Должное и сущее

Как уже говорилось, распространенным аргумен­том против теоретического обоснования морали явля­ется утверждение о том, что суждения о должном ни­как не следуют из суждений о сущем, что они просто являются выражением воли произносящего их лица.

Но как часто признают и ученые, пытающиеся ог­раничить функции этики лишь задачами метаанализа,— логическая невозможность процедуры обоснования первого принципа вовсе не означает невозможность выведения морали из некоторого иного, социального или биологического основания (Брандт, допустим, считает, что наиболее глубокие основания наших нрав­ственных суждений можно найти в рациональных же­ланиях). Но, ведь такое выведение морали из чего-то внешнего как раз и будет означать производство неко­торого представления о ценном как должном, необходи­мом для того, чтобы обеспечить, например, устойчивое функционирование общественной системы, поддержать порядок или способствовать развитию тех тенденций, которые приближают желаемое будущее. Это, конечно еще не означает объяснить то, почему каждый отдель­ный индивид должен быть моральным в смысле его собственного поведения. Однако логические основания для утверждения необходимости должного поведения могут быть найдены, скажем, за счет введения соответ­ствующих задачам выполнения некоторых социальных функций определений добра. Например, в аристотелев­ской этике добродетель определяется как соответствие вещи своему назначению. Никакого нарушения логики при подобном определении добродетели и при опреде­лении блага как совершенного порядка не происходит. Мораль при этом, правда, выводится из политики. Но почему, собственно, невозможен подобный способ обоснования морали, откуда берется идея о том, что мораль должна быть обоснована из нее самой и что добро не может быть определено исходя из чего-то внешнего? Это один из вопросов, на который предстоит дать ответ, рас­сматривая проблему обоснования морали.

Известный западный теоретик морали Дж. Ролз строит этику как теорию справедливости. Но он не рассматривает последнюю как исходную категорию, а, наоборот, выводит ее из некоторых базовых ценностей, касающихся не морали, а человеческой жизни в це­лом. На основе этих ценностей конструируется такое общество, которое при данных условиях производства согласились бы принять все. Оно и предстает как спра­ведливое. Мораль выглядит здесь как вполне обосно­вываемая исходя из более общей социальной реально­сти. Запрет перехода от сущего к должному тоже не срабатывает, так как должное выводится из функций социальных институтов, обслуживающих справедливое общество. Правда, это должное опять-таки касается не индивида, а фактически отражает социальную роль. Но никто не сказал, что, обращаясь к некоторой внеморальной реальности (психологии, биологии), нельзя до­казать, почему индивид стремится выполнять отведен­ную ему социальную роль, т. е. почему он стремится поступать как должно. Получается, что вся проблема обоснования морали, точнее, доказательство невозмож­ности ее обоснования логическим путем, вытекает из факта ее абсолютизации, из того, что мораль рассматри­вается как первая и наиболее важная реальность в жиз­ни человека. Если отказаться от этого, логический запрет выведения должного из сущего теряет свой смысл.

Для упрощения понимания логику обоснования морали, предполагающую выведение должного из су­щего, можно сравнить с логикой обоснования целесо­образности выполнения правил дорожного движения. Она может быть представлена следующим образом: 1) безопасность движения автотранспорта обеспечива­ется только при соблюдении определенных скоростных режимов; 2) предельно допустимые скорости движе­ния можно регулировать с помощью дорожных знаков; 3) все участники движения в целях безопасности обя­заны выполнять требования дорожных знаков; 4) вы участник дорожного движения; 5) следовательно, вы должны выполнять требования дорожных знаков. Если взять 3, 4 и 5 пункты данного рассуждения, может по­казаться, что модальность заложена в силлогизме, ар­гументирующем необходимость должного поведения, с самого начала и, действительно, никак не выводится из сущего. Но при рассмотрении всего рассуждения становится совершенно очевидно, что модальность как возможность следует из пункта 2, т. е. из свойств тако­го объекта, каковым является дорожный знак и пред­стает как реальность в пункте 3 постольку, поскольку организаторы дорожного движения решают использо­вать свойства объекта дорожный знак. В морали мо­дальность следует из свойств такого объекта, каковым является моральная норма. То, что моральные нормы возникают в обществе не таким путем, как дорожные знаки, то, что они способны не только стабилизировать все общество в целом, но и поддерживать определен­ные тенденции его развития, поощряя один тип пове­дения и блокируя другой — не меняет сути дела. Они все равно выводятся из определенных сторон сущего. Так что представление о том, что должное никаким образом не следует из сущего, является неверным. В развитии самого сущего проявляются некоторые тен­денции, которые становятся объектом внимания людей, которые вызывают их беспокойство, и потому порожда­ют действия, направленные на блокирование развития данных тенденций. С другой стороны, возможны такие тенденции, которые оцениваются позитивно, которые люди хотят поддержать, обеспечить условия для их приоритетного развития. Это и вызывает противопос­тавление должного сущему, вводит модальность, заклю­ченную в идее воздействия на состояние сущего.

В научном познании общая теория соотносится с фактами через частнонаучные теории, в том числе — теории эмпирического уровня. Обобщение некоторых фактов позволяет сформулировать гипотезу. На осно­ве этой гипотезы производятся новые теории эмпири­ческого уровня. Если они соотносятся с фактами, гипо­теза подтверждается и рассматривается как общая теория. Для того чтобы соотнести подобную логику мышления с вопросом о возможности научного обосно­вания морали, следует прежде всего выяснить статус этики как научной теории. Этические вопросы издав­на привлекали внимание философов и зачастую завер­шали системы философской мысли, так как рекомен­дации этической теории имели значение для самого важного в жизни человека — решения вопросов о смысле бытия и практического поведения. Это значе­ние как раз и порождает иллюзию о том, что этика является предельным уровнем обобщения, общей тео­рией поведения. Отсюда следует утверждение о том, что добро должно быть выведено из него самого, кото­рое сделали Кант, а затем Мур. Но данное положение вещей иллюзия. Этика по своему научному статусу может быть представлена как частнонаучная теория по отношению к общей теории человека и общества. Дан­ное положение доказывается хотя бы таким простым фактом, что в зависимости от выбранного основания (исходного аксиоматического принципа) в качестве эм­пирических теорий может быть логически продуциро­вано множество этик: этика добродетелей, этика долга, теория справедливости, этика сострадания, теория не­насилия... Возможно, каждый способ обоснования морали по существу и воспроизводит свою этику как частнонаучную или эмпирическую теорию. Он, несомнен­но, дает представление о некоторых действительных сторонах нравственной жизни, об особенностях нрав­ственных систем, характерных для тех или иных исто­рических эпох. Но в силу того, что в целях логической последовательности рассуждения, в каждом способе обоснования морали обычно пытаются использовать какой-то один базовый принцип рассуждения, получа­ется неизбежное ограничение.

Я думаю, что только общая совокупность рациональ­ных представлений о морали и психологии человечес­кого поведения в целом способна открыть путь к дей­ствительному обоснованию морали. Но при этом следу­ет учитывать, что поскольку, как уже говорилось, в самой природе философского знания заложена возможность гипотетических выводов, даже в случае соединения всех рациональных подходов обоснование морали не будет исчерпывающим. Думается, однако, что такая неопре­деленность не должна служить доводом против самого рационального обоснования. Многие стороны нрав­ственной жизни мы вполне можем понять рациональ­но. Но человек, конечно, вовлечен в круг отношений, не поддающихся прямому рациональному пониманию. Очень трудно было бы, например, рационально обосно­вать, почему люди хотят иметь детей, почему для них важно оставить о себе хорошую память, почему вообще человеку не безразлично, что о нем будут думать после его смерти. Эти метафизические проблемы могут быть лишь частично обоснованы рационально.

В следующей главе будут рассмотрены основные представленные в истории этической мысли способы обоснования морали. Их анализ позволит увидеть, что каждый из способов не дает исчерпывающего ответа на вопрос о специфике морали. С моей точки зрения, это тем не менее не означает, что мораль нельзя по­нять теоретически. Многозначность просто соответ­ствует вероятностной природе философского знания.

Выводы:

· Обоснование морали — теоретическая процедура, благо­даря которой в этике пытаются доказать необходимость исполнения моральных требований (часто каких-то определенных) каждым человеком. В отличие от простого по­знания явлений нравственной жизни, скажем, от описания нравов, процедура обоснования предполагает объяснение того, почему каждый отдельный индивид заинтересован в том, чтобы быть нравственным, что дает ему мораль для улучшения качества его жизни. Таким образом процеду­ра обоснования морали претендует не только на то, чтобы доказать, что человек должен быть нравственным (ска­жем потому, что в противном случае он будет осужден общественным мнением, будет испытывать угрызения со­вести), но и на то, чтобы убедить его в том, что он именно хочет быть нравственным.

· Достаточно распространенным утверждением, касающим­ся пределов теоретического обоснования морали, является идущая от Юма и получающая развитие в аналитической философии (Р. Хеар, Р. Брандт), а также в аксиологии (М. Шелер) и прагматизме (Р. Рорти) идея о том, что сужде­ния о должном никаким образом не следуют из суждений о сущем. При этом основания для некоторой модальности практического нравственного отношения одного человека к другому рассматриваются различно (от выражения эмо­ций говорящего или рациональных желаний до утвержде­ния абсолютного царства ценностей). Тем не менее во всех названных подходах утверждается, что при теоретичес­ком подходе к морали никоем образом нельзя путать деск­риптивные (описывающие реальность) и прескриптивные (предписывающие некоторый образ поведения) суждения. Последние рассматриваются как произвольные, или по крайней мере выходящие за рамки теоретического анализа морали в смысле их конкретного содержания. В качестве задачи метаэтики выдвигается лишь задача логического анализа отношений между нравственными суждениями с точки зрения их противоречивости или непротиворечиво­сти. Такой подход приводит к формализму. Поэтому ряд авторов пытаются его как-то скорректировать (В. Франкена, Р. Холмс) или вовсе от него отказаться, разведя понятия логической и моральной истины (Ю. Хабермас).

· А. Шопенгауэром была высказана мысль о том, что попыт­ка обоснования морали подрывает фундаментальность ее принципа, что в морали нужно исходить из факта действу­ющей нормы, общепринятых представлений, которые в общем-то всем известны. Этот подход имеет широкую под­держку в современной российской действительности (М.К. Мамардашвили, Ю.Н. Давыдов, Л.В. Максимов).

· Сомнения в возможности теоретического обоснования морали происходят прежде всего из-за того, что практи­чески действующая мораль часто оборачивается по отно­шению к индивиду своими абсолютными чертами. С точ­ки зрения здравого смысла и основанной на нем теории очень трудно объяснить, почему необходимо отдавать жизнь за других. Но тогда очень трудно и придать лично­стный смысл подобному жертвенному поступку лишь на основе научного объяснения того, что это необходимо, скажем, для выживания рода. Однако практика общественной жизни требует таких поступков, и в этом смыс­ле продуцирует потребность усилить нравственные моти­вы, направленные на подобного рода поведение, скажем, за счет, идеи бога, надежды на посмертное воздаяние и т. д. В кризисные периоды развития общества, когда тре­буется массовое жертвенное поведение, когда нет надеж­ды на реальное быстрое улучшение жизни, абсолютные черты нравственности получают базу для своего разви­тия. В эти периоды множатся концепции, в которых доб­родетель начинает рассматриваться в качестве основного мотива поведения, а вознаграждение за нее часто связыва­ется с посмертным воздаянием.