Ансильон 5 страница

______________________

* Ibid. § 20.
** Ibid. § 18; § 21. S. 71.
*** Ibid. § 19; § 21. S. 71.
**** Ibid. § 22.

______________________

Таковы основные положения Роттека. Нетрудно видеть их недостаточность. С одной стороны, право слишком безусловно отделяется от нравственности. Как признает и сам Роттек, весь юридический закон зиждется на признании другого лица разумным существом; но почему же область внешней свободы разумного существа должна оставаться неприкосновенною? Если только для устранения противоречия между моею внешнею свободою и чужою, то это противоречие может быть уничтожено и другими способами: удалением одного из двух или подчинением одного другому. Но право не допускает такого решения именно потому, что оно несогласно с тем уважением, которое должно быть оказано лицу, а этого уважения лицо требует не потому только, что оно существо разумное, то есть способное рассуждать, а потому что оно существо разумно-нравственное, носящее в себе сознание высших начал и способное свободно определяться на основании этих начал. Вследствие этого оно не может быть низведено на степень простого средства, но всегда должно быть признано само себе целью. Нравственное достоинство лица, присущее природе человека, делает его прирожденным субъектом права. Внутренняя свобода составляет, следовательно, необходимое условие для признания свободы внешней, хотя последняя образует самостоятельную область, имеющую свои особенные законы. Отрезывая совершенно право от нравственности, Роттек, так же как предшественник его Фихте, уничтожает связь права с цельным существом человека и с тем вместе лишает его того основания, на котором оно зиждется.

Последствием этого взгляда является то, что право получает чисто теоретический характер. Роттек утверждает, что практический разум не идет далее нравственности. Право же приобретает обязательную силу, с одной стороны, от нравственного начала, с другой стороны - от личного интереса. Но и то и другое слишком недостаточно. Первое зависит от внутреннего, свободного убеждения каждого; второе же не имеет никакого отношения к праву и может даже вести к совершенному его отрицанию. В действительности право потому только и есть право, что оно является практическим требованием; от этого оно и сопровождается принуждением, что было бы немыслимо, если бы оно было только теоретическою системою. Право, так же как и нравственность, составляет, следовательно, проявление практического разума, хотя эти две области противоположны друг другу. Нравственно свободное лицо, с одной стороны, развивает мир внутренней своей свободы, а с другой стороны - требует для внешней своей свободы признания других.

Сам Роттек до такой степени считает право практическим требованием, что он всем несправедливо притесняемым дает неотъемлемое право всегда требовать отмены несправедливых законов, в случае нужды даже силою. Если я не всегда могу силою провести свое прирожденное право, говорит он, то препятствие происходит отнюдь не от недействительности права, а от других посторонних обстоятельств, которые временно мешают его осуществлению*. Отсюда то безусловное преимущество, которое он дает рациональному праву перед положительным: последнее получает силу только от первого. Ясно, что эти положения противоречат чисто теоретическому характеру права. С другой стороны, они противоречат и самому его существу, ибо рациональному праву придается безусловное практическое значение, которого оно иметь не может. Сам Роттек в другом месте говорит, что осуществление истинного права составляет только цель, к которой стремятся все положительные законодательства, но которая никогда не достигается вполне. В действительности же, по его собственному признанию, нет апелляции от положительного права к рациональному, ибо как бы я ни был внутренне убежден в своей правоте, я не вправе ставить личное свое мнение выше общественного приговора; напротив, я по совести обязан подчиняться даже несправедливому закону или решению**. Дело в том, что право, несмотря на свой вечно обязательный характер, не может иметь притязания на безусловное значение в жизни. Личное начало подчиняется общественному; последнее, возводя к высшему единству различные стороны человеческого естества, имеет в практической области решающий голос. Отсюда перевес положительного права, выражающего общественное сознание, над рациональным правом, в котором выражается только сознание личное. Лицо может предъявлять свои требования, но оно должно оказывать повиновение положительному закону.

______________________

* Ibid. § 21. S. 71, 72.
** Ibid. § 12. S. 44.

______________________

Итак, мы замечаем у Роттека двоякую односторонность: слишком резкое отделение права от нравственности, через что право лишается внутренней своей основы, и приписывание праву слишком безусловного значения, вследствие чего личное начало становится краеугольным камнем всего общественного здания.

Последний недостаток ведет к тому, что у Роттека, так же как и у последователей исторической школы, частное право полагается в основание государственного. Все право делится у него на четыре разряда: 1) частное право, определяющее отношения отдельных лиц между собою; 2) общественное право, определяющее отношения частных обществ к их членам и занимающее середину между частным правом и государственным; 3) государственное право и, наконец, 4) международное. Эти четыре разряда он сводит, однако, к двум главным рубрикам: к частному праву и государственному: первое определяет отношения внешней свободы отдельных лиц, второе - отношения государства как целого к своим членам*. Частное право предшествует государственному; оно вытекает из естественного права и вверяется государству единственно для защиты. Государство, возникая из договора, само зиждется на частном праве и составляет собственно только отрасль последнего. Поэтому оно призвано служить ему, а никак не господствовать над ним. Частные права лиц составляют неприкосновенное их достояние, которое не может быть у них отнято без их согласия. Следовательно, говорит Роттек, они могут быть отменены только в силу общего закона, на который облеченное правом лицо дало свое согласие или, по крайней мере, должно было дать его по разуму**.

______________________

* Ibid. § 25.
** Ibid. § 27. S. 103-105.

______________________

Эта последняя оговорка весьма знаменательна. Она, в сущности, уничтожает все предыдущие положения, ибо этим признается, что частное право может быть отменено и без согласия лица, лишь бы это требовалось высшим законом разума, то есть общественным началом. Публичное право, с своей стороны выражая общественную волю, всегда может быть отменено решением общественной власти; однако, прибавляет Роттек, не иначе как во имя общественной цели и в пределах общественного договора, ибо только на это простираются права, дарованные власти*.

______________________

* Ibid. § 27. S. 105.

______________________

Мы возвратимся ниже к учению об общественном договоре, на котором строится государство. Что касается до частного права, которое государство, по этой теории, призвано только охранять, то Роттек разделяет его на два вида: на абсолютное и гипотетическое, или, что то же самое, - на прирожденное и приобретенное. Первое имеет силу само по себе, второе под условием известного действия, расширяющего внешнюю свободу лица****.

______________________

* Ibid. § 25; Hptst. I. Absch. 1. § 2.

______________________

Абсолютное право человека простирается на собственное его лицо и на его действия. Оно заключает в себе право на собственное тело, на всякие выражения физической и духовной жизни, которыми не нарушаются чужие права, на присвоение никому не принадлежащих вещей, на добровольный отказ от своих прав, наконец, право сопротивляться насилию*. Так называемое право на безопасность содержится уже в этих правах, ибо всякий обязан их уважать. Но так как эта обязанность - отрицательная, то положительного обеспечения права я не могу требовать от другого. Во имя взаимности я могу только предложить ему вступить в гражданское состояние в видах беспристрастного разрешения столкновений, и если он мне в этом отказывает, он поступает со мною несправедливо, и я вправе его к этому принудить**.

______________________

* Ibid. Allg. Einleitung; Hptst. I. Absch. 1. § 3.
** Ibid. Hptst. I. Absch. l. § 5.

______________________

Все эти прирожденные права могут быть уничтожены не иначе как преступлением; ограничены же они могут быть как преступлением, так и неполноправием, происходящим от возраста, от состояния умственных способностей и т.п., наконец, добровольным отказом от своих прав. Но все эти стеснения имеют силу только для самого лица, а никак не простираются на его потомство. Если личное рабство может быть в некоторых случаях оправдано, то потомственное всегда составляет нарушение права*. Поэтому справедливо провозглашенное французским Учредительным собранием правило, что все люди рождаются свободными и равными друг другу. Но несправедливо, что они остаются таковыми, ибо они могут в большей или меньшей степени терять свою свободу через неполноправие, преступление или добровольный отказ от своего права, и если они сохраняют формальное равенство, то материальное равенство быстро исчезает. Неравенство в приобретении имуществ естественно ведет к разделению людей на богатых и бедных, на заимодавцев и должников, на господ и слуг. К этому присоединяется неравенство, происходящее от общественных установлений, из которых образуются различия между правителями и подданными, знатными и незнатными, привилегированными и непривилегированными. Это последнего рода неравенство, неравенство политическое, имеет, однако, характер существенно отличный от первого. Материальное неравенство непременно должно признаваться положительным законом, ибо оно вытекает из естественного права, с которым положительное должно сообразоваться. Политическое же неравенство может быть введено лишь во имя общего блага и всегда может быть отменено в силу того же начала; следовательно, оно правомерно лишь настолько, насколько можно разумным образом предполагать согласие всех участников**.

______________________

* Ibid. § 7-9.
** Ibid. § 10.

______________________

Ясно, что эти начала значительно изменяют учение о прирожденных правах человека. Когда Роттек утверждает, что прирожденные права передаются государству только для охранения, а потому всякое их стеснение составляет нарушение права, но при этом оговаривается: "насколько из общественного договора не может быть выведен отказ от этих прав"*, то подобная оговорка, при всей своей неопределенности и неосновательности, совершенно изменяет существо дела, ибо ею уничтожается абсолютный характер прирожденных прав. В развитии своей теории Роттек постоянно колеблется между требованиями личности и требованиями общества, будучи не в состоянии их примирить. В основание полагается личное право, но затем являются разные непоследовательные и неопределенные ограничения, вызванные общественным началом.

______________________

* Ibid. § 3. S. 131.

______________________

Что касается до гипотетического права, то оно вытекает из факта, связывающего известный предмет с коренным правом лица, то есть с его свободою. Вследствие этого посягательство на предмет становится посягательством на свободу лица. Эта область заключает в себе собственность, договор и принудительное право, возникающее из правонарушения*.

______________________

* Ibid. Absch. 2. § 12.

______________________

Основания собственности, говорит Роттек, следует искать не в воображаемом договоре, который если бы даже и существовал, то не мог бы быть обязателен для посторонних лиц и для новых поколений, а в праве человека присваивать себе вещи, никому не принадлежащие. Такое присвоение правомерно, ибо этим не нарушается ничье право; посягательство же на присвоенную вещь составляет нарушение права. Но занятие или присвоение может породить только временную связь: вещь - моя, пока она находится в моем владении. Собственность же имеет основанием труд: как скоро в вещь положена часть моего труда, так она постоянно связывается с моим лицом*. Признавая полное право собственника распоряжаться своим имуществом по усмотрению, истреблять его и передавать кому хочет, Роттек ограничивает, однако, это право жизнью лица: наследственность он считает установлением положительного, а не естественного права**. Это ограничение нельзя признать правильным: воля лица, выраженная при жизни, должна быть уважаема и после его смерти, если она не нарушает чужого права и не противоречит общественным требованиям. Точно так же нельзя согласиться с Роттеком, когда он всякие частные повинности, лежащие на земле, объявляет несовместными с правом собственности***. Если возможны другого рода ограничения и деления собственности, то почему же не эти? Тут является вопрос о целесообразности, а не о праве. Неприязнь к феодальным учреждениям побудила Роттека отнести к естественному праву то, что составляет только постановление положительного закона.

______________________

* Ibid. § 15.
** Ibid. § 16.
*** Ibid. § 21-26.

______________________

Обязательную силу договоров Роттек точно так же выводит из коренного начала права. Область свободы каждого лица замкнута для других, но добровольно каждый может открыть в нее доступ другому, и как скоро это совершилось, как скоро дано и принято обещание, так изменение воли является уже нарушением чужого права. Я обязан исполнить обещание, потому что давши его, я связал известное свое действие с свободою другого*. Это основание совершенно верно; но оно выводит уже право за пределы чисто отрицательного отношения лиц: обязываясь к известному действию, я не только допускаю другого в область своей свободы, но я даю ему право на известное положительное требование, которое я должен исполнить. Тут является уже положительная связь лиц, порождаемая самою свободою.

______________________

* Ibid. § 15.

______________________

Наконец, нарушение права вызывает принуждение, охраняющее правомерный порядок. Кто выступил из пределов своего права, тот находится вне права, а потому подлежит принуждению, и притом в той самой мере, в какой он нарушил право. Степени принуждения могут быть, впрочем, различны. Невольное нарушение права устраняется сопротивлением, а в случае нужды и вознаграждением убытков; сознательное, но добросовестное нарушение порождает спор; наконец, недобросовестное посягательство на чужое право вызывает возмездие, восстановляющее нарушенное равновесие. Тут отрицание должно простираться не только на внешнее действие, но и на самую волю, породившую действие. На этом основании Роттек относительно наказания держится систем воздаяния. Предупреждение преступлений, устрашение и исправление преступников, все это - второстепенные точки зрения, которые могут видоизменять способы приложения наказания, но не касаются самой его сущности. Точно так же он отвергает и вывод наказания из государственного порядка: наказание вытекает из естественного права; оно прилагается и к частному быту, государство же дает ему только высшую санкцию, устраняя произвол, неизбежно сопряженный с частною местью*.

______________________

* Ibid. Cap. 4. § 50-55.

______________________

Все эти выведенные Роттеком основания частного права можно признать в существе своем совершенно верными. Индивидуалистическое начало здесь вполне приложимо. Гораздо более шаткою является его теория общественного союза. Под именем общества (Gesellschaft) он разумеет слияние живых воль в одну совокупную волю, во имя совокупной цели, вследствие чего из них составляется единое юридическое лицо, живущее общею жизнью. Держась строго этого определения, он исключает из понятия об обществе, с одной стороны, все те союзы, в которых цель - личная или субъективная, например церковь, основанную на религиозном чувстве, с другой стороны - те союзы, в которых совокупная воля составляется не слиянием свободных воль, а подчинением одних другим. Поэтому он от общества отличает корпорации, которые также представляют собою юридические лица, но могут быть основаны и на иных началах. Общество, по его теории, немыслимо иначе как между свободными и равными лицами, участвующими в совокупном решении*.

______________________

* Ibid. Absch. 3. § 57-59.

______________________

Нетрудно заметить, что это разделение - чисто искусственное; оно придумано для того, чтобы начало свободы сделать неотъемлемою принадлежностью общественного устройства. Роттек не показал ни основания своего определения, ни существенного отличия того, что он называет обществом, от корпорации. И здесь и там соединенные особи образуют единое юридическое лицо; устройство же союза составляет, в сущности, дело второстепенное, которое может дать материал разве только для подразделения. Влияние Руссо на это воззрение очевидно. Вместе с французским философом Роттек отличает общую волю, выражающую совокупное решение, от воли всех, выражающей только частные мнения членов. Первая простирается единственно на то, что требуется общественною целью, и на средства, сообразные с этою целью. Поэтому несправедливое решение никогда не может быть выражением общей воли. Всякое нарушение прав членов выходит из пределов общественного договора. От Руссо Роттек отличается тем, что он не требует полной передачи личных прав общественному союзу, но признает за членами общества не только права, неотъемлемо принадлежащие им в силу общественного договора, но и личные права, независимые от союза. С другой стороны, он не ограничивает совокупной воли изданием одних общих законов, но в пределах общественного договора допускает и решения по частным делам. Наконец, из числа лиц, участвующих в решении, он исключает как неполноправных, так и лично заинтересованных в деле, первых - по незнанию, вторых - вследствие преобладания в них личного интереса над общим*. За этими исключениями, говорит Роттек, совокупная воля общества выражается в большинстве голосов. Это прямо вытекает из того, что голоса всех членов равны; следовательно, преобладающим мнением должно считаться то, которое имеет за себя большинство, а преобладающее мнение и есть выражение общей воли. Иного средства прийти к решению нет. Единогласие требуется только для составления общества; оно представляет собою решение еще не соединенной толпы; как же скоро лица образовали одно целое, имеющее одну волю, так выражением этой воли необходимо становится преобладающее мнение. Этим не уничтожается свобода меньшинства, ибо 1) к большинству может принадлежать всякий; а 2) так как решение большинством голосов составляет необходимое условие общественного союза, то, вступая в союз, каждый тем самым добровольно подчинился этому закону**. Поэтому и государственное устройство как позднейшее учреждение является произведением закона, установляемого большинством, а не договора, для которого требуется единогласие. На договоре зиждется только образование общества посредством добровольного соединения лиц***.

______________________

* Ibid. § 60.
** Ibid. § 61.
*** Ibid. § 62.

______________________

Роттек идет еще далее в своих отступлениях от теории Руссо. Он допускает даже перенесение общественной власти на искусственный орган, облеченный самостоятельным правом. Общество, говорит он, может наложить на себя такое самоограничение как необходимое средство для общественной цели, ввиду недостатков естественного органа, то есть большинства голосов, или же из опасения внутренних раздоров и даже распадения общества. Мало того: иногда общество подчиняется искусственному органу даже без формального перенесения власти, просто в силу фактического признания. При этом Роттек делает оговорку, что перенесение власти всегда должно быть сообразно с первоначальным общественным договором, фактическое состояние может временно устранить, но никогда не уничтожает идеального права*. Очевидно, однако, что с созданием искусственного органа уничтожается различие между обществом и корпорациею; следовательно, те основания, на которых Роттек строил свою теорию, им же самим отвергаются впоследствии.

______________________

* Ibid. § 63.

______________________

Роттек не показывает приложения своих начал к тем мелким союзам, которые стоят посередине между отдельными лицами и государством. Он считает излишним говорить о них, хотя здесь он всего более затруднился бы провести свое искусственное разделение между обществом и корпорациею. Исключение он делает только для семейства, которое по своей важности требует особого рассмотрения; но тут-то именно принятые им начала общественного устройства оказываются всего менее приложимыми.

Прежде всего, семейство зиждется не на одном праве; сюда присоединяются, с одной стороны, простые договорные отношения, с другой стороны - нравственные требования и, наконец, чисто естественные определения, которые дают своеобразный характер всему союзу*. Мало того: Роттек прямо признает, что здесь, в противоположность другим юридическим сферам, нравственный закон предписывает, а право дает только юридическое основание вытекающим из него требованиям**.

______________________

* Ibid. Absch. 4. § 64.
** Ibid. § 66.

______________________

Это обнаруживается в самом коренном установлении, на котором зиждется семейство, - в браке. Нравственность требует облагорожения чисто животной связи. Это совершается посредством нравственного чувства любви, которое превращает половое влечение в постоянное единение душ. Затем рождается нравственная обязанность дать человеческое воспитание детям. Отсюда требование исключительности и неразрывности брака, требование, которое может, впрочем, видоизменяться вследствие разных обстоятельств. Далее, хотя брак основывается на свободном договоре, однако равенства между членами в нем нет. Сама природа дала мужчине превосходство, признание которого требуется нравственным законом и освящается правом. Жена не исключается из участия в решении, но голос мужа имеет перевес*.

______________________

* Ibid. § 67-70.

______________________

В противоположность браку отношение родителей к детям основано не на договоре, а на чисто естественном начале. Дети являются произведением родителей и связаны с ними как часть их естества. Поэтому Роттек отвергает теории, которые стараются вывести этот союз из предполагаемого договора. Он прямо признает, что между родителями и детьми нет общества в точном смысле слова. Но он считает возможным распространить на эти отношения понятие о собственности, с теми только ограничениями, которые требуются положением ребенка как зреющего лица. Из этого лично-вещного права он выводит власть родителей, которая прекращается, однако, с совершеннолетием детей; тут она превращается уже в чисто договорное отношение. Роттек признает, что голое право собственности дает мало утешения детям; но любовь и нравственные обязанности родителей, говорит он, дают этой связи совершенно иной характер*. Ясно, однако, что понятие о собственности тут совершенно неприменимо. Роттек принужден был к нему прибегнуть, потому что, исходя от частного права и полного разъединения лиц, он не мог вывести иных отношений, кроме основанных на собственности и договоре.

______________________

* Ibid. § 71-75.

______________________

По той же причине он старается подвести под понятие о лично-вещном праве и третье, входящее в состав семейного союза отношение, именно отношение господ и слуг. Здесь основание уже чисто договорное; но вместе с тем к общественному началу присоединяется постоянное подчинение, которое, по мнению Роттека, может быть объяснено единственно лично-вещным правом, то есть аналогиею с собственностью*.

______________________

* Ibid. § 76.

______________________

Таким образом, семейство составляется из трех отношений, которые приводятся к единству главою семейства, соединяющим в себе власть супружескую, родительскую и домашнюю. Через него семейство становится единым лицом*. Едва ли нужно заметить, что тут об общественных началах, принятых Роттеком, нет уже речи. Разложение семейных отношений ведет к образованию государства. С разрастанием рода в течение некоторого времени сохраняется еще родственная связь. В силу договора вместо действительного отца установляется фиктивный отец, который считается главою рода. Но с ослаблением родственного чувства исчезает тот элемент, который смягчает суровость власти, и тогда рождается потребность ограничения этой власти семейным советом или же развивается чистый деспотизм. Тяжесть же деспотизма, в свою очередь, ведет к потребности заменить семейные отношения гражданскими, в которые каждое лицо вступает уже в силу свободного договора. Через это частное право переходит в публичное, семейство в государство**.

______________________

* Ibid. § 77.
** Ibid.

______________________

Роттек признает, что государство, так же как и семейство, заключает в себе не одно право. Кроме государственного права, в состав политической науки входит и политика, то есть учение о практических средствах к достижению государственной цели. Но право составляет здесь основное начало; оно дает закон и указывает цель. Политика ему подчиняется, исполняя только то, что предписывается правом. Самое же государственное право зиждется на естественном частном праве, а последнее, в свою очередь, вытекает из чисто рационального права. Таким образом, все государственное право держится правом разума и из него черпает свою силу*.

______________________

* Ibid. Bd II. Allg. Staatsl. Einleitung. § 1, 17.

______________________

Это учение, замечает Роттек, нередко клеймится названием революционного, потому что оно требует отмены существующих учреждений во имя рациональных начал. Но разумные последователи этой теории не отвергают исторического права, пока оно не противоречит естественному. Во имя политической необходимости они допускают и благоразумное внимание к существующим условиям жизни и даже временный отказ от требований, сопряженных с слишком большими жертвами. Но они всегда признают существование этих требований и право общества осуществлять их, как скоро оно находит это возможным. Противоположная им реакционная школа, напротив, высшим представителем которой является Галлер, стоя за неподвижное сохранение установленного порядка, в сущности, отвергает всякое рациональное право; да и самое историческое право приверженцы этого направления постоянно толкуют в пользу привилегированных сословий, всегда готовые отдать права низших классов на жертву власти. Между теми и другими стоят защитники постепенных реформ, каковы Ансильон и Пелиц. Лучшие из них в основании держатся начал революционной школы, но они стараются придать своим требованиям более мягкое выражение и считают возможным только медленное их осуществление. Такое колеблющееся положение не может быть признано правильным, тем более что оно служит лишь предлогом для бесконечной отсрочки всяких преобразований. Если известное учреждение признано несогласным с требованиями права, отчего не отменить его тотчас? К чему промедление, когда самое это сознание служит уже признаком, что оно отжило свой век? И кто, наконец, определит меру промедления? Привилегированные лица всегда считают преобразования недостаточно созревшими. Таким образом, система реформ не представляет твердой почвы для государственной жизни*.

______________________

* Ibid. § 18.

______________________

Следуя этим началам, Роттек в основание политического союза полагает чисто рациональный договор. Вопрос о происхождении государства, говорит он, не исторический, а философский. Дело не в том, как возникли существующие государства, а в том, каково их юридическое основание? во имя чего они могут повелевать подданным? Физическая сила может породить только фактическое состояние; патриархальные же и частные отношения для того, чтобы превратиться в политический союз, нуждаются в новом юридическом начале, изменяющем их сущность. Таким началом может быть только договор, ибо положительные обязанности могут быть наложены на лицо единственно в силу добровольного его согласия. А так как государство представляет собою соединение воль, то для правомерного его существования требуется общественный договор всех со всеми. Роттек утверждает, что такой договор - не простой вымысел, а факт. Если он не заключается явно, то он выражается молчаливым согласием посредством требования и исполнения юридических обязанностей*. Ясно, однако, что для оправдания теории договора этого недостаточно, ибо требование и исполнение юридических обязанностей существуют и там, где Роттек признает чисто фактическое состояние. Молчаливым согласием можно все объяснить. Сам Роттек говорит далее, что грамота, на основании которой учреждено государство, не лежит перед нами; содержание ее может быть почерпнуто единственно из разума**. Следовательно, когда он отвергает вымышленные и подразумеваемые договоры как несовместные с правом разума, он тем самым уничтожает основания собственной своей политической теории.

______________________

* Ibid. Allg. Metapolitik. § 2.
** Ibid. § 4. S. 56.

______________________

Ту же непоследовательность мы находим и в учении о государственной цели. Роттек выводит ее из чисто рационального содержания государственного договора, то есть из того, что необходимо и одинаково должно быть предметом желания всех в нем участвующих. Необходимость может быть двоякая: естественная и юридическая. По естественному закону каждый необходимо стремится к счастью. Но каждый понимает счастье по-своему; следовательно, предметом общего стремления могут быть только общие условия счастья, именно внешняя свобода и безопасность. Юридически же необходимо исполнение юридического закона. Насколько эти цели могут быть осуществлены совокупными усилиями всех посредством принудительных обязанностей, настолько они становятся целью государства. Вне этих пределов государственный договор не имеет силы. Поэтому из ведомства государства изъемлется все, что составляет исключительно предмет частных стремлений, а также и то, что не подлежит принуждению. Целью государства не могут быть ни нравственные требования, ни счастие отдельных лиц. Государство не в состоянии осуществить всеобщее счастье; поэтому неопределенное начало общественного блага должно быть совершенно устранено. Государству не подлежат и те идеальные цели, которые некоторые ему приписывают, как-то: воспитание человечества, представление человечности и т.д., ибо 1) нет никакого сомнения, что огромное большинство граждан вовсе не стремится к этим целям, и никто не имеет права его к тому принудить; 2) эти цели подлежат такому бесконечно разнообразному толкованию, что осуществление их открывает простор самому широкому произволу, а потому крайне опасно для общества; наконец, 3) большее или меньшее их достижение составляет задачу гения, а не государственной власти, гений же не требует для себя ничего, кроме свободы действий. Сообразно с этими началами, говорит Роттек, первая и главная цель государства заключается в установлении права, а затем в охранении свободы от угрожающих ей внешних опасностей. К этим двум целям - к праву и безопасности в широком смысле - может быть приведено все, что требуется от государства, даже попечение о промышленности и благосостоянии, о народном просвещении и науке, о нравственности и религии. Роттек признается, однако, что считать все это только средством для права и безопасности было бы слишком натянутым толкованием. Но, говорит он, ничто не мешает нам включить все эти интересы в государственную цель, насколько они отвечают вышеозначенным требованиям. Все жизненные цели человека, физические, умственные и нравственные, которые могут быть лучше, полнее и вернее достигнуты совокупными усилиями всех, нежели личною деятельностью каждого, содержатся в государственной цели, и надобно предполагать, что каждый разумный человек даст на это свое согласие, но только под условием, чтобы все равно пользовались этими благами, чтобы приносимые для них жертвы не были слишком тяжелы и чтобы во всяком случае от этого не страдали право и безопасность*. Ясно, что эта последняя уступка уничтожает весь предыдущий вывод. Сперва Роттек пытается поставить государственную цель на чисто юридическом начале, утверждая даже, что все остальное выходит из пределов государственного договора, но. затем он допускает распространение этой цели на всю совокупность человеческих интересов при совершенно неопределенных ограничениях. Все, что исключалось в начале, вводится снова в конце.