Необходимость теоретического обоснования морали

Обоснование морали — теоретическая процедура, благодаря которой в этике пытаются доказать необхо­димость исполнения моральных требований (часто каких-то определенных) каждым человеком. В отличие от простого познания явлений нравственной жизни, скажем, от описания нравов, процедура обоснования предполагает объяснение того, почему каждый отдель­ный индивид заинтересован в том, чтобы быть нрав­ственным, что дает ему мораль для улучшения каче­ства его жизни. Таким образом процедура обоснова­ния морали претендует не только на то, чтобы доказать, что человек должен быть нравственным (скажем пото­му, что в противном случае он будет осужден обще­ственным мнением, будет испытывать угрызения со­вести), но и на то, чтобы убедить его в том, что он именно хочет быть нравственным.

Так как философия в целом пытается построить знание о всеобщем и бесконечном по типу доказатель­ного естественно-научного знания, которое, однако, имеет дело с ограниченными областями реальности, философские выводы относительно практических воп­росов жизни имеют вероятностный характер. Завер­шить процедуру обоснования морали, поэтому, соб­ственно, нельзя. Тем не менее человеку очень хочется получить убедительные ответы относительно фунда­ментальных вопросов своего бытия, найти веские основания для тех или иных предпочтений в жизни (на­пример — ответить на вопрос о том, что приведет к большему счастью — гедонизм или аскетизм). В силу этого этические теории очень часто претендовали на абсолютность своих выводов, пытались дать убедитель­ное знание о морали с помощью конструирования некоторых метафизических миров, устраняющих отно­сительность в решении жизненно важных вопросов. В то же время другие теории исходили из разумного скептицизма, например, просто предлагали ограничить желания, чтобы не давать предпочтения удовлетворе­нию одному из них (ведь неизвестно, что именно оно является наилучшим). Наиболее сложно обосновать мораль тогда, когда речь идет о жертвенном поведе­нии, о необходимости отдать свою жизнь ради жизни другого человека или ради родины. Те теории, которые пытались обосновать мораль исходя из идеи достиже­ния максимального счастья, всегда демонстрировали несостоятельность в ответах на вопросы, касающиеся объяснения ситуаций, в которых долг повелевает ста­вить интересы выживания рода выше счастья отдель­ного индивида. Другие теории исходили из безуслов­ного приоритета долга и тем самым показывали не­обходимость жертвенного поведения. Однако в них возникали трудности при ответе, вопрос о том, почему же человек должен выполнять этот долг. Наверное, самое общее деление различных этических теорий в подходе к обоснованию морали может быть определено как разделение на телеологические и деонтологические. В телеологических теориях долг играет подчинен­ное значение по отношению к высшему благу. Выпол­нение долга рассматривается как средство достиже­ния блага. В этике Аристотеля, например, требование быть добродетельным подчинено задаче достижения высшего блага. В деонтологических теориях долг име­ет приоритетное значение. Но это наиболее общее деление, конечно, может заключать в себе множество оттенков. Например, долг можно понимать как напол­ненное определенным содержанием требование, кото­рое данный индивид, в данных обстоятельствах воспри­нимает в качестве своего предназначения, опираясь на некоторые моральные интуиции, на историческую тра­дицию, а можно понимать в кантовском смысле, как требование автономной воли, следующее из самого ра­зума на основе мысленной процедуры универсализации своего поведения (определения в результате этого пре­делов поведения, за которыми любое конкретное дей­ствие превращается в эгоизм по отношению к другим).

Процедура обоснования морали развивается в двух основных направлениях. Во-первых, она представлена как попытка вывести мораль из какой-то внешней по отношению к самим нравственным отношениям (соци­альной, биологической, психологической) реальности, например, из задачи стабилизации общества, условий оптимального удовлетворения некоторых базовых по­требностей человека. Это так называемое целесредственное обоснование морали. Второй путь заключает­ся в прояснении смысла самих моральных понятий, выведении их содержания из языкового контекста употребления, из исторических интуиции, а также из способности разума устанавливать для самого себя границы распространения своей свободы. При таком подходе отправной точкой процесса обоснования мо­рали оказывается реальность самих существующих нравственных отношений, непосредственные, заклю­ченные в самом индивиде причины их возникновения, например,— присущее ему чувство сострадания, спо­собности рационального, интуитивного постижения Добра или долга, или же просто апелляция к морали как факту обыденной жизни (некогнитивистские подходы).

Достаточно распространенным утверждением, ка­сающимся пределов теоретического обоснования мо­рали, является идущая от Юма и получающая развитие в аналитической философии (Р. Хеар, Р. Врандт), а так­же в аксиологии (М. Шелер) и прагматизме (Р. Рорти) идея о том, что суждения о должном никаким образом не следуют из суждений о сущем. При этом основания аля некоторой модальности практического нравствен­ного отношения одного человека к другому рассматри­ваются различно (от выражения эмоций говорящего или рациональных желаний до утверждения абсолют­ного царства ценностей). Тем не менее во всех назван­ных подходах утверждается, что при теоретическом Подходе к морали никоем образом нельзя путать деск­риптивные (описывающие реальность) и прескриптивные (предписывающие некоторый образ поведения) суждения. Последние рассматриваются как произволь­ные, или, по крайней мере, выходящие за рамки теоре­тического анализа морали в смысле их конкретного содержания. В качестве задачи метаэтики выдвигает­ся лишь задача логического анализа отношений между нравственными суждениями с точки зрения их проти­воречивости или непротиворечивости. Такой подход приводит к формализму. Ю. Хабермас, критикуя аргу­менты Р. Хеара, называет его подход эмпирическим, он говорит о необходимости отказаться от положения, согласно которому нормативные предложения могут иметь или не иметь силу только в смысле пропозици­ональной истинности. «В повседневной жизни мы свя­зываем с нормативными высказываниями значимостные притязания, которые готовы отстаивать перед лицом критики»*.

* См.: Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие.— М., 2000.— С. 88.

Ряд авторов отмечают, что от самих наших исход­ных пониманий морали зависит и то, будут ли одни суждения противоречить другим или нет (В. Франкена Р. Холмс). Р. Холмс полагает, что привнесение конкрет­ной ценностной позиции в дефиницию морали непра­вомерно. Тем не менее он допускает «возможность включения некоторого реального содержания (напри­мер, ссылки на общественное благо) и представление об источниках морали»*. Такая позиция предполагает выход за пределы логического анализа моральных высказываний, но она, несмотря на стремление к пре­одолению формализма (сам Холмс называет свою по­зицию и позицию В. Франкены субстанциалистской), все же остается слишком абстрактной.

* Холмс Р. Мораль и общественное благо // Мораль и рацио­нальность.— М., 1995.-— С. 67.

Объясняя, почему же индивид все-таки ведет себя как моральный субъект, Р. Холмс говорит: «Тот самый интерес, который побуждает индивида придерживать­ся нормальной и упорядоченной жизни, должен побуж­дать его также создавать и поддерживать условия, при которых такая жизнь возможна»*. Наверное, никто не будет возражать, что подобное определение (и одновременно обоснование морали) разумно. Но оно остав­ляет множество вопросов: например, о том, в чем же все-таки заключается нормальная и упорядоченная жизнь (какие желания можно и нужно поощрять, а какие ограничивать), до какой степени индивид реаль­но заинтересован в поддержании общих условий нор­мальной жизни, зачем, положим, жертвовать жизнью ради родины, если ты сам все равно уже не увидишь ее процветания (вопрос, который задавал Лоренцо Балла).

* Там же.— С. 72.