Утилитаризм

Утилитаризм предполагает выведение морали из чего-то внешнего в смысле социальных благ, необходимых для удовлетворения материальных и духовных потребностей людей. Он наиболее отвечает так назы­ваемому целесредственному обоснованию морали, в котором мораль рассматривается как путь для дости­жения счастья. Но в отличие от других теорий, в кото­рых также используется данный принцип, например в обычных гедонистических теориях, утилитаризм уже отражает тенденцию разделения общественной и ин­дивидуальной морали. Поэтому он говорит в основном о стремлении к расширению социальных благ, не ка­саясь вопроса о том, как именно индивид собирается пользоваться этими благами. Наиболее явное выраже­ние утилитаризм получает в принципе полезности, сформулированном Бентамом (1748—1832) в книгах «Введение в принципы морали и права» (1789 г.) и «Деонтология, или наука о морали» (1834). Согласно этому принципу, моральная деятельность является оп­равданной, если ведет к достижению наибольшего количества счастья для наибольшего числа людей. Эта теория возникает вместе с развитием капиталистичес­кого общества, скачкообразно увеличившего общее количество производимых материальных благ, подняв­шего потребление на новый качественный уровень.

Однако было бы неверно говорить о том, что тео­рия утилитаризма выражает исключительно эгоистические притязания личности. Речь идет в утилитариз­ме именно об общем счастье, хотя наиболее оптималь­ный путь достижения последнего и видится в том, чтобы каждый человек имел возможность удовлетво­рения своего интереса, достижения именно своего счастья, что при соблюдении определенных моральных правил мыслится как ничуть не противоречащее сча­стью других. Это можно разъяснить следующим обра­зом. Если каждый будет стремиться к своему собствен­ному счастью и если для этого ему будет необходимо так или иначе участвовать в производительной деятель­ности, то есть в том случае, когда удовлетворять свои потребности человек будет иметь возможность только в результате того, что он производит что-то полезное для других, общее количество произведенных благ будет возрастать: вместе с этим будут расширяться и условия обеспечения общего счастья.

Бентам предложил известный принцип подсчета и суммы удовольствия: «Сложите все ценности всех удовольствий, с одной стороны, и все ценности всех стра­даний — с другой. Если баланс будет на стороне удо­вольствия, он дает хорошее стремление действия во­обще относительно интересов этого индивидуального лица...»*. Этот принцип выглядите собственно этичес­ком смысле далеко не безупречным, так как здесь нет качественного различия между страданиями и удоволь­ствиями. Он, например, логически не запрещает рас­суждать в том плане, что если кто-то использовал дру­гого в качестве средства для своего счастья, это могло принести ему страдание. Однако последующее счас­тье было столь длительным и столь интенсивным, что мимолетное страдание не идет с ним ни в какое сравнение. Следовательно, в такой ситуации вполне можно предпочесть личное счастье.

* Бентам И. Избр. соч.— Т. 1.— СПб., 1867.— С. 28.

Для коррекции подобной двусмысленности утили­таризм, наряду с общим принципом стремления к воз­растанию количества счастья, говорит также о необхо­димости соблюдения иных, более частных принципов, таких как принципы Декалога, требование «не навре­ди», представления о справедливости, связанные с идеей защиты основных прав человека. Это делает теорию утилитаризма весьма актуальной для современ­ных этических дискуссий.

Важным пунктом теории утилитаризма является признание того, что для счастья человеку нужно удов­летворять не только какие-то элементарные потребно­сти, но и высшие потребности, связанные с обществен­ным признанием, с чувством собственного достоинства. Эти положения особенно развиты Дж.Ст. Миллем. Он отказывается от принципа количественного подсчета удовольствия, предложенного Бентамом, и подчерки­вает значение качественных определений. Удовлетво­рение чувства собственного достоинства с его точки зрения «до такой степени составляет необходимое ус­ловие счастья, что те люди, в которых оно сильно, не могут даже и пожелать ничего, что противоречит это­му чувству, за исключением разве какого-либо мо­ментального ненормального состояния»*. Для удовлет­ворения высших потребностей, однако, также оказывается необходимым распределение определенных материальных благ, так что исходные принципы утилита­ризма, пытающегося говорить об их справедливом рас­пределении, сохраняются и в отношении удовлетворе­ния высших потребностей.

* Милль Дж.Ст. Утилитарианизм. О Свободе.— СПб., 1900.—

В классическом утилитаризме личные критерии определения того, что именно может привести к возрастанию общего счастья, то есть какой поступок для этого необходимо совершить, не были четко отделены от канонизированных обществом правил поведения, которые утилитаризм также рассматривает в качестве условия достижения большего счастья.

Современный утилитаризм разделяется на два течения, в которых как бы представлены две основные составляющие утилитаристских теорий прошлых лет, то есть оценка отдельного действия в конкретной си­туации с точки зрения принципа возрастания общего количества счастья, и оценка некоторых общественных правил, норм, которые, соответственно, рассматрива­ются как справедливые или несправедливые, в конеч­ном счете,— опять же способствующие или не способ­ствующие возрастанию общего количества счастья.

Первый вариант утилитаризма получил название утилитаризма действия. Он представлен такими мыс­лителями как Дж. Смарт, Т. Спридж, А. Нарвессон. Под действием данный вид утилитаризма понимает каж­дый отдельный поступок, совершаемый в конкретной ситуации. Основным недостатком данного вида ути­литаризма является то, что он принципиально не зап­рещает поступки, способные увеличить счастье, даже в том случае если они нарушают некоторые общепри­нятые правила. «В утилитаризме действия не может быть абсолютных правил против убийства, воровства, лжи и т. д., потому что ситуации различны и различны люди. Таким образом все действия, которые в целом рассматриваются как аморальные, могли бы быть рас­смотрены в утилитаризме действия в качестве мораль­ных или аморальных в зависимости от того, вызовут ли они большее возрастание добра для всех в особен­ной ситуации»*.

* Jacques P. Thiroux, Ethics. Theoty and Practice.— Thirdedition.— N.-Y.: Macmillan Publishing Company, 1986.— P. 44.

В утилитаризме правила, представленном Дж. Эрмсоном, Р. Брандтом, под действием понимаются уже типичные действия, совершаемые в сходных ситуаци­ях, попадающих под действие правил, разрешающих данную ситуацию за счет того, что предлагаются неко­торые образцы или устанавливаются необходимые запреты. Утилитаризм правила оценивает с точки зре­ния возрастания общего счастья законы, вводимые в обществе. Суть дела заключается при этом в том, что­бы оценить какой-нибудь закон не с точки зрения от­дельного случая его употребления, когда он может при­вести и к уменьшению счастья, а именно с точки зре­ния его систематического воздействия на общественную организацию. Философы, работающие в данном направ­лении, полагают, что они преодолевают основной недо­статок классического утилитаризма, заключающийся в преобладании субъективных критериев, ориентирован­ных на гедонизм. Такая методология сочетается с идеей универсализации нравственного деяния, но отнесенно­го именно к выполнению данного закона.

Теория утилитаризма имеет разумные историчес­кие основания. Практический разум показывает, что именно результаты определяют то, за что мы уважаем человека, что обычно никто не действует просто ради демонстрации доброй воли, но — ради желания быть полезным для других, ради того, чтобы достичь соб­ственного счастья и помочь в этом другим, что в зна­чительной степени оказывается взаимосвязанным. Фейербах, несомненно, прав, когда говорит, что мы должны заботиться о наших возлюбленных ради уве­личения нашего собственного счастья. Он только не понимает, что это не охватывает всех ситуаций, в ко­торых совершаются моральные действия. Гедонизм и утилитаризм, конечно, неспособны объяснить поведе­ния, не имеющего основания в собственном интересе. На каких мотивах основывается жертвенное поведе­ние, что означают понятия достоинства, воинской че­сти, патриотизма, представляется трудным понять на основе утилитаризма, так как эта теория старается не использовать высоко абстрактных понятий. Говоря о возрастании счастья как о цели моральной деятельно­сти, утилитаристы затрудняются объяснить то, почему отдельный индивид, действующий на основе частного интереса, должен заботиться о счастье всех в масшта­бах всего общества. В утилитаризме правила такая за­интересованность просматривается, но раскрываемые на основе данной теории мотивы действия индивида в интересах остаются слишком общими, индивид может не воспринимать их на эмоционально-чувственном уровне, думая, например, что правила это, конечно, хорошо, но если он один их когда-то нарушит, от этого с обществом, собственно, ничего не произойдет.

Общее различие между удовольствием и страда­нием также недостаточно для детального объяснения особенностей морального поведения в связи с тем, что: во-первых, есть ситуации, в которых человек решает остаться моральным, несмотря на очевидную боль, ко­торую ему придется испытать, во-вторых,— удоволь­ствие само по себе не столь просто для того, чтобы оно могло быть взято в качестве исходной точки для опре­деления моральности. Что представляет собой удоволь­ствие, а что нет, в действительности, зависит от очень многих факторов и влияний, среди которых — образо­вание, воздействие стереотипов общественного созна­ния, представленных в культуре, и, даже,— влияние самой морали, так как мораль в действительности пе­рестраивает наши чувства. Для римского солдата убий­ство врага доставляло удовольствие, тогда как для приверженца христианской морали убийство — боль, даже если оно вызвано особыми обстоятельствами, которые не оставляют выбора.

Обычные возражения против теории утилитариз­ма заключаются также в сложности определения последствий для других, оценки общего количества сча­стья, в несправедливости этой теории по отношению к отдельным индивидам, так как общее количество сча­стья можно быстрее обеспечить благодаря подавлению чьих-то отдельных интересов, например, допущению таких несправедливых социальных институтов, как рабство. Современные утилитаристы, правда, отвеча­ют на обвинения подобного рода в том плане, что раб­ство просто не может быть приятно тому человеку, который захотел бы использовать его как обществен­ный институт, направленный на увеличение общего блага и на его личное счастье, поэтому такой институт оказывается невозможным для любого человека, стремящегося к возрастанию общего счастья (как своего, так и других). С этим аргументом в общем-то можно согласиться. Однако ситуация берется здесь в заост­ренном виде. В современном обществе, конечно, ни один развитый моральный субъект не согласился бы рассматривать рабство как справедливый социальный институт. Но вопрос, касающийся степени того, на­сколько счастье одних может быть обеспечено за счет других, все равно остается. Он, например, связан с определением степени использования других в каче­стве средства, определением допустимой степени со­циального расслоения общества и т. д. Утилитарный подход, в его классическом виде, собственно, ничего не может дать для ответа на подобные вопросы.

Основным недостатком утилитаризма, по сравне­нию с моральным абсолютизмом, оказывается отсутствие общеобязательного масштаба, задающего авто­ритет нравственного принципа как чего-то безуслов­ного, имеющего ценность в себе самом. Но без такого принципа, несмотря на все возможные оговорки, нрав­ственным авторитетом становится сам индивид, рас­суждающий о собственном благе и благе других. Для практически действующей морали этого оказывается недостаточно. Моральная жизнь как реальный фено­мен, в действительности, существует благодаря влия­нию исторически подтвержденных норм на личные моральные решения. Если же человек допускает воз­можность устанавливать правила для самого себя, ошибки будут неизбежны и непредсказуемы.

Утилитаризм правила является в настоящее время доминирующим, так как он до определенной степени согласуется с получившим широкую поддержку тези­сом о том, что есть такие правила, которые нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах, например, даже тогда, когда в силу некоторых исторических об­стоятельств это может привести к увеличению темпов развития производства, к возрастанию общественного блага. Скажем, нельзя нарушать базовые права чело­века, ограничивать свободу экономической деятельно­сти людей как равноправных участников рыночных отношений. Даже если это и дает временный успех, базовые принципы, основанные на признании демократии как ценности самой по себе, все равно окажутся более полезными в исторической перспективе. Хотя в приведенном рассуждении в конце концов возникает утилитарный критерий, мы тем не менее можем под­черкнуть, что тенденция к пониманию некоторых фун­даментальных правил в качестве абсолютов просмат­ривается даже при утилитаристском подходе. Но это, конечно, относится только к осознанию необходимос­ти существования в обществе некоторых фундамен­тальных правил, а не к интерпретации той цели, ради которой эти правила следует выполнять. В такой ин­терпретации позиции утилитаризма и морального аб­солютизма по-прежнему расходятся радикально.

В утилитарной теории решающее значение имеют практически ожидаемые результаты. Вопрос о том, что будет, если все сделают то же самое, выглядит близким к кантианскому подходу только формально из-за разли­чия объектов, которые подвергаются универсализации. В кантианской теории принцип универсализации про­изводит моральное значение из самого себя, и он в основном, касается моральных мотивов, которые пола­гаются имеющими моральное значение даже вне вся­ких практических результатов. В утилитарной теории моральные мотивы, наоборот, рассматриваются как ценные только в связи с достигнутыми результатами.

Философы, пытающиеся отыскать смыслы мораль­ных понятий в обыденном языке, говорят о том, что наши моральные интуиции, очевидно, противоречат утилитарному принципу. Так Питер Строссон в статье «Свобода и рессантимент», анализируя простые чув­ства нравственного возмущения и условия его локали­зации, связанные, например, с извинениями, приходит к выводу, что все это совершенно противоположно ути­литарному принципу, сводящему моральные практики лишь к технологии успеха. «Речь идет о необходимо возникающем ощущении, что вести разговор в терми­нах одной лишь общественной пользы — значит упус­кать нечто важное в нашем понимании данных прак­тик. Живое существо способно поддерживать свои силы, опускаясь в разветвленную сеть установок и чувств, составляющих существенную часть моральной жизни, представленной так, как мы ее понимаем, они совершенно противоположны объективной установке. Только обращаясь к установкам такого типа, мы сможем исходя из доступных нам фактов раскрыть смысл того, что подразумевается, то есть смысл всего того, что мы имеем ввиду, когда на языке морали говорим о вознаграждении, ответственности, виновности, осуж­дении и справедливости»*.

* Strawson P.S. Freedom and Ressentment.— London, 1974.— P. 22.

Утилитаризм, следовательно, плох не тем, что об­ращает внимание на необходимость достижения счас­тья и рассматривает мораль как средство необходимое для этого. Его беда в том, что мораль при этом не ана­лизируется с точки зрения ее собственной специфики, с точки зрения тех мотивов, которые направлены на уважение других людей, на отношение к каждому дру­гому как абсолютной ценности. Абсолютное по суще­ству полностью устраняется в утилитаризме из сферы морального. Но ведь ясно, что не все средства хороши для увеличения счастья. Очевиден, например, тот факт, что само сознание собственной свободы многие люди отнюдь не готовы обменять на сытую и наполненную удовольствиями жизнь, которая по некоторым критери­ем вполне могла бы рассматриваться как счастливая.