Анализ теокосмогоний

В связи с вышесказанным, серьезно должен быть поставлен вопрос об уместности постановки проблемы творчества в мифологическом мышлении. И в то же время мы имеем дело с мифами творения (Теогониями и Космогониями), сохранились мифологемы Демиурга (Мастера, Создателя). Указанное противоречие наталкивает на мысль о неспецифическом для нас мировосприятии. Первое, на что предварительно хочется указать, это на тот факт, что в отличие от нас «новое» для мифологического сознания действительно является новым, но со знаком «минус», а не со знаком «плюс».

При анализе теокосмогоний особый интерес представляют следующие моменты: начало, преобразуемый материал, способ творения. В первом случае едва ли может идти речь о замысле, плане, проекте и т.п. Начало имеет как временной характер, так и бытийственный (состояние). Интерес к преобразуемому материалу обусловлен тем, что от него зависит характер творения, его качественные и количественные показатели. Рассмотрение способа творения интересно проследить на различных стадиях.

Хочется подчеркнуть, что в мифическом повествовании мир как бы заново творится. Для всех древнейших представлений характерно не разделение слова, мысли и действия. Так, в Библии сказано: «Реча и быша, повеле и создашеся», «возгремел Господь над водами многими, глас Господа силен» (Пс., 28). Обратим внимание на то, что семитское «бара» одновременно означает и «говорить», и «творить». Слово имеет магическую силу воздействия. В Ригведе колдовство («кратван») буквально по-русски означает «делание». Это слово этимологически выводится от корня «кар» - делать. Во многих мифах (по-видимому, более поздних) именно колдуны творят мир. Так, на Мадагаскаре самоназвание колдунов – «триазы», что означает – «делатели». Во время повествования соблюдается строгая последовательность возникающих событий. Рассказ – это творческий акт.

Мифологема всегда серьезна. Она не рефлексивна. В ней отсутствует отношение субъективных представлений к предметности. Мифологическому способу понимания свойственно наличие внутренне неразложимых фрагментов предметности (фрагменты мифа), которые находятся между собой в отношении ассоциативности. Для мифологического повествования характерно отождествление изначальности и каузальности. Такой ход дает возможность представить начальный акт как образ любого другого деятельного акта. Хотя при этом исторически отношения могли иметь обратный характер. Заданная матрица непрерывно повторяющихся действий (будь то мир повседневности или мир священнодействий) призвана поддерживать целостность, устойчивость, упорядоченность и завершенность мира.

Воспроизведение мифологемы практически является творческим актом. В мифе вновь создается и целостность, и упорядоченность, и устойчивость, и завершенность. Это закрепляет и усиливает родовой опыт. И подобные действия имеют силу и значение только как выражение коллективного сознания. При этом осуществляется перевод объективного в атропный. Новый атропный способ бытия является завершающим элементом творения, служашим гарантом «правильности» его общей тенденции.

Начало является главной трудностью как теокосмогоний, так и богословия. Именно в начале заложен и конец, и характер всех последующих действий. Но, как уже было отмечено, в мифе не идет речи о замысле. Как правило, повествуется о некой данности, с которой спонтанно начинают производить действия, приводящие к созданию мира. Чаще всего эту данность называют хаосом или бездной. Для греков эти два слова часто выступали синонимами. Так, у Гесиода «χάος» – брешь, зияние – производное от «χαίνο» – раскрываться, разверзаться. Он также использует слово «χάσμα» – великая бездна. В этой великой бездне «залегают один за другим и концы и начала» (Теогония, 739).

Хаос – скорее не столько беспорядок, сколько неопределеность. Ибо, когда речь идет о беспорядке, то подразумевается порядок, т.е. замысел. В том-то все и дело, что становление определенностей совсем не значит – упорядоченностей. Упорядочивание предполагает в творческом акте преобразовательную деятельность. Но это не есть первичное действие.

Само слово «бездна» у некоторых народов в глубокой древности означало «творить». Так, например, в др.- англ. Sceapan «творить, создавать». Однако в большинстве случаев творение воспринимается как рождение. Это имеет место и у Гесиода: «Прежде всего во вселенной хаос зародился (ήτοι μέν πρώτιςτα χάος γένετο)». Так Гесиод отвечает на собственный вопрос: что «прежде всего зародилось?» (Теогония, 115). Гесиод не рассказывает, как это происходило. Но согласно исследованиям, проведенным на материале древних представлений в различных регионах «Божественное сотворение Вселенной мыслилось как фаллическое действие: божество фаллосом разорвало Хаос и сотворило Мироздание (аналогия с разрыванием девственной плевы). Фаллос – символ космической энергии, середина микро- и макрокосмоса (упорядочивающее начало)»2. Иногда первоначало мыслилось в качестве яйца, из которого рождается первопредок.

Как бы то ни было, но творчество в Теокосмогониях приравнивалось к порождению. Рождение является естественным актом творения. В недрах старого рождается новое. Во множестве мифологем зарождение возникает без участия мужского начала. Иногда начало не определено. Так, супруга Яхве Хохма (мудрость) говорит: «Я родилась, когда еще не существовали бездны… Когда Он уготовлял небеса… Я была при нем» (Притч. Сол., 8, 24-30).

Вторым актом, а иногда, если не описан первый, первым, всегда выступает разделение. Это разделение обычно уже называют творением. Следующим актом является соединение: «Именно после этого разделения мы имеем то, что можно назвать иерогамией, при которой соединение двух космических принципов приводит к созданию мира и в то же время других богов»3. За соединением следует более мелкое дробление, которое влечет за собой новое соединение. Таким образом, процесс творения представляет собой комбинаторику соединений и разделений.

Важнейшим элементом творения мира является жертвоприношение. М.Элиаде полагает, что ничто не может быть создано без жертвоприношения: «Сотворение не может свершиться без принесения в жертву живого существа первобытного обоеполого гиганта, космического Мужчины, Матери-Богини или мифической Девушки»4. В этом представлении содержится идея, что жизнь может произойти только от другой жизни. Живое существо разрывается на фрагменты и воплощается во множество одушевленных форм. Жертвоприношения в ряде космогоний являются добровольными. Смерть жертвы, как правило, является насильственной (хотя и добровольной).

Конечно, Теокосмогонии имеют отличие по характеру этноса (народности, племени), региона (остров, материк, побережье, горы). Только у североамериканских индейцев записано более 3000 космогоний. Однако общим для всех без исключения космогоний является установка на жизненность отождествляемой с одушевленностью. Мифологическая «материя» в этом смысле гомогенна. Однако она гетерогенна в смысле различий по месту и существу концентраций силы и продолжительности существования как убывания силы. Главной отличительной чертой богов является бессмертие и вытекающая отсюда неуязвимость. Но во многих Теокосмогониях и боги оказываются смертными по принципу «на всякую силу есть еще большая сила».

Отождествление жизненности и одушевленности и придание им характера всеобщности создает предпосылку творения подобным подобного. С точки зрения представлений о мире как целостности можно утверждать, что творение подобного подобным осуществляется как самотворение. Самотворению характерна взрывоподобность, которая происходит вначале спонтанно, а затем также спонтанно время от времени осуществляется. Чаще всего в этом случае преемственности между этапами творения нет. Имеет место только временная последовательность. Рассказ (миф) в таких случаях проходит по форме «сначала произошло то, потом, это».

В мифологемах самотворения на новом этапе прежде созданное может исчезнуть. Но исчезновение это происходит не вникуда. Для мифологии вообще свойственно представление «все во всем». Материал «жизненность-одушевленность» остается тем же. Ему придается новая форма жизни. Поэтому можно сказать, что в этих мифах творчество происходит как формотворчество. Знания свободно претерпевают метаморфозы, преобразуясь и образуя причудливые ассоциации.

Среди мифов творения значительное число посвящено теме демиурга. Этот термин мы используем в греческом значении – ремесленник, мастер мироустроения (более широко – устроитель мира из готового материала). В качестве демиургов выступают звери, птицы, люди и боги. Высказывания типа «Я образую свет, творю тьму, делаю мир и творю зло» (Исайя, 45, 6-7) едва ли можно рассматривать как мифологические. Речь идет о более архаическом сознании. Демиургические мифы также связаны с жервоприношением. Но в них есть некий элемент, который позволил сказать Плеханову: «Характер первобытной космогонии вообще определяется характером первобытной техники»5. Создатели мира действуют подобно ремесленникам (кузнецам, гончарам, плотникам), творят мир из морского ила, глины, металла, древесины.

Приведем несколько примеров. Русское слово «сотворение» восходит к «творить» в значении смешивать сухое и влажное. «Творилка» – раствор жидкого с сухим, «творог» – мягкая масса (грязь), которую месят подобно квашне6. В китайских мифах демиург («великий творец») назван Гончаром7. В Ригведе говорится о строителях Варуне, Индре и Агни подобных плотникам: «Что это было за дерево, что за лес, из которых боги сколотили небо и землю?» (Х, 31, 7). Там же сказано, что Висвакарман – всемирный мастер «выковал своими руками и крыльями небо и землю». В одном произведении разные варианты материалов, но суть одна. Согласно Калевале, Ильмаринен молотом выковал небесный свод из металла и украсил его солнцем, луной и звездами.

Обратим внимание на почитание руки создателя во многих религиях и мифологиях. Изображение руки означает творчество и власть (руководство). Вспомним как отцы церкви Григорий Нисский и Августин возмущались тем, что их соотечественники-христиане понимают творение мира буквально как результат рукотворения.

В мифах о демиургах нет идеи замысла. О замысле-проекте ничего не говорится. Демиург выступает исполнителем-изготовителем. Но откуда он берет идею мира? Этот вопрос в мифологиях не рассматривается. Он может оценить результат изготовления (как, например, в ветхозаветной книге Бытия: «Хорошо»). Но ведь оценка дается в сравнении (например, с тем, что было замыслено).