Трактаты. Диалоги. Притчи. 4 страница

Когда ж бывает прямое сотвореніе человеку? Тогда, когда второе рожденіе. Не дивись сей славе и сему слову: «Подобает вам родитися свышше».

Бренный кумир ограничен, заключаем теснотою. Духовный же человек есть свобод[ен]. В высоту, в глубину, в широту летает безпределно. Не мешают ему ни горы, ни реки, ни моря, ни пустыни. Провидит отдаленное, прозирает сокровенное, заглядает в прежде бывшее, проникает в будущее, шествует по лицу окіана, входит дверем заключенным. Очи его голубины, орліи крила, еленья проворность, львиная дерзость, горличина верность, пеларгова благодарность, агнцово незлобіе, быстрота соколья, журавляя бодрость. Тело его — адамант, смарагд, сапфир, іаспис, фарсис, кристалл и анфракс. Над главою его летает седмица божіих птиц: дух вкуса, дух веры, дух надежды, дух милосердія, дух совета, дух прозренія, дух чистосердія. Глас его — глас грома. Нечаянный, как молнія и как шумящій бурный дух. «Иде же хощет, дышет».

Господи! Сей ли есть человек оный, коего ты помниши, поставив его над делами рук твоих? Люба тебе память праведника сего. Мило поминать его при жене Лотовой. Хощеш положить и на наше сердце имя и память его. Сего ради низвел еси его пред очи наши, одетаго в болванеющую кожу нашу, / 16/442 / да прославиш у нас и сына и того ж де брата твоего, низпосланнаго на спасеніе наше. Но мы не угадали и, вместо его самаго, разделили себе ризы его по моде Пентефріевой жены. А мода сія оттуду, что содомляне одно осязают осязаемое, лишенны Ісааковой догадливости, обоняющія от сына своего ризы благоуханіе Лотово. Сею модою мы прельщенны: ни Лота, ни жены его не узнали. Сего ради сія безплодная прямо неплоды нам была, когда мы со Исавом на содомском поле ловитвою забавлялись, не на горах со Іаковом, забыв совет пророка Наума: «Не осяжется ловитва». Слушай, о граде кровей: не осяжется ловитва. «Видех и се муж един». «Взятся великолепіе его превышше небес». «Помышленія сердца его в род и род».

Вот тебе второе рожденіе и прямое сотвореніе! «Дух святый снійдет на тя...», сиречь неосязаемый, вторый, новый, вечный, словом рещи: «Последній Адам в дух животворящ». Когда «вся дела его в вере», тогда и человек, богом сотворенный, есть неосязаемый. Дух духа творит. «Рожденное от духа дух есть». Слепота содомская свое, рожденное от плоти, осязает, в даль не простираясь, но ісааковская вера, осязая сыновнюю ризу, обличает невидимое, сверх осязаемаго, / 17/451 / и при глухом болване, в плотских очах болванеющем, возводит голубиное око на нечтость превосходящее и, присовокупляя к подлым и гнилым мыслям высокія и прозорливыя, \45\ насышающія сердце мысли, будьто высоко-высоко востекшія и на пространстве горних небес гуляющія, приманывают к поверженному сему стерву орлія птенцы, соколы, кречеты, враны, дабы не пожерла, как во сне фараонском, худая стервяга содомская чистыя и избранныя юницы и девы премудрости божія, но вместо того мертвенное животом и смрадная содомска пища да будет пожерта славою нетленною, силою воскресенія и высокими вечнаго мыслями, будьто бы свышше налетевшими орлами. Вот! «Иде же труп, тамо соберутся орлы» — герб наперсников. Вот что есть! «Птицы да умнож[атся] на зем[ле]».

Разумееш ли ныне сіе: «Призовет от восток птицу?». Или сіе соломоновское: «Око, ругающееся отцу и досаждающее матерней старости, да избодут вранове и орліе птенцы». «Яко орел, покры гнездо свое и на птенцы своя вожделе».

Сей горскій орел перераживает нас, творяй из плоти духы своя; из несущих сущими, из скотов и зверей человеками; зародившись в болване нашем, как в орехе и колосе зерно, а в ягоде виноградней сот сладкаго муста. «Закон твой посреде чрева моего». «Посреде вас стоит, его же не весте». / 17/452 / «Се дева во чреве пріемлет».

Не из стороны он приходит и не из плотских сплочивается пліоток вечный, целный, но в нашей же плоти, будьто светозарная искра в кремешке утаиваясь, напоследок во время свое, как крын из нивы и как в безводней пустыне источник является. Его точно прообразует оный райскій родник: «Источник исхождаше и напаяше вся».

И в сію точно меть пущает Исаіа стрелу следующую: «Кости твоя утучнеют и будут яко вертоград напоенный и яко источник, ему же не оскуде вода...» «Кости твоя прозябнут, яко трава, и разботеют и наследят роды родов. И созиждутся пустыни твоя вечными и будут основанія твоя вечная родом родов. И прозовешися здатель оград, и стези твоя посреди упокоиши».

Задивилась, услышав о сей воде, самарянка. Просит ея от учителя, возжелав ея с еленем Давидом. «Кто мя напоит водою?» Не содомскою, но от вертепа вифлеемскаго, от росы, высот и красот Іосифовых, от гор Аермонских, сходящія на браду Аароню и на все отребы плотскія, да собудется во благое: «Реки от чрева его потекут».

При сем человеке ищезает в нас слепота и насморк, а нос ей — обоняніе и догадливое оное Исааково / 18/461 / чувство, могущее обонять Лотово кадило, делается высоким, как соломоновска пирамида, просто скажу, библіа, до которой он, как до родственницы своей, говорит: «Внійдох в вертоград мой, сестро моя, невесто»; «Кто сей скрываяй от мене совет, содержай же глаголы в сердце? Мене же ли мнится утаити?» \46\

Сей муж, зачатый от тебе, чистыя девы, без мужа рожден же, а не сотворен от бога без матере — дух от духа, свет от света, оставляет вас, родителей своих, и прилепляется жене своей, сей сущій Лот вскричав от радости: «Се ныне плоть от плоти моея и, будьто вино в чашу изливается, да будут оба в едино». «Отверзи мне, сестро моя». «Врата сія затворенна будут и, кроме его, ни для кого, яко смертны суть, не отверзутся».

Вот кто отверзает нам путь в горняя! «Вем человека, прошедшаго небеса»

Он не только на неприступныя прямо верхи гор Кавказких, но на небо, даже до Сатурна, и в самое солнце восходит и нисходит. Не думай: «Како сей глаголет, яко с небесе снійдох?» «Не ропщите между собой». «Аз есмь дверь».

«Поминайте жену Лотову!» / 18/462 /

А когда прекрасное сіе отроча еврейское задушится или потопом зміиных блевотин, или злобою иродскою, тогда не только Рахиль и Іудифь остается вдовою, но и все дщери іерусалимскія рыдают, лишенны жениха и брачных одеяній. Не думай, будьто плач Іереміин смотрит на нижній град, а не на вышній библийный, на мать нашу. «Да плачуся день и нощь». «Яко отъяся от дщере сіонской вся лепота ея». «Любодействуют вси». Тогда-то прекрасная сія невеста тоскует, мечется, бегает, ишет его: «Взысках его и не обретох его». «Напали-де на мене содомляне, стень осязающіе, били мене, поязвили мене; довольны негодяи сіи негодные тем одним, что содрали с мене одежду, разделили ризы моя между собою, но не обоняли из риз моих, сладости и желанія моего, крына моего, благоуханнаго мира жениха моего Лота!

Отступите от мене в пламень и жупель содомскаго сладострастія вашего, о любодеи! Бежите от мене, землеядные зміи, псы, мочащіе к стене градской, плотожадные звери, вепри дубравные. Жрите терніе и волчец. Вот по губам вашим салат! Райскій шыпок не для ваших ноздрей. Зубы ваши Агарины, очи Ліины, уши аспидовы, ноздри и нос свинной и дурен, не могущій слышать духа божія ни в райских цветах, ни в святем святых, ни в столпе облачном, ни в столпе соленом, ни в пирамиде Ливанской... / 19/471 / «Смотрях одесную и во зглядах и не бе знаяй мене». «Воззрех, и се не бе человека, и не видех мужа, все уклонишася в Содом, неключимы быша до единаго».

Где ты, о человече-человече? Яви мне зрак твой и услышан сотвори мне глас твой, яко уязвленна есмь любовію чистою, нетленною, целомудренною. Изведи из темницы содомскія. Освободи твоего братанича от плени, верный человече Аврааме, да идем в горняя со тщаніем и там, на горнем месте, насладимся, новые люди, новаго вина и почіем. \47\

«Поминайте жену Лотову!»

Умейте, други мои, поминать жену Лотову. Когда в божіих книгах читаеш: піянство, наложничество, кровосмещеніе, амуры и подобное, не мешкай на содомских сих улицах, но проходь, не задумываясь на них, и на пути грешных не стой. Вить библиа не к сим улицам, а только чрез сіи улицы ведет тебе в горнія страны и чистый край — не в плотскія мудрованія и исходит к вечному. Библіи нет нужды до брюха, до нижняго сего нашего бога, ни до брака, ни до царя плотскаго. Она вся в вышнем боге. Неужель ты и в сем не слышиш вкуса слове? «Премудрость во исходех поется» или: «Не упивайтеся, но беседуйте в проходех, сиречь в пасхах». / 19/472 / Ей! Сія лотовска басня издревле портит чтецов, с неомытыми их руками и ногами, раздражая в них плотоугодіе, и на ее-то перстом показывает Павел, чтоб не упивались вином, но под видом вина напивалися бы духа божія и вина новаго завета, не содомскаго. Вот причина омытія ног пред таинственною вечерею! Так же и Мойсей Израиля приуготовляет к яденію пасхи, дабы в путническом маскараде, опоясанны, стояще, и в шляпах, и со жезлами пасху вкушали. А что значит сія церемоніа? То, что библіа есть пасха, проход, переход, исход и вход.

Что же далее? То, что библіа есть книга и глагол, завещанный от бога. Ба! Да сіе, ты мне говориш, и бабушка знает. Так ли? Так точно. Знает сіе всякая дура. Так теперь от уст твоих же сужду тебе. Для чего ты не сидиш дома, когда сей день не твой работный есть, но суббота господеви и богу твоему? На что ты из твоего гнуснаго домишка дрянь и рухлядь таскаеш в субботы, в покои, в чертоги, в горницы и обители божія? Зачем суешся с твоею бедностью и смрадом во град вышняго? Забыл ты то, что и бабы знают? Не пришло на память, что библіа есть храм вечнаго славы, а не плотскія твоея дряни? Для чего ты там находиш піянство, мотовство и твои амуры? / 20/481 / Не сіе ли есть осквернять субботу, преблагословенную сію субботу. Ей, оскверняеш, когда вводиш рабское иго и тяжкую работу в страну совершеннаго мира и свободы. Пожалуй, уцеломудрись. Иззуй твои сапоги дома, омый руки и ноги, оставь твое все тленное и переходь к божественным. Пасха! К сему переходу библіа тебе есть и мост, и лествица. Пасха! Там тебе воздастся вместо тленія все нетленное. Пасха! Вкусиш, чего око твое не видело и на сердце тебе не всходило. Пасха! Если она бьет тебе в ланиту, оборотись второю, южною стороною к ней моря. Пасха! Если благое воздаеш ей за благое, не великая еще благодать в тебе. И заблуждаемый чтец то же творит. Но если злое тебе представляет, а ты вместо того нашол ей благое, тогда-то ты сын вышняго и сія-то есть пасха, \48\ Представляет ли тебе и похваляет в Лоте піянство? Помяни, что наше піянство злое, а божіе доброе.

Пасха! Мати твоя библіа ничего не хулит, кроме твоего, и ничего не хвалит, кроме божіего. Пасха! Хвалит ли змія? «Будите хитры..» Помяни премудрость Христову. Он сам змій есть. Пасха! Советует ли все продать, а купить нож?

О младенец! Не поминай о твоем ноже. Сей есть оный кинжал, коим сквозь брюхо пронзил внук / 20/482 / Ааронов Финеес израилтянина, блудодействующаго с мадіанкою, — одним ударом и его и ее.

О чтецы мои, чтецы! Да даст вам господь мой кинжал сей, дабы Лотовы жены сея, с безчисленными любодействующія, пресекся яд и вред. Да пронзит ложесна блудницы сея даже до костей и мозгов ея тончайшій вострей силы и духа божія! Пасха! Величает ли она пред тобою солнце, луну, звезды, радугу, цветы, травы, древа, птицы, рыбы, человека — властелина всех тварей оных, в светлой господней седмице созидаемых? Пожалуй, онемей на время с подлым твоим миром и со всеми смертными смертных писателей коперникианскими системами. Оставь сей весь физыческій гной и мотылу буйным и насморкливым девам. А сам кушай со Іезекіилем благоуханный опреснок и сытоностную манну священныя пасхи божія, преходя от земли к небесным, от осязаемых к неосязаемым, от нижняго, тленнаго, в мир первородный. Пасха! Повели так, как Навин Іисус и скажи солнцу: «Останься в твоем мире! Теперь ты мне не нужное. Я иду к солнцу лучшему тебе. Ты питаеш, просвещаеш и согреваеш раба моего, плотскую систему. Но оное невечерьнее / 21/491 / солнушко самаго мене, мой центр, мои мысли, мою сердечную бездну, ничем видимым и осязаемым неудовляемую и неукротимым волнуюшуюся свирепыя жажды бешенством, ширшую всех Коперниковых міров, насыщает, услаждает, утишает и утешает полно.

Пасха! Да станет солнце на западе! Да воззрит сердце твое на новый свет, воззванный из тмы и мрака, из солнца вечерняго, возсіявший над ширшею небес бездною сердца твоего. Да памятует память твоего сердца, чего не видит твое тленное око! Господи! Что есть свет твой, напоминаемый нам западнаго солнца монументом? Скажи мне. «Скажи мне, господи, кончину мою и число дней моих, кое есть, да разумею». Открой мне: на кій конец ведет нас и куда сей день наш, сіе солнце наше? Развяжи мне, кое есть и что значит число дней наших, число седмицы, бедныя сея седмицы дней наших сих? «И бысть вечер, и бысть утро...»

О несмысленные! Коль мы косны и тупы в разуменіи пророческих песней! Ио сей ли есть преподобный образ, чтоб изобразить преподобнаго мужа? И чтоб поставить всемірное \49\ сіе око монументом недремлющаго ока? Сей есть оный муж: «Господи, что есть человек, яко помниши его?» / 21/492 /

Пророки уподобили его нашему солнцу. «Человек суете уподобися». Не горнее ли царство библія? Не он ли царь блаженныя страны живых? Не ему ли власть на небеси и на земли? Не он ли судія над делами рук божіих? Не он ли начало и кончина всея библіи? Не он ли в солнце положи селеніе свое? Одеяйся светом его, яко ризою? Не он ли пядію измерил седмицу дней наших? Не он ли премудрость, создавшая себе дом сей седмипирамидный? Не его ли поет солнце и песнь оная: «Пребудет с солнцем»? Его-то небеса проповедуют, ему-то слава в вышних сих фигурах, он-то есть день, источник вечности, ни в высоту, ни в глубину, ни в широту не ограниченныя, наполнившія и носящія всяческая до последнія жилки и волоса. Сему-то дню, дневи великому и дивному, наш день отрыгает глагол и слово благо. Сей наш день есть икона и картина, есть образ для онаго, море и кит, Іону отрыгающій.

«Се вам знаменіе». В сих солнечних ризах, в сей плащанице и пеленах обрящете младенца, краснейшаго всех сынов, сына онаго: «Дондеже пришедши, ста верху, иде же бе отроча».

«Се благовествую вам радость велію! Благовествую / 22/501 / от ветхаго дня — новый, от плача — вечную радость. Вострубите, небеса! Благовестите и вы, други мои: «Благовестите день от дне».

Возрадуемся и возвеселимся в сей день! Не в худую сторону завело ты нас, о солнце наше! О ты, огненный херувиме! Колеснице нашего новаго человека. Довезла ты нас, колеснице божія, туда, куда довела волхвов звезда. Протчіе на сей колеснице не сыскали ничего, кроме физыческаго блата и своея плоти. Сами на ней сели и на конях ея, будьто на твердом чем. Затем и погрязли в огненном сем море солнечном, в содомском сем огне и жупеле. Мы же, призвав имя божіе и онаго Исаина человека: «Царя со славою узрите, и очи ваши узрят землю издалеча». Добрались с Израилем до гавани, до твердой гавани южнія стороны, оставив колеснице гонителей со всадниками их в потопе вод многих, воспевая господу нашему песнь победную. «Сіи на колесницах, а те на конех». «Погрязоша, яко олово в воде».

Оставайся ж ты, колесница, себе! Теперь ты не нужна, когда довезла к тому, кому имя восток, довела нас туда, «иде же бе отроча». Он тебе велит: «Да станет солнце!». И ста солнце.

Вот так-то подобает вкушать пасху и во исходех насыщаться премудрости. Беседовать в проходех! / 22/502 / \50\

Пасха! Таким побитом встречайся и с луною и со всею натасканных в седмицу созидаемых тварей дрянью. Не трогай клятвы Іерихонскія, секи с Навином всяк язык бозбожный даже до предел. Все то язык, что клятва, все клятва, что плоть, и все то плоть, что сень, знаменіе, образ или предел... Слышь! Секи, не щади ничево. Заколи с Петром всякое там дыханіе, брось мертвое, кушай живое, скверное скверни, а святи святое. Един свят, един господь. «Воутріе избивах вся грешныя земли...»

Делать беззаконіе есть то: духовное превращать в плотское, а божіе дело в человеческія и физыческія плетки; портить матерь нашу общую Еву — библію, жизнь нашу по-зміиному. Для себе-то все освятил бог, почто к себе влечеш, о змій? Почто разоряеш, что сотворено, о убійца? Плоть — ничто же, и все плотское есть идол и ничто же. Зделай духовным — вот истина! Вот дело! Вот сотвореніе! Сотвори ангелы сія духы, а не плоть. Все то ангел, что служит богу, все то служит, что хвалит, все то хвалит, что для его собрано, зделанно, посвящено. Слушай все и сотвори все, тогда ты мне муж мудрый, основавшій себе храмину на камне, не на песке. Вот твердость! Пасха! Слышиш воскресеніе? Не суйся с твоим! Слышиш рожденіе? Забудь твое! Слышиш о дщерех Лотовых? Не поминай людей и дому отца твоего! Проходь, о дщи моя, далее, приклони ухо твое гаразда. Пророки тебе твоим языком говорят, да не о твоем, подлыми и ветхими речми да новое и премудрое. Проходь твое. Исходь к доброму. Вот что значит: «Премудрость во исходех поется». / 23/511 / «Исходы мои — исходы живота».

Вознесись хоть к солнцу, как орел, и солнце есть тлень и ветошь, а ты все то же летиш по воздуху. Сего орла гнушается Соломон: «Не вем орла, паряща по воздуху». Не только все под солнцем, но и самое солнце есть ветошь и суета. Мірская система всякая есть идол Деирскаго поля, а златая глава его есть то солнце. Доколе ты в міре, дотоле в суете, а не во исходе божіем с быстрозорным оным наперстниковым орлом, о коем, как о любезном, вопрошает бог Іова: «Твоим ли повеленіем возносится орел?».

Все подлое и все низкое, кроме бога, и не можешь похвалиться с Павлом: «Не всуе текох». Поколь ползеш со зміем, Соломону ненавистным, по камне и по стихіам физыческим, а с орлом, имущим око совиное, летаеш по осязаемом воздухе. «Всяка плоть — сено».

Возлети сверх стихій, пролети всю воздушную бездну, вылети со всей тлени в незыблемую твердь вечности, вот тогда-то ты находишся во исходе Израилевом, от рабства физыческаго, беднаго сокрушеннаго. В то время воспой с Аввакумом песеньку сію: «Господь бог мой, сила моя, и учи-\51\нит нозе мои на совершеніе, и на высокая возводит мя, еже победити мне в песни (поющей) его». Видиш? Коль высоко восходят пророческія музы! Приметь и ражжуй сіе: «Победить в песни». Сиречь взойтить туда, куда божія муза ведет. Так и римляне говаривали: Ascendere, superare montem. Сіе-то значит преставлять горы, дабы физыческая / 23/512 / стень Лотрвой дшере не мешала, дабы не застеняла вере орлим оком, будьто чрез телескоп, прозирающей отдаленное и высокое, но везде сущее — свет, за тмою светящійся; верхи холмов, из среди потопа выникающих; землю и гавань израилскую, обетованную, высокую, нагорнюю, залив, недро и лоно Авраамле; камень и дом мужа мудраго; горличино гнездо, возлюбленная селенія господа сил; субботу и шабаш многобедственному плаванію; кончину дней и исполненіе рыданія своего, оный, сказую тебе, восход и исход и пасху, каторая была центром сладчайшія беседы оныя между трема оными собеседниками: Христом, Мойсеем и Иліею на Фаворе. «Прійдите, взыйдем на гору господню...»

Но, о господи! Не возведеш нас вовеки на гору твою нашею силою и мудрованіем, разве твоею единою. «Не изыйдеши, боже, в силах наших». Ты один даждь нам помощь. Исходы твои высоки исходят в живое, а мы есмы все от физыческія смеси, плоть и кровь, дух бродяй по мертвым стихіам; не обращаяйся в горняя, разве в Содом. Кто ж взыйдет? Вить уготовляется хотеніе от господа. И орел его ж повеленіем возносится. Где же взять нам вторую волю, вторую душу, сердце и око? Вот где: «Подобает вам родитися свышше». Тогда прочувствуем вкус в сем. «Премудрость во исх[одех] поется».

«Поминайте жену Лотову!»

Если ты, друг мой, рожден уже свышше и сугуб еси естеством, так здравствуй ты, дщерь Лотова! / 24/521 / Радуйся, невесто неневестная! Слыши, дщи! Не забудь, что в стране в царстве живых нет возраста, пола и разности. Все там в боге, а во всем всячеством есть бог. Когда ты дщерь, тогда и невеста, и мати, и сестра, а Лот тебе и отец, и жених, и сын, и брат и наоборот. Исаіа то невестою, то женихом является божіим. «Яко на жениха, возложи на мя венец». «Яко невесту, украси мя красотою».

Христос другов своих называет купно и матерью, и братом, и сестрою. Хоть библіа тебе, хоть ты ей дщерь и отец, и брат брату, и друг другу, и сестре сестра. Соломон и женою, и сестрою, и братом, брату помогающим, называет премудрость божію. У сего-то друга-соседа друг занимает во евангеліи хлеб для гостей. И не то же ли есть, что Давиду любезная Авигея приносит в дар несколько кошиков, наполненных смоквами, гроздіем и чисто спеченными хлебами? \52\ И не то же ли делает Мелхиседек Аврааму, Авраам же гостям то же своим? И не то же ли, что.Давид, победив с Авраамом, по Аввакумову, всю содомскую дрянь, в песни песней божіих и превзошел все стихіи, всю же смерть поправ, возшел в Сіон, по Павловому, к оному на обед столу, от котораго не имеют власти вкусить все осязающіе содомляне, и не только сам насытился, но и неимущим охотникам раздарил хоть по одному блину сковородному? «Возшел еси на высоту, пленил еси плень...»

Кратко сказать, все, что похваляется о дружбе, о родстве, о угощеніи, о хлебе, о яствіях, о одеяніи, о доме и его / 24/522 / украшеніи, о дарах, о виноградах, о вертоградах и плодах, например: Иосиф дает пшеницу братьям своим, подлагает им золото во вретище их. Савская царица посещает Соломона и угощается. Ломлются хлебы в пустыне для голодных 5000. Дары от волхвов приносятся. Уготовляется царская вечеря и протчая. Знай, что все сіе смотрит на пированіе дщерей Лотовых и все есть, сего ж корня отрасль, как поток источника. «Упіются от тука дому твоего». «Блажен, иже имеет племя в Сіоне». «Блажен, иже снест обед». «Премудрость созда себе дом». «Пиша же и упишася с ним». «Пійте от нея вси». «Познася има в преломленіи хлеба». «Положите мя в яблоцех». «Под сень его возжелах». Всем сим вракам вот куда исход: «Брат, от брата помогаемый, яко град тверд». «Аз брату моему и брат мне».

Смертен не рожден свышше, не есть родственник библіи. Не может смертное сердце соединиться с божественным сердцем. Великое противострастіе, сіесть антипафіа, коликое между небом и землею, между дневною птицею и нощною, между сокрушаемым и вечным. Мысль или сердце есть то дух, владетель телу, господин дому. Вот точный человек! А тело? Есть устричный череп. Если сокрушаемыя физыческія мысли и сердце, тогда человек есть мертвая стихіа, прах и тень и ничто же. «О Исаіе! Увеждь, яко пепел есть сердце их».

О, коль правдиво называет таких библіа мертвыми! Созидается же и воскреснет тогда, когда зародится в сокрушенном еердце сердце вечное, и над темною нощных мыслей бездною возсіяет солнце истины оное. «Да будет свет». «Иже и возсія в сердцах наших». / 25/531 /

Библіа есть мысли божія, сіе есть сердце вечное, а сердце вечное есть то человек вечный. «Помышленія сердца его в род и род».

Не кстати ли пророки, сиречь очитыя, живыя и божественныя сердца, физыческое, грязь освещающее солнце сотворили портретом, богочеловека образующим, сиречь божественных мыслей и родник вечных лучей — сердце, восходящее \53\ над темную адских сердец бездну и невечерним светом просвещающее. Вот какія сердца могут наслаждаться библіею! Она им родная родня. Вечный вечнаго любит. Дух духа знает. Дух вся испытует и все глубины божія. Дух чистый написал библію, не иной, а той же дух и сердце чистое развяжет ее и скажет: «Мене ли мнится утаити?». «Отверзох аз брату моему, брат мой прейде». «Обретох мужа по сердцу моему».

А как чистое и светлое, как полуденное ведро, сердце есть истинный бог, так стихійное и пепелное есть нечистый дух. Знать-то он тонкій, но воздушный, когда же воздушный, тогда и стихійный, а посему и грубый, и темный. Сей воздушный дух царствует во всех смертных, раз точію рожденных, и каков сам, такіе и подданные и домашніе его — враги человеку нашему. Сей есть царь содомскій, дух слепый, стихійный, плотскій, физычный. Посему-то содомляне бродят во мраке, бьются об стены, осязают двери, прутся во весь опор ко пиру, шатаются и бесятся, предстоят дверям исключенны. Но Лот о гладном их сердце, ядущем вся дни живота своего пепел и воздух, / 25/532 / не милосердствует, не хочет насытить душу тщу и душу их алчущу, а пирует и угощает любезную родню свою ангелов, гостей, свышше рожденных и свышше пришедших, божіих людей. Сюда-то точно смотрел Давид, когда пел: «Вскую шаташася языцы?» «Предсташа царіе земствіи». Ищут плоти да любодействуют. Не вселится дух божій в сердцах сих и не вкусят вечери господнія. «Блажен, иже снесть обед во царствіи божіи».

«Поминайте жену Лотову!»

Полюбомудрствуем еще, о други мои, над сим болваном. Учитель наш не сказует: «Осязайте», но: «Поминайте». Да не прелюбодействуем. Осязается плоть, а памятуется дух. Осязается прах, а вечность веруется. Рука ощупывает камень, а сердце наше памятію вечною обоняет смирну нетленія. В сугубом слове божіем, сугубым чувством сугубаго в нас естества чувствуем сугубое, будьто взирая на радугу, в ту же минуту за спиною видит наша память солнце, образуемое, как в зерцале, в чистейших водах небесных, и когда очи солнечную тень, тогда ж и сердце, господин очей, зрит самое міра светило вселенское. О Лоте! Пасха наша! О сладчайшій Лоте наш! Веди нас, веди на горы твои! Мы на твою жену взираем, как на радугу, а тебе памятуем, о свете невечерній, над бездною сердец наших возсіявшій! Памятуем памятью чистаго и вврнаго сердца, воспевая тебе с нашим Исаіею: «Путь господень есть суд». «Уповахом на имя твое и память, ея же желает душа наша». / 26/541 /

Возсел еси, сверх жены твоея, как орел над трупом, как судія на радуге, судяй правду, и мир на мир ближним и \54\дальним благовествуя: Христе Іисусе. Ты и плоть и дух. Ты и радуга и солнце наше. Радуга, яко солнцем образуемый не вещественный образ, ипостаси отца твоего. Солнце же, яко лучи и сіяніе славы его. «Царя со славою узрите, и очи ваши узрят землю издалеча».

Труп наш сидит и почивает, а сердце наше течет. Преходит от трупа к богу, от обуялаго к премудрому. Возлетает, как Ноева голубица, вышше потопных вод всех стихий, да почіет на холмах вечности. Пасха господня есть то суд, когда сердце перелетывает от тмы к свету, от глупости в разум и суд. «Не воскреснут нечестивые на суд».

Скажите мне, братія моя, чему подобна пасха наша? Подобна кораблю, пловущему в древнюю гавань острова Родоскаго. Воротами оныя гавани кумир. Ноги его суть вереи врат, а свод врат — то его чресла. Сквозь вздорныя сія ворота между голенями исполина сего входили все корабли в гавань.

О други мои! Страшное и срамное встречает вас. Сей есть скверный идол — жена Лотова. Не убойтеся Голіафа сего. Его ж кинжалом заколем его. Любезный пророче Науме! Прійди и покажи нам суть великія сея любодейцы. Вот пророк! «Открыю задняя твоя к лицу твоему».

Не бойтеся: яд смертный сей не повредит вашего чистаго сердца. Сей василиск лицем убивает аспид, / 26/542 / сей и лев в преддверіи вреден, а за хребтом его — мир и дружба. Там почивает волк со агнцем без всякой опасности, и рысь с козленком, и лев с теленком, и медведь — товариш быку, а молодое отроча — сосед пещере аспидской. Там смело на аспида и василиска наступиш, на льва и змія, не в язву, но в забаву. Дерзайте! Родилось нам отроча: нестареющийся наш Купідон. Он ведет нас за хребет. Хотя пойдем посреде сени смертныя, хоть между голены сего исполина Деирскаго — не бойтеся — с нами бог. Пойдем же теперь в гавань. Прейдем до Вифлеема. Там рождают не в бурях морских, не в яростных волнах и реках и не в стремленіи текущих стихій, но на горних горах и плодоносных — плодоносныя и чистыя козы и еленицы. «Тамо роди тя мати твоя». «Прейдем до Вифлеема».

Прощай, сланый столпе! Прощай, скверное и дурное лицо! Прощай, любодейце, души и тела убійце! Оставайся немым, кумире! Чтись от подобных! Отверзите нам врата правды! Врата чистыя девы, врата жены добрыя! Жены похваляемаго и брата, и мужа ея во вратех ея затворенных и запечатленных. Се новый наш Наум открывает нам последняя божественныя пасхи! Вводит новое сердце наше в новый суд и разум, за прелюбодейственным лицом позади, за стеною сею стоящій. «Се сей стоит за стеною нашею». / 27/551 / \55\

К наличной исторіи, сверх бабіих басень и кроме смертоносных соков, открывает нам второе, чистое, нетленное, спасительное, последующее за ядом, захребетнее, последнее, вечное, божіе; да, не на лица зряще, судим, но испытуем завесою сокровенное и дверью затворенное, да еще и что смертно испіет, не повредится верное сердце наше. Где теперь твое, смерте, жало? Где ныне твоя победа, о адскій исполине? Пройдохом сквозь огнь и воду. «Открою задняя твоя к лицу твоєму и покажу языкам 4 срамоту твою и царствам безчестіе твое... Положу тя в притчу. Возвергу на тя огнушеніе по нечистотам твоим».

Нецеломудренная сія о Лоте басня есть притча и образ, завивающій в нечистом портище своем пречестный маргарит царствія божія и закрывающій, будьто орешная корка, зерно. Сими-то орехами весь библейный рай, как родоскіе вертограды плодами, наполнен и преисполнен. «В вертоград орехов снійдох».

Коль услаждается в сем вертограде сугубо рожденный человек! Как в зерцале, видно в Соломоновской «Песне песней». О пречестный амур! О вечносте! Пресладчайшій и ненасытный мусте! Ядущіи тя еще взалчут; и піющіи тя еще вжаждут. «Бог любовь есть». Вдающій душу свою и размышляющій в законе вышняго премудрости всех древних взыщет и / 27/552 / в пророчествіих поучатися будет. Повести мужей именитых соблюдет и во извитія притчей совнійдет. Сокровенная притчей изыщет и в гаданіи притчей поживет 5.

Примета 6-я

О ЧТЕНІИ В ПОЛЗУ ДУШЕВНУ

Видиш, друг мой, что многія добрыя соки источило одно слово, с толком раскушенное. Бібліа есть точная луза. Вырви из сея лузы один орех, един только лузан. Раскуси его и разжуй. Тогда ражжевал еси всю біблію. Все сея лузы (орешняк) орехи по скорке видь вельми разнятся, а по зерну не говорю подобное, но то же.

Частицы разбитаго зерцала єдино вев лице изображают. А разнообразная премудрость божія в различных в стовидных, тысящеличных ризах в царских и в селских, в древних и нынешних, в богатых, в нищих и в самых подлых и смешных одеждах аки крьтн в терніи сама собою все украшая, является єдина и тажде. Ей! Она-то есть точный правдивый Морфей.