Определения творчества

Полемизируя с гностиками, он обвиняет их в том, что их «теория произвольно смешивает творение как представление и как чисто мыслительный акт» (II, 9, 11). Задавая риторический вопрос: «Так в чем все-таки нуждается творец в материи или в образе?», он сам и отвечает – мыслительный акт связан с мыслительным образом: «Образ души не нуждается в тьме или материи и, где бы он ни появился, сохраняет творческие потенции и тесную связь со своим прообразом» (II, 9, 11).

Образ будет порождать другой, следующий образ. Более того, «этот образ, едва только став сущностью, уже способен создавать нечто, напоминающее, пусть и смутно, божественный мир. При этом ему не только ведом план творения, но и те элементы, из которых он творит» (II, 9, 12). Плотин часто употребляет термин «тень» как синоним образа. Встречается также слово «подобие», также употребляемое в качестве синонима образа. Когда первый образ творит следующий по времени образ, тогда этот последний называется подобием первого. «Конечно же, подобие всегда уступает оригиналу, однако, природа этого подобия истинна, не символична и условна, а вполне реальна. Насколько физический мир может воспринимать прекрасные образы, заключенные в Духе, настолько адекватно они и отображаются в нем» (II, 9, 8). И образ, и подобие отображаются в Духе, т.е. всегда имеет место и отражение, и отображение – прямое и обратное действие.

Плотин постоянно сравнивает процесс творения мира с творчеством художника. Здесь он не всегда последователен. С одной стороны, он утверждает: «Творение более напоминает тот процесс, что мы наблюдаем в природе, нежели в салонном искусстве» (II, 9, 12). С другой: «Тем же, которые пытаются унизить искусства указанием на то, что они подражают природе, мы можем ответить, что все вещи, которым искусства подражают, сами суть образы высших первообразных сущностей, потом, что они, воспроизводя вещи, не останавливаются на одной только видимой их стороне, но восходят к тем принципам, на которых основывается их природа, наконец, что они иногда и в собственном смысле творят новое, когда, например, прибавляют то, чего недостает для совершенства предмета, и это потому, что обладают в самих себе красотою» (V, 8, 1).

По-видимому, эта непоследовательность мнимая: «Все вещи, которые происходят во времени, будут ли это произведения искусства, или произведения природы, творит некая мудрость, которая повсюду заправляет их созиданием. Все искусства предполагают, что кто-нибудь обладает этой мудростью, а иначе их совсем не было бы. Но сам художник вникает, всматривается в ту мудрость, которая присуща природе и, сообразуясь с нею, уже творит, а между тем эта присущая природе мудрость вовсе не слагается постепенно из теорем или доказательств, но сразу есть единое целое, – она не из множества слагается в единство, а, напротив, свое единство раскрывает во множестве» (V, 8, 5).

Другим синонимом образу является у Плотина форма: «Образ или форма проникает в душу через глаза. … Пока форма предмета находится в нашей душе, т.е. не осознана, предмет этот не возбуждает в нас никакого чувства» (V, 8, 2). Всеобщий Создатель не может быть уподоблен художнику, который пользуется инструментами. В нем вещи «существуют как чистые формы, или идеи». Творческий процесс проходит следующим образом: «Творческий принцип, имея перед собою или, точнее, в себе первообраз всякой формы, производит все формы тихо, бесшумно, потому что сам весь в существе своем как бы состоит из сущностей и форм, производит без всякого усилия всю вселенную, потому что и сам он есть своего рода универсум, и ничто не может ни стеснять его творческую деятельность, ни ограничивать его всемогущую силу и власть над всем» (V, 8, 7).

Таким образом, Плотин все-таки склонен считать творчество способом создания нового. Однако он оговаривается, что новое создается как прибавление для совершенства предмета. Это прибавление творец осуществляет благодаря тому, что прекрасное сразу им обнаруживается во всей своей полноте. Этому способствует мудрость (фронесис). Но здесь нас подстерегает серьезная трудность. С одной стороны, мы спровоцированы на признание того, что творец это всего лишь инструмент, с помощью которого исправляются неполадки, либо же довершаются дела, автором которых он сам не является. Иначе говоря, творец – это хороший исполнитель. С другой стороны, творческий процесс – это вполне естественная цепь последовательных событий, за которыми стоит лишь некий принцип механизма осуществления. Обе тенденции как бы легко просматриваются. И обе они побуждают к дополнительным вопросам: каков изначальный механизм творчества?; о каком принципе идет речь?; что значит творческое нисхождение и творческое восхождение?; имеется ли замысел или промысел в творческом акте?; каков онтологический статус креативности? Для ответа на эти вопросы необходимо более широко осветить систему Плотина.