Будова атому 16 страница

А слова «смерть» он еще не знал.

– Тебе уже четыре года, – строго сказала старушка. – Я вернусь через двадцать минут.

– Бабушка!!!

Дверь захлопнулась, больно ударив по барабанным перепонкам, звякнул закрывшийся замок, на лестничной клетке послышались шаги, а мальчик все стоял в коридоре и плакал:

– Бабушка, бабушка, не ходи…

Он два часа просидел в квартире один, до тех пор, пока не примчалась с работы заплаканная мама. Он не знал, что отец в морге, опознает сбитую машиной старушку, подписывает бумаги, угрюмо вздыхает. Он ничего не знал, кроме того, что бабушка больше не вернется. Никогда не вернется…

Легко ли видеть идущих по лезвию людей? Знать, когда, в какой момент смерть подойдет к ним на расстояние вытянутой руки, опалит своим дыханием, прикоснется… В первые годы жизни дар не был постоянным, контуры грядущего проступали изредка, неясно. Иногда он сам не мог понять, почему внезапно начинает видеть то, чего нет на самом деле, иногда пугался, иногда видения спасали ему жизнь…

– Мишка, прикрой, я за тот камень!

– Сиди, – процедил он, не отрывая взгляд от прицела. – Я скажу когда.

– Накроют!

– Сиди, б…! Опасно!

Не послушал, бросился вперед, и действительно накрыло. Но минометчики у противника аховые, промахнулись метров на тридцать, хотя точно знали, за какими камнями укрылись разведчики. Выскочившего сержанта – в клочья, на Мишке – ни царапины.

Легко ли осознать, что ты не можешь никого спасти? Что на твои слова не обращают внимания, словно какая-то сила заставляет людей действовать наперекор? Легко ли принять, что смерть лупит очередями, а ты стоишь и смотришь. И хуже того: ты понимаешь, что ХОЧЕШЬ помочь старухе с косой. Что, только убивая, ты чувствуешь вкус жизни? Убивая, наполняешь до краев свою чашу…

– Мишенька, почему ты хмурый?

– Я нормальный.

– Мне так хорошо с тобой…

Прижимается всем телом, шепчет ласковые слова, улыбается. Теплая, мягкая, любимая… Остаться? Завести семью? Обрести покой? А вдруг однажды я увижу ее будущее? Увижу смерть за углом и не смогу спасти? Ее или детей? Я смогу пережить?

Он любил.

Он боялся.

Страх погнал его прочь, увел от теплой, мягкой, любимой, не позволил сложить очаг. Страх заставил его вернуться в армию, в специальное подразделение, что моталось по Африке, помогая друзьям СССР строить светлое будущее. Там он окончательно обрел себя, там он занимался только тем, для чего рожден, – убивал. Но, нажимая на спусковой крючок, он не становился счастливее, не радовался, не наслаждался, просто был самим собой. Его уважали, но держались в стороне. Его ловушки всегда срабатывали, пули летели точно в цель, а брошенные гранаты наносили максимальный урон. Он стрелял в абсолютной темноте и сквозь стены хижин, и всегда – в яблочко. Он говорил, что у него очень тонкий слух и меткий глаз. Ему верили. А на деле он просто ЗНАЛ, в какую сторону нужно повернуть ствол, чтобы вероятность встречи со смертью превратилась для противника в свершившийся факт.

За пятнадцать лет в Африке он научился бегло говорить на португальском и английском, потерял кучу товарищей и заслужил шесть боевых наград. Командование его ценило, а местные слагали о нем легенды, говорили, что ему помогают могущественные духи. В конце концов ему предложили вернуться в Союз, офицер с таким опытом обязан делиться им, воспитывать молодых волчат, однако он знал, что не сможет не убивать. Не сможет.

Для этого он рожден.

Дезертировать получилось на удивление легко. Он ушел в джунгли и через месяц оказался в столице соседней страны. По давно заготовленным документам нанялся на сухогруз и ушел в Бразилию. Там вновь сменил документы и начал сольную карьеру. Если уж ему суждено убивать, то он будет сам выбирать жертвы, сам решать, заслуживает ли человек смерти или нет? Сам. Не по приказу.

Так появился тот, кого впоследствии американцы назовут Призраком. Неуловимый и безжалостный, способный оставить в дураках любую службу безопасности, превративший убийство в Искусство. О нем заговорили как о человеке, способном убрать кого угодно. Его услуги стоили дорого, но он всегда исполнял контракт. Он действовал только через посредников и работал не чаще двух раз в год – этого вполне хватало, чтобы заглушить инстинкт.

Инстинкт убийцы.

А потом случилось то, что должно было случиться. Его нашли и сказали:

– Добро пожаловать в мир людей, которые сумели обрести себя. Постарайся не сойти с ума от радости.

– Говорят, в первые годы жизни человек не знает, каким путем ему предстоит пойти. В каждом заложены самые разные таланты, и перед нами открыто множество дорог. Но затем, под воздействием воспитания и окружения, таланты начинают исчезать. Очень быстро исчезать, таять на глазах. А потом остается только один из них, тот, который в полной мере отвечает тебе настоящему, твоей сути, твоей душе. Он тоже может исчезнуть, уйти навсегда, а потому – не зевай, пойми себя, ощути и работай. Работай как проклятый, развивай свой дар, потому что, если лишишься его, – жизнь станет каторгой. Дороги закроются, и будешь до самой смерти топтать проложенные другими тропинки. – Оружейник сжал кулаки. – Чтобы однажды утром проснуться и понять, что все напрасно. Абсолютно все. Что ты так и не нашел себя.

Не плыви по течению, не плыви против течения, плыви туда, куда тебе нужно.

– Любопытная теория, – скупо произнес Волков.

Серафим тихонько заскулил. Старик поднял руку и медленно потер лоб.

– Вы сами все знаете, Федор Александрович, или чувствуете, что одно и то же. Просто я выразил ваши догадки словами.

«Я мог быть инженером, а стал сыщиком… Что побудило меня круто поменять жизнь? Что заставило в последний момент выбрать другую дорогу?»

И сразу же на ум пришли слова Рижской:

«Ищите рациональные объяснения. Магии в Москве нет и никогда не было».

– Все, что вы рассказываете, похоже на колдовство.

– Магии не существует, – отрезал Оружейник. – Есть только люди, сила полностью раскрывшихся людей, умение тех, кто наполнил свою жизнь подлинным смыслом. Есть только искусники. Мы не получаем дар по воле богов, не пьем из волшебного источника, мы работаем. На старте все одинаковы, у всех полно талантов, а вот затем начинается жизнь. Кто-то работает, совершенствуется, достигает вершин мастерства. Не останавливается, получив первое признание, а лезет дальше, выше. Даже став мастером, продолжает обдирать ладони, продолжает учиться, не дает себе послаблений, и тогда… И тогда в один прекрасный день игрок начинает чувствовать карты партнера. И становится Игроком. Он живет этим, понимаете? Травник может заварить восхитительный на вкус чай из сена. Дантист – снять зубную боль одним прикосновением.

– Чеканщик тоже не имеет отношения к магии?

– Разумеется, нет. Карповы познали суть денег, знают, кому, когда и сколько нужно заплатить. – Старик вздохнул. – Теперь вы знаете. А скоро – поймете.

«А ведь Оружейник прав: вряд ли я когда-нибудь проснусь с ощущением, что не обрел себя».

– Дар – это не подарок, не метка избранного. Дар есть у каждого. Но нужно разобраться в себе, понять себя и работать. Добиваться совершенства в своей профессии или увлечении, пролить море пота, ошибаться, вновь работать, достичь вершины, и тогда… – Старик усмехнулся. – И вот тогда будет подарок. Ты обретешь самого себя и поднимешься над вершиной. Станешь искусником – человеком, для которого не существует секретов в его деле. Совершенным профессионалом. Ты будешь служить своему делу, а дело будет служить тебе. Венец развития человека.

– Убийцы тоже парят над вершиной?

– У каждого свой дар, Федор Александрович, своя дорога.

– Складывается впечатление, что вы пытаетесь оправдать свое занятие. Я прав?

Старик не обиделся:

– Оправдать? Помилуйте, я просто рассказываю как есть. Я – Оружейник. – Последнюю фразу он произнес с заметной гордостью. – Таково мое призвание.

– Убивать?

– Обрывать жизни, – поправил Очкарика старик. – Таланты у людей разные… Вы, Федор Александрович, тоже небезгрешны.

– Я ловлю преступников, – сухо произнес Волков.

– И сколько сделок вы заключили за свою жизнь? Скольких злодеев отпустили? А сколько ваших расследований закончилось ничем? Преступники не понесли наказания, разгуливают на свободе… Разве такого не было?

– Было. – В глазах Федора сверкнула сталь.

– Вы делаете свое дело честно, иначе бы не достигли своих высот, но не всегда результаты оказываются такими, как вы рассчитывали. Я прав?

Очкарик промолчал.

– В свою очередь, я – преступник, однако отправил на тот свет не меньше взвода наркобаронов.

– В интересах других наркобаронов.

– А в чьих интересах вы ищете меня? – ударом на удар ответил старик. – Я ведь прекрасно понимаю, что вы гоняетесь за мной отнюдь не для того, чтобы отправить в тюрьму. Ваши руководители были бы не прочь познакомиться со мной, не правда ли?

– Почему вы так решили?

– Все хотят, – махнул рукой Оружейник. – Всем интересен высококлассный убийца. Я ведь действительно могу устранить кого угодно. Я вижу мгновения, когда вероятность смерти того или иного человека становится крайне высокой, и использую их. – Пристальный взгляд на Волкова. – Или не использую.

Красноречивый взгляд.

– Вы знали, что Ариф отправится именно в ту кабинку, – вздохнул Федор.

– Знал, – кивнул старик. – И о видеокамере знал.

– Почему вы помогли Ильгару?

– Чтобы вы взялись за расследование, Федор Александрович, – объяснил Оружейник. – И, в конце концов, заметив все нестыковки, постепенно придя к мысли, что организовать такое убийство обычными методами невозможно, и поговорив с Чеканщиком, встретились со мной.

– Вы убили Арифа Гусейна только для того, чтобы привлечь мое внимание?

– А вы бы выбрали себе должность попроще, Федор Александрович, и всем было бы легче, – рассмеялся старик. – И Ариф, глядишь, остался бы жив… если бы Ильгар его не пристрелил, как собирался.

Цинично и предельно откровенно.

«Им нужно было сделать так, чтобы я осознал свой дар, почувствовал себя искусником, и они не задумываясь убивают нефтяного барона. Пренебрежительно смахивают Арифа с доски и наблюдают за ходом расследования: «Смотри, какой Волков молодец, не подкачал. Действительно тот, кто нам нужен!» Что это? Высшая ступень эгоизма? Мораль сверхлюдей? А сверхлюди ли они? Спорный вопрос…»

Себя, во всяком случае, Волков суперменом не ощущал.

«Если человек достиг вершин мастерства, превратил свою профессию в магическое искусство, как он будет смотреть на обычных людей?»

– Что вам от меня нужно?

Хотя знал что. Кого-то или что-то найти. Причем быстро.

– То, что было нужно мне, уже достигнуто, – неожиданно серьезно произнес Оружейник. – Об остальном расскажет Гончар. – Старик выдержал короткую паузу и закончил: – Добро пожаловать в семью, Собиратель Тайн.

* * *

Оказывается, он отвык завтракать в одиночестве. Совсем отвык…

Разумеется, Испанка увлекалась мужчинами и в Мадриде. Флиртовала, строила глазки, позволяла водить себя в театр, спала с ними. Но в Мадриде Испанка исчезала из дома по вечерам, развлекалась ночью, а под утро обязательно возвращалась, никогда не встречала рассвет с любовниками.

Травнику этот факт казался очень важным. Ночь – время секса, сброшенных запретов и страсти. Ночью нет стыда и нет обязательств. На то, что Испанка делала по ночам, Травник никогда не обижался. Это ее время.

Зато дни он считал своей собственностью. Любые дни. Даже те, что следовали за бесстыдными ночами. Закутанная в халат Испанка появлялась на кухне, заспанная, растрепанная, и жадно набрасывалась на кофе и булочки, и целовала его в щеку. Нежно целовала. Словно извиняясь, хотя просить прощения не за что. Наоборот, это Травник был благодарен ей за деликатность. За то, что свои дни красавица Испанка посвящает ему и только ему. За то, что не приводит никого в свой дом.

В их дом.

В Москве же все пошло кувырком. Испанка исчезала по вечерам, что нормально, но объявиться могла и утром, и даже днем. Она наплевательски относилась к заданиям Гончара и, судя по затуманенным глазам, постоянно думала о чем-то своем.

Или о ком-то своем.

С кем завтракала и с кем встречала рассветы.

Тоскливо.

Но такова жизнь.

Травник вытер губы салфеткой.

Он отвык завтракать в одиночестве, но не смог заставить себя разделить трапезу с Вонючкой. Оставил Неваду в квартире, пообещав принести свежих булочек, а сам отправился в круглосуточно работающую кофейню. К людям. Но все напрасно. Ни присутствие пары посетителей за соседними столиками, ни официантка не помогли ему разогнать тоску.

Он завтракал в одиночестве.

* * *

В принципе, квартира не казалась неубранной. Немного воняло, но это из-за опрокинутой бутылки коньяка: жидкость вытекла, наполнив помещение характерным для винных магазинов запахом. А все остальное можно было убрать за считаные минуты. Все остальное – это валяющаяся одежда, которую срывали второпях, не задумываясь над тем, что рвутся пуговицы и бретельки. Две пары мужских брюк, джемпер, рубашка, двое трусов, носки, туфли, один из которых почему-то оказался на столе, а также туфельки на высокой шпильке, тонкое черное платье и чулки. Не так уж и много, чтобы говорить о царящем хаосе. Еще была черная сумочка, но она не валялась, а раскрытая лежала на столе, судя по всему, хозяйка уже добралась до нее и вытащила пару средств для утреннего туалета.

Вышедший из спальни Славик мрачно посмотрел на сумочку, поморщился, когда запах алкоголя добрался до его заторможенных рецепторов, повернулся к кровати и пробурчал:

– Вставай.

– Не могу, – простонал Гарик. – Она меня до смерти затрахала.

– Знаю.

Вспомнив прошедшую ночь, Славик содрогнулся.

«Вот попали так попали!»

Причем в памяти остались лишь начало праздника – многообещающее знакомство с привлекательной женщиной, и финал – приезд в квартиру и бурный секс втроем.

Славик и Гарик знали, как сладко покувыркаться с девушкой на пару, умели получать удовольствие, не особенно заморачиваясь ощущениями партнерши. Любили работать одновременно, чувствуя друг друга и заводясь от этого. Любили слушать, как просят остановиться. Останавливаться не любили. И не останавливались.

Однако вчера в их сети попала настоящая тигрица. Выносливая и ненасытная. Ольга не просила остановиться, она требовала продолжать, вымотала друзей до предела и даже что-то съязвила, когда увидела, что Славик неспособен продолжать марафон.

«Сука!»

– Она уехала? – осторожно осведомился Гарик.

Вылезать из-под одеяла он явно не собирался, предоставляя другу карт-бланш на активные действия.

– Еще нет, – пробурчал Славик и натянул на себя халат. – Пойду посмотрю.

Тигрица отыскалась в ванной. Сидела на бортике и с любовью разглядывала свое отражение в огромном зеркале. Красивое отражение красивого тела, буквально дышащего сексуальностью. Гибкое, спортивно подтянутое, зовущее…

«Глаза б мои тебя не видели!»

– Проснулся, малыш?

– Да.

Славику не понравилось обращение, но… Но что делать? Не ругаться же с ней?

– А приятель твой?

– Тоже.

– Продолжим?

– Э-э…

Говорить «пожалуй, нет» не хотелось. А ничего другого в голову не лезло. К счастью, слегка осоловевший взгляд Славика наткнулся на украшения Ольги, и его мысли потекли в другом направлении:

– Откуда это у тебя?

Славик узнал гарнитур: три кольца, серьги и ожерелье с черными бриллиантами – авторская работа отца, за которую тот просил огромные деньги.

– Ты подарил, – спокойно ответила женщина. – Неужели не помнишь?

Всплывшие воспоминания заставили Славика задрожать от страха: вот они приезжают в офис, вот он говорит охраннику, что ему нужно в кабинет, открывает сейф…

«Боже, она ведь не выходила из машины! Охранник ее не видел!»

Вот она примеряет роскошные драгоценности. Прямо на улице примеряет, у машины. Радостно смеется и награждает Славика долгим и сладким поцелуем. Он горд тем, что произвел впечатление на красавицу. Замечает, что у Гарика расстегнута ширинка.

«Чем они занимались, пока я бегал в офис?»

Возбуждение нарастает. Славик тянет Ольгу на заднее сиденье. Гарик не против. Тоже смеется. Возвращается за руль и гонит к дому. А распаленный Славик задирает коротенькое платьице женщины, сдвигает трусики и торопливо входит в нее.

Начало оргии. Но стоит ли прошедшая ночь ТАКИХ денег?

«Отец меня убьет!»

Славик представил разъяренного папашу, и ему стало холодно.

– Э-э… знаешь, гарнитур придется вернуть.

Ольга улыбнулась, показав, что оценила шутку, но ничего не сказала.

– Я не шучу.

– Даже не мечтай, малыш, – мягко произнесла женщина. – Это подарок, а подарки возвращают только по желанию.

Славик почувствовал нарастающую злобу. Мало того что эта сучка переиграла их в постели, так она еще набирается наглости и не желает возвращать… отдавать… дураку ведь понятно, что гарнитур Славик притащил по пьяни, что будь он трезв…

– Ты знаешь, сколько он стоит?

– Конечно, знаю. То есть догадываюсь. – Она провела пальцами по вживленным в висок бриллиантам. – А вот ты не знаешь, с кем связался.

– Чего я не знаю, шлюха ты приблудная?! Брюлики гони, а то…

Если в постели женщина еще может превзойти мужика, то в драке ей не светит. В этом Славик не сомневался. Страшась отцовского гнева, ослепленный яростью, он попытался схватить Ольгу за плечо, дернуть, показать, кто здесь хозяин, но…

Короткий удар в грудь заставил его остановиться и прекратить движение. Проказа расхохоталась и от всей души врезала ошеломленному парню ногой в промежность.

По квартире прокатился полный боли вой.

* * *

Загадочный Гончар обитал на одной из самых дорогих московских улиц – на Пречистенке, что Волкова, который после визита в логово Оружейника морально готовился посетить еще одну помойку, весьма порадовало. Хороший дом, чистый подъезд, просторная квартира. Общаться в таком месте гораздо приятнее, чем в каком-нибудь гадюшнике. Опять же – показатель доверия. Первая, предварительная встреча состоялась по конспиративному адресу, в логове, которое не жалко бросить. Теперь же его звали домой, подчеркивали свою открытость, нашептывали: «Ты свой!»

«Искусник?»

Ни до разговора с Оружейником, ни теперь Федор не размышлял над тем, чего достиг в профессии. Конечно, он гордился успехами, переживал поражения, но ни разу не задумался о собственном величии. Он работал. Если его мысли не были заняты текущим расследованием, Очкарик думал о сыне, или Альбине, или друзьях. Или не думал ни о чем, отдыхал.

Быть лучше всех сыскарей?

Волков ни на кого не равнялся и никому ничего не доказывал, просто работал и старался делать это как можно лучше.

Не так ли становятся профессионалами?

Не только так. Можно и оглядываться по сторонам, и переживать успехи конкурентов, и грызть землю, добиваясь признания. Добиться его. Оказаться на вершине. Но окажешься ли ты еще выше? Вполне возможно. Мотивы для стремления к совершенству могут быть разными, важен результат. Важен вложенный труд, кровавый пот и кровавые мозоли. И какая разница, из-за чего они появились: потому что хотел сделать это для себя или доказывал свое первенство другим? Главное – появились. Главное – ты доказал свое превосходство делом. И заслужил уважение, даже будучи высокомерным ублюдком. Потому что заработал.

«Я заработал?»

После разговора с Оружейником Очкарик понял, что в последние месяцы дела давались ему легче, чем раньше. Нынешнее расследование не в счет, это игра в поддавки. А вот, к примеру, предыдущее, начинавшееся как неплохая головоломка, Федор вскрыл за два дня. Не располагая никакими уликами, полагаясь исключительно на чутье, взял да и надавил на вызванного на допрос весьма уважаемого чиновника. Да так надавил, что тот, расклеившись, на блюдечке выложил Волкову доказательства своей вины.

Стечение обстоятельств?

Вспомнился старый анекдот о программисте, которого вызвали отремонтировать мощный компьютер. Программист походил вокруг устройства, ударил по системному блоку ногой – компьютер заработал, и выписал счет на тысячу долларов. Когда возмущенный хозяин потребовал объяснить причину столь высокой цены пустякового ремонта, программист молча переписал счет: «Один доллар за удар. Девятьсот девяносто девять – за то, что знаю, куда и с какой силой ударить».

Похоже на работу искусника?

Один знает, куда ударить, другой – когда убить, третий – как и на кого надавить. ЗНАЮТ, потому что профессия стала частью их самих, а они – частью профессии.

Поднялись выше вершины.

Впрочем, Федор недолго предавался подобным размышлениям – они не имели отношения к расследованию. Подумал чуть-чуть, а затем приказал себе сосредоточиться на предстоящей встрече, продумывал ход разговора, готовился к нему, не отвлекаясь на ерунду. Припарковал машину на кстати освободившееся место у тротуара, щелкнул кнопкой сигнализации, по привычке оглядел дом и едва собрался направиться к подъезду, как зазвонил телефон.

– Волков.

– А дело-то раскрыто! – радостно прокричал Грушин. – Есть убийца Гусейна!

– Кто?

– Сардар.

– Появились улики?

– Сам признался, – весело рассмеялся Васенька.

«Сам? Неужели Сидоров решил выслужиться и выбил из Сардара признание? Не может быть!»

Федор прищурился:

– Что ты с ним делал?

– Ничего! Честное слово – ничего. – Грушин не обиделся на проявленное Очкариком недоверие. Понимал, о чем подумал Волков. – Сегодня утром Сардар потребовал свидания и во всем признался. Под протокол! При свидетелях и адвокате. Заявил, что грохнул Арифа на почве личной неприязни. Надоело быть рабом.

– Почему он признался?

– Говорит, совесть замучила. Все-таки от Арифа он много добра видел. Да и понял, что сглупил, что не жить ему теперь.

– То есть он совершил преступление импульсивно?

– Видимо.

– Не слишком ли хорошо оно продумано для импульса?

– Какая разница? Сардар сознался, а что еще нужно? Да и подозрения основные на него указывали, так ведь?

– Это была одна из версий.

– Значит, все в порядке.

«Сардар признался… А чего ты хотел? Оружейник знает, когда человек подойдет к порогу смерти, Чеканщик продает монеты на все случаи жизни. Интересно, какими талантами может похвастаться главарь?»

– Прокурорские аж позеленели, когда узнали, что мы дело раскрыли, – радостно закончил Грушин. – Ты когда в министерстве появишься?

Судя по всему, Сидорову не терпелось насладиться видом поверженного недруга. Мол, мы тоже кое на что способны.

– После обеда, – буркнул Федор. – Сейчас у меня встреча.

И отключил телефон.

Расследование закончено, преступление совершено спонтанно, на почве накопившегося раздражения. Схема убийства перестает быть загадочной – предательство телохранителя все объясняет. Галочка. Шеф хихикает над Генеральным прокурором. Сидоров герой. Дело готовится к суду. Доживет ли до него Сардар? Вряд ли. Погибнет в изоляторе. А если и нет, то в тюрьме. Розгин говорил, что Сардар ненадолго переживет Арифа, и не лгал – в этом Волков не сомневался. Впрочем, кому интересен Сардар? Что значит какой-то там телохранитель, когда на МВД висит убийство Арифа Гусейна? Поправка: уже не висит. Созрело.

«Но почему Сардар признался именно сейчас?»

Волков не дошел до подъезда, остановился в нескольких шагах, достал сигареты.

Дело закрыто, в продолжении расследования никто не заинтересован, от Очкарика не станут требовать результат…

«Не станут требовать результат!»

Оружейник выведен из-под удара! А Оружейнику, точнее, его шефу Гончару что-то нужно от Волкова. Очень нужно. И одним ходом они решают две задачи: прикрывают себя и освобождают Федора от лишних хлопот.

Очкарик бросил недокуренную сигарету в урну и усмехнулся.

«Что ж, пришло время узнать, для чего я им понадобился?»

Ради чего серый старик с мертвыми глазами отправил на тот свет углеводородного барона.

Обставлявший квартиру дизайнер обладал отменным вкусом – стиль был выдержан до мельчайших деталей, ни один штрих не нарушал благородного убранства. Мебель, картины, светильники – все настоящее, антикварное. Шелк на некоторых стенах, замысловатые дверные ручки, старинные ковры, хрусталь и серебро, на мгновение Волкову показалось, что он попал на съемки исторического фильма.

– Любите классику?

– Привык. Я по натуре консерватор, с трудом воспринимаю новое.

Этот короткий диалог прозвучал несколько позже, в гостиной. А прежде состоялось знакомство.

Хозяин квартиры сам открыл Федору дверь, медленно оглядел, после чего кивнул:

– Гончар.

– Волков.

– Очень приятно.

Рукопожатиями они не обменивались.

Следуя за хозяином, Очкарик оказался в огромной гостиной, окна которой выходили на Пречистенку, расположился в предложенном кресле, согласился отведать южноафриканского. «Поверьте, Федор, я сам не предполагал, что в Африке способны делать хорошее вино!» Согласился с тостом «За знакомство!», пригубил красное.

– Неплохо?

– Лучше, чем я ожидал.

Гончар, который, в отличие от Волкова, выпил почти целый бокал, развалился в кресле и хозяйским жестом повел рукой.

– Вижу, вам у меня понравилось.

– Большая комната, – улыбнулся в ответ Федор.

– Я люблю спать в маленьких помещениях, но ненавижу в них работать. Люблю простор.

– Это чувствуется.

Схема «радушный хозяин – вежливый гость» не клеилась. Очкарик четко дал понять, что не намерен тратить время на ерунду, и Гончару пришлось согласиться. Он поставил бокал на стол, свел перед грудью пальцы и медленно начал:

– Полагаю, Оружейник…

– Вы надавили на Сардара? – осведомился Волков.

В общении с Оружейником он дал слабину, но повторять ошибки не собирался.

– Я, – не стал скрывать Гончар.

– Каким образом?

– Уговорил.

Распространяться на эту тему хозяин квартиры не желал.

«Гипноз? Но как он пробрался в камеру?»

– Меня вы тоже способны… э-э… уговорить?

– Нет.

– Неужели?

– Вы отличаетесь от обычных людей.

– Чем?

Гончар долил вина в свой бокал, вновь взял его в руку, но пить не стал, просто грел в ладони.

– Каждому суждено пройти свой путь. Уникальный. Неповторимый. Но далеко не каждый способен отыскать его, найти единственную дорогу, которая наполнит жизнь смыслом. Кто-то ошибается, растрачивая силы там, где ему ничего не добиться, кто-то плывет по течению, выбирая легкий, как ему кажется, путь, который ведет в никуда… А кто-то берется за весла. Сардар плыл, не задумываясь. Вы – гребете. Возможно, вы с самого начала выбрали свой поток, возможно, когда-то вам пришлось плыть против течения или резко менять курс, но суть в том, что вы сумели найти себя, сумели раскрыться. Вы – человек в прямом смысле слова, Федор Александрович, а потому у меня нет власти над вашим разумом.

– Искусник?

– Да. Собиратель Тайн. Человек, способный раскрыть любые секреты. – Гончар помолчал. – Но не стоит обольщаться, Федор Александрович, вы не единственный великий сыщик на планете. Далеко не единственный.

Если он хотел раззадорить Очкарика, то просчитался, Волков спокойно воспринял слова о наличии конкурентов. «Ну, не единственный? Эка невидаль!» Сейчас его занимало другое:

– Я – Собиратель Тайн. А вы, стало быть, Гипнотизер? Или Телепат?

– Не совсем, – покачал головой Гончар. – Я – Гончар. Если вы решили, что это фамилия, то вы ошиблись – это мой псевдоним.

– В чем заключается ваш талант?

– Я вижу душу всего, даже камня.

Во время короткого диалога бокал хозяина вновь опустел. Гончар поставил его на стол, поднялся на ноги и принес маленькую коробку с пластилином.

– Смотрите внимательно, Федор Александрович, я не часто показываю этот фокус.

Сильными пальцами он ловко и быстро размял красную пластинку, сформировал шарик – голову, надел ее на туловище.

– Говорят, что Вселенная возникла из Большого Взрыва, что когда-то давным-давно ничего не было, кроме чудовищно сжатой материи.

– Я слышал, – ответил Волков. Впрочем, не слишком уверенно.

– Считается, что сначала явилась материя, а уж затем – сознание. Мне подобный тезис кажется странным. Мертвое не в силах родить живое. Скажу больше: мертвое не способно родить даже мертвое. Только живое способно создавать жизнь. Даже из мертвого. Чтобы пробудить душу камня требуется огонь другой души.

У маленькой фигурки появились ручки и ножки. Извлеченной откуда-то иглой Гончар изобразил на голове поделки точки-глазки, черточку-нос и полукруг рта. Затем спрятал фигурку в ладонях, закрыл глаза, не просто закрыл – крепко-крепко зажмурился, а когда убрал руки, человечек сделал неуверенный шаг.

Пару дней назад Волков был бы изумлен, сейчас он взирал на действия Гончара с любопытством, не более. Впрочем, хозяин квартиры не ждал от гостя другой реакции.

– Считается, что вначале было мертвое, – продолжил Гончар, глядя на свое создание. – Чушь! Вначале было живое. Та крошечная пылинка, что породила Вселенную, была жива. Не пылинка и не материя – семечко. А в нем – душа, заполонившая потом Вселенную. В каждом из нас прячется ее часть, разбуди ее, разожги, слейся с Душой Вселенной – вот что значит стать искусником!