Цахариэ

Так же как Велькер, в косвенной связи с нравственным законом развивал начала права и государства Карл Соломон Цахариэ. Он не был ни глубоким мыслителем, ни деятельным политиком; его работы по государственному праву не пролагают новых путей знанию. Но по обширности и основательности сведений, по уму и таланту его можно считать одним из почтенных представителей немецкой учености. Ему принадлежат капитальные произведения по разным отраслям правоведения. Из них по части государственного права первое место занимает известное его сочинение под заглавием "Сорок книг о государстве" ("Vierzig Biicher vom Staate"), которое составляет как бы общий свод всего дотоле выработанного материала политической науки с точки зрения юридического государства. Первое издание этого сочинения вышло в 1824 г.; затем оно явилось в новой переработке в <издании о 1839 по 1843 г>.

Исходною точкою автора служит теория права, существенным признаком которого выставляется физическое принуждение. Из опыта мы знаем, говорит Цахариэ, что существуют общества, называемые государствами, члены которых подлежат физическому принужденно по известным законам. Спрашивается, где основание подобного принуждения или в силу чего люди имеют право принуждать других? В ответе на этот вопрос теоретики расходятся. Одни считают юридический закон отличным от нравственного, хотя и действующим в интересах нравственности; другие, напротив, видят в праве только приложение нравственного закона, насколько последний может быть осуществлен путем принуждения. Но в теории в основание права полагают начало свободы, которое поэтому является здесь коренным определением*. Что же такое свобода и каковы ее свойства?

______________________

* Zachariae К. S. Vierzig Biicher vom Staate. Buch I. Hptst. 1, 2. S. 1-4.

______________________

Свобода вообще есть способность действовать по законам, лежащим в собственной воле человека, независимо от внешних причин. Она разделяется на внутреннюю и внешнюю. Первая как положительное свойство состоит в способности определяться на основании нравственного закона; отрицательно же в независимости от чувственных влечений. Принадлежит ли подобная свобода человеку? По мнению Цахариэ, это такой вопрос, на который невозможно дать теоретическое решение; тут можно только сослаться на нравственное чувство. И если испытующий разум легко заподозрит подобное свидетельство, то все же следует считать глупцом того, кто не ставит себя так высоко, как только возможно себя поставить. Одаренный свободною волею, человек уподобляется Божеству: без этой способности он приравнивается к животным. Если же возразят, что свобода воли противоречит закону причинности, то следует отвечать, что явления нравственного мира далеко не могут быть объяснены сцеплением причин и следствий, подобно явлениям мира физического. Всегда остается нечто такое, что указывает на свободу воли.

Внешняя свобода, с своей стороны, как положительное свойство состоит в способности производить внешние действия, сообразные с внутренними представлениями; а отрицательно в независимости от влияния внешних сил. Она называется естественною, когда человек пользуется ею по закону природы, и юридическою, когда она определяется юридическим законом. Здесь лежит настоящая область права. Через внешнюю свободу человек приходит в соприкосновение с другими людьми; вследствие этого свобода его может быть нарушена последними, и притом двояким образом: посредством телесного и посредством психологического принуждения. Первое есть механическое действие тела на тело, второе - действие на душу представлением зла, следующего за известным поступком. Не всякое, однако, представление угрожающего зла, говорит Цахариэ, может считаться психологическим принуждением. Его нет там, где за представлением следует свободное обсуждение действия и таковое же решение. Нельзя также назвать психологическим принуждением угрозу употребить принуждение физическое, ибо тут первое сводится на последнее. Собственно психологическим принуждением можно назвать только представление зла, независимого от человеческой воли, по которому человек подвергается вследствие неповиновения высшим силам. Оно приложимо единственно там, где человеку уже самым воспитанием внушается известный образ мыслей, подчиняющий его чужому руководству. Такое принуждение действует гораздо сильнее механического, вследствие чего светские власти всегда искали союза с властями духовными. Одно повиновение подкрепляет другое*.

______________________

* Ibid. Hptst. 2. S. 4-14.

______________________

Нельзя не заметить, что такое понятие о психологическом принуждении чисто искусственное. Если веру назвать принуждением, то где же границы внутренней свободы? Признавши принуждение существенным признаком права, Цахариэ нуждался в этом определении для характеристики двух противоположных политических систем: чисто юридической и нравственной, светской и теократической; но через это последней придается несвойственный ей юридический характер. В теократии настолько есть права, насколько употребляется физическое принуждение. Остальное выходит из юридической области.

Цахариэ излагает существо и свойства этих двух систем, на которые, по его мнению, разделяется вся политическая жизнь народов. С точки зрения чисто юридической теории он выводит право из практического разума. Оно вытекает из требования согласить естественную свободу человека с интересом свободы нравственной. На этом основаны следующие юридические законы: 1) естественная свобода каждого лица должна быть согласована с естественною свободою других; вследствие того запрещаются действия, которые могут нарушить чужую свободу. Это - закон правды уравнивающей. 2) Естественная свобода человека должна быть ограждена от нарушения со стороны внешних сил, все равно, происходит ли оно от других людей или от физической природы; а так как отдельному человеку большею частью трудно исполнить эту задачу, то люди должны соединиться для взаимной защиты. Это - закон правды охраняющей. 3) Естественная свобода человека должна быть приведена не только в отрицательное, но и в положительное соотношение с требованиями нравственного порядка, так чтобы действия сообразные с этим порядком влекли за собою увеличение свободы, а действия противные - ее уменьшение; то есть заслуга должна сопровождаться соразмерною наградою, а вина - соразмерным наказанием. Это - закон правды распределяющей. Последний закон находится, однако, в противоречии с первым. Если бы человеку предоставлено было право наказывать все безнравственные поступки других, то юридическая свобода лица совершенно бы исчезла. Поэтому награда и наказание могут быть предоставлены единственно тому, кто имеет на то право в силу первых двух законов, например, главе семейства при воспитании детей или государственной власти в отношении к преступлениям. Вообще, эти три закона имеют неодинаковое значение для человеческих обществ. Только первый предписывает безусловно. Второй же для своего приложения требует особенных соглашений или положительных уставов, ибо им не определяется, кто именно обязан помогать другому. Третий же в своей полноте составляет закон божественной правды; к человеку он прилагается только условно, да и тут он остается лишь идеалом, к которому можно приближаться, но который вечно остается недостижимым для человеческих обществ*.

______________________

* Ibid. S. 1-21.

______________________

Эти ограничения, к которым принужден прибегнуть Цахариэ, не устраняют, однако, противоречия между двумя законами. Если государство, во имя своего права, будет наказывать все безнравственные поступки, то о юридической свободе, конечно, не может быть речи. Если же оно ограничивается наказанием преступлений, то есть нарушений права, то оно вовсе не ставит себе задачею положительное соглашение естественной свободы с требованиями нравственного порядка. Что закон правды распределяющей, в том объеме, как представляет его Цахариэ, не может считаться требованием права, ясно уже из того, что из одного начала не могут вытекать два противоречащие друг другу закона. Божественное правосудие, прилагающее этот закон в его полноте, не имеет никакого отношения к внешней свободе человека. Никогда мы не можем представить себе божественное наказание в виде ограничения прав. С своей стороны юридический закон, когда он устанавливает награды и наказания, делает это отнюдь не в интересах нравственного порядка, а во имя общественного начала. Человек рассматривается здесь как член союза, в котором требуется соразмерность не только в приложении к заслугам и вине, но и в приложении к выгодам и тяжестям. Но для того чтобы исследовать эти отношения, надобно от личного начала возвыситься к общественному, в котором право сочетается с нравственностью; из одного юридического закона этого вывести нельзя. Изучая политическую жизнь народов, Цахариэ видел невозможность объяснить все ее явления одним охранением права, а между тем он в своей теории не выходил из пределов юридического государства. Поэтому он принужден был дать юридическому закону такой объем и поставить его в такое отношение к нравственному порядку, которые ставят его в противоречие с самим собою. Отсюда и совершенно оригинальное изобретение закона правды охраняющей. Ограждение человека от влияния внешней природы очевидно не составляет требования правды. Люди соединяют свои силы для борьбы с внешними препятствиями не во имя справедливости, а во имя общего интереса. И здесь опять это - задача, выходящая из пределов охранения права, хотя несомненно принадлежащая к области государственной деятельности.

Во всех этих противоречиях и несообразностях выражается недостаток философского понимания, который у Цахариэ оказывается на каждом шагу. Так, он утверждает, что все установленные им законы могут быть точно так же выведены и из начала самосохранения, что уже сделано многими, и хотя в последнем случае они не имеют такой обязательной силы, как в первом, однако предпочтение одной теории другой окончательно составляет вопрос веры*. Шаткость основных начал обнаруживается здесь вполне.

______________________

* Ibid. § 25.

______________________

В результате юридическая система характеризуется тем, что, охраняя внешнюю свободу человека, она дает последнему возможность употреблять эту свободу сообразно с нравственным законом, причем, однако, исполнение или неисполнение закона предоставляется собственному его изволению. Теократическая система, напротив, превращает самый нравственный закон в юридический, делая нравственные требования юридически обязательными. Подобная система не может быть оправдана чисто человеческими началами, ибо никто не имеет права посягать на чужую совесть. Она может быть установлена только в силу высшего откровения, которое предписания совести превращает в положительный закон Божий. В таком виде она большею частью и является в истории. В силу этого откровения здесь вполне приложимо психологическое принуждение, и может быть защищаемо также и принуждение физическое. В младенческом состоянии народов такого рода система приносит существенную пользу. Только страхом перед невидимыми силами могут грубые народы быть приучены к гражданскому повиновению. Но эта система имеет тот существенный недостаток, что она вечно должна оставаться неподвижною, как неизменно самое откровение, на котором она основана. Юридическая система, напротив, подлежит изменениям, вследствие чего она более приспособлена к прогрессивному состоянию обществ*.

______________________

* Ibid. § 26-29.

______________________

Эта двоякая точка зрения, юридическая и нравственная, порождает и двоякое воззрение на существо и происхождение государства, а также и на значение и основание государственной власти. Вообще, гражданский порядок противополагается естественному не как действительно некогда существовавшему состоянию людей, а как идее, объясняющей противоположное ей устройство. С точки зрения светской системы право существует и помимо государства; поэтому здесь естественное состояние не представляется как полное бесправие; оно отличается лишь тем, что в нем каждый остается судьею своего собственного права. В государстве, напротив, люди подчинены юридической власти, превышающей всякую другую, а потому имеющей характер безусловного начала. Эта власть представляет собою идею абсолютного; но в этой системе она подлежит некоторым ограничениям: 1) она может употреблять только механическое принуждение; душа человеческая не подлежит ее действию, а потому рядом со светскою властью может стоять другая, независимая от нее власть духовная. 2) Ведомство ее ограничивается приложением юридического закона; нравственные обязанности лежат вне круга ее действия*. Наконец, даже в пределах юридического закона из отношений частных лиц между собою образуется независимый от государства союз, именуемый гражданским обществом. Государство не создает, а только охраняет право, а потому состоит к этому союзу в отношении средства к цели**. Спрашивается, как же согласить абсолютный характер государственной власти с ограничениями, вытекающими из самого существа юридической системы? Очевидно, что в таком государстве должны существовать учреждения, которые заставляли бы правителя ограничивать свою власть исполнением юридического закона. Но, несмотря на это, здесь всегда неизбежны распри и колебания***.

______________________

* Ibid. Hptst. 1. S. 48-53.
** Ibid. Hptst. 2. S. 56.
*** Ibid. Buch II. Hptst. 1. S. 53.

______________________

Совсем другое имеет место в государствах с теократическим характером. С точки зрения нравственной системы состояние природы является состоянием совершенного бесправия. Право, по этой теории, устанавливается единственно в силу откровения. Поэтому здесь не может быть речи о гражданском обществе как независимом союзе. Ведомство государственной власти простирается не только на юридическую, но и на нравственную область. Она может употреблять не одно механическое, но и психологическое принуждение. Одним словом, тут власть вполне и без всяких ограничений представляет собою идею абсолютного. Отсюда большая прочность этих государств. Но что становится тут с личностью и с нравственною свободою человека? Подобная система не что иное, как пантеизм в политической области*.

______________________

* Ibid. S. 53-54.

______________________

Из этого видно, что основание государственной власти в обоих случаях не одинаково. И здесь и там она зиждется не на человеческом произволе, а на юридической обязанности. Теория договора вообще к государству неприложима, ибо если вступление в политический союз для человека обязательно, то этот союз не принадлежит к области договорного права. Договор оставляет лица самостоятельными, здесь же они теряют свою самостоятельность. В сущности, теория договора вносит в государство продолжение естественного состояния; она низводит политический союз в область человеческого произвола*. Но если обе системы, как юридическая, так и нравственная, в основание государственной власти полагают начало обязанности, то они эту обязанность понимают различно. Светская система выводит ее из потребности охранения права и защиты внешней свободы, то есть из начал правды уравнивающей и охраняющей. Теократическая же система выводит ее непосредственно из веры, и главным образом из веры в распределяющее правосудие Божие, которое выражается в будущих наградах и наказаниях**.

______________________

* Ibid. Hptst. 4. S. 73-78.
** Ibid. Hptst. 3. S. 61-64.

______________________

Отсюда вытекает и различный взгляд на полновластие, или на принадлежность государственной власти известному лицу. В обеих системах полновластие, как представляющее идею абсолютного, заключает в себе совокупность всех верховных прав. Облеченный им правитель является властителем народа и верховным собственником земли. Он - лицо безответственное, непогрешимое, священное и неприкосновенное, вездесущее и вечное. Он признается источником всех прав; в отношении к нему подданные имеют только обязанности*. Но с точки зрения светского права ему приписывается еще и другое значение: он является представителем народа как нравственного лица, составленного из совокупности граждан. В этом качестве ему не только присвоены права, но на него налагаются и обязанности. Если воля его считается волею всех, то, с другой стороны, эта воля должна быть сообразна с действительною волею всех. Всякое его действие, нарушающее частное право, влечет за собою требование вознаграждения. Одним словом, вместо безусловного подчинения тут является взаимность**.

______________________

* Ibid. Buch III. Hptst. 1-3.
** Ibid. Hptst. 4.

______________________

Понятно, что и способы приобретения полновластия различны в обеих системах. В теократии оно дается известному лицу или лицам в силу божественного откровения. На это не нужно иного основания, кроме веры. Правитель является здесь представителем Божества на земле, а потому власть его безусловно правомерна*. В светской системе, напротив, нет такого лица или таких лиц, которым полновластие присваивалось бы самим юридическим законом. Здесь для приобретения власти необходимы два условия: 1) обладание фактическою силою, превосходящею всякую другую, ибо без этого нет государственной власти, и 2) всегда справедливая воля. На этом основании полновластие не может по праву принадлежать народу. Народ далеко не всегда обладает достаточною силою и еще менее всегда справедлив в своем хотении. Народ, в смысле нравственного лица, становится народом только через подчинение государственной власти; следовательно, ему не может принадлежать то, чему он одолжен своим бытием. В естественном же состоянии, до соединения в государство, отдельные лица, из которых составляется народ, не имеют власти; откуда же может явиться у них подобное право? Наконец, в каждом данном случае воля народа представляется волею большинства; но разве меньшинство юридически обязано непременно подчиняться даже несправедливым решениям большинства? Одним словом, учение о народном полновластии представляет только видоизмененную форму теории договора; она рассматривает правителя как произвольное создание человека. С другой стороны, однако, если полновластие по праву не принадлежит народу, то оно точно так же не принадлежит никакому другому лицу, ибо ни в ком нельзя предполагать всегда справедливой воли. Следовательно, по светскому праву оно может быть присвоено известному лицу или лицам только условно. К обладанию фактическою силою необходимо, чтобы присоединялось согласие народа. Правление, опирающееся на согласие подчиненных, если не безусловно правомерно, то наименее неправомерно. А так как мнения могут быть различны, то поневоле приходится довольствоваться согласием большинства. Конечно, такое основание было бы недостаточно, если бы государство было созданием человеческого произвола, но так как оно зиждется на юридической обязанности, то в силу необходимости надобно считать большинство голосов достаточным оправданием власти. Согласие может, впрочем, быть явное или молчаливое; оно может выражаться формальною подачею голосов, общественным мнением, наконец, просто безмолвным подчинением. Различие тут не юридическое, ибо дело идет только о доказательстве известного факта. Но право, вообще, крепче, когда оно опирается на явно выраженное согласие народа.

______________________

* Ibid. Hptst. 5. Absch. 1.

______________________

Таким образом, заключает Цахариэ, при сравнении обеих властей оказывается, что полновластие присваивается им на совершенно различном основании. В одном случае оно ставится в зависимость от воли большинства, а потому всегда шатко и изменчиво; в другом случае оно является символом Божества, а потому вечно и неизменно. Как бы мы ни судили о преимуществах той или другой системы, нельзя не признать, что стремление связать полновластие правителя с полновластием Божьим основано на глубокой потребности человеческой природы. С другой стороны, однако, если мы поближе вглянемся в дело, то увидим, что основания обеих властей не так различны, как они кажутся с первого взгляда. Ибо что такое вера, как не известное убеждение общества, то есть своего рода общественное мнение*? Поэтому, несмотря на видимую прочность этого рода правлений, им грозит опасность, как скоро является различие мнений. Кроме того, с ними сопряжена и невыгода другого рода. Духовной власти несвойственно употребление механического принуждения; поэтому она обыкновенно поручает это дело светскому лицу. Но тогда между ними неизбежно возгорается борьба, которая редко кончается победою первой, так как физическая сила не в ее руках**. Там же, где обе власти присваиваются одному и тому же лицу, с течением времени перевес берет или тот, или другой характер***.

______________________

* Ibid. Absch. 2.
** Ibid. Absch. 1. S. 102-103.
*** Ibid. Absch. 3.S. 114.

______________________

При всем том, говорит Цахариэ, людям удалось изобрести такого рода правление, которое совмещает в себе эти два, по-видимому, несовместимые свойства. Это правление есть конституционная монархия. Здесь, с одной стороны, вся власть по праву сосредотачивается в лице короля, с другой стороны, все управление находится в руках других лиц в силу того начала, что король царствует, но не правит. Таким образом, монарх является здесь полновластным представителем Божества; исполнители же зависят от воли народной. Такое устройство, по мнению Цахариэ, имеет в виду соединить совершенство Богом поставленной власти с преимуществами народного правления*.

______________________

* Ibid. S. 114-116.

______________________

Едва ли нужно заметить, что при таком устройстве о полновластии монарха, в смысле абсолютной и неограниченной власти, не может быть речи, и еще менее о том, чтобы эта власть могла распространяться на нравственные обязанности и употреблять психологическое принуждение, как этого требует теократия. Конституционная монархия действительно имеет в виду соединить выгоды монархи с преимуществами народного правления, но это сочетание происходит в пределах чисто светского государства. По теории же Цахариэ она должна согласовать юридическое государство с теократиею, что противоречит ее существу. Надобно притом сказать, что это сочетание является у автора совершенною неожиданностью. Оснований для этого нет никаких, ибо обе системы выставляются у него в самой резкой противоположности, исключая друг друга. В одном случае полновластие ставится в зависимость от личной свободы, в другом случае - от нравственно-религиозного закона. Самые цели их различны: одна имеет в виду охранение права, другая - духовное и физическое благосостояние граждан.

При сравнении этих целей, которые также служат к характеристике обеих систем, Цахариэ безусловно отдает предпочтение светской теории. Хотя многие правительства и мыслители, говорит он, стараются распространить деятельность государства за пределы охранения права, однако подобное расширение его ведомства всегда производится в ущерб свободе и правам лиц. Государство может что-либо дать единственно через то, что оно отнимает у граждан часть их сил и имущества. Когда оно заботится обо всем, граждане привыкают во всем на него полагаться; они отвыкают от всякой самодеятельности, и как скоро они не удовлетворены, в них возбуждается неудовольствие. Из этого стремления вытекают самые фантастические проекты для благосостояния человеческого рода, проекты, которые, вместо того чтобы смотреть на государство как на средство и для достижения человеческих целей, видят в нем самое назначение человека*.

______________________

* Ibid. Buch V. Hptst. 1. S. 146-151.

______________________

И тут, однако, Цахариэ непоследовательно проводит свои начала. Отвергнув заботу о благосостоянии как непосредственную цель государства, он признает ее как косвенную цель в случаях нужды, когда власть могла бы подвергнуться опасности вследствие свободной деятельности лиц. Он допускает и положительное попечение о благосостоянии граждан, когда этим не стесняется их свобода, например, путем поучения. Вообще, говорит он, право и нравственность резче разделяются в науке, нежели в жизни. Строгость начал в приложении может превратиться в педантизм*. Вследствие этого он в государстве видит воспитательное учреждение для культуры и цивилизации**. Но, несмотря на то, окончательно он все-таки признает, что государство, по существу своему, есть зло; не потому, что оно стесняет свободу человека, ибо это делает и право; и не потому, что оно в действительности далеко от идеала, ибо это - участь всего человеческого; а потому, что оно установляет безусловную власть и тем самым является смертельным врагом личной свободы граждан. Отсюда предстоящая правоведению задача: придумать меры для уменьшения по возможности этого зла. Главные такого рода меры следующие: 1) превращение общественных служб и тяжестей в добровольные; 2) принятие на себя народом всех тех дел, которые он может сам успешно исполнять. Всего более этому способствует дух товарищества, сродный преимущественно демократии***.

______________________

* Ibid. S. 151-153.
** Ibid. Hptst. 2.
*** Ibid. Hptst. 3.

______________________

Итак, заключение опять чисто индивидуалистическое. Во всем этом выражается значительная шаткость мыслей. Установив свои начала, противопоставив юридическую теорию нравственной, Цахариэ видел, однако, необходимость выйти из этой противоположности; но в своем умозрении он не находил надлежащей точки опоры, для того чтобы последовательно свести ее к высшему единству, а потому он оставался при колебании. Отсюда странности и скачки, в которых его упрекают критики, но которые, в сущности, вытекают из самого его образа мыслей. В основании он держался индивидуалистической точки зрения, но, изучая политику, он понимал и многое другое, не будучи, однако, в состоянии связать различные элементы государства в одно систематическое целое. Теория Цахариэ представляет нам исход индивидуалистического идеализма и вместе с тем потребность иного, высшего воззрения.

Недостаточность этой теории ясно выражается и в учении о государственном устройстве. Отправляясь от изложенных в основании начал, следовало бы разделить политические формы главным образом на светские и теократические. Вместо того Цахариэ, опять же руководствуясь фактическим изучением предмета, принимает обыкновенное разделение образов правления на монархию, аристократию, демократию и смешанные. Теократия является только подразделением, с одной стороны - патриархальной монархии, с другой стороны - аристократии. Таким образом, в ряду политических форм она занимает совершенно второстепенное место.

Цахариэ подробно и основательно разбирает каждый из этих образов правления, указывая на существенные их свойства, на их выгоды и недостатки. Он ставит вопрос и о совершеннейшем устройстве, но не считает возможным разрешить его безусловно. Этот вопрос, говорит он, имеет значение единственно для светского права, ибо с теократической точки зрения безусловно лучшим должно считаться правление, установленное данным откровением. В светской же системе этот вопрос сводится к тому, какое правление всего более согласуется с юридическою свободою отдельных лиц. В этом отношении нет государственного устройства, которое по самой своей форме могло бы считаться безусловно правомерным. Все дело в том, как оно действует, то есть какие ручательства оно представляет в правомерном употреблении власти. Формы имеют при этом некоторое значение; но еще более зависит от характера и воззрений того народа, к которому они прилагаются. С точностью никогда нельзя определить, в какой степени действие известного государственного устройства зависит именно от его формы. Вообще, доброта правления выказывается в тех средствах, которые оно доставляет гражданам для достижения их счастия. Но так как одни формы не в состоянии их дать, а требуется, кроме того, известный дух народа, то нельзя говорить о безусловно лучшем государственном устройстве. Оно было бы приложимо только к идеальному обществу*.

______________________

* Ibid. Buch XV. Hptst. 3. S. 23 и след.

______________________

Несмотря на то, из всех образов правления Цахариэ отдает предпочтение конституционной монархии, которая соединяет в себе выгоды двух противоположных форм: демократии и самодержавия. При сравнении ее с представительною демократиею он находит в ней следующие преимущества: 1) обе основаны на господстве общественного мнения; но в одной оно является единственным владыкою, в другой оно разделяет власть с монархическим элементом. Последнее выгоднее для государства, ибо общественное мнение, не знающее сдержек, легко может увлекаться и принимать необдуманные решения. Оно изменчиво, подвержено ошибкам и не всегда способно судить об интересах целого. 2) Хотя демократия, соединяя в себе всю полноту власти, не имеет иного врага, кроме самого народа, тогда как конституционной монархии угрожает двоякая опасность: со стороны народа и со стороны монарха, однако и в этом отношении преимущество остается на стороне последней: демократия, во всем полагаясь на один народ, требует от него слишком многого, гораздо более того, что он может дать. Наконец, 3) в обеих формах правление движется борьбою партий, но в демократии борьба идет за самую верховную власть, а в конституционной монархии - только за систему управления. Вследствие этого в первой она принимает гораздо более острый характер*.

______________________

* Ibid. Buch XVIII. Absch. 2. S. 213 и след.

______________________

С другой стороны, конституционная монархия имеет преимущества и перед самодержавием. В последнем, так же как и в демократии, от носителя власти требуется слишком много. Редкий человек может стать в уровень с этими требованиями. Даже когда он сам достоин всякого уважения, то окружающие его легко могут злоупотреблять его доверием, пользуясь его слабостями для достижения своих личных целей. Поэтому в интересах самого монарха необходимы учреждения, предупреждающие злоупотребления власти*. Таковые даются конституционным правлением. Здесь с монарха снимается значительная часть бремени; облегчается его совесть; случайность рождения примиряется с высшими требованиями государства. Здесь неудовольствие обращается не на монарха, который стоит выше партий, а на его министров. При этом устраняется и вредное влияние окружающей среды: высшие места занимают способнейшие люди, пользующиеся доверием общества. А вместе с тем правительство приобретает большую силу, ибо народ охотнее жертвует деньгами и кровью там, где он делает это добровольно. Участие представителей в законодательстве распространяет в народе и уважение к закону, вследствие чего правительство избавляется от необходимости постоянно прибегать к принудительным мерам для поддержания законного порядка. Наконец, кредит в конституционной монархии гораздо шире и прочнее, нежели кредит самодержавного правительства**. Вообще, говорит Цахариэ, конституционная монархия в настоящем своем виде заключает в себе наилучшее устройство власти, до какого дошла наука***.

______________________

* Ibid. Buch XVI. Absch. 1. Hptst. 1. S. 101.
** Ibid. Absch. 3. S. 287-290.
*** Ibid. Buch XIX. Einleitung. S. 229.

______________________

Цахариэ приводит это устройство к двум главным началам: к разделению властей и к парламентскому правлению. Несмотря на то, что в другом месте своего сочинения он признавал полновластие нераздельным и допускал только частные ограничения в практическом приложении отдельных верховных прав*, здесь он прямо строит конституционное правление на взаимном ограничении монархии и демократии как совместных властей**. Вместе с тем он целиком принимает разделение отраслей власти, выработанное публицистами XVIII века, с теми, однако, изменениями, которые внесли в это учение наука и практика XIX столетия. В конституционной монархии, говорит он, три основные власти в государстве - законодательная, исполнительная и судебная отделены друг от друга, то есть находятся в руках различных учреждений. Первая принадлежит народным представителям, ибо закон должен обсуждаться теми, для кого он издается; вторая присваивается монарху, который стоит выше частных интересов; третья, наконец, должна быть возложена на особые органы, ибо ни суд большинства, ни суд князя не дают достаточных гарантий беспристрастия. При таком распределении властей требуется, однако, чтобы разделение не препятствовало их совокупному действию. Это правило относится преимущественно к властям законодательной и исполнительной. Народ через своих представителей установляет законы; монарх через министерство исполняет их. Но если бы эти две отрасли были безусловно разделены, то каждая власть могла бы уподоблять свои права в ущерб целому. Для того чтобы они действовали дружно, необходимо прежде всего, чтобы законы установлялись общим их соглашением. С этою целью королю в конституционной монархии присваивается безусловное право запрета относительно законов. С своей стороны народные представители должны иметь право контроля над действиями правительства. Монарх остается безответственным, но назначенные им министры ответственны перед палатами за свое управление. Народным представителям принадлежит право подавать на них жалобы королю и вчинять против них обвинения перед судом***. Таким образом, каждая из этих двух властей получает влияние на действия другой.

______________________

* Ibid. Buch XV. Hptst. 2. Anh. 1. S. 9.
** Ibid. Buch XIX. Absch. 1. S. 230.
*** Ibid. S. 235-244.

______________________

Согласная их деятельность требует, однако, еще большего. Сочинение двух противоположных элементов в конституционной монархии неизбежно влечет за собою образование в обществе двух противоположных партий: монархической и демократической. Каждая из них может временно получить перевес в обществе, а потому и в представительстве. Если бы правительство действовало наперекор партии, имеющей перевес в собрании, то возгорелась бы борьба между ним и народом. Дружное действие двух властей требует, следовательно, чтобы правительство постоянно шло рука об руку с большинством представительного собрания. А для этого существуют только два средства: или палата должна составляться под влиянием министерства, или министерство должно составляться под влиянием палаты. Но в первом случае от конституционной монархии остается одно название. Следовательно, только второй способ согласен с ее духом*. В этом и состоит то, что называется парламентским правлением.

______________________

* Ibid. S. 231-232.

______________________

Установляя это начало, Цахариэ признает, однако, за правительством право действовать на выборы всеми юридически дозволенными средствами. Непозволительным он считает только физическое принуждение и угрозы физического принуждения. За этими исключениями, все, даже подкуп, обольщение, обман, может, по его мнению, быть пущено в действие как в отношении к избирателям, так и относительно самих представителей. И если возразят, что такое давление правительства грозит опасностью демократическому элементу конституции, то можно отвечать, что где правительство остается безучастным, та же опасность грозит монархическому элементу. Одним словом, заключает Цахариэ, все законы, имеющие в виду охранение чистоты выборов, не соответствуют ни началам, ни интересам конституционной монархии; не говоря о том, что, поставляя себе неразрешимую задачу, они подают партиям бесконечные поводы к взаимным обвинениям*.

______________________

* Ibid. S. 232-233.

______________________

С этим последним выводом Цахариэ, конечно, нельзя согласиться. Охранение чистоты выборов составляет, без сомнения, трудную задачу, но от более или менее успешного ее исполнения зависит правильное действие представительного порядка. Невозможно требовать, чтобы правительство оставалось совершенно безучастным к выборам, ибо оно через это отказалось бы от истинного своего назначения - быть руководителем общества; но оно может действовать только убеждением, а никак не подкупом и обманом. Здесь опять мы видим одно из тех преувеличений, которые у Цахариэ так часто перемешиваются с верным взглядом на вещи. За этим исключением, можно сказать, что он первый из немецких публицистов понял истинный характер конституционной монархии.

Так же верны взгляды Цахариэ и на устройство различных органов власти. Сообразно с истинным духом конституционной монархии он стоит за систему двух палат. Представительство имеет в виду умерение демократии, а этому противоречит обсуждение вопросов в одной инстанции. Состав верхней палаты определяется самим составом гражданского общества. Члены ее могут быть наследственные, выборные, наконец, назначенные королем. Там, где существует наследственное дворянство, первая форма, вообще говоря, заслуживает предпочтения. Там же, где его нет, остается выбор между двумя остальными. Этот выбор определяется решением вопроса: которому из двух противоположных элементов, монархическому или демократическому, дается перевес в данном устройстве? С той же точки зрения должен обсуждаться и способ составления нижней палаты, интерес демократического элемента требует устранения всякого ценза, затем прямых и краткосрочных выборов, тайной баллотировки, обновления палаты в целом составе; интерес монархического элемента ведет большею частью к противоположным постановлениям. Следовательно, в приложении к данному государству эти вопросы разрешаются настоящим положением дел*.

______________________

* Ibid. Absch. 2. Hptst. 2. S. 248-254.

______________________

Цахариэ не ограничивается устройством одной верховной власти; он требует для конституционной монархии и свободных общинных учреждений. Хотя он в одном месте своего сочинения утверждает, что общины существуют только в государстве и через государство, почему они должны рассматриваться как государственные учреждения, имеющие лишь ту власть, которая предоставлена им государством*, однако в других местах он, напротив, видит в них самородные союзы, которым государство обязано дать самостоятельное устройство**. Это - своего рода маленькие государства, которые должны быть организованы наподобие большого, с теми лишь ограничениями, которые требуются общим единством политического тела. Для конституционной монархии в особенности устройство общин на представительном начале составляет необходимую основу. Оно не только приучает граждан к участию в общих интересах, но оно дает им власть самим решать те дела, которые ближе всего их касаются и от которых всего более зависит их благосостояние. На том же основании представительное устройство может быть приложено и к округам или областям, составляющим середину между общиною и государством***.

______________________

* Ibid. Buch II. Hptst. 2. S. 60.
** Ibid. Buch XV. Hptst. 4. S. 36-37.
*** Ibid. Buch XIX. Absch. 2. Hptst. 1. S. 244-248.

______________________

Наконец, необходимо оградить и личные права граждан не только от притеснений правительственной власти, но и от злоупотреблений со стороны представителей. С этою целью права граждан должны быть определены самою конституцией). Таковы: 1) равенство перед законом; 2) личная свобода; 3) свобода собственности; 4) свобода совести и 5) свобода мысли. К последней принадлежит и свобода печати, один из существеннейших элементов конституционной монархии, необходимая, с одной стороны, как ограждение против злоупотреблений правительства, с другой стороны, как контроль избирателей над своими представителями. Не только цензура противоречит существу конституционной монархии, превращая ее в призрак, но, говорит Цахариэ, самые карательные законы несовместны с свободою печати. Они отличаются от цензуры только как косвенное принуждение отличается от прямого. В некотором отношении они даже хуже, ибо они карают без достаточного предупреждения, тогда как цензура оставляет, по крайней мере, неосторожного писателя безнаказанным. Если же, заключает Цахариэ, против этой теории сошлются на опасности, которыми она угрожает обществу, то это означает только: либо что здесь, как и в других случаях, конституционная монархия принуждена держаться среднего пути, либо что она не у всякого народа может преуспевать*.

______________________

* Ibid. Absch. 3. S. 296-300.

______________________

И тут заключение страдает преувеличением, но на этот раз в сторону либерализма. Из всего этого ясно, что точка зрения Цахариэ не вполне установилась. Как многосторонний и даровитый ученый он основательно изучал вопросы и смотрел на них с разных точек зрения, но добытые им результаты он не умел свести в последовательную систему. Он был сильнее в подробностях, нежели в установлении начал, в развитии частностей, нежели в построении целого. Поэтому разбор одних только главных оснований его сочинения не может дать о нем надлежащего понятия; оно заключает в себе массу хорошо разработанного материала. По теории Цахариэ стоял еще на почве юридического государства, но по обширности сведений и по многосторонности взглядов он уже вышел из этой теории, хотя и не умел построить новой. Книга его может рассматриваться как свод всего предшествовавшего развития политической науки и вместе как переход к высшей точке зрения.