Идеалы просвещения Л. Н. Толстого

Л.Н. Толстой (1828 – 1910). «О народном образовании. Ст. 1, 2», «Воспитание и образование», «Прогресс и определение образования», «Яснополянская школа» (дневники 1850-60-х), «Кому у кого учиться писать: крестьянским детям у нас или нам у крестьянских детей?», «Азбука» (+ «Общие замечания для учителя» в Азбуке). «Ясная поляна» — педагогический журнал, который Л. Н. Толстой издавал и редактировал в 1862 году. В нем были опубликованы многие педагогические статьи Толстого: «О народном образовании», «О методах обучения грамоте», «Проект общего плана устройства народных училищ» и др.

В юности носил на груди потрет Руссо; писал, что «Эмиль» оказал на него сильное влияние. Тоже отрицание культуры, свободное воспитание, но у Руссо «свобода и природа», а у Толстого «свобода и жизнь». Понимает, что «природа» Руссо искусственна. Знакомится с реальной практикой народного образования: путешествует по Германии, Швейцарии, Франции. Вывод: образовательное влияние современной школы незначительно. Школа оторвана от жизни (главный недостаток). «О народном образовании»: ни один мальчик в школах не умел решать, не знал реальной истории, географии, священной истории, орфографии и т.д. Но народ понятлив и цивилизован: имеет правильное представление о политике, пишет с немногими ошибками, рисует и считает. Где же он этому научился? В жизни – в мастерских, публичных библиотеках, кафе, театрах, т.е. бессознательная школа жизни дает все, в сравнении с принудительным обучением. Там, где жизнь поучительна (в больших городах), народ образован, где не поучительна (как в деревнях) – народ не образован, хотя школы и там, и там одинаковы. Т.е. школа должна, если хочет действительно образовывать, слиться с жизнью. Показательные школы с продвинутой педагогической техникой в деревнях – такая же блажь, как родильный дом для деревенских баб, который строят Каренина и Вронский. Тогда как в домах не соблюдается даже простая гигиена. На деньги такой школы можно построить 10 действительно нужных деревенским детям, разделяющих обстановку деревенской жизни. Например, деревенская школа должна быть в избе, а не в отдельном здании. Жизнь – и есть образование, теория образования = теория жизни.

Свобода не в природе, а в жизни. Различает образование и воспитание. Воспитание – принудительное, насильственное воздействие с целью образовать «хорошего» человека; образование – свободное отношение людей с целью приобретать и сообщать сведения. Преподавание (Unterricht) – средство и того, и другого, различие только в насилии, право на которое признает за собой воспитание. Воспитание - «стремление одного человека сделать другого таким же, как он сам». Но разве взрослые лучше, счастливее детей? Нет, они испорчены и несчастны, и поэтому такое формирование людей по образцам неплодотворно, незаконно и невозможно. Церковь, государство, родители – все стремятся воспроизвести себя воспитанием, у них есть на то основания. Но либеральные педагоги, воспитывающие детей «ради их собственного блага», где возьмут эти основания? Дети не хуже них знают, в чем их благо. Пусть идут своим путем. «Общественное воспитание не имеет оснований кроме гордости разума, и потому приносит самые вредные плоды». Если сам воспитуемый есть цель воспитания, то оно бессмысленно. Итак, школа должна отрешиться от принуждения, и давать детям то, что они сами хотят узнать. Яснополянская школа была таким примером образования, вытекающего из жизни и служащего ей. Не было школьной дисциплины: расписания уроков, звонков, наказаний, взыскание за опоздания и уход с уроков. Не было ни книг, ни тетрадок, ни домашних заданий. Ученик «несет только себя, свою предприимчивую натуру и уверенность, что в школе будет сегодня так же весело, как вчера». Толстой считал, что начинать преподавание нужно не с логически простого и абстрактного, а практически-конкретного, жизненного и логически сложного (со встречи Иосифа и братьев, а не определений стола). В Яснополянской школе обучалось 37 детей в возрасте 7-15 лет (32 мальчика и 5 девочек). Ученики были распределены на два класса и далее в каждом классе — на два отделения по возрасту и уровню подготовки. В учебный план Яснополянской школы входили следующие предметы: чтение, письмо, каллиграфия, грамматика, священная история, русская история, математика, беседы по естественным наукам, рисование, черчение, пение и закон Божий. По вечерам Толстой читал с детьми книги («Робинзон Крузо» и др.), рассказывал им о казаках, о Хаджи Мурате, об Отечественной войне 1812 г., о случаях из собственной жизни. Старался пробудить у детей чувство патриотизма, вызвать у них интерес к отечественной истории. Во время прогулок обычно велись беседы и на этические темы. Под его руководством ученики собирали фольклор в деревнях своего уезда, писали рассказы, которые публиковались в приложении к журналу «Ясная Поляна». Занятия нередко проводились в поле, в саду, в парке. Грамоту в этой школе учили за 3-4 недели (в соседних – несколько месяцев). И все же не совсем они свободны (пример с мальчиком-вором: дети могли отнестись к нему по-своему, но отнеслись со взрослой жестокостью, так, как их учили родители и другие взрослые). Принуждение шире, чем кажется на первый взгляд, отмена организованного принуждения только делает более явным другое, неорганизованное, еще более опасное, т.к. незаметное. Например, авторитет учителя был так силен, что Толстой даже радовался редким уходам детей с уроков. Ребенок готов слепо подчиняться, пока в нем не вырастят силу характера, свободы. В «Исповеди» Толстой напишет, что «нельзя учить, не зная, чему учить», и что именно здесь крылся провал его педагогической практики.

Как и у Руссо: свобода понимается как готовый факт, заглушенный принуждением. Устранить последнее – и она зацветет. Принуждение понимается узко и внешне. А нужно искать его не вне ребенка, а в нем самом. Свободу же надо взращивать. Свобода – задание воспитания (Кант).

«О народном образовании» (Напечатана в 1м номере журнала "Ясная Поляна" в 1862). Народ и каждая отдельная личность хочет образования, а правительство и образованный слой общ-ва хотят передать знания и просветить народ, но из этих стремлений ничего не выходит, «народ постоянно противодействует тем усилиям, которые употребляет для его образования общество или правительство». Германия не решается отменить закон обязательности школ, а из школы немцы выносят одно только отвращение к ней. Схожие проблемы во Франции, Англии, США. В России «все школы, даже для высшего сословия, существуют только под условием приманки чина и вытекающих из него выгод», детей отправляют силой, родителей заставляют отдавать детей в школу законом или хитростью. Сопротивление образованию исторически считалось злом. Но «какие имеет основания школа нашего времени учить тому, а не этому, учить так, а не иначе?». Раньше хоть была сила веры в то, чему догматически учили – от изречений Конфуция до Священного Писания. Сейчас учитель сам не знает, что истинно – «нервы» или «душа», что красиво – Вергилий или Дюма, «единственная вера учителя состоит в том, что ничего нет истинного, что все, что существует, то разумно, что прогресс есть добро, а отсталость — зло». Он руководствуется то божественной истиной, то вечными законами разума, то традицией, а чаще всего – ничем. У философии тоже нет ответа, как и чему учить, т.к. любая философия хочет воспитать добродетельного человека, а представления о добродетели так же далеки от единства. Всякая педагогика хочет освободить школу от исторических уз и понять, что нужно человеку «вообще», угадать новые потребности взамен традиционных. Опыт реальных школ принудителен и мучителен для ребенка. Там ему стесняют свободу движения, наказывают линейкой, заставляют говорить на чужом языке и учить непонятные и ненужные вещи. Получается отвращение к учению, насильно вбитые знания тут же вылетают из головы, да и те в школе только наизусть отвечаются, а спросишь вразнобой – получится, что Юлий Цезарь убил Генриха IV, и так во всем. Т.е. школа одуряет. Она не отвечает на реальные вопросы: как сотворен мир? кто был первый человек? что было тому 2000 лет назад? какая земля Азия? какую имеет форму земля? каким образом помножить сотни на тысячи и что будет после смерти? и т. п., да и не позволяет их задать. А всякое учение должно быть только ответом на вопрос, возбужденный жизнью. Школы, устроенные свыше и насильственно, не пастырь для стада, а стадо для пастыря. Школа учреждается не так, чтобы детям было удобно учиться, но так, чтобы учителям было удобно учить (чтобы ребенок был смирным и молчаливым, его же можно будет потом обвинить в неуспехе обучения). Школьное состояние души состоит в том, что все высшие способности — воображение, творчество, соображение, уступают место каким-то другим— страх, напряжение памяти и внимание. Это полуживотное состояние. Воспитание однообразно и потому особенно вредно. Веками школы отвечают на ненужные детям вопросы, а качество образования только падает. Но народ всему учится в жизни – на улицах (см. выше). Там, где жизнь поучительна, как в Лондоне, Париже и вообще в больших городах, народ образован, там, где жизнь не поучительна, как в деревнях, народ не образован, несмотря на то, что школы совершенно одинаковы, как тут, так и там. Образование идет своим независимым от школ путем. В Росси народных школ пока нет. Убедившись, что народное образование в Европе идет ложным путем, то, не делая ничего для нашего народного образования, мы сделаем больше, чем ежели бы мы силой внесли вдруг в него все то, что каждому из нас кажется хорошим. Итак, народ хочет образования, но сопротивляется ему, а критерия педагогической практики нет. Что же делать русской нации? Надо осознать, что образовывающийся должен иметь полную власть выразить свое неудовольствие или, по крайней мере, уклониться от того образования, которое по инстинкту не удовлетворяет его, что критериум педагогики есть только один — свобода. Мы не только не знаем, но и не можем знать того, в чем должно состоять образование народа, не только не существует никакой науки образования и воспитания — педагогики, но что первое основание ее еще не положено, определение педагогики и ее цели в философском смысле невозможно, бесполезно и вредно. Образование и воспитание = исторические факты воздействия одних людей на других; потому задача науки образования есть только отыскание законов этого воздействия одних людей на других. Никаких понятий о добре и зле у нас, в сущности, нет. Сознание добра и зла, независимо от воли человека, лежит во всем человечестве и развивается бессознательно вместе с историей, и молодому поколению так же невозможно привить образованием нашего сознания, как невозможно лишать его этого нашего сознания и той ступени высшего сознания, на которую возведет его следующий шаг истории. Наше мнимое знание законов добра и зла и на основании их деятельность на молодое поколение есть большею частью противодействие развитию нового сознания, не выработанного еще нашим поколением, а вырабатывающегося в молодом поколении, — есть препятствие, а не пособие образованию. Образование есть история и потому не имеет конечной цели. Образование есть та деятельность человека, которая имеет основанием потребность к равенству и неизменный закон движения вперед образования. Мать инстинктом пытается спуститься до ребенка: его взгляда на вещи, до его языка, но закон движения вперед образования не позволяет ей спуститься до него, а его заставляет подняться до ее знания. То же отношение существует между писателем и читателем, школой и учеником, правительством и обществами и народом. Деятельность образовывающего, как и образовывающегося, имеет одну и ту же цель. Задача науки образования есть только изучение условий совпадения этих двух стремлений к одной общей цели, указание на те условия, которые препятствуют этому совпадению. Итак, единственный метод образования есть опыт, а единственный критериум его есть свобода.