А) Галлер

Первое место в ряду последних принадлежит Карлу Людвигу Галлеру. Он был член Бернской патрицианской фамилии, покинувший свое отечество вследствие политических переворотов и посвятивший всю свою жизнь борьбе с революционными началами. Первое сочинение, в котором он высказал свои взгляды, вышло в 1808 г. под заглавием "Руководство к общему познанию государств" ("Handbuch der allgemeinen Staatenkunde"). Оно не обратило на себя внимание публики. Не смущаясь этою неудачею, Галлер подробнее развил свою теорию в другом, более обширном сочинении, которое он назвал "Восстановлением политической науки" ("Die Restauration der Staatswissenschaft"). Первая часть его явилась в 1816 г., а последняя, шестая - в 1834-м. Эта книга имела громадный успех и возбудила горячую полемику в политической литературе.

Учение Галлера отличается оригинальностью и самобытностью. Он восстает против всех предшествовавших ему писателей по естественному праву. Во всех он видит один коренной недостаток, несмотря на различие направлений: все они выводят общество из договора, полагая таким образом в основание общественного союза не вечный, установленный Богом порядок, а человеческий произвол. Отсюда неизбежно вытекают все те логические последствия, которые были развиты проповедниками революции. Если государство установляется человеческим соглашением, то источником верховной власти является народ, а правительство не более как его уполномоченный. Из этого следует, что если народ недоволен своим правительством, он всегда может его сменить и установить другое, какое ему заблагорассудится. Наследственная монархия совершенно несовместна с подобным воззрением; она представляется чистым произведением насилия*. Эти теории окончательно нашли свое приложение в Французской революции и произвели те смуты, которые потрясли весь европейский порядок. Неудача этих попыток раскрыла глаза многим, но приверженцы теории договора и тут еще стараются оправдать свой взгляд. Неуспех своего дела они объясняют незрелостью общества, испорченностью французского народа, преувеличениями в приложении начал и т.д. Но все эти объяснения совершенно несостоятельны. Общество всегда достаточно зрело для пользования настоящими правами и естественною человеку свободою. И в древности и в Средние века существовали республики, хотя народ был гораздо менее образован, нежели в наше время. Французы - один из самых образованных народов Европы и не более испорчены, нежели другие. В приложении же революционных начал не только не было крайности, а наоборот, можно сказать, что если сохранялся еще призрак порядка, то единственно благодаря некоторой непоследовательности, которая удерживала людей от крайних выводов. В действительности революция потерпела крушение потому что не могла держаться, а не могла она держаться, потому что провозглашенные ею начала ложны и противоречат естественному порядку человеческих отношений. Это доказывается внимательным разбором теории договора**.

______________________

* Haller. Die Restauration der Staatswissenschaft. Vorrede. S. VI; Einl. 3 - 5 Cap.
** Haller. Die Restauration der Staatswissenschaft. I. Einleitung. 11 Cap. S. 278 - 288 (изд. 1820 г.).

______________________

Все это учение основано на том предположении, что люди первоначально жили без всякой общественной связи, в состоянии полной свободы и равенства; но так как в этом состоянии права их не были ограждены от насилия, то они соединились в общественные союзы и в силу взаимного договора установили между собою власть для обеспечения прав. Первое, что можно сказать против подобного воззрения, это то, что оно противоречит всем историческим данным. В действительности ни одно государство не возникало этим путем; самые республики имели иное основание, как доказывает история. Внеобщественное состояние людей есть чистый вымысел. Человек никогда не жил и не мог жить без общества. Естественное происхождение связывает уже людей друг с другом; семейство составляет первое, самою природою установленное общество. Затем и взрослые, независимые лица нуждаются друг в друге, а так как силы и потребности людей неравны, то между ними сами собою установляются разнообразнейшие общественные отношения без всякого общего и формального договора. Почему в этом состоянии нет уважения к праву, а должна господствовать вечная война, непонятно. В сердцах людей написан вечный закон правды, запрещающий им посягать на чужое; никому не дозволено оскорблять другого, нарушать его свободу, отнимать у него правомерно приобретенную собственность. Тот, кто решился бы на подобные поступки, и тут должен опасаться мести, тогда как соблюдая право, он, напротив, надеется, что и ему будет платиться тем же. Обиженный и тут может получить чужую помощь. Наконец, всякий может уйти от обиды. Полного обеспечения прав, разумеется, здесь невозможно найти; но его нет и в самом совершенном обществе. Таким образом, сама природа дала людям не только права, но и средства их защищать; к чему же тут формальный договор, который не только не улучшает дела, но сам по себе представляет бесчисленные затруднения и противоречия?

В самом деле, из кого должно составиться это первоначальное общество? Кто участники первобытного договора, на котором оно зиждется? Если никто не может сделаться членом общества иначе как по собственному согласию, то право голоса должно быть предоставлено женщинам и детям наравне с мужчинами. Если же те и другие исключаются, то это уже отступление от принятых начал. Притом и здесь возникает затруднение: как определить совершеннолетие и кто имеет на это право? Наконец, и между взрослыми мужчинами существуют различные отношения подчинения: есть независимые отцы семейств, есть и слуги. Будут ли те и другие иметь одинаковое право голоса в общих решениях? Но в таком случае господа сочтут себя униженными и не захотят вступить в союз, которым ухудшается их положение. Если же правом голоса будут пользоваться одни независимые господа, как полагают некоторые писатели, то подобное устройство, конечно, заключает в себе более элементов для образования прочного общежития, но куда же девались тут основания системы? И захотят ли независимые господа подчинить себя высшей власти, когда они могут охранять свои права иными путями?

Не менее затруднений представляет установление правительства. Кому вверится общественная власть? Если одному, то кому именно? Сильнейшему? Но против него всего нужнее гарантии. Мудрейшему? Но кто распознает мудрейшего и в ком найдет он опору? Решение, говорят, должно быть предоставлено воле большинства. Но почему же меньшинство должно подчиняться большинству? Что сталось с моею свободою, если я должен принять господина от чужих рук? То же самое имеет место и в том случае, когда правление вручается нескольким; не говоря уже о том, что последние могут враждовать друг с другом и преследовать свои личные интересы в противоположность общественным, чем уничтожается вся цель союза. Наконец, если для избежания этой опасности народ удерживает верховную власть за собою, то и от этого становится не легче. 1) Чистая демократия возможна лишь в весьма небольших размерах; 2) нет большей тирании, как владычество большинства, которому нечего бояться, ибо оно сильнее всех.

При этом возникает новый вопрос, именно: где границы общественной власти? Говорят, что люди, соединяясь в общество, жертвуют частью своей свободы, чтобы обеспечить остальную. Но какая это часть? Кто тут судья? Кто решит, что должно быть запрещено и что дозволено? Чтобы выпутаться из этих затруднений, некоторые утверждают, что власть должна быть перенесена на правителя без всякого ограничения, так чтобы в обществе исчезла всякая частная воля. Но тут непонятно одно: каким образом столь безумная мысль могла прийти в голову кому бы то ни было и как она могла быть признана в особенности теми, которые всего более толкуют о свободе и об обеспечении прав. Возможно ли человеку уступить другому свой разум, свою волю, свои телесные силы, - все эти в буквальном смысле неотчуждаемые права? А если бы это и было возможно, то где же тут обеспечение прав? В этом случае единственным последствием общежития было бы превращение свободных людей в рабов и низведение человека на более низкую степень, нежели самые животные.

Да и к чему, наконец, все это принуждение, все эти бесконечные жертвы? Разве свобода человека более обеспечена вследствие того, что он воздвиг над собою новую власть, которой он не в силах сопротивляться? Ясно, напротив, что опасность становится в тысячу раз больше. Если эта власть - верховная, то против нее нет спасения; если же она контролируется другою, то последняя будет верховною, и тогда против этой, в свою очередь, надобно искать ограждения. Перенесение же власти в качестве полномочия не уменьшает опасности злоупотреблений. Напротив, тут более поводов к соблазну, как доказывает вся история человечества. Одним словом, с какой стороны мы ни возьмем эту систему, мы найдем только ряд бесконечных затруднений и противоречий*

______________________

* Roller. Die Restauration der Staatswissenschaft. I. Einleitung. 11 Cap. S. 295 - 336.

______________________

Такова критика, которой Галлер подверг господствовавшую в его время теорию договора. - критика во многих отношения - совершенно верная. Вымышленное состояние природы было окончательно устранено. Галлер справедливо доказывал, что общежитие не есть искусственное произведение человеческого произвола, а естественное состояние человека; что всегда и везде существуют отношения семейные и служебные; что, наконец, государства возникают не на основании теоретических начал, а историческим путем из данных элементов. Он верно подметил и те противоречия, который вытекают из теории договора, как скоро в основание полагается абсолютное право лица и подчинение каждого только собственной своей воле. Исключение женщин и детей, подчинение меньшинства большинству являются здесь отступлением от принятых начал. Невозможно ни определение той доли свободы, которую каждый оставляет за собою, ни положение границ общественной власти. Но Галлер шел слишком далеко, когда он безусловно отвергал возможность возникновения государства из договора. Он сам, как увидим далее, выводит республики из договора свободных и равных между собою лиц и признает их за искусственные создания человека*. Каким же образом можно рядом с этим утверждать, что история не представляет ни единого примера образовавшегося этим путем государства? Все, что можно сказать, это то, что этот способ происхождения не первоначальный, далеко не всеобщий и что во всяком случае его нельзя считать единственным правомерным.

______________________

* Ibid. VI. 2 Cap.

______________________

Чем же заменяет Галлер отвергнутую им теорию договора? Искусственному созданию произвола он противополагает естественный закон, установленный самим Богом и управляющий всеми человеческими отношениями. Этот закон состоит в том, что сильнейший властвует, а слабейший подчиняется. Естественное состояние человека, то, которое вытекает из самой его природы, в котором он всегда был, есть и будет, не есть состояние полной независимости и разобщения: человеческий быт заключает в себе и взаимные отношения независимых лиц и различные общественные соединения. С самого рождения ребенок находится во власти родителей; брак установляет отношения мужа к жене; взрослые мужчины нуждаются друг в друге для взаимной помощи и защиты. При неравенстве сил и способностей само собою установляется неравенство и в положении лиц. Естественное превосходство дает одному преимущество перед другим, вследствие чего одни властвуют, а другие подчиняются. Этот закон господствует во всей природе; он положен самим Богом, который неравно распределяет людям свои дары. Вместе с тем он служит и к пользе самих людей, ибо все отношения основаны здесь на взаимной потребности: сильный нуждается в службе, слабый в защите. Поэтому люди естественно примыкают к сильнейшему и признают его превосходство. Извращение этого порядка всегда ведет к смутам и не может быть долговечно. В силу этого закона отец властвует над детьми, хозяин над слугами, предводитель над подчиненными, учитель над учениками, наконец, всякий сведущий над несведущими. Это - закон вечный, необходимый и непреложный, как все установленное Богом*.

______________________

* Ibid. I.13 Сар.

______________________

При этом Галлер делает, однако, существенную оговорку. Власть, принадлежащая естественному превосходству, говорит он, не означает, что сильному все позволено. Надобно различать полезную власть и вредную силу. Права властителей ограничены высшим законом, управляющим всеми человеческими отношениями, - законом, имеющим в виду согласить общий порядок с свободою каждого отдельного лица. Он гласит: не обижай никого, но старайся быть полезным другим. Эти два предписания неразрывны; первое есть закон правды, второе - закон любви. Первое абсолютно и сопровождается принуждением; второе обращается к совести и исполняется по мере возможности. Этот закон, всеобщий, необходимый и неизменный, написан в сердцах всех людей. Обязательная сила его основана не на общей воле, которая изменчива, не на произвольных договорах, не на разуме, который служит только средством познания, а не источником закона, наконец, не на общем благе, которое трудно определить, а единственно на воле Божьей, ибо она одна может связывать человеческую совесть. В силу этого закона самый могучий властитель, точно так же как и последний из людей, не имеет права отнять у другого то, что ему принадлежит, - его свободу и собственность. Всякое нарушение этого правила есть злоупотребление власти*.

______________________

* Haller. Die Restauration der Staatswissenschaft. 1.14 Cap.

______________________

Природа, продолжает Галлер, дала людям и средства для охранения установленного ею закона. Первое состоит в соблюдении справедливости. Каждый должен исполнять это правило и внушать другим то же самое. Кто уважает права ближнего, тот и с его стороны вызывает такое же обращение относительно себя. Второе средство есть сопротивление обиде: всякий обиженный имеет право защищать себя даже силою при всех возможных условиях и при всяком общественном порядке; это - право абсолютное. Третье средство заключается в помощи других: всякий имеет право оказать пособие обиженному при каких бы то ни было обстоятельствах. На этом основано все общественное правосудие, которое не что иное, как помощь, оказанная сильнейшим слабейшему. Наконец, когда ничто не помогает, можно прибегнуть к четвертому средству, именно к удалению или бегству. Всякая попытка удержать человека в известном месте помимо его воли есть недозволенное насилие*.

______________________

* Ibid. 15 Cap.

______________________

Галлер признается, однако, что все эти способы ограждения прав нередко оказываются недостаточными; окончательно все сводится к внутреннему чувству обязанности. Нет человеческих учреждений, которые могли бы безусловно оградить отдельные лица от злоупотреблений власти. Сопротивление сильному часто бывает безуспешно, а чужая помощь ненадежна. Если же для устранения злоупотреблений мы хотим установить контроль над действиями власти, то это ведет лишь к учреждению новой, высшей власти, которая в свою очередь требует контроля. Как бы далеко мы ни восходили, мы все-таки окончательно придем к какой-нибудь верховной власти, которая никому не подчинена и сдерживается только совестью. Поэтому всегда и везде единственное обеспечение против злоупотреблений власти заключается в религиозном и нравственном духе властителей. Без религии никогда не могло существовать ни одно государство*.

______________________

* Ibid. S. 432-439.

______________________

Этот последний вывод обличает всю недостаточность теории Галлера. Если бы дело ограничивалось добровольным признанием естественного превосходства во имя обоюдной пользы, то против этого нечего было бы сказать. Нельзя не согласиться и с тем, что фактически во всех общественных отношениях перевес имеет естественная сила, физическая или умственная. Она становится средоточием, около которого группируются остальные элементы; из этого образуется известный общественный порядок. Но затем возникает вопрос об отношении силы к праву. Если распределение сил между людьми считать божественным установлением, то право измеряется силою и идет так же далеко, как и она; это - система Спинозы. Но Галлер весьма далек от подобного заключения; он различает силу полезную и вредную и признает за нею право единственно настолько, насколько она сообразуется с высшим нравственным законом. Следовательно, тут является уже мерило совершенно иного рода, а потому неизбежны столкновения. Напрасно Галлер уверяет, что оба начала мирятся самым дружелюбным образом*; напрасно он утверждает, что сильнейший всегда благороднее, великодушнее и полезнее других; напрасно он видит в деспотизме только редкое исключение, происходящее главным образом от извращения естественного порядка**: факты слишком громко вопиют против подобных положений. В действительности всякая ничем не сдержанная сила стремится уничтожить находящиеся перед нею преграды, следовательно, нарушить права слабейших. Какие же средства против этого зла? Чем обеспечивается соблюдение нравственного закона, который один дает силе высшее значение? Те средства, на которые указывает Галлер, все принадлежат к неустроенному общежитию. Как он ни защищает самоуправство, но, в сущности, оно ведет лишь к бесконечным возмездиям. Истинным его выражением является родовая месть. В государстве самоуправство допускается только в крайней нужде, когда нет средства получить помощь; иначе оно считается преступлением. Во всяком случае, собственная сила служит весьма плохим ручательством за охранение права; тут слабейший всегда будет в накладе. Точно так же ненадежно и случайное пособие других, зависящее от доброй их воли. Наконец, и бегство не спасает от обид; иногда оно даже невозможно. Остается, следовательно, добровольное исполнение нравственного закона сильнейшими, что Галлер и признает за единственное надежное обеспечение права. Но очевидно, что на это положиться нельзя. Недостаточность всех данных природою средств именно и указывает на необходимость иного, искусственного устройства общественных отношений. Чтобы оградить себя от обид и обеспечить права от нарушений, люди должны соединить свои силы и установить постоянные учреждения. В этом и состоит гражданский порядок, который Галлер выдает за произвольный вымысел философов, между тем как он составляет постоянную и необходимую форму всякого сколько-нибудь развитого человеческого общежития.

______________________

* Ibid. 14 Cap. S. 391.
** Ibid. S. 382.

______________________

На основании установленных им начал Галлер отвергает всякое существенное отличие государства от других союзов. Для него государство есть точно такой же союз, как семья, дом, как всякое товарищество, как вотчина. Все отличие состоит в том, что государство независимо от какой бы то ни было другой власти, между тем как другие союзы, будучи в некоторых отношениях свободны, в других отношениях являются подчиненными. Поэтому всякий владелец или союз, который делается вполне независимым, тем самым становится государством. Отсюда тот основной признак, которым государство отличается от других обществ, именно верховная власть. Все остальное второстепенно*. Те цели, которыми различные писатели хотят определить существо государства, не имеют специфического значения. Безопасность, благосостояние, образование точно так же могут быть целями частных союзов. Государство своей особенной цели не имеет. В княжествах нет даже никакой общей цели, а есть множество частных целей, которые все сводятся к приятности жизни. В независимых же корпорациях действительно есть общая цель, но она может быть весьма разнообразная, смотря по обстоятельствам. Специфического признака и тут нельзя найти**.

______________________

* Hatter. Die Restauration der Staatswissenschaft. 1.16 Cap.
** Ibid. 17 Cap.

______________________

Таким образом, государство не что иное, как частный союз, приобретший полную самостоятельность. Основанием его является не народ, а то лицо или те лица, которые облечены верховною властью и вокруг которых группируются подданные. Эта власть принадлежит им не как общественная должность, а как собственное их право, которому противопоставляются собственные права подданных. Она приобретается и теряется ими, как и все прочие дары счастья, по милости Божьей. Поэтому они могут пользоваться ею по своему усмотрению, никому не давая в том отчета. Противоположный взгляд ведет, с одной стороны, к деспотизму, с другой стороны, к революции: к деспотизму, ибо во имя общественного блага, которого они являются представителями, правители считают себе все дозволенным; к революции, ибо понятие о верховной власти как должности ведет к той мысли, что она перенесена от народа и что она в источнике своем принадлежит народу. В изложенной системе, напротив, княжеская власть утверждается на незыблемом основании собственного права, на которое нельзя посягать, не нарушая высшего закона правды, а с другой стороны, ограждается и свобода подчиненных, которая ставится под охрану того же закона*.

______________________

* Ibid. 18-19 Cap.

______________________

Таково воззрение Галлера на государство. Нельзя отказать ему в оригинальности и последовательности. Это не простая проповедь деспотизма: признавая права князей независимыми от подданных, Галлер рядом с этим признает и права подданных независимыми от произвола правителей. Но нельзя не заметить, что в этом воззрении истинное существо политического союза остается совершенно непонятым. Исследуя историческое происхождение государств, Галлер остановился на средневековой форме, которая, собственно, есть не государство, а гражданское общество. Исторически новые государства действительно возникли из частных союзов; но все развитие Нового времени вело к тому, чтобы эти частные отношения превратить в органический союз, представляющий единство народной жизни. Галлер объявляет это развитие революционным; в государствах Нового времени он видит плод искусственных теорий в противоположность которым средневековые формы представляются самородными произведениями естественных отношений. Но это значит одинаково не понимать и теорию государства, и смысл исторического развития. В теории органический союз, представляющий единство народной жизни, составляет высшую форму против случайного сочетания частных отношений, поэтому последний тип должен уступить место первому. Исторически же развитие политической жизни в Новое время пришло к этой форме именно потому, что средневековой тип оказался несостоятельным. Противоположение самостоятельных частных прав князей самостоятельным же частным правам подданных может вести лишь к бесконечной анархии. Тут нет высшего судьи, который признавался бы верховным толкователем естественного закона и своим приговором окончательно разрешал бы столкновения. Все здесь решается частным отношением сил, следовательно, победою сильнейшего. Эта беспрерывная смена анархии и произвола именно и повела к падению средневекового общественного строя. Этим в значительной степени объясняется и успех революции. Поднимая знамя государственного порядка против остатков старины, она приобретала самое могущественное оружие в борьбе с врагами. Победить ее можно было только тем же оружием, а никак не становясь на средневековую почву. В этом отношении усилия Галлера должны были остаться тщетными.

Согласно с началами своей теории, Галлер разделяет государства на княжества и республики, смотря по тому, принадлежит ли верховная власть одному лицу или владычествующей корпорации. Княжества, в свою очередь, подразделяются на вотчинные, военные и духовные. Но так как независимость не может быть прочна, если князь не сидит на собственной земле, то вотчина составляет основной тип, по которому строятся остальные формы*.

______________________

* Ibid. 1.20 Сар.: И. 24 Сар.

______________________

Вотчинное княжество естественным путем возникает из семейства, когда независимый отец семейства приобретает землю и подчиненных служителей, которые поселяются на его владениях. Основанием власти служит здесь поземельная собственность, начало которой лежит не в человеческих учреждениях, а в естественном праве. Это доказывается уже тем, что она составляет явление общее и необходимое. Человек по природе своей имеет право поддерживать и устраивать свою жизнь. Поэтому он имеет право присваивать себе то, что требуется для этой цели. Присвоение правомерно, если этим не нарушается чужое право. Другие с своей стороны обязаны уважать это присвоение, когда оно совершилось правомерно; всякое на него посягательство было бы нарушением чужого права. Занятие никому не принадлежащих вещей составляет, следовательно, первоначальное основание собственности. Тут не нужно придумывать первобытного общения имуществ, не нужно также никаких договоров. Сам естественный закон предписывает уважать человеческую волю, пока она не нарушает чужой, а эта правомерная воля именно и выражается в собственности*.

______________________

* Haller. Die Restauration der Staatswissenschaft. II. 25 Cap.

______________________

Таким образом, князь не что иное, как независимый землевладелец. Отсюда вытекают все его права. В них нет ничего особенного; это - те права, которые принадлежат всем людям по естественному закону. Независимое положение дает им только большую силу*.

______________________

* Ibid. 26 Cap.

______________________

Первое право состоит в верховности, вытекающей из полной свободы. Князья не имеют над собою высшего, кроме Бога, а потому подчиняются только божественному, а не человеческому закону, и никому не обязаны давать отчета в своих действиях. Народам нечего опасаться такого преимущества; по природе вещей оно иначе быть не может, следовательно, это - божественное установление, а божественное установление ни для кого не может быть вредно*.

______________________

* Ibid. 27 Cap.

______________________

Второе право есть право войны и мира в отношении к свободным соседям. Оно вытекает из принадлежащего всем людям права самозащищения. Поэтому война есть собственное дело князя; он ведет ее по личному своему усмотрению. Подданные же могут и даже нравственно обязаны ему помогать. К этому побуждает их собственный их интерес. Отдельные лица могут, сверх того, быть обязаны к тому особыми условиями. Но вне этого на подчиненных не лежит никакой военной обязанности; служба может быть только добровольная. Вводимая ныне общая конскрипция не что иное, как тираническое изобретение новейшего времени. Князь должен вести войну и на собственные средства: и здесь помощь со стороны подданных ограничивается добровольными приношениями. Что касается до мирных договоров, то князь и в этом отношении действует совершенно по своему усмотрению. Он властен распоряжаться своими владениями как ему угодно: уступать их, менять, продавать, лишь бы этим не нарушались частные права подданных*.

______________________

* Ibid. 28, 29 Cap.

______________________

В-третьих, князь имеет право назначать и сменять всех подчиненных ему служителей, - право, опять-таки принадлежащее всякому землевладельцу и домохозяину. Это - личные его слуги, а не общественные должностные лица. Подобный взгляд не только не клонится ко вреду подданных, а напротив, всего лучше ограждает их интересы. Если князь назначает слуг единственно для собственных своих дел, он ограничивается крайнею необходимостью. При ином воззрении, напротив, является стремление вмешиваться во все и для каждого дела назначать особого чиновника. Через это безмерно распложается бюрократия и стесняется свобода подданных, которые рассматриваются как несовершеннолетние, во всех мелочах жизни подлежащие правительственной опеке*.

______________________

* Ibid. 31 Сар.

______________________

Такое же стремление к ничем не оправданному вмешательству в чужие дела является и в новейшем извращении другого княжеского права - права законодательства. И оно принадлежит князю наравне со всеми другими людьми: всякий властен делать распоряжения в пределах своего права в своей силы. Княжеский закон может иметь двоякое значение: как подтверждение естественного закона или как распоряжение по собственному делу князя. Все, что выходит из этих границ, есть произвол. Поэтому большая часть законов состоит или из постановлений, связывающих самого правителя и его потомков, или из инструкций для подчиненных служителей. Законы же, касающиеся прав подданных, - самые малочисленные и самые бесполезные из всех. Можно сказать, что чем их меньше, тем лучше. Так называемые гражданские законы установляются договорами и обычаями людей; они записываются и сводятся единственно для ведома судей, которые соображают с ними свои решения. Точно так же и уголовные законы не что иное, как инструкции для судей*. Что же касается до судебной власти, то она опять-таки принадлежит князю наравне со всеми людьми. Все имеют право разбирать споры подчиненных и оказывать помощь обиженным, но пользоваться этим правом могут только сильнейшие. Поэтому оно по преимуществу принадлежит князю. Суд есть, следовательно, не обязанность, а благодеяние. Судьи же, будучи назначаемы князем в качестве подчиненных слуг, обязаны сообразоваться с его инструкциями**.

______________________

* Ibid. 32 Сар.
** Ibid. 34 Сар.

______________________

Наконец, с княжескою властью сопряжены и некоторые имущественные права. Первым источником богатства князей служат их собственные имения. Затем, они властны установлять регалии, т.е. присваивать себе исключительное право на известные производства в пределах своих владений; ибо, принимая посторонние лица на свои земли, они вправе определять и условия этого приема. Далее, они могут установлять таксы за известные правительственные действия. Но они не вправе облагать подданных податьми без их согласия. Произвольное обложение частной собственности составляет нарушение чужого права. Поэтому если требуются подати, необходимо созвание чинов. Последние должны состоять из лиц, непосредственно подчиненных князю; но они не являются представителями остальных, а могут давать деньги только из собственного своего кармана. Коли же они хотят привлечь к платежу податей и своих подчиненных, то они должны, в свою очередь, испрашивать согласие последних*. Галлер признается, однако, что особенно в деле податей нужда извиняет иногда отступление от строгих правил. Поэтому чины нередко дают согласие на подати не только за себя, но и за весь народ**. Из всего этого ясно, заключает Галлер, каковы пределы княжеской власти. Этот вопрос неразрешим с точки зрения новой государственной теории, ибо здесь невозможно положить границы между личным правом и общим. Во имя общественного блага открываются двери самому страшному деспотизму. В изложенной системе, напротив, границы верховной власти обозначаются сами собою: они лежат там же, где находятся границы всякого права, именно в чужом праве. Князь властен делать все что ему угодно в пределах собственного права, но на свободу и собственность подчиненных он не вправе посягать. Это - прирожденные, Богом дарованные им права, которые должны оставаться столь же непоколебимы, как и власть княжеская. Такова черта, положенная неизменным естественным законом. В этих границах между князем и подданными могут быть установлены различные условия, определяющие права обеих сторон. Новейшая конституционная теория видит в этих хартиях важнейшее обеспечение против произвола; но, в сущности, такого рода постановления по меньшей мере безнадежны, а нередко и вредны. Князь всегда сильнейшая сторона, а потому он обыкновенно выговаривает себе гораздо более того, что он уступает подданным, например, право взимать подати, набирать войско. Вообще, неизменный естественный закон служит гораздо более надежною гарантиею права, нежели изменчивая воля человека, которая может разрушить завтра то, что создается сегодня. Наконец, никакие хартии не ограждают от насилия, примером чему могут служить бесчисленные бумажные конституции, созданные безумством новейшего времени. Самые прочные учреждения те, которые не вписываются в хартии, а охраняются правами***. Подданные и без всяких формальных условий имеют средства ограждать себя от произвола. Это - те средства, которые даны им естественным законом относительно всех людей вообще, ибо обязанности подданных к князю ничем не отличаются от обязанностей их ко всякому другому человеку. Первое состоит в собственном соблюдении естественного закона, чем вызывается взаимность и устраняются столкновения. Еще более этому содействует распространение истинного учения об отношении князя к подданным, - учения, основанием которого всегда есть и будет религия, т.е. уважение к данному Богом естественному закону. Затем, в случае нарушение права подданные могут прибегать к страдательному сопротивлению - к жалобам, к представлениям. Судебная помощь, конечно, в этом случае немыслима, но можно приобрести помощь и заступничество иными путями. Далее, подданным остается бегство и, наконец, как крайнее средство открытое восстание. Что ни говорят софисты, сопротивление тирании есть право, которого нельзя отнять у подчиненных. Неправедной силе может и должна быть противопоставлена сила. Обязанности людей взаимны; нельзя постановить правилом, что несправедливость дозволяется, а сопротивление запрещено. Право сопротивления оправдывается как Священным Писанием, так и всею историею человечества. И нечего опасаться, что оно может быть употреблено во зло. Князь всегда сильнее подданных, а потому последние редко решатся на такой путь, который может ухудшить их состояние. Благоразумие обыкновенно предписывает уступить, чтобы не навлечь на себя еще большего зла. Только невыносимые притеснения способны возбудить общее восстание, но тогда оно неизбежно, какие бы ему ни противополагались теории****.

______________________

* Haller. Die Restauration der Staatswissenschaft. II. 35-37 Cap.
** Ibid. S. 339.
*** Ibid. 39 Cap.
**** Ibid. 41 Сар.

______________________

Итак, Галлер приходит к тому же заключению, к какому пришла и революционная школа. Разница между ними та, что он и княжескую власть хочет произвести из прирожденных каждому отдельному человеку прав. Но самое исчисление присвоенных князю преимуществ доказывает всю несостоятельность этого взгляда. Невозможно утверждать, как делает Галлер, что всякому лицу в обществе принадлежат одинаковые с князем права и что только недостаток средств мешает ими пользоваться. Все значение гражданского быта состоит в том, что им устраняется самоуправство и личная месть заменяется судом третьего лица, которое является представителем высшего, общественного начала. Если бы частный человек вздумал творить суд и расправу под предлогом оказания помощи обиженному, он сам подлежал бы за то наказанию. Если бы всякий богач имел право строить крепости и содержать войско, насилиям и междоусобиям не было бы конца. Сам Галлер сознается, что князья ввидах собственной безопасности обыкновенно запрещают подобные средства защиты. Наконец, только в Средние века князья могли вести войны на собственные средства и с помощью слуг. При более развитом общественном быте это сделалось невозможным; война, волею или неволею, принимает всенародный характер. Даже при добровольном вербовании войско может быть содержано только на общие средства, и если для получения этих средств требуется согласие подданных, то дело не ограничивается добровольными приношениями, но созывается собрание, которого решение считается обязательным для всех, т.е. признается общее представительство, облеченное принудительною властью. А с этим вместе вся теория Галлера рушится в самом основании. Как скоро есть общее представительство и общие обязанности, так частные отношения заменяются цельным союзом, в котором лицо является подчиненным членом, а правительство становится представителем общественного начала. И эта замена необходима. Частные отношения между свободными лицами, не признающими над собою высшего судьи, могут породить только анархию, ибо соблюдение закона, которым должны руководиться люди, предоставляется здесь доброй воле каждого. Поэтому Галлер принужден окончательно поставить весь этот порядок под защиту религии. "Различие между противореволюцюнными учениями и революционными, - говорит он, - есть, в сущности, различие между верою и неверием"*.

______________________

* Hatter. Die Restauration der Staatswissenschaft. II. S. 380, примеч. 10.

______________________

В особом отделе под именем макробиотики или учения о долговечной жизни Галлер излагает средства поддержать и продолжить существование вотчинных государств. Главным правилом политики полагается сохранение и увеличение того превосходства, которое дает князю независимость и власть. Средства же для достижения этой цели суть: нераздельность и расширение владений, строгая бережливость, хороший выбор подчиненных должностных лиц, поддержание личного значения и достоинства князя в глазах подданных, военный дух, необходимый для сохранения независимости, и т.д. Все это вполне сообразно с существом вотчинного правления. Важнее было бы приложение этих правил к монархии, имеющей народное значение, но этого мы, разумеется, у Галлера не находим*.

______________________

* Ibid. III. 45-53 Cap.

______________________

Военная монархия примыкает к вотчинной, ибо независимый предводитель дружины, для того чтобы сохранить свою самостоятельность, необходимо должен сидеть на своей земле. Поэтому и здесь удерживаются существенные черты вотчинного государства. Однако военный быт влечет за собою и некоторые особенности. Первая состоит в том, что покоренные племена ставятся в большую или меньшую зависимость от победителей. Эта зависимость сама в себе не имеет ничего неправомерного, ибо она проистекает из естественного отношения сил. Вторая особенность заключается в военной организации управления: оно получает иерархический характер и строго централизовано; деление областей здесь чисто искусственное. Смягчающим элементом являются тут ленные учреждения, которые, усиливая местную власть, делают ее более доступною для подчиненных и установляют между победителями и побежденными патриархально-вотчинные отношения. При этом спутники князя как участники победы получают награды землями и должностями. Из них образуется дворянство, возвышающееся над остальным народом. Всякий общественный быт влечет за собою образование известного аристократического класса, ибо аристократия зиждется на уважении, которое подобает высшей власти и свободе. В вотчинном государстве является вотчинная аристократия, состоящая из крупных землевладельцев, в военном государстве - военная, в духовном - духовная, наконец, в республиках - патрицианская. Там, где эта высшая власть и свобода переходят по наследству, аристократия получает наследственный характер. В военном государстве она составляет сословие победителей, которое, кроме подобающего ему уважения, пользуется еще разными льготами и привилегиями, опять же совершенно правомерными, хотя нет сомнения, что тут открывается поле для злоупотреблений. Члены этого сословия, будучи товарищами князя, нередко сзываются им для совета и помощи; отсюда собрание чинов, которые имеют здесь гораздо большее значение, нежели в вотчинах. Однако и эти собрания отнюдь не облечены законодательною властью. По самому свойству отношений князь сзывает кого и когда хочет; он распускает чины по собственному усмотрению, предлагает им на обсуждение те дела, для которых он считает нужным иметь их совет; наконец, только его верховная воля дает силу их решениям. Совокупность принадлежащих спутникам или дарованных им князьями прав составляет так называемые народные вольности, которые очевидно относятся исключительно к высшему сословию и сами по себе не что иное, как благодеяния князей или формальные подтверждения существующих уже отношений*.

______________________

* Ibid. 54-62 Сар.

______________________

Обыкновенно, однако, между князем и его товарищами возгорается борьба, которая может кончиться перевесом той или другой стороны. Вначале князь как сильнейший имеет за себя все шансы. Если он умеет ими пользоваться, он мало-помалу ограничивает права аристократии, расширяет свою власть и свои владения и наконец становится неограниченным государем, или же, в более мягкой форме, превращает военное государство в вотчинное. Если же князь не умеет пользоваться выгодами своего положения, то перевес склоняется на сторону аристократии. Права монарха подвергаются большим и большим ограничениям, а государство неудержимо стремится к распадению. Нередко торжество аристократии ведет к тому, что монархия становится выборною. Это устройство представляет нечто среднее между монархиею и республикою, но как сочетание противоречащих друг другу начал, оно не может быть долговечно*.

______________________

* Ibid. 63, 64 Сар.

______________________

Макробиотика военных монархий основана на том же начале, как и макробиотика вотчинных княжеств, именно на сохранении князем своего превосходства. Поэтому и правила здесь те же. Однако тут есть и особенности, которые вызываются отношениями князя, с одной стороны, к товарищам, с другой стороны, к побежденным. Относительно последних правила политики не затруднительны: нужно только не раздражать народ невыносимыми притеснениями. Гораздо труднее соблюдать должную меру в отношении к вельможам. Так как они являются главными соперниками князя, то не следует увеличивать их власть. В особенности надобно стараться не допускать наследственности ленов и должностей и строго держать собрание чинов в пределах предоставленных им прав. Но, с другой стороны, аристократия составляет самую крепкую опору монархии. Каждый вельможа в малом виде то же, что князь в более обширных размерах; права их и интересы тождественны. Поэтому нет более пагубной политики, как та, которая полагает силу монарха в унижении дворянства. Князь, который идет этим путем, подрывает основы собственной власти. Вообще, военные монархии, более значительные по объему, нежели другие, имеют и более внешнего блеска, но заключают в себе семена разрушения. Их строгое однообразие подавляет свободу и отчуждает от них сердца подданных. Могучие вассалы с своей стороны стремятся к самостоятельности, а потому как скоро ослабевает тот военный дух, который их основал, так эти колоссальные создания разлагаются на множество мелких владений. Военная монархия возвращается к более естественному и более благодетельному для человечества типу монархии - вотчинной*.

______________________

* Haller. Die Restauration der Staatswissenschaft. III, 65, 66 Cap.

______________________

Третий вид княжеств составляет духовная монархия. Галлер сознается, впрочем, что лучше было бы духовное государство противопоставить совокупности светских форм, нежели делать из него подчиненный вид княжества*. Он с особенною любовью излагает существо и устройство этого союза; в церкви он видит идеал человеческих обществ. Верный своей теории, он и церковное устройство производит сверху, а не снизу: основателем духовной монархии является учитель, а не ученики. Поэтому Галлер отвергает протестантские начала как революционные и признает католицизм за единственную истинную форму христианства**. Несмотря, однако, на все его старания подвести церковное устройство под общие, принятые им начала общественного быта, здесь оказываются существенные противоречия с последними. Между тем как в других княжествах не признается никакой другой связи, кроме частных отношений между главою и каждым из подданных отдельно, церковь, напротив, понимается как организм, наподобие человеческого тела, "этого зеркала божественного порядка", по выражению Галлера, "в котором ни один член не существует сам для себя, но каждый живет для всех других и служит не себе, а всем остальным, через что сохраняются красота, здоровье и крепость как целого тела, так и отдельных членов"***. Вследствие этого власть не является здесь частною собственностью владыки, но установляется для общей пользы как общественная должность****. Поэтому и церковные имущества составляют собственность не правителя, а всей церкви в совокупности, вследствие чего они признаются неотчуждаемыми*****. Наконец, и общественные учреждения служат общей пользе и считаются достоянием всех******. Одним словом, тут являются органическое начало и общий элемент, которые отвергались в других общественных союзах. Сам Галлер признает, что церковь осуществляет в себе все то, что новые писатели в безумии своем приписывают светскому государству*******. Но почему же в безумии? На каком основании признается в одном случае то, что в другом отвергается как нелепое и невозможное?

______________________

* Ibid. IV. Vorrede. S. XXIX.
** Ibid. 67 Cap. S. 7-10.
*** Ibid. 67 Cap. S. 175-176.
**** Ibid. Vorrede. S. XIX; S. 290, примеч. 2.
***** Ibid. S. 161, 205, 290.
****** Ibid. Vorrede. S. XVIII.
******* Ibid. S. XVIII.

______________________

Органический характер церковного союза отражается и на его устройстве. Тут власть не может переходить по наследству. Духовный авторитет, на котором она зиждется, не передается произвольно, как частная собственность. Вместо наследственности здесь является выборное начало. Однако Галлер старается придать этому началу как можно меньше значения. Прежде всего, он не допускает выбора учителя учениками, ибо последние к этому неспособны. Выбирать могут только сами учителя между собою; низшие же назначаются высшими*. Затем, права церковной власти расширяются совершенно несоответственно выборному ее происхождению и органическому характеру союза. Галлер не только признает необходимость единого главы церкви, что вовсе не вытекает из существа церковного союза, но он этому главе безусловно подчиняет всю иерархию пастырей. "Подобно основателю общества, или как его преемник, - говорит Галлер, - он (т.е. глава. - < Б.Ч.>) был прежде них и не обязан им своим существованием; они им поставлены и назначены, а не он ими; они подчинены его руководству, а не он ихнему; не он вышел из них, а они из него, как гроздь из виноградной лозы, и только пребывая в нем, они составляют общество. Не связанные между собою, рассеянные и одинокие, как члены без главы или колонны без фундамента, они только через него и с ним составляют одно целое"**.

______________________

* Ibid. 78 Cap. S. 292-294.
** Ibid. S. 323.

______________________

Очевидно, что наклонность к католицизму заставила Галлера впасть в эту непоследовательность. Принятые им здесь начала согласны с общими его положениями, но они противоречат им же самим признанным основаниям церковного союза. Возводя этот союз в идеал всего человеческого общежития, Галлер утверждает, что он соединяет в себе выгоды республик и монархий, составляя нечто среднее между теми и другими*; но, в сущности, тут соединяются только противоречащие направления, которые отнюдь не приводятся в соглашению.

______________________

* Haller. Die Restauration der Staatswissenschaft. V. S. 373-376.

______________________

Основанная на чисто духовном начале, на добровольном подчинении учеников духовному руководству учителя, церковь для внешнего своего существования нуждается, однако, в материальных средствах. Она составляет постоянный союз с известными имуществами и учреждениями. При благоприятных обстоятельствах этот союз может даже сделаться совершенно независимым, и тогда он становится настоящим государством. Галлер считает такое положение весьма выгодным для церкви, ибо оно всего лучше обеспечивает ее независимость*. Там же, где церковь не достигает полной самостоятельности, она состоит в государстве либо как терпимая, либо как господствующая. В первом случае права ее совершенно зависят от милости князя. Галлер не признает веротерпимости как безусловного человеческого права. Но если раз известная церковь признана государством, князь не властен уже касаться приобретенных ее прав и вмешиваться во внутренние ее дела. Это будет таким же нарушением справедливости, как и в отношении к частному лицу**. То же самое имеет место и относительно церкви господствующей. Получая льготы, церковь не становится через это государственным учреждением. Она остается самостоятельным союзом, и светская власть должна относиться к ней как ко всякому независимому лицу. Этими началами должны разрешаться и все столкновения между церковью и государством. Галлер утверждает, что эти столкновения потому только представляются затруднительными, что вместо соблюдения справедливости тут постоянно является вмешательство в чужие дела***.

______________________

* Ibid. IV. 72 Cap.
** Ibid. 80 Cap. S. 353-364.
*** Ibid. S. 364-429.

______________________

Если бы Галлер ограничился этими положениями, за ним осталась бы заслуга признания церкви независимым союзом, хотя и тут многое можно сказать против взгляда на дарованные церкви преимущества как на частное ее право. Но он идет гораздо далее. Он признает вечною истиною, что духовная власть должна господствовать над светскою. По его мнению, она не только благороднее последней, возвышаясь над нею, как душа над телом, как невидимое над видимым или как вечное над временным, но она в действительности составляет источник и конечную цель всех человеческих действий; она направляет и обеспечивает свободное употребление всех земных благ и сил. В некотором отношении, говорит Галлер, оба меча, духовный и светский, орудуются церковного властью. Она дает закон, а светская власть его исполняет. Духовный меч составляет принадлежность царства Божьего и находится в руках учителей; светский же меч употребляется для царства Божьего и находится в руках князей и вообще могучих людей, но под мягким и незаметным руководством учителя. Так всегда было, есть и будет, ибо без духовного авторитета мир не может стоять*. "Если, таким образом, - говорит он в другом месте, - по весьма меткому сравнению, церковь и государство или лучше сказать духовная и светская власть относятся друг к другу как душа и тело, как закон и власть, как правило и действие, причем обе не могут быть совершенно независимы друг от друга, но одна должна уступить другой первенство, то, конечно, естественнее и справедливее, чтобы душа повелевала телу, нежели тело душе, чтобы власть управлялась законом, нежели чтобы закон преклонялся перед властью, чтобы действие было сообразно с правилом, нежели чтобы правило приноровлялось к противоречащим друг другу действиям"**. Подобно средневековым учителям, Галлер противополагает даже царство Божие, воплощенное в христианской церкви, царству тьмы, или дьявола, которое проявляется в самообожании человечества, т.е. в светском, построенном на чисто человеческих началах государстве. Между тем и другим происходит великая борьба, которая раздирает современные общества***.

______________________

* Ibid. S. 23-25.
** Ibid. V. S. 292.
*** Ibid. IV. S. 25-27.

______________________

Тем же средневековым духом проникнута и его макробиотика духовных княжеств. Прежде всего, он требует единства веры, утверждая, что разногласие мнений гибельно не только для духовной власти, но и для светской. Внешний мир и порядок возможны только при единстве мыслей, поэтому светские князья должны в этом отношении поддерживать церковь. Галлер считает раскол такою же государственною изменою против духовного общества, как открытое возмущение против светского. Он утверждает, что отпадение от церкви ничем не может быть оправдано. Источник его - единственно гордыня человека, который личное свое мнение ставит выше общего авторитета*. Но какие же существуют средства против этого зла? Терпимость ни к чему не ведет, а с другой стороны, Галлер признает, что и внешняя сила не достигает цели, ибо нельзя насильно внушить людям веру. Против духовного зла требуется духовное оружие. Прежде всего, надобно чистотою учения предупредить самое возникновение ложных толков. Если же они возникли, следует по возможности препятствовать их распространению. Внутренне каждый может верить во что хочет, но внешняя пропаганда должна быть строго запрещена. Свобода печати есть пагубный софизм. Все сочинения необходимо подвергать строжайшей цензуре, которая должна быть вверена церковным учителям, для того чтобы яд не мог заразить других. Затем, надобно опровергать самое лжеучение, обличая основное его начало и делая его смешным и презрительным в его выводах. Наконец, если бы секта вздумала образовать из себя постоянное общество, это общество должно быть уничтожено, хотя бы силою**.

______________________

* Ibid. V. 84 Cap.
** Haller. Die Restauration der Staatswissenschaft. V. 85 Cap.

______________________

Галлер не ограничивается этими отрицательными мерами. Если религия должна действительно сделаться царицею мира, господствовать всюду и быть законом во дворцах, так же как и в хижинах, необходимо, чтобы она не оставалась в отвлеченной области, но проникала бы всю человеческую жизнь. Все науки, все искусства должны быть ей подчинены; она должна быть духом, направляющим и оживляющим все другие знания, конечною целью, к которой все должны стремиться и которой все должны содействовать*. Очевидно, что о свободе тут нет уже и речи. Те личные права, которые в светском государстве Галлер противопоставлял княжеской власти, исчезают в духовной области. Человек безусловно подчиняется высшему авторитету, отрекаясь от всякой самостоятельности. В основание церковного союза Галлер полагает добровольное признание духовного превосходства, но в результате выходит, что непризнание этого превосходства есть преступление и что духовный авторитет поддерживается даже внешнею силою.

______________________

* Ibid. S. 236-237.

______________________

Наконец, последняя форма общественных союзов, республика, основывается на началах добровольного товарищества. И тут, так же как и в церкви, являются общая цель, общие учреждения и общее имущество. Верховная власть присваивается здесь совокупности членов; решение же вопросов принадлежит большинству на основании общего закона, по которому властвует сильнейший. Но, так же как и во всех других образах правления, эта власть простирается единственно на собственные права общины, т. е. на общее достояние, а никак не на личные права членов, которые должны оставаться неприкосновенными. Кроме того, свобода меньшинства ограждается тем, что ему всегда предоставляется право выйти из союза*. Там, где община мала, она вся собирается для совещаний; в противном случае из нее выделяется собрание представителей, причем, однако, полезно, чтобы некоторые важнейшие дела предоставлены были утверждению всей общины. Собрание может избираться по округам или восполняться само собою. Последний способ предпочтительнее, ибо избранный отдельным округом не может считаться представителем целого, да и самый выбор бывает лучше, когда он предоставляется собранию отборных людей. Наконец, для исполнения необходима особая правительственная коллегия**.

______________________

* Ibid. VI. 7-8 Cap.
** Ibid. 14-15 Сар.

______________________

В организованной таким образом корпорации Галлер признает полное равенство. Даже самые подати должны, по его мнению, распределяться не пропорционально имуществу, а поровну на каждого члена*. Поэтому он отвергает всякое различие прав между гражданами. И здесь, как и везде, образуется известная аристократия, но она должна быть основана единственно на почете, который оказывается преемственно передающимся богатству и положению**. Это равенство не распространяется, однако, на подчиненные общине лица. Республика, так же как и князь, может иметь своих подданных. И тут являются служебные отношения слабейших к сильнейшим. Первые сохраняют свою свободу и свою собственность, которые должны оставаться неприкосновенными; но они не имеют права требовать уравнения в политических правах с членами владычествующей корпорации. От воли корпорации зависит тот размер прав, которые она предоставляет подчиненным. Благоразумная политика требует, однако, не только чтобы не было притеснений, которые здесь гораздо чувствительнее, нежели в княжествах, но и чтобы знатнейшим из подданных был предоставлен доступ в гражданство. Иначе возбуждаются зависть и неудовольствие, которые легко могут привести государство к падению***.

______________________

* Ibid. 12 Cap. S. 129.
** Ibid. 22 Cap. S. 358-361.
*** Ibid. 16 Cap.; 19 Cap. S. 311-318.

______________________

В макробиотике республики Галлер излагает средства для поддержания республиканской власти. Это едва ли не лучшая часть всего сочинения. Сам будучи членом владычествующей корпорации, он видел на практике и способы управления, и угрожающие опасности. Но и здесь, как и везде, он не выступает из тесной рамки союзов, возникших из средневекового порядка. Широкое развитие республиканской формы, образцы которого представляет новейшая история, осталось ему чуждым.

Вообще, весь образ мыслей Галлера коренится в средневековом быте, который возводится им на степень нравственного идеала. Владычество сильнейшего, основанное на взаимной пользе и подчиненное нравственному закону, - вот вся его теория. Но если мы спросим, где же ручательство в том, что сильнейший будет подчиняться нравственному закону, воздерживаться от нарушения чужих прав и употреблять свою власть именно для общей пользы, а не для своей собственной выгоды, то в ответ мы узнаем, что окончательно во всем этом надобно положиться на человеческую совесть, т.е. на силу религии, - ответ, очевидно, не политический, а богословский. Религия, по мнению Галлера, должна служить связью между сильным и слабым, между порядком и свободою, поэтому церковь как высший нравственный союз должна владычествовать в гражданском обществе. Если же мы станем разбирать, каким образом в самом церковном устройстве примиряются противоположные элементы общежития, то мы увидим, что свобода, которая вначале признавалась основою церкви, окончательно совершенно из нее изгоняется и светская власть призывается на помощь для поддержания единства веры. Такой вывод сам себя опровергает. Начало власти, даже при нравственной сдержке, очевидно недостаточно для примирения свободы с законом. В результате свобода все-таки приносится в жертву.