Трактаты. Диалоги. Притчи. 12 страница

Дух. О, несмысленна и косна! От лика буйных дев, дево! / 222 / И сего ли не постигаеши? Положи во едино конец и начало. Эй! Будь мне прозорлива, как Ноева голубица, да не причтешся к нещасному оному хору и не погибнеш потопом. «Оскудеша добрыя девы». «Погрязоша, яко олово во водах». \154\

Будь же и ты судіею, но смотри: праведен суд суди. Не на лицо одно взирай и не цени по углам горницы, а по позлащенной скорлупе ореха. Знаешь видь, что змій есть, знай же, что он же и бог есть. Лжив, но и истинен. Юрод, но и премудр. Зол, но он же и благ. «Коль благ бог Ізраилев правым и мудрым девам!» Буде в нем станешь видеть одну злость и плоть, не престанет тебе уязвлять и питать оною, как пишется: «Приложи им зла, господи, приложи». Кому? «Славным земли». Како может земля, плоть, гной славиться в доме божіем? Весьма не советует Мойсею взирать на лице свое бог. Сіе значит видеть в бібліи землю и тму, а вкушать яд. Содомляне всплошь — юноши и старцы их — пред сном в вечерь бродят около дому божія, но алчут, аки пес всегда.

Душа. Я рада очень, чтоб он не был язвителным. Тогда бы я не ругалася ему и не боялася бы смертнаго жала

Душа. Как же сіе делать?

Дух. Произвесть праведный суд ему — вот что! И точно узнать силу дела его Тогда малое отроча поведет его.

Душа. Как же сіе делать?

Дух. Вознесть и поднять его от земли вгору. Тогда явится / 231 / спасительная сила его, как сам он признаваетея: «Егда-де вознесете сына человеческаго, тогда уразумеете, яко аз есмь». Правдиво сказать: что-ли я значу? И что ли то есмь? Ныне же сидите на седалищи губителей моих и незлобиву мою невинность убивайте. Сія же то, наконец, есть не ложная печать веры, чтоб поднять змія чуднаго сего, как пишется: «Знаменія верующим; языками возглаголют новыми; змія возьмут, вознесут...»

Душа. Кто же довлвет его поднять?.. А поднявши, где его девать? Разве на шею повесить?

Дух. Горы преносит, и змія поднимает кто ли? Вера. Подними прежде, не зміино, но твое самаго сердце, куда? К вечному, а змій во след твой самовольно вознесется вгору и повиснет на древе, а тебе на шею.

Душа. Вот беда! Загризет...

Дух. О, дура! Не беда, но спасеніе... Он только тогда вреден, когда по землеползает.

Душа. Скажи, отче, пояснее, како ли повиснет на древе? Мы древо разумеем то, что крест, виселица...

Дух. Скажи лучше так: мы ползаем по земле, как младенцы, а за нами ползет и змій. И кто вас возставит? Да не выходит из памяти тебе пресветлая (слыши, дщи) божіих гор седмица! Они суть седмь райскія яблони, седмь же, как едина, раждающа плод вечныя жизни. Теперь почувствуй сладкій сей глас невесты: «Яко яблонь посреде древес летных, тако брат мой посреде сынов». «Положите мя в яблоцех; под яблонею возбудих тя». / 232 / «Тамо роди тя мати твоя». \155\ Видишь ли, куда вгору вземлется и на коем древе вешается? Такожде Исаіа чрез райское древо жизны разумеет седмицу: «Яко же дніе древа жизни, будут дніе людей моих».

На сем насажденном при исходищах вод древе повешен, из нечестиваго мужа блаженным, из ползущаго божественным, из ядовитаго делается спасителным, из мертваго живым... Послушай, како Исаія о всех Ноевых, или біблейных скотах, зверях и о самом зміе благовестит: «Не повредят, ниже погублят?». Но внемли, где не повредят? «На горе-де святой моей». «Волцы и агнцы имут пастися вкупе». «Лев, яко вол, снесть сламу, а змія — землю».

Если же мне скажешь: он и без горы кушал землю и за то от бога проклят, затем же то он проклят, — что жрал не на горе, без горы, не на горах святых. Не за то, что ел землю. Вся система мыра сего есть земля и прах, вода текущая и сень псам преходящая. Подобало ему ясти и пить со Клеопою, а где? На пути субботном, или с Петром на с небес низпущенной ковре или скатерте, или с Павлом у стола седмистолпнаго дому, или в горнице с ноги умывающими апостолами, сіесть со Ізраилем. А где же? Тамо, пред богом. В то время был бы он благополучен, как написано: «От потока на пути піет: сего ради вознесе главу». «Вознесу тя, господи, яко подъял мя еси». / 241 /

Вознесши же главу свою, могл бы тогда приподнять и все свое тулубище, как сам признавается: «Аще аз вознесен буду от земли, тогда вся привлеку к себе».

Душа. Почему светлая седмица есть путь и поток?

Дух. Потому, что она есть лествица, все возводящая к богу. Он един благ и един высок. А поток потому, что напаяет всю біблейную землю, устрояя к плодоприношенію всю неплодну фігуральных тварей тем тму. Для того пишется: «Источник исхождаше от земли и напаяше все лице земли». Лице есть то же, что фігура, эмблемат, образ: «Лице мое да не явится тебе». «Просвети лице твое, и спасемся».

Душа. Скажи же мне: когда просвещается лице божіе? Видь сонце и день есть сам собою светел.

Дух. Никак! Всякая стихіа есть то тма. А просвещается лице божіе тогда, когда в сердце сонечныя фігуры является слава божія. Во время оно светает в сонце свет невечерній, а во дне его мрачном зареет дневнее утро незаходимаго века. И сіе-то есть: «Во свете твоем узрим свет».

Из седмицы дней 7 проповедей выводит Давід богу. Так мудрствовать и протчіим советует: «Благовестите-де день от дня». Іоил же: «Вострубите трубою в Сіоне». «Проповедуйте в горе моей святой». А что ли проповедать? Вот что: «Яко приходит / 242 / день господень». «Яко близ день тмы и бури, день облака и мглы». \156\

Тфу! Как же не близко? Он закрылся в нашем мрачном и бурном дне. Так он нашим днем пожерт, как Іона китом. И будьто закрыт стеною: «Се сей стоит за стеною нашею». Но стены двигнутся проч, а злой день изблюет благаго: «День дню отрыгает глагол», сиречь мудрому из мрачнаго дня выходит разум вечнаго дня. Во время оно фігура, таящая во утробе своей одеющагося светом, яко ризою, аки роза и крын, дышет благовонныя духи: «Дондеже дхнет день, и двигнутся сени». «Смирна и стакта и касіа от риз твоих».

Душа. А я не угадаю ли? — Наш темный день и сонце есть то горестна гора. А день божій есть то из горы мамврійскій дуб. Знать-то он высок, когда авраамскій пир под ним...

Дух. Вот тогда ж то просвещается лице божіе, сиречь сонце, когда из него прорасло древо премудрости. Тут-то пир: «Яко в сени его (то есть сонца) мудрость, яко же скиніа посребренна, и источник разума премудрости, исходящій от нея, оживляет». В то время обновляется вся земля. «Дадеся им всяка власть...» «Дуну и глагола им: пріймите дух свят!» «Дондеже дхнет день...»

Душа. Боже мой! Коль я усладилася фігурою сею! Она мне мила. О благолепный образе! Прекрасное лице вечнаго! Пресветлейшее око! Призирающее / 251 / и облистающее всю землю! Кто ли в сытость насладится тебе! О, позлащенная вечностію скиніе и ковчеже божій, спасающій от потопа всемырнаго! Ты еси сонце, храм тайному сонцу и селеніе богу Іаковлю. Пой и воспой возлюбленному твоему, о прекрасная в женах! День и вечер пой! Нощ и утро пой! Вся тварь спит. Ты же и прекрасная сестра твоя луна не дремлете, поюще сію песнь: «Брат мой мне, и аз ему...» Мило мне дивиться, что к верховной сей фігуре все протчія стекаются. А сія цариц царица ведет ко брату своему бесчисленное девиц стадо. «Отроковицы возлюбиша тя». «Во воню мира твоего течем». «Приведутся царю девы во след ея».

Сіи суть царицы и чистыя наложницы царя небеснаго: «Возрадуемся и возвеселимся о тебе».

Дух. Хвалю твое мудрованіе, любезная моя голубице. Изнемогающій во вере да вкушает оное зеліе и траву: «Всяка плоть — то сено». Но твоего возраста зубам стыдно сосать млеко. Раскусивай и ищи в шкорлупах зерно вечности. Дом божій не всуе наречен луза, разумей: сад орешный. В нем-то Авраам и Іаков созидают жертвенник и при трапезе оной беседуют с богом. Иный в светлой седмице чрез день разумеет просто день. А иный жует каждый ея день, / 252 / дабы почувствовать вкус животворящія правды и дня господня, по-оному: «Соблюди нас во твоей святыне весь день поуча-\157\тися правде твоей». И сіе-то есть: «Ов убо разсуждает день через день, ов же судит на всяк день». Да пребывает убо вкус и премудрость у совершенных, каков есть оный: «Господи! Очи твои зрят на веру». Аще же седмисолнечныя очи седмичныя смотрят на веру, а вера обличает невидиму и нову тварь, тогда видно, что Іереміа, рекшій сіе, не был из числа сих: «Ов разсуждает день чрез день».

Душа. Но где мои дщери іерусалимскія? Я скучилася без них. Где крынов краснейшая, сих девиц наставница? Куда она спешит? То желает прохладиться. «Под сень-де его возжелах». То просит: «Воведите мя в дом вина». То хвалится: «Пойду себе к горе Смирнинской». «Утвердите мя в мирах». Зачем ей в трактир ходить? Захотелось вина и благовонных помад?

Дух. Она прямо идет в горняя к отцу своему. Запалила ее любов. Желаніем желает с ним повеселиться и напиться приснаго и свежаго, нововыдавленнаго вина, называемаго римски — муст. Погулять ей хочется. Она идет к Лоту.

Душа. Да где же девался возлюбленный ея? Разве уже скучилося ей с ним? Зачем ей к Лоту?

Дух. Хочет поспать с батюшкою. Так, как девочки с Давідом, а Давід с вечным покоем. / 261 / «И полещу и почію». Первее его безпокоили девочки. «Поспах-де смущен». Жалеется, будьто ожелчен. Потом радостно вопіет: «Сей покой мой!..» Вино и покой влекут старейшую дщерь Лотову, а она и юнейших стадо сестер влечет сюда же. Но не почитай же чистую сію голубицу блудницею. Ея отец и брат, и друг, и жених, и господин есть то же.

Душа. Что значит пещера Лотова?

Дух. Она есть солнечный чертог того: «Аз цвет полній (полевый) и крын удолній». Лот, еллински — стакта, есть тук и клей из ароматных древес. Вспомни древо жизни. «Воня мира твоего паче всех аромат». «Возрадуемся и возвеселимся о тебе». «Вы друзи мои есте». «Пиша же и упишася с ним». «Не имам пити от плода лознаго, дондеже пію носое...»

Чувствуй, душа моя, что Іисус не піет вйна, но ожидает некоего дня Навинова; каков ни был, ни будет вторый вовеки. Во оный един день желает как пасху кушать, так и пить муст, сиречь нехмельное, но сладкое и новогроздное вино, оприснокам приличное.

Душа. Вспомнила я ложь зміину, будьто муст могл зделать пяным Лота. Но где было взять ветхаго вина беглецам? А диких гроздей довольно найтить можно.

Дух. Пожалуй остав ветхое и новое вино с оприсноками и пасхою! Да ищезнет, / 262 / яко дым, вся тлень от блистанія сладчайшія истинны! царствіе божіе несть пища и питіе. \158\ Все тлень и лжа, кроме единыя вечности. Она есть истина божія. Все жуй, вари и преобразуй в центр и в конец біблейный: разумей, в сок твоего сердца. Вот как! Печаль сего мыра подобна пяному ви́ну. Печальный, будьто пяный, бывает разслаблен, томный и унылый. Вот вино умиленія! «Напоил еси нас вином умиленія». Но вечная истина есть то сладчайшій муст и нектар, не во грусть, но в кураж и в крепость приводящій. Вот что значит: «Дондеже пію новое» и протчая. Пяны и слабы суть все фігуры без вечности. «Укрепитеся, руце разслабленныя». «Се бог наш суд воздает». «Тогда скочит хромый, аки елень...» Вспомни седмистолпный дом премудрости. Как ли ты понимаеш фігуру дома сего?

Душа. Я доселе понимала, что сей дом на столпах облокотился или утвержден на них.

Дух. Не прелщайся же, и знай, что здесь столп значит не тое, что у римлян columna, но то, что у них turris, a y еллинов πύργος сиречь возвышéнное зданіе по образу круглаго или квадратнаго столпа. У нас называется башня, бойница (propugnaculum), или терем, как видно из малороссійской песни:

Понад морем глубоким

Стоит терем высокій.

Таков был столп древній, называемый Φα̃ρος, при усте / 271 / реки Ніла, над морем. Глава его дышала пламенем, в ночи из великой дальности видимым, путеведущим мореходцы к гавани. При сем столпе 70 толковники претолковали еллински біблію. Тут праздновалася ежегодно память толикаго дела. Чудо от седми древних чудес сей, превышше облаков столп. Вот тебе твердыи, утверждающіи дом вечнаго столпы: седм дней, седм сонец, но едино, и седм очей, но едино, и седм огней, но един огнь, и седм столпов и един столп. «Столп крепости от лица вражія». Сіи седм теремы, главы своя вышше облаков возносящіи, суть пресветлыи чертоги вышняго, от безчисленных горниц избранныя горницы, весь премудраго нашего Соломона храм, чудо вселенныя, просвещающіи и защищающіи. «Седм сія очеса господня суть...» Благослови бог день седмый. «В той почи от всех дел своих». «О Ізраилю! Коль велик дом божій! Велик и не имать конца». Но не сонце ли есть нерукотворенный храм ему? «Кій дом созиждете мне?» — глаголет господь. В сем столпе снизшед, зделал смешеніе, а подув в сей же горнице благоуханною своею бурею, произвел разделеніе языков во всей сей земле. В сей куще надверхо шел росоносный огнь и огненный хлад духа святаго на апостолы. / 272 / Тут-то пяны стали апостолы. «Пиша же и упишася с ним». Напилися они не \159\ на то, чтоб увянуть, падать, ползать и спать на земле. Во плоть возбешéнны не были. Дух вечнаго согрел сердце их. Отсюду кураж, новыя мысли, странныя речи, чудная сила, ясен язык их. Вот род піянства или вид его. А как учитель их не пьет вина, не дождав некоего дня, новому сему питію виновнаго: «До дне того, егда» и протч. и не яст пасхи без горницы некоего человека, так и ученики пяными показалися народу вот когда: «Есть бо час третій дне». Третій час, третій день есть то воскресенія вечность и царствіе.

Душа. Скажи жь, отче мой, для чего там же, кроме некоего дня великаго и кроме дому некоего, поминается и о царств[іи] божіи? «Не имам ясти, дондеже скончаются во царствіи б[ожіи]».

Дух. Почто дремлешь? Не слышишь ли, что третій день и царствіе есть тожде. Не забывай, что светлая седмица есть столп, град, дом и престол митрополскій. Тут сидит, судит и началствует племенам земным тот: «Ты кто еси? и рече им Іисус: начаток». Сонце есть день, столп — горница. Тут царствіе божіе, сиречь правленіе, власть и начало. «Даст ему господь бог престол Давіда, отца его». «Се бог наш суд воздает!»

Душа. Я слыхала, будьто лучше читать: «Глаголаху, / 281 / яко мустом исполненны суть», нежели так: «Яко вином исполненны суть».

Дух. Как хотишь, читай, но мудрствуй о бозе. Видь о вине можно сказать то же, что о воде: «Сіе же рече о дусе».

Душа. Не сей ли есть оный столп облачный и огненный, нощію и днем ведущій Ізраиля?

Дух. Сей есть оный самый.

Душа. Для чего же в римской бібліи читают: in columna nubis, сиречь в столпе облачном, а не читают: in turri nubis?

Дух. Преткнулся толковник. Правда и приличность вопіет, да будет столп столповидным жилищем. Равно претыкаются іконописцы, вмещающіе Симеона Столпника на колумне, не на виноградной горничке с балконцем, как видно из притчи: «Созда точило и столп», сиречь горничку во винограде. Чему ты усмехнулася?..

Душа. Ведаешь, господи, и тайная моя. В катедралном Софійском храме главная ікона, образующая дом премудрости, выставила седм колумны, поддержащія стену. Ныне вижу их обман. Сверх того смех мне сотворили книжники безмінервныи. Они Діогена загнали в бочку. Едино не ражжеванное слово раждает смешныя вздоры. Как можно жить в бочке или на колумне?

Дух. Но не вельми будь любопытна во ветошах и врети-\160\щах. Термін или глас есть вретище! Путь ізраилскій не к ним, но чрез них. Забудь столпы твои. Спеши ко оным нерукотворенным: «Обиліе в столпостенах твоих». / 282 / Там пир, трапеза, хлеб, вино и невестник, и невеста. «Ведите мя в дом ви́на». «Пойду себе к горе Смирнинской». Там Іерусалим. Тамо мне мир. «Возвеселихся о рекших мне: в дом господень пойдем». «Тамо седоша престолы на суд». Из сея горы Девора изнесла суд на Сісару. Из сея кущи Іаи́ль, вырвав кол, пробила ему сквозь чрез око голову. Из сего града Юдіф выйшла и отняла главу Олоферну. Из сего столпа жена жерновым уломком сокрушила Авімелеху темя. Из сего дома принесла хлебы и вино, мясо и смоквы и муку чистую прекрасная Авігеа Давіду возлюбленному. Видишь, душа моя, в кой дом желает невеста?

«Ведите мя в дом вина!»

Душа. Хотелося бы мне знать жену, сокрушившую темя Авімелеху. Вот героиня!

Дух. Она видь есть невеста нашего Соломона. «Свержеде жена єдина улом жерновны». А не слышиш Соломона? «Едина есть голубица-то моя». Смотри, куда сія голубица ведет хор дщерей іерусалимских? К воротам их, куда и Давід хочет прилепитися. «Во вратах дщере Сіони». Тут игумен сидит и кушает хлеб свой. Тут праздник и торжество. Но где? Слышь! В полудне, в солнце. «Той есть бог наш. Той упасет нас вовеки». «Внійдох во вертоград мой, сестро моя». «Ядите, ближніи, и пійте и упійтеся, братія!» / 291 /

Глава 5-я

О ЗЛОБе ЗМІИНОЙ

Песнь

Кто даст мне посребренны крила голубины?

Кто даст рамена орла великаго ныне?

Да лещу сквозе присно о бозе

От земна края даже до рая,

И почію.

Се ехідн лютый бежит, се мя достизает!

Се челюсть адску на мя люте разверзает!

Поглотить хощет. Ядом клокощет

Васіліск дивый, аспид питливый.

Ах, мне горе!

Вод горких хлябы студно изблевает черный.

Се мрак! Се облак покры мя нине вечерній!

Увы, мне ныне! Увы, едине!

Гонит всем адом мене со чадом.

Несть мне мира... \161\

Дух. Что ты, душа моя, думаешь во уединеніи? Зачем ты печальна?

Душа. Амурюся, пою и плачу во пустыне с возлюбленною дщерію, ізраилскаго князя Іеффая единородною и со другинями ея на горах святых. Плачу со Іереміею над Іерусалимом. Стражду и болезную с непраздною, облеченною в сонце женою, раждающею сына...

Дух. Плачь! Но разумей и различай время слез и время смеха. Знай: яко есть видь время, но есть же паки сверх того и время Бремен, сиречь полувремя и блаженное оное время: «Очи всех на тя уповают, и ты / 292 / даеши им пищу во благовремя». Плачи в притворе и во дверях, да возрадуешься внутрь олтаря. Княжеска дщерь по горах святых плачет на то, да будет богу радостна жертва. Плач ведет к смеху, а смех в плаче кроется. Приличный плач есть то же, что благовременный смех. Сіи две половины составляют едино; так, как пищу — глад и сытость, зима и лето — плоды, тма и свет — день, смерть и живот — всякую тварь, добро и зло — нищету и богатство господь сотворил и слепил во едино. Но кая речь тебе побудила к слезам?

Душа. Жалость мне снедает о прекрасных дщерях іерусалимских. Отверженіе от жениха, уничтоженіе праздников, премененіе в плач торжества и в пепел превращеніе ликов... Боюся, да и мене с ними не пожрет водная буря и потоп...

Дух. Не бойся же! Глянь вгору! Что то над тобою?

Душа. Ах, боже мой! Вижу две птицы.

Дух. Не бойся! Они прямо над тобою. К тебе ниспускаются.

Душа. И боюся и радуюся.

Дух. Не бойся! Се тебе небо посылает вестники со знаменіями, яко потоп, погубляющій вселенную, не имать тебе повредити. Вместо голубицы с масличною ветвою, се тебе дневный вран несет яблоко, прозорливый же еродій — гроздь виноградный.

Душа. О, мати божія!

Дух. Не касайся их отнюд... А только прійми от них плоды. Если коснешься — вовеки их не увидишь. Ныне же над главою твоєю, летая и увеселяя, пребудут до скончанія века. Аминь. / 301 /

Inveni portum. Satana, caro, munde valete!

Sat me jactastis. Nunc mihi certa quies.

Се мне гавань! Прочь бежи, сатана, плоть, мыре!

Полно мне волноваться. Здраствуй, святый мире! \162\

Глава 6-я

О ПРЕОБРАЖЕНІИ

Излій на мя, боже, со небеси росу.

Да красный плод тебе принесу, как розу.

Яблоко райское

Из сада преображенскаго.

«Убуждшеся видеша славу его» 7.

Весь мыр спит... Да еще не так спит, как о праведнике сказанно: «Аще падет, не разбіется». Спит глубоко, протянувшися, будьто убитый о землю. А наставники, пасущіи Ізраиля, не только не пробуживают, но еще поглаживают: «Спи, не бойсь! Место хорошее. Чево опасаться?..» Глаголюще: мир, а его не бывало... О, блаженный Петр с товарищами своими! Сам господь пробуживает их: «Востаните и не бойтеся!» «Петр же и сущіи с ним бяху отягченны сном». «Встаньте, — говорит им, — поднимитеся от земли! Тогда уже не бойтеся!» Колотит сих погребенных и Павел. / 302 / «Востани, спяй! Встань-де, о мертвец! Воскресии от мертвых и осветит тя Христос. Дотоле землею будешь и не преобразишься во Христа, доколе не увидишь светлаго небеснаго человека». И о нем-то речь следует: «Убуждшеся видеша славу его».

Фамар, невестка Іуды, сына Іаковля, показалася ему блудницею. Не познал ее затем, что закрыла лице свое. Но по справке узнал и сказал: «Оправдася Фамар, паче мене». Таким же образом и сыны Ізраилевы не могли смотреть на блистающее славою лице Мойсея, человека божія. А на что же такое они смотрели? На покрывало только одно, затемняющее светлост очей его. Какой же ты, Израиль? Худ воистину! Обрезан ты по плоти, да не обрезан еси по сердцу. Тма твоим очам сносна, а на истину смотреть не терпишь. Лежишь на земле. Качаешься с твоею сею блудницею и доволствуешься ею. Отвращаешь око твое от отца твоего — око, ругающееся отцу и досаждающее старости матерней. А не видно орлих птенцов, чтоб по Соломонову желанію выклевали тебе нещасное твое око... Так и нынешняя подлость христіанская и таким / 311 / точно оком смотрит на своего вбжда Христа! Где он родился? От коих родителей? Сколько жил на свете? Как давно? Две ли уже тысячи лет или не будет?.. О христіанине! Окрещен ты по плоти, да не омыт еси по смыслу. Зачем ты вперил твое любопытство в этакіи пліотки? Для чего вышше не поднимаешься? Здесь думаешь и заснуть? Тут шалаш построить с Петром? Не ведый, еже глаголаше... Не слышишь ли, что такое и твой Мойсей го-\163\ворит: «Покры срамота лице мое, вот для чего не могут мене братія моя видеть!» «Чужд бых сынам матере моея...» До сих пор ли ты не смыслишь, что это все плоть и пліотки, и тень, покрывающая высочайшую премудрости гору? Видь сія завеса во свое время должна вся раздратись. Не сіе ли есть лицемеріе, лице небеси разсуждающее? Вот род лукавый и прелюбодейный, плотскаго знаменія ищущій. Вот квас ученія фарісейскаго!

Но послушаймо! Так ли учит Христос наедине любезныя своя ученики? Как познавать? Что есть истинный человек? То есть сын человеч, или Христос, — все то едино. «Кого мя глаголют человецы быти?» Слушай, Петре! Скажи мне: как ли подлость думает? Что есть человек? Знаю, что ошибаются. А ты как думаешь? / 312 / «Ты еси Христос, сын бога живаго». Хорошо Петр попал. Видно, что он сквозь пустую пло́тяну [завесу] 8 проницал голубиным оком подалее. Для того ж ему и истинный человеческій сын говорит: «Блажен еси, Сімоне, с твоим оком! Оно не смотрит на плоть и кровь, как подлое понятіе, но минуя плоть и кровь, находит другій род, род истинный, род ізраилскій, род отца моего, иже не от крове, ни от похоти плотскія». Слушай, христіянине! Слушай с твоим языческим сердцем! Долго ли тебе лежать на земле? Будешь ли ты когда-то человеком? Не будешь! Почему? Потому что на пло́тяну завесу засмотрелся. А на лице истиннаго человека божія смотреть никак твоему оку нетерпеливно. Не преобразишься, друг мой, из земнаго в небеснаго потоль, поколь не увидишь Христа. Потоль, поколь не узнаешь, что то есть истинный чеяовьк? Не продерешь глаз потоль, поколь плоть и кровь будут держать твое сердце. Но долго ли будет держаться? Поколь признаешься, что твоя плоть и кровь есть то прах и ничтожность. Сюда завело тебе твое собственное мненіе. Так ли? Так точно. «От славы своея низриновенны быша».

Лишенны славы божія, научилися мы судить братію нашу по плоти. Таким образом и на самаго Христа смотрим. Одни только пустозвонства на нем примечаем. / 321 / А на самаго его и на славу его не взираем. Правда, что Павел сказует: «Преобразит-де тело смиренія нашего, во еже быти ему сообразну телу плоти его». Не спорю. Но так ли ты смотришь на Христа, как Павел? Он хвалится: «Не вем-де по плоти Христа. Вем-де человека, прошедшаго небеса, созданнаго по богу в правде и преподобіи истины». Сего же то он человека и ефесіанам поручает и похваляет. Истиною не бывала плоть никогда. Плоть и ложь — одно то ж. А любящій сего ідола есть и сам таков же. А когда плоть есть ложь и пустошь, тогда она не есть человек. Слыхал ли ты книгу родства истиннаго человека, сына Давидова, сына Авраамля? \164\

Іаков родил Іуду, Іуда родил Фареса от Фамары и протч. Знай же, что сія книга есть книга вечная, книга божія, книга небесная и не оодержит никого в себе, кроме ізраилскаго рода.

«Не соберу соборов их от кровей, ниже помяну имен их». Сего же то рода и наш Христос есть. Впротчем, что. род ізраилскій не умирает, слушай Іойля: «Яко же утро, разліются по горам людіе крепцы и мнози. Подобны им не быша от века. И по них не приложится до лет в род и род».

Если бы можно до их лет приложить что-либо, / 322 / тогда бы они имели конец, но теперь они всему-на-всему самы суть концем. Не конец то, после чего нечто еще следует, но сей род всему сам есть концем. Остаток не во языках пребывает, ниже хребет во тварях. Хребет божій, а останок есть Ізраилев. И един точію останок спасается. А протчее все мимо течет. «Уничижатся языцы, яко вода мимотекуща». «Останки нечестивых потреблятся».

А что Іои́ль точно о роде ізраилском сіе воспевает, слушай Мойсея, человека божія, Христу сродника и со Христом на Фаворе о исходе его, сиречь о останке беседующаго: «Блажен еси, Ізраилю». «Кто подобен тебе, роде спасаемый от господа?» «Защитит помощник твой. И меч — хвала твоя». «И солжут тебе вразй твои», то есть, ошибутся и не узнают. «И ты на выю их наступиши...»

Видишь, что судящій Ізраиля по плоти, зрящій на одну внешность смиренія Христова, не разумеющій, яко во смиреніи его суд его взятся (поднялся высоко, высоко), есть враг Христов из числа оных, коих Павел называет врагами креста Христова, в Мойсеевых словах мечем наименованнаго. «Меч — хвала твоя», который у Іереміи всю плоть так, как крест, сечет, убивает, умерщвляет. / 331 /

Продерим же, о мертвая и безсущная тень, глаза наши и заобыкшее ко плотско́й тме око наше возводя потихоньку в горняя, приобучаймо смотреть на Ізраиля, то есть на истиннаго человека, минуя покрывало плоти. Вот нас, спящих на земле, пробуживает Павел: «Вышних ищите! Горняя мудрствуйте! Почто о стіхіах стязаетеся? Егда же Христос явится, живот ваш, истинный живый человек, тогда и вы явитеся во славе...» Пробуживает и Іереміа вот как: «Почто мы седим? Совокупитеся и внійдем во грады тверды и повержемся тамо пред господем, сотворшим нас... Тамо, а зде во стіхіах, ждахом мира и не бяху благая...» О истинный, нетленный ізраилскій боже! Блесни светом твоим на нас столько, сколько может по крайней мере око наше стерпеть. Да пошед во свете лица твоего и нечувствително в новое преображаясь, доетигнем во всерадостное и самаго последняго волоса на- \165\шего, воскресеніе. Тебе слава, с твоим человеком и со святым твоим духом. Аминь!

«Убуждшеся видеша славу его».

Вот так-то вран над головою покракав, поднялся вгору, но не разлучился, исполняя написанное. «Иде же труп, тамо соберутся орлы». «Птицы да умножатся на земле!» / 332 /

Глава 7-я

О ВОСКРЕСЕНІИ

Излій на мя, боже, со небесе росу,

Да красный грозд тебе принесу, как розу.

Грозд райскій

Из сада воскресенскаго.

«Да лобжет мя от лобзаній уст своих!» 9

Любезныи ученики, не бойтеся! Поднимайтеся дерзновенно к тому, на котораго лице не могли вы за ужасом смотреть на Фаворе. Слушайте, что гово́рит: «Дерзайте! Мир вам! Радуйтеся!».

Тогда вам несносен был самый взор его, а ныне и слов его сладчайших послушаете, и лобзаніем утвердит с вами вечную дружбу! Умейте только приближаться к нему. Не забывайте никогда наставляющаго вас, просвещеннаго ангела слов: «Несть зде! Воста!» Сіи слова простесенько вас доведут к славному истинному человеку. Сей есть воскресеніе и живот ваш!

«Да лобжет мя от лобзаній уст своих!» / 341 /

Состарелся Авраамов сын. Захотелось ему умереть. Да и не дивно. Уже его очи притупились: ищезоша очи его, яко Давідовы, во слово божіе. Не могл ничево видеть зде, в мыре нашем суетном, приготовляясь ко блаженной оной смерти: «Блаженны мертвыи, умирающіи отныне во господе». Пожелал пищи. Удовлетворил душе его вторый сын его. «Благодарствую, сын! Приближися ко мне, — говорит ему, — и облобызай мя». И приближився, лобыза его. Щаслив Ісаак! Он под Исавом нашол Іакова. А мы напротиву того под пеленами ізраилскаго младенца, под плащеницею Христовою часто находим непріятеля Ізраилева — Исава. Сей-то с нами витается и лобызается! Что за причина? Не смыслим, как искать... Несмысленно ищем... Многіи ищут его во единоначалствах кесаря Августа, во временах Тіверіевых, во владеніях Пилатовых и протчая. Но всіо-то ищут. Где? Зде! В мыре сем! Между мертвыми... Пожалуй, поищи поискуснее. «Несть зде!» Многіи волочатся по Іерусалимах, по Іорданах, по Виф-\166\леемах, по горах Кармилских, по Фаворах, по холмах Сінайских и Афонских; нюхают между Эвфратами и Тіграми реками. Тут-то он, конечно, думают: «Вот-вот! / 342 / Зде Христос! Зде! Вон он!» Кричат и другим: «Зде Христос!» «Знаю, — кричит ангел, — Іисуса распятаго ищете». «Несть здь! Несть!» Многіи ищут его по высоких мырских честях, по великолепных домах, по церемоніалных столах и протчая. Многіи ищут, зевая, по всему голубому звездоносному своде, по Сонцу, по Луне, по всем Коперниковым мырам... «Несть зде!» Ищут в долгих моленіях, в постах, в священных обрядах... Ищут в деньгах, в столетном здравіи, в плотском воскресеніи, в плотском очеисцеленіи... «Несть зде!» Что за беда? Да где ж он? Конечно ж, тут он, если ветыйствовать в проповедях, знать пророческія тайны, преставлять горы, воскрешать мертвых, раздать именіе, мучить свое тело стужею и... Но молніевидный ангел одно им кричит: «Несть зде!». Конечно ж, его нигде нет, когда и тут нет. Тфу! Конечно, друг мой, нет его для тебе. Затем, что его не знаешь и не видишь его... Иззуй же сапог твой с Мойсеем. Брось дурное твое «зде». Ей! именем тебе ангелским говорю: во мгновеніе ока сыщешь. Что ж теперь осталось делать?