Понятие одержимости

Когда человек находится в состоянии одержимости, он не принадлежит себе. Кто-то другой говорит в нем. Но все ли, что говорится или совершается в таком состоянии, не принадлежит тому, через кого это осуществляется? Иначе говоря, вопрос стоит так: если человек как-то участвует в формировании нового знания, то какова степень его участия? На этот вопрос не находим ясного ответа у Платона. Но он ставит этот вопрос. Более того, он первым задается данным вопросом напрямую. Ему очевидно, что каждый человек обладает своеобразными способностями, но не всеми сразу и не в одинаковой степени. Данная способность присуща именно этому, а не другому человеку. Она-то и проявляется в состоянии неистовства. Именно через лучше выраженную способность проявляет себя одержимый. Пытаясь объяснить это загадочное явление (неравномерность распределения способностей среди людей), Платон, во-первых, снимает вопрос об обучении, во-вторых, выводит саму проблему творчества за рамки конкретного человека. В первом случае доказывается, что никакое мастерство, как результат обучения, не может привести к творчеству. Что касается второго случая, он вполне согласуется с ролевой теорией автора. В результате все отдается на откуп одержителям (божествам).

Платон выделяет два вида неистовства: одно – следствие человеческих заболеваний, а другое – божественные отклонения от обычно принятого. Безусловно, предпочтение он отдает второму: "Неистовство, которое людей от бога, прекраснее рассудительности, свойства человеческого" (Федр, 244d). По особенностям божеств зависит характер и содержание одержимости. Их четыре вида: "Божественное неистовство, исходящее от четырех богов, мы разделили на четыре части: вдохновенное прорицание мы возвели к Аполлону, посвящение и таинства – к Дионису, творческое неистовство – к Музам, четвертую же часть – к Афродите и Эроту – и утверждали, что любовное неистовство всех лучше" (Федр, 205b).

Философу присущи все четыре вида, ибо по-настоящему окрыляется только разум философа. У него всегда по мере его сил память обращена на то, чем божествен бог. Философ, правильно пользующийся таким воспоминанием, всегда посвящен в совершенные таинства. Это высший род исступления позволяющий вдохновенно прорицать и творить. Причастный к нему, называется влюбленным. Его любовный путь (πόρος) есть способ постижения вечной красоты и приобщения к ней. Философ одержим Эротом в гораздо большей степени, чем кто-либо другой. Ведь Эрот в отличие от остальных божеств сам является философом. Он не невежда и не мудрец, но вечно стремится к мудрости. При внимательном прочтении диалога "Пир" создается навязчивое впечатление, что Платон намеренно придал черты сходства Эроту и Сократу.

Автор и исполнитель

Для Платона, как, впрочем, и сегодня, каждый раз при соприкосновении с исполнительством встает вопрос о творчестве исполнителя. Этот вопрос может быть переведен вообще в область всякого истолкования. Платон на этот последний вопрос, фактически, ответил риторическим вопросом: а не является ли авторство версией истолкования? В самом деле, если автор одержим богами, то ведь его собственные заслуги сводятся к выражению другого знания, правда, усиленного его способностями и обучением. Конечно, прямо так вопрос, как он здесь сформулирован, Платон не ставит. Этот вопрос вытекает из того, как он ставит проблему исполнительства.

Истолкование – важная тема поздней классики. У Аристотеля даже есть такой трактат "Об истолковании" (Περί έρμηνε̃ιας). По Платону, Гермес – толкователь воли богов и вестник – имеет прямое отношение к слову (Кратил, 408а). По греческой мифологии он посредник между двумя мирами (жизни и смерти): провожает души умерших в аид (психопомп). Если трактат "Об истолковании" у Аристотеля направлен на прояснение логической стороны речевой деятельности, то Платонова герменевтика есть путь посвящения в высшие тайны. А его теория творчества предстает как тайноведение.

Герметизм есть двойное истолкование: божественного замысла и передаточного звена (вестника). Ведь Гермес – исполнитель. Уместна ли аналогия с человеческим миром? Весь контекст высказываний Платона не оставляет никаких сомнений в правильности такого утверждения. Рассуждения об умирании-рождении, смерти и возрождении, диалоге, неистовстве и посвящении, теории воспоминания – все это лишь часть иллюстраций для мистериальных аналогий, за которыми стоит общая проблема роли истолкования в творчестве.

Проблема «авторство – исполнительство» связана с двумя взаимосвязанными темами: индивидуальные способности и обучение. Сюда же вклинивается еще одна тема: мимесис. Платон пытается развязать этот тройной узел. В диалоге "Ион" разбирается вопрос об искусстве исполнения. Главный персонаж, именем которого назван диалог, является рапсодом, на Гомере. В беседе с Сократом выясняется, что он далее других продвинут в знании и исполнении Гомера. И это все, что он может лучше других. К Сократу он обращается за разъяснением: «О Гомере я хорошо говорю, а об остальных нет. Вот и сообрази в чем тут дело» (Пир, 533d). Ответ Сократа пространен. Суть его сводится к следующим положениям. Все, что Ион говорит о Гомере идет от божественного предопределения и одержимости, а не от выучки. Ибо, если отталкиваться от выучки (τέχνη) и знания (ε̉πιστήμη), то Ион должен в одинаковой степени разбираться и в остальных поэтах, «ведь поэтическое искусство есть нечто цельное» (532d). Но этого не происходит. Этого нет и в других видах искусства – таких, например, как живопись или ваяние. Но и поэты творят благодаря одержимости, а не сами по себе. Тут ставится вопрос и о слушателях (зрителях). Они тоже ведут себя как одержимые. Сократ объясняет такое явление аналогией с магнитом, который притягивает кольца а те, в свою очередь, притягивают другие кольца и т.д. Иначе говоря, все происходит благодаря "божественной силе", воздействующей и на поэта, и на рапсода, и на публику.

Вопросы, которые были явно поставлены в данном диалоге или вытекали из его контекста не получили проясняющего истолкования. К ним можно отнести: 1.Почему оказывается так, что у одного лучше получается интерпретация данного автора? 2.В какой степени сопричастны к одному и тому же автор, исполнитель и зритель (слушатель)? 3.Почему данный человек желает слушать произведения именно в исполнении данного исполнителя? 4.Почему он ориентирован на этого автора, а не на кого-либо другого. Аналогия с магнитом скорей указывает на проблему, чем ее разрешает.

Попробуем подобраться с другой стороны. Греческое "мимесис" (μίμησις) ко времени Платона прошло ряд смысловых видоизменений. Набор словарных значений этого термина не слишком велик: подражание, воспроизведение, изображение, уподобление. При этом следует иметь в виду серьезную разницу этих значений. Например: подражание чему или кому, воспроизведение чего или кого. Впервые само слово мимесис встречается у поэтов дорийского мелоса (в частности, у Пиндара и Феогнида), которому Платон открыто симпатизировал.

Древнейшим значением мимесиса было имитация. Архаический мим (μι̃μος) еще синкретичен: ни трагичен, ни комедиен, ни добр, ни зол. По мере становления номоса и этоса (закона и нрава) мим принимает разные формы воплощения (фиглярство, передразнивание, притворство и др. мнимые подобия), нашедшие свое выражение в маске. Как бы то ни было, но основное значение древнего мимесиса составлял показ как воспроизведение зрительной схожести (о приоритетности зрения говорит и Платон). Зрительный ряд – показы, открывания, закрывания, видения, утаивания, нахождения, созерцания, взирания, осматривания и проч. – имели не только вульгарно-сценический (народные сценки), но и мистериальный характер.

Следующим шагом эволюции мима явился «рассказ о» в форме «как будто бы». Подобно тому, как из масок вырастают характеры (школа Аристотеля), так из ритуальных "показываний" вырастают "представления". В философии явление, буквально означающее "светящееся", "появляющееся", "показывающееся", противостоит сущему (το ον) как мнимое, несущее (το μη ον). Меон – это несуществующее сущее, небытие в смысле фикции. По Платону, это тень. Оно подражает бытию, не обладая его сущностью. Не-сущее видимо, ограничено, чувственно воспринимаемо. Сущее, напротив, невидимо, беспредельно, умопостигаемо. Но мы не должны здесь заблуждаться. Дело в том, в греческом языке вообще отсутствует слово, которое бы означало понятие в нашем сегодняшнем смысле. Слова "икона", "идея", "эйдос" значат "образ", "вид", но никак не "понятие" даже у Аристотеля. Умопостигаемое значит умозрительное – перевод из внешнего во внутреннее.

Таким образом, идеи, по мере их становления, явились результатом мимесиса миру вещей (метафоризация). Если у предшествующих философов "образ" означало скорее "явление", "мираж", "идол", "призрак", то у Платона это вполне самостоятельное сущее, которое благодаря катарсису – очищению от мирской скверны (подобно мистериальному катарсису3) – оставило за собой лишь предметность как таковую с тем, чтобы стать прообразам. Платонов мимесис оказывается при первом приближении подражанием подражанию. Исходя из этой основы, нам и следует здесь соединить мимесис и творчество. Но сразу оговоримся, что даже утонченный и глубокий исследователь наследия Платона А.Ф.Лосев предупреждает о чрезвычайной запутанности теории подражания этого мыслителя4. Но нас здесь и не интересуют различные аспекты подражания у Платона. Ограничимся лишь выяснением значения подражания для творчества.

В диалоге "Государство" Платон прямо увязывает эти понятия. Демиург создает все вещи «согласно природе» (297d) и, в частности, кровать, на примере которой показывается ступенчатость творчества. Демиург подражает сущности. Вторым от сущности находится плотник, который, подражая демиургу, создает конкретную кровать. Третьим от сущности стоит живописец, который, изображая конкретную кровать, подражает плотнику. Плотника Платон называет тоже мастером (демиургом), тогда как живописца – «подражателем творениям мастеров» (597е). Первого демиурга он также называет царем. Он творит, создает истину вещи. Художник, как и все подражатели, создает призраков, а не действительность (598b).

Таким образом, налицо все-таки три вида творчества основанные на подражании. В первом случае создается умозрительное. Осуществляется это в соответствии с идеей блага, которую Платон называет пределом (перас). Царь=Бог=Демиург=Творец=Родитель конкретизирует эту идею в форме первообразца. Т.е. эта идея воплощается в некоем материале, обретает некие очертания. Иными словами, она формируется. Первотворец может быть назван формотворцом, поскольку он занимается формотворчеством. Судя по всему, сущность (истина бытия) вещи не создается всеобщим Демиургом. Он упорядочивает разрозненные элементы и формирует первообраз. Это не мысль, а именно образ (правильнее: мыслеобраз). Безусловно, это – подражание (мимесис) сущности, которая совечна Демиургу.

Стоящий на втором месте от сущности мастер воспроизводит (мимесис) образец, или лучше сказать, воплощает в видимую форму. Он творит человеческую действительность, тогда как первый – подлинную. Благодаря его действию вещь возникает в соответствии с ее именем, т.к. первый мастер назван "присвоителем имен" (Кратил, 424а). Второй же мастер одержим идеей, поэтому он ведает, что творит. Подражатель (например, любой представитель подражательных искусств) копирует (мимесис), не зная истины предметов. Он творит фикции и призраков. Он не ведает, что творит, т.к. одержим Музами. Можно даже сказать так: благодаря ему призраки рождаются, а он их родитель. Главная причина порождения призраков, по Платону, состоит в неспособности улавливать целое и несмешанное. Смесительный мир отдельностей – это мир призраков. Смесительность неизбежно ведет к деструкции, дисритмии, дисгармонии.

Все трое отстоящие от сущности – одновременно и творцы и исполнители. Первый по отношению ко второму, а второй – к третьему являются авторами. Третий – исполнитель в чистом виде. Первый исполняет замысел. Второй – идею. Для третьего идея предстает в виде налично сущего бытия. Он должен представить разрозненное в единстве. Это и есть его творчество. Творчество первого – воплощение. Творчество второго – развоплощение. Для первого исполнить значит осуществить, призвать к бытию. Для второго – приведение к жизни и действию, т.е. к тому, что составляет действительность. Для третьего – показать.

Обратим внимание на то, что во всех трех случаях речь идет о различных модификациях образа. Ум – устроитель, чеканщик, связующий, возничий у души, управитель, строитель, искуссник, составитель – обладает направляющей функцией (императивность и контроль). Благодаря уму осуществляется образ. Ум задает познавательное движение к истине. Во всяком случае, так дело обстоит в двух первых случаях. Используя любимый прием игры слов, Платон об этом пишет так: "Бытие" же [τo oν] и сущность (oυςiα) согласуются с именем "истина", так как здесь отнята ι: ибо "существующее" (τo oν) означает "шествующее" (ιον), и "не существующее" ["небытие"], как выражаются некоторые, означает в свою очередь "не шествующее" (ούκ ιον)" (Кратил, 421b).

Истиной называется божественный порыв, как если бы это было божественным наитием. Истина добывается. Платон утверждает, что это происходит благодаря касанию душой сущности. Причем касание осуществляется частью души родственной искомому образу. Душа, коснувшаяся истины, вспоминает воспринятое. Воспоминание и есть акт интерпретации.

Творчество интерпретации заключается в индивидуальности толкования. Этот факт Платон четко прописывает, но не дает ясного описания механизма индивидуации. В средневековой философии проблема индивидуации возникнет будет обсуждаться как вполне самостоятельная. И только в Новое время, в связи с развитием психологии, индивидуальный характер творчества станет предметом пристального внимания.