Ансильон 3 страница

______________________

* Ibid. S. 329-339.

______________________

Заметим, что Круг идет слишком далеко, когда он отвергает значение теорий как одной из причин Французской революции. Без сомнения, жизнь накопила материалы для переворота, но 1) самая испорченность французского общества, как признает и Круг, была в значительной степени плодом господствовавшего в философии материализма. 2) Никогда преобразование государства не могло бы принять такой оборот, если бы этот оборот не был дан ему именно теориями XVIII века. Таким образом, не жизнь произвела учения, а учения двинули жизнь. Состояние общества дало только повод и материал для приложения революционных идей. То же можно сказать и о Реформации. Конечно, не разврат католического духовенства был причиною того, что человек, как говорит Круг, вступил в совершеннолетие и начал испытывать основания своей веры. И в этом испытании, так же как и в политических теориях, он, конечно, руководствовался не фактами, которые он подвергал критике, а требованиями разума. Поэтому Галлер был совершенно прав, когда он в революционных теориях видел источник переворотов. Опровержение этих теорий составляет существенную его заслугу в науке, и сам Круг, возражая ему, отнюдь не выступает их защитником, а напротив, значительно смягчает их выводы.

Так, Галлер отвергал состояние природы в том виде, как оно понималось философами XVII и XVIII столетий. Круг возражает, что это вовсе не состояние полного разобщения людей, а только состояние внегражданское. Он соглашается с Галлером, что гражданское состояние может быть тоже названо естественным, ибо оно вытекает из природы человека; но вопрос заключается в том, как возникло гражданское состояние из негражданского? Галлер прав, когда он говорит, что мы не имеем об этом никаких фактических данных; но за недостатком исторических сведений остается прибегнуть к рациональному объяснению. Когда Галлер отвергает все такого рода гипотезы как вымыслы, он противоречит сам себе, ибо он сам прибегает к подобному же предположению, выводя государство из отдельных договоров, заключаемых частными лицами*.

______________________

* Ibid. S. 342-351.

______________________

Точно так же, продолжает Круг, несостоятельны возражения Галлера против свободы и равенства. Он признает эти начала опасными, потому что они подают повод к злоупотреблениям; но на этом основании можно считать все опасным. Свобода составляет необходимую принадлежность человека как разумно-нравственного существа. Без свободы воли нет нравственности, а без внешней свободы внутренняя ни к чему не служит. Никто, однако, не считает внешнюю свободу неограниченною и безусловною, ибо в таком случае она сама себя бы уничтожила. Необходимо взаимное ограничение свободы отдельных лиц, определение области, предоставленной каждому; в этом состоят права, присвоенные человеку. Как велики эти права? Отвлеченно все эти области равны, но в действительности они по необходимости становятся неравными, ибо природа, внося разнообразие в единство, одарила людей различными способностями и поставила их в разные положения. Однако это эмпирическое неравенство опять уравнивается в государстве, которое всем дает равную защиту и не допускает сильного уничтожить слабого. Неравные в действительности становятся равными перед законом. Когда учители государственного права говорят о свободе и равенстве, они имеют в виду именно эту свободу, подлежащую взаимным ограничениям, и это равенство перед законом, без которого слабый лишается всякого права. Что же есть опасного в подобном учении? Отнимает ли оно у отца власть над детьми, у хозяина - над слугою, у правительства - над подданными? Берет ли оно имущество у богатого, чтобы раздать его бедным? Сам Галлер в конце концов принужден сознаться, что у человека есть прирожденные права и что в этом отношении все равны, а потому все свободны. Но он хочет хранить это учение в тайне от толпы, чтобы предупредить злоупотребления!*

______________________

* Ibid. S. 351-356.

______________________

Наконец, последнее и опаснейшее заблуждение, которое старается опровергнуть Галлер, это - учение о полновластии народа и связанная с ним теория происхождения государства из договора. Галлер утверждает, что князья существуют прежде народа, а потому властвуют не по перенесенному, а по собственному праву. Вместо общего гражданского договора он выводит государства из множества отдельных договоров между князьями и подданными. Но подобный взгляд противоречит существу государства. Сам Мюллер, усматривая в государстве живой организм, сравнивает его с человеческим телом, сравнение во всяком случае гораздо более верное, нежели сравнение с машиною. Что же бы мы сказали, если бы какой-нибудь физик стал утверждать, что сначала существовали отдельные члены, а затем Бог знает откуда пришла голова, собрала эти члены и сама села на них? Подобная политическая теория нисколько не ограждает самого княжеского права, ибо кто нам ручается, что не придет другая голова и точно так же собственною властью не прогонит первую? А наконец, и сам народ, который сильнее князя, может, опираясь на собственную власть, сменить его и посадить другого. Теория договора, напротив, нисколько не умаляет прав князей, ибо договоры должны соблюдаться, а не нарушаться волею одной стороны. Если власть князя перенесена на него народом, то из этого еще не следует, что она может быть произвольно у него отнята. Частные люди заключают договоры и дают полномочия на время; государство же имеет цель постоянную, а потому и данное князю полномочие никогда не должно прекращаться. Конечно, в этой теории народу приписывается известное полновластие, но совсем не то, которое принадлежит главе государства. Первое - не что иное, как первоначальное полновластие, принадлежащее той сумме сил, которые соединены в государстве как целом; второе же происходит от первого и принадлежит известному физическому или нравственному лицу. Первое есть идея, второе - выражение этой идеи в действительности. Через это князь не становится слугою народа, разве в том смысле, что он действует на пользу народа; но в этом смысле и отец служит детям. Все в мире князья видят в этом священнейшую свою обязанность и единственное свое призвание, отнюдь не разделяя мнения Галлера, который утверждает, что они властвуют по собственному праву, а потому могут распоряжаться государством, как своею частною собственностью*.

______________________

* Ibid. S. 356-370.

______________________

Итак, Круг теории Галлера противополагает учение о первоначальном полновластии народа. Как уже сказано выше, мы не можем назвать эту критику основательною. Если бы она ограничивалась доказательством, что князья властвуют не по собственному праву, а как представители государства, а потому должны иметь в виду общее благо, а не частное, то против этого ничего нельзя было бы возразить. Но когда на место частной власти князя ставится первоначальное полновластие народа, то здесь опять смешиваются два различных значения слова народ. Как собрание единиц народ не составляет единого целого, а потому в нем не может быть и полновластия; как же скоро он образует одно целое, он становится государством и имеет уже правительство. По идее, власть принадлежит не народу как собранию единиц, а государству как целому над частями. Вопрос состоит только в том, каким образом происходит это целое? Центральное ли ядро собирает вокруг себя рассеянные частицы, или, наоборот, частицы, собираясь, образуют из себя центральное ядро? Сравнение, которым Круг думает опровергнуть Галлера, может быть обращено и против него самого. Немыслимо, чтобы организм произошел из собрания рассеянных рук и ног, которые, сплотившись, наконец поставили бы над собою голову. В действительности процесс может начаться с того или другого конца, а потому считать правомерным исключительно тот или другой способ будет равно односторонне.

Круг восстает далее против положения Галлера, что сильнейший всегда есть вместе и благороднейший. Он указывает, с одной стороны, на римских императоров, которых власть не знала границ, с другой стороны - на Христа и апостолов, вышедших из самых низких общественных слоев*. В заключение он признает достоинство отдельных замечаний Галлера, например того, что он говорит о страсти правительств всем управлять и вмешиваться во все частные дела, о преувеличениях и непоследовательности многих из новейших писателей, о пагубном стремлении уничтожить все старое и заменять его новым, о недостаточности чисто юридических начал в общественных отношениях и о необходимости повсюду вводить нравственные и религиозные мотивы и т.д. Но все это, говорит Круг, перлы, затерянные в грязи. В основании книги лежит ложная мысль и вредное направление**.

______________________

* Ibid. S. 383-385.
** Ibid. S. 390.

______________________

Сам Круг, несмотря на то, что он признавал иногда необходимость введения нравственных и религиозных начал в политическую жизнь, отнюдь не выходил из пределов чисто юридической теории государства. Лучшим доказательством служит его "Дикеополитика", т.е. политика, основанная на праве. Это сочинение в популярной форме содержит в себе полное изложение его учения. Издавая его, Круг именно имел в виду противопоставить свое воззрение теории Галлера, почему и озаглавил его: "Новое восстановление политической науки посредством юридического закона"*. Оно вышло в 1824 г.

______________________

* Krug W.Т. Dikaopolitik oder neue Restauration der Staatswissenschaft mittels des Rechtsgesetzes // Krug's gesammelte Schriften. Bd VI.

______________________

Круг прямо начинает здесь с отношения политики к нравственности. Одни говорят, что первая должна быть основана на последней; другие, напротив, утверждают, что между ними нет ничего общего. Политику первого рода можно бы назвать ангельскою, вторую диавольскою. Но между обеими есть нечто среднее, именно политика правомерная, которая закон права считает высшим мерилом государственной деятельности. Наименьшее, чего можно требовать от разумно-нравственного существа, это то, чтобы оно соблюдало этот закон в отношении к другим. То же требование можно предъявить и государству. Оно должно быть правомерно в своей цели и в средствах, в своем устройстве и в управлении, в своих внутренних и внешних отношениях. Политика настолько связана с нравственностью, насколько нравственность в обширном смысле заключает в себе учение о праве. Учение же о добродетели, или нравственность в тесном смысле, прилагается только к отдельному человеку. Оно не может составлять задачи политической науки, ибо иначе пришлось бы в политику включить педагогику, аскетику, казуистику, катехетику и т.д.*

______________________

* Ibid. 1 Absch. S. 301-303.

______________________

Что же такое юридический закон? Откуда он вытекает и чем он отличается от закона нравственного?

Источник его - разумно-свободная природа человека. Разум стремится к полному согласию всех жизненных проявлений человеческой души, с одной стороны - представлений и знаний, с другой стороны - стремлений и действий. Первое составляет область разума теоретического, второе - разума практического. Последний, в свою очередь, дает законы двоякого рода: для внутренней и для внешней деятельности человека. И тот и другой закон имеет предметом человеческую свободу, которая, так же как и деятельность, разделяется на внутреннюю и внешнюю. Первая состоит в свободе воли, то есть в самоопределении, независимом от влечений, вторая - в независимости внешних действий от чужой воли. Обе составляют необходимую принадлежность разумно-нравственного существа, ибо без них оно не могло бы следовать нравственному закону. Если бы человек не был внутренне свободен, он, как животное, необходимо подчинялся бы господству чувственных влечений. Если бы он не имел внешней свободы, он не мог бы ни к чему прилагать своей внутренней свободы, ибо как цели, так и средства были бы ему навязаны извне. Закон внутренней свободы есть закон нравственный. Он относится к помыслам, а потому не сопровождается принуждением. Закон внешней свободы, напротив, требует согласия внешних действий различных разумных существ, а так как эти действия сталкиваются в физическом мире, то приложение его влечет за собою физическое принуждение. Если бы внешняя свобода каждого была неограниченна, она становилась бы в противоречие с внешнею свободою других.

Из этого произошла бы взаимная борьба и уничтожение людей друг другом. Для установления согласия разум требует взаимного ограничения свободы. Каждый волен выбирать цели и средства своей деятельности, но с тем чтобы он уважал личное достоинство всех других, то есть чтобы он ограничивал свою свободу условием совместного существования с другими. В популярной форме этот закон выражается известными изречениями: не обижай никого (neminem laede) и воздавай каждому свое (suum cuique tribue), изречениями, выражающими в сущности тождественную мысль, одно в отрицательной, другое в положительной форме, ибо обида состоит именно в посягательстве на чужое. Таким образом, каждому лицу присвояется известная область свободы, в пределах которой ему дозволяется действовать, как ему угодно. Эта область есть область права, и определяющий ее закон есть закон юридический*.

______________________

* Ibid. S. 304-308.

______________________

Отсюда ясно, что права неразрывно связаны с обязанностями. Когда я приписываю себе право, я тем самым налагаю на других обязанность его уважать, и наоборот, приписывая права другим, я признаю за собою обязанность уважать эти права. Следовательно, юридический закон не только дозволяет, но и воспрещает. Но право есть условие, а обязанность - обусловленное; право составляет основание, а обязанность - последствие. Чтобы юридически доказать чужую обязанность, я должен прежде доказать свое право. Те, которые выводят права из обязанностей, извращают истинное отношение этих двух начал. Есть обязанности независимые от права, но это - обязанности нравственные. Только последние имеют положительный характер; юридические же обязанности - первоначально отрицательные, и только впоследствии, при известных условиях, они могут перейти в положительные*.

______________________

* Ibid. 2 Absch. S. 309-312.

______________________

Из всего этого следует, 1) что тот, кто в отношении к другим хочет иметь права, должен признать за собою и обязанности, и наоборот, кто хочет на других наложить обязанности, тот должен признать за ними и права. 2) Отсюда следует, что между людьми нет таких общественных отношений, в силу которых один член общества имел бы только права, а другой только обязанности, ибо человек, который не имел бы прав или обязанностей, не был бы разумно-нравственным существом. Поэтому муж имеет как права, так и обязанности в отношении к жене, родители - к детям, господа - к слугам, правители - к подданным и наоборот. Из этого ясно, 3) что между людьми, по юридическому закону, не может существовать неограниченной власти: деспотия и рабство одинаково противоречат праву. Поэтому 4) не может быть и безусловного повиновения, а есть только повиновение законное, обусловленное взаимными правами и обязанностями. Человек может требовать повиновения от другого только во имя закона, а закон как проявление разума не может предписывать ничего, что бы противоречило праву и нравственности*.

______________________

* Ibid. S. 312-316.

______________________

Заметим, что в этом последнем заключении Круг делает логический скачок. Все выведенные им начала права, в существе своем непоколебимые, относятся единственно к отношениям отдельных лиц между собою. Какого рода видоизменения они могут потерпеть в приложении к отношениям отдельного лица к обществу как целому, остается пока неизвестным. А что те и другие отношения не одинаковы, в этом нельзя сомневаться. Право сопровождается принуждением; но возможно ли принуждение в отношении к высшему судье, которому в обществе вверено решение юридических вопросов? Очевидно, нет. В обществе непременно должна существовать какая-нибудь верховная класть, которой решения не подлежат дальнейшему спору, которая по этому самому юридически неограниченна. Чтобы показать свое положение, Круг вынужден снова смешать разделенные им области права и нравственности. "Хотя в теории, - говорит он, - эти два рода обязательств справедливо различаются, однако человек в жизни постоянно должен иметь в виду все свои обязанности, когда вопрос идет о том, должен ли он оказать повиновение данному извне повелению. Если предписывается что-нибудь недоброе, то это явное доказательство, что повеление дано не во имя закона, а потому оно не вправе требовать себе повиновения"*. Спрашивается, какого закона: юридического, нравственного, естественного, положительного? и которому из них следует дать перевес в случае столкновения? Ясно, что тут происходит полное смешение понятий. Как скоро вопрос переносится на нравственную почву, так о правомерном повиновении не может уже быть речи. Личная совесть должна решать, насколько нравственные обязанности должны быть поставлены выше юридических; правительство же с своей стороны не может не требовать безусловного повиновения, ибо в общественном деле личная совесть не может быть решающим началом.

______________________

* Ibid. S. 314-315.

______________________

Этот вопрос приводит Круга к исследованию оснований общежития. И здесь, как и в прежних своих сочинениях, он отвергает состояние природы в смысле состояния внеобщественного. Такое состояние не может быть названо естественным, ибо оно противоречит природе человека. Но можно и должно признать естественное состояние в противоположность гражданскому. Последнее есть сложное явление; оно предполагает уже существование языка, семейства, домашних учреждений, племенного сродства, общих нравов и обычаев. Следовательно, фактически так же, как и умозрительно, мы должны предполагать гражданское состояние вышедшим из другого*.

______________________

* Ibid. S. 316-324.

______________________

С этим можно было бы согласиться, если бы Круг остановился на том, что гражданскому состоянию предшествует семейный или родовой быт. Но вместо того, придерживаясь старой фикции, он признаком естественного состояния считает господство частной воли и частной силы, тогда как в гражданском водворяются общая воля и общая сила. Отсюда он выводит, что в естественном состоянии охранение права предоставляется доброй воле каждого, а потому если это состояние не может быть названо неправомерным, то оно во всяком случае бесправно. Мир составляет здесь случайность, и в каждую минуту есть возможность нарушения права и возникновения войны. В таком положении человек оставаться не может. Охранение права требует от него вступления в гражданское состояние. Как разумное существо он не может хотеть жить иначе как в государстве. Какого рода эта обязанность - нравственная или юридическая, это, в сущности, все равно, ибо гражданское состояние возникает не вдруг, а постепенно и почти бессознательно; как же скоро оно утвердилось, оно не может не считать преступником всякого, кто захотел бы его уничтожить и возвратиться к естественному состоянию*.

______________________

* Ibid. 3 Absch. S. 324-326.

______________________

Из этих начал Круг выводит существо и цель государственного союза. Существо всякого общества определяется его целью, а если целей несколько, то главною из них. Какова же цель государства? Публицисты на этот счет приходят к совершенно различным мнениям. Одни ставят целью государства охранение права, другие - общественное благо, третьи - вечное спасение. Опыт с своей стороны не представляет нам никакого исхода из этой путаницы воззрений. Если мы взглянем на действительно существовавшие в истории государства, то увидим такую смесь бесправия, страданий, пороков и безбожия, что мы усомнимся, подходит ли которая-нибудь из означенных целей к действительному государству. Руководящую нить в этом лабиринте могут дать нам только изложенные выше начала. Разум требует осуществления юридического закона. Этот закон должен быть как бы духом, управляющим всяким человеческим обществом. Следовательно, необходимо установление такого порядка, в котором область свободы каждого была бы определена общею волею и охраняема общею силою. Это и есть государство. Главную цель его составляет, следовательно, охранение права или господство юридического закона. Но это не мешает ему преследовать и другие сообразные с разумом цели. Человек естественно стремится к благосостоянию и изыскивает для этого средства. Государство тем более должно этому содействовать, что бедность и страдания ведут к нарушению права. То же следует сказать и о духовных благах. Государство не было бы истинно человеческим учреждением, если бы оно исключало из себя эти высшие задачи разума. Содействуя науке, искусству, религии, покровительствуя школам и церкви, государство тем вернее достигает и собственной своей цели - охранения права. Но вводя все эти предметы в круг деятельности государства, не следует забывать, что все это - цели побочные и отдаленные. Ставить их, отдельно или в совокупности, непосредственною целью государства не только неправильно, но и опасно. Это побуждает государственных людей преступать юридический закон во имя общественного блага, тогда как юридический закон должен быть первою основою государственной деятельности, а все остальное должно с ним сообразоваться. Еще менее можно согласиться с мнением тех, которые вследствие ложной философии или иерархических притязаний сливают в одно церковь и государство. По существу своему, это - два различных союза, которые могут быть или сопоставлены, или подчинены один другому. А так как сопоставление ведет к постоянной борьбе, то необходимо подчинение. Который же из них должен подчиняться другому? Так как непременное требование разума заключается в господстве юридического закона, а осуществление этого закона предоставляется государству, то очевидно, что церковь должна подчиняться государству, а не наоборот. Хотя бы она идеально стояла выше, в действительности она, как и всякое другое общество, не может быть изъята от господства юридического закона, который составляет первое и необходимое условие всякого общежития*.

______________________

* Ibid. 4 Absch. S. 330-339.

______________________

Нельзя не заметить, что главная и второстепенная цели государства весьма плохо связаны у Круга. Он вывел необходимость государства как юридического союза; но почему же сюда должны присоединяться другие цели? Видеть в них только средства для охранения права - значило бы низвести самые высокие стремления человеческого духа на степень орудия практических требований. Недостаточно также сказать, что государство как истинно человеческое учреждение не может исключить их из себя. Если оно составляет специальное учреждение для охранения права, то нет для него причины задаваться еще и другими задачами. Почему же церковь, которая тоже истинно человеческое учреждение, не должна ставить себе целью охранение права? Ясно, что только практические требования заставили Круга выйти из пределов выработанной им теории. Очерченная им для государства область оказывалась слишком тесною; жизнь ставила и другие задачи, которые не могли быть устранены. Но так как в пределах теории им не было места, то оставалось прилепить их с боку без всякой внутренней связи с существом политического союза.

Из чисто юридической теории государства следует далее, что если оно основано на охранении права, то нет необходимости, чтобы оно было связано с известною народностью. Действительно, Круг признает это только полезным, но не необходимым. Опыт показывает, что один народ может составлять несколько разных государств, и наоборот, одно государство может заключать в себе несколько народностей. Государство может даже просто возникнуть из всякого сброда. Лишь бы господствовал юридический закон, разуму все равно, из кого составляется союз*. Таким образом, национальные требования немцев, которые сам Круг так горячо защищал, теряют существенное свое значение вследствие одностороннего построения государства.

______________________

* Ibid. 5 Absch. S. 340-341.

______________________

Но если состав государства безразличен для юридического закона, то не безразличен способ его происхождения. Круг рассматривает различные мнения писателей на этот счет. Одни видят в политическом союзе создание Божие; это - мнение богословов. Но Бог непосредственно не установлял ни одного государства. Если в религиозном смысле все есть создание Божие, то это не исключает ближайших причин, которые и должны исследоваться наукою. Другие, именно натуралистические политики, смотрят на государство как на создание природы. По их мнению, природа вложила в человека общежительный инстинкт, который действует так же, как силы физические или химические, соединяя сродные элементы и образуя из них одно органическое целое. Эта теория, заманчивая с первого взгляда, грешит тем, что она человека и государство низводит на степень орудия слепых сил. Между тем человек есть разумно-нравственное существо, которое не руководствуется одним инстинктом, но полагает себе разумные цели и исполняет их посредством свободной воли. Учение, которое не принимает в расчет этого самого существенного элемента человеческой природы, не может быть одобрено. Третьи ищут оснований государства в превосходстве силы. Но в таком случае атаман разбойников был бы правомерным государем. Если сила дает право, то всякий, у кого сила в руках, имеет право низвергнуть правителя и сесть на его место. Очевидно, что этим способом можно установить только временную власть. Если государство должно быть постоянным учреждением, то к силе необходимо присоединить и право. Вследствие этого четвертое мнение, мнение философствующих политиков, выводит государство из договора. Если эта теория хочет иметь притязание на историческое значение, то она окажется несостоятельною, ибо история не представляет нам примера подобных договоров. Но несостоятельна ли она и сама по себе? Правомерное государство непременно должно представляться основанным на договоре, ибо таково требование юридического закона. Не следует только воображать себе этот договор явным и формальным. Большая часть договоров не имеет этого характера. Когда мы видим союз людей, подчиненных единой власти, мы должны в основании предположить добровольное их согласие. Природа могла их к этому привлечь; превосходная сила могла их понудить, но все-таки их воля должна была изъявить свое согласие.

Ибо воля человека может противостоять природному влечению, и нет человека такого сильного, что он мог бы властвовать, не опираясь на согласие подчиненных.

В результате можно сказать, что все означенные выше четыре мнения заключают в себе долю правды. Справедливо, что Бог создал человека для государственной жизни и руководит его на этом пути; но исполнение божественного закона предоставлено человеческой свободе. Справедливо и то, что природа влечет человека к гражданственности; но эти природные инстинкты прилагаются опять же не иначе как при посредстве свободы. Справедливо и то, что нередко превосходная сила соединяет людей и таким образом подает повод к образованию государства; но без содействия свободы никакая сила не могла бы упрочить политический порядок и распространить его по всей земле. Наконец, понятно, что и свобода одна недостаточна, чтобы дать бытие государству; но она составляет по крайней мере одно из главных условий его существования*.

______________________

* Ibid. 6 Absch. S. 346-360.

______________________

В этом последнем выводе Круг, по-видимому, отступает от исключительной теории договора, или во всяком случае значительно ее смягчает. Но вслед за тем он все-таки на ней останавливается и доказывает даже, что она может быть оправдана исторически, между тем как за несколько страниц он сам же утверждал, что история не представляет примеров подобных договоров*. Ясно, что у него происходит значительное колебание понятий, которое указывает на недостаточность самого учения.

______________________

* Ibid. S. 360-364; ср.: S. 357.

______________________

При таком взгляде на цель и происхождение государства основным элементом последнего является не власть, а личное право. Государство не что иное, как средство для охранения права; поэтому личные права ему предшествуют. Права граждан суть только видоизмененные гражданским порядком права человека. Однако Круг весьма далек от теории неприкосновенных и неотчуждаемых прав человека и гражданина, провозглашенной французским Учредительным собранием. У него это учение является опять-таки в весьма смягченном виде. Права человека, говорит он, заключают в себе право на жизнь и право на свободную деятельность. Первое сохраняется и в государстве, которое берет его только под свою защиту, а потому воспрещает самоуправство, иначе как в случаях необходимой обороны. Круг не упоминает о том, что государство имеет право требовать от граждан, чтобы они рисковали своею жизнью для защиты интересов отечества. Второе право человека, право на свободную деятельность, заключает в себе право на свободное движение тела и духа и на свободное употребление телесных предметов для целей духовного мира. Здесь по необходимости в государстве установляются ограничения; но какие? Они не должны простираться до уничтожения самого права, ибо через это государство уничтожило бы собственную свою сущность; жизнь в нем перестала бы быть человеческою жизнью. Они не должны также представляться делом произвола, ибо это опять ведет к уничтожению свободы. Ограничения, говорит Круг, должны быть такого рода, что всякий человек, если бы он поступал разумно, должен бы был сам себя ограничить таким образом*. Заметим, что вопрос состоит именно в том, какого рода ограничения требуются разумом: можно ли тут поставить ясные и непреложные границы или эти границы должны изменяться, смотря по обстоятельствам? И кто в этом судья? Наконец, во имя чего требуются ограничения: во имя чужого права или также во имя общего блага? Если мы примем последнее, то, по неопределенности этого начала, тут нельзя положить никакой границы. Между тем Круг признает правомерность ограничений этого рода. Разбирая права духовной свободы, он прямо дает государству право запрещать оскорбительные или опасные для него речи и сочинения и подвергать виновных наказанию. Только в приложении к цензуре, говорит он, нельзя утверждать это столь же безусловно, ибо тут дается слишком большой простор произволу, и это легко может повести к подавлению даже истинных и полезных мыслей. Поэтому он допускает цензуру только в виде наказания, когда писатель уже раз провинился**. Ясно, что этим путем можно идти далеко.