счет возможнос­тей сознания человека, но даже более за счет работы бес­сознательных слоев его психики.

· Следующая, четвертая, модель нравственного поведения может быть представлена как благотворительность, филантропия.

· В эмоциональном плане механизм реализации данной мо­дели нравственного поведения связан с тем, что человек старается избежать тех негативных эмоций, которые по­рождаются в результате способности сострадания. Отсю­да он пытается улучшить ситуацию другого, что может выражаться в отдельном акте помощи или же принимать более общий характер тогда, когда подобная деятельность поощряется обществом, когда ради этого создаются спе­циальные социальные институты. Работа в таких институ­тах для некоторых людей может стать смыслом их жизни. В таком случае данная модель выступает в их поведении в смешанном со второй моделью виде.

· Далее, основой нравственного поведения могут быть об­щие представления о справедливости, развиваемые уже не только на основе морального, но и на основе политичес­кого сознания. Это позволяет говорить о пятой модели нравственного поведения, которая так и может быть названа моделью справедливости.

· В эмоциональном плане нравственное поведение, осно­ванное на идеи справедливости, связано прежде всего с негативными эмоциями, возникающими тогда, когда спра­ведливость нарушается (возмущение несправедливыми действиями или несправедливыми общественными поряд­ками).

· Отношения людей друг к другу отражаются в понятии справедливости в связи с их принадлежностью к некото­рому целому. Вне понимания значения сохранения этого целого в интересах всех, оценка отдельных нравственных действий как справедливых или не справедливых теряет смысл.

· По мере того как индивидуализация личности осознает­ся в качестве все большей и большей ценности, в идеях справедливости также отражаются условия личного бы­тия, необходимые для индивидуального самовыражения. В этой связи уже само общество подвергается оценке с точки зрения того, насколько оно защищает индивидуаль­ные права личности и насколько оно дает возможность для самореализации каждого человека. Однако возмож­ность самореализации каждого всегда соотносится в по­нятии справедливости и с интересами всех, с исходной идеей сохранения целостности и приумножения принад­лежащего всем богатства. В силу этого категория справедливость показывает — до какой степени допустима индивидуализация. Превращение удовлетворения лично­го интереса в единственный критерий ориентации поведения всегда оценивается в нравственном сознании как несправедливое, как эгоизм. Такая оценка вызывает со­ответствующие отрицательные эмоции, которые состав­ляют основу чувства справедливости. Что же касается положительных эмоций, то они, конечно, могут возни­кать по поводу восстановления нарушенной справедли­вости. Но в отличие от удовлетворения обычных пот­ребностей человека, эти эмоции не являются здесь исходными стимулами поведения. Исходным является внешняя ситуация, связанная с нарушением справедли­вости и негодованием по поводу этого. Человек не может сознательно стремиться к восстановлению нарушенной справедливости как к постоянной нравственной цели (даже если это является его профессией, например, у пра­возащитника, адвоката), так как такое стремление кос­венно предполагает его заинтересованность в том, чтобы справедливость постоянно нарушалась. Это не может быть нравственной целью. Таким образом, и в случае мо­дели нравственного поведения, связанного с чувством справедливости, мы имеем дело с самостоятельными мо­тивами, проявляющимися в связи с исполнением и нару­шением нравственных требований, а не в связи с какими-то особыми потребностями человека.

· Последняя, шестая, модель нравственного поведения — благоговение и героизм.

· Отношение отдельного человека к целому, т. е. к обще­ству, в котором он живет, к культурной среде своего оби­тания может выражаться в особом возвышенном чувстве сопричастности высшему бытию. В религиозном созна­нии такое чувство обычно характеризуется как чувство благоговения. По своей природе оно представляет разви­тое до высшей степени сознание уважения и благодарнос­ти. Но это чувство не возникает само по себе. Оно, как и другие социальных чувства человека (например стыд), культивируется специфическими средствами морального воздействия. С формированием чувства благоговения в традиционных системах морали была связана такая доб­родетель, как благочестие. Наличие добродетели говорит о том, что обладание чувством благоговения предписывается человеку как долг. Природа чувства благоговения с точки зрения эмоций человека представляет страх перед богами, превращенный в чувство успокоения, связанное с тем, что все полагаемые обязанности (благодарности, послушания, жертвоприношения) выполняются нормально. Таким образом и в проявлении этого нравственного чув­ства мы сталкиваемся с действием эмоций позитивного и негативного характера, причем негативные эмоции явля­ются первичными. В культуре, построенной на светских идеалах, добродетель благочестия теряет свою роль, но лю­бая культура все равно развивает символику, формирует традиции, заставляющую человека чувствовать сопричастность целому. Так, например, существуют воинские тра­диции подъема флага, почитания знамени части. В обыч­ной жизни функции, развивающие чувства, сходные с чувством благоговения, выполняет сохранение музейных ценностей. Так или иначе люди испытывают определен­ный трепет, наблюдая предметы, которыми пользовались великие ученые, писатели, композиторы, хотя они могут быть самыми обычными предметами, постоянно встреча­ющимися в повседневной жизни. Надругательство нал святынями вызывает у человека желание их защищать. Отсюда рождаются особого рода героические действия, в которых человек наиболее непосредственно отождеств­ляет себя с целым. В отличие от героизма, который может проявляться на основе механизма, рассмотренного в пер­вой модели поведения (не выдавать тайны врагу) и как бы представляет из себя вынужденный героизм, в поведении, ориентированном на сохранение святыни, проявляется позитивная мотивация. Но сама эта мотивация связана с длительным процессом формирования новых социальных чувств человека, в котором подчинение должному, пре­одоление себя, а следовательно — мотивация негативного характера является первичной. В ряде случаев героичес­кое поведение может выступать в смешанном со второй моделью поведения виде, то есть в плане героики как постоянного процесса удовлетворения высших социальных потребностей, связанных со стремлением к престижу и славе. Это наблюдается в особых профессиях, связанных с постоянным риском, который придает эмоциям, связан­ным с творчеством, высшую степень напряжения.

· Проанализировав данные модели поведения, мы стреми­лись показать, что у человека нет какого-то универсально­го нравственного чувства. В каждом конкретном случае поведения на свои лад проявляются эмоции положительно­го и отрицательного знака. Доминирующую роль играют эмоции отрицательного знака, представляющие реакцию на возможное или реальное нарушение нравственных тре­бований. Этим, кстати говоря, объясняется тот факт, что большинство кодифицированных нравственных норм име­ют характер негативного запрещения (не прелюбодей­ствуй, не используй другого, как средство, не лги, и т. д.). Что же касается позитивной мотивации, то она, как уже говорилось, более всего вносится в процесс восприятия нравственных целей бытия со стороны усиления положи­тельного эмоционального восприятия процесса удовлетво­рения всех высших социальных потребностей человека.