Будова атому 19 страница

– Не обижайся, но твоя позиция немного похожа на страусиную: делаю свою работу, а потом голову в песок, и ничего меня не касается.

– Зато я делаю любимую работу и делаю ее хорошо. – Волков откинулся на спинку кресла: – Твоя очередь исповедоваться, Петрович. Зачем тебе стекло?

– А зачем люди лезут на Эверест?

Очкарик задумался.

Зачем? За славой? За богатством? Остаться в памяти потомков? В памяти остаются первые, а лезут каждый год. А на всех эверестов не хватит.

Ответ, похоже, лежал на поверхности.

– Чтобы доказать, что они могут.

– Правильно, – кивнул Стрекалов. – Чтобы сказать себе: я это сделал. Чтобы рассмеяться, стоя на вершине. И улыбаться потом, перед смертью. Не жалеть, знать, что чаша была полна. Чтобы сделать свою жизнь действительно прекрасной.

Бутерброды давно съедены, чай выпит, но помощницу, пришедшую убрать приборы, Илья отослал прочь едва заметным движением головы.

– Я люблю свой бизнес, я пашу с утра до ночи не ради денег и положения, а потому что мне нравится пахать. Я в деле и этим живу. Я соревнуюсь с теми, с кем по вечерам встречаюсь на раутах, ставлю им подножки и выдерживаю ответные оплеухи. Я получаю удовольствие от такой жизни, но мне нужна отдушина. Я чувствовал, что чего-то не хватает.

– Признания публики?

Петрович тяжело посмотрел на друга, но, не увидев насмешки, расслабился. Волков произнес фразу предельно серьезно.

– Я мог бы купить коллекцию Фаберже или футбольный клуб. Мог бы учредить стипендию или какие-нибудь состязания. Но зачем? Не мое. Мне интересно было сделать что-нибудь. Даже не так. Мне интересно было найти нечто такое, что могу сделать только я.

– Кажется, понимаю.

– Увидев работы братьев Блашка, я понял – это оно.

– Ты всегда любил стеклянные шарики.

Стрекалов рассмеялся, провел рукой по лбу:

– А для чего еще нужны деньги, как не для того, чтобы воплощать с их помощью детские фантазии?

– Разве ты не сам делаешь свои шарики?

– В основном – сам. Но не было бы денег, не было бы фабрики. Не было бы помощников. Не было бы часов и… и проекта, над которым я сейчас работаю.

Не каждый решается заняться тем, к чему лежит его душа, для чего он действительно предназначен. Гораздо чаще люди выбирают путь, исходя из других соображений. Мечтают о достатке или славе.

Престижно быть юристом или писателем, вот и тянутся в эти профессии люди, которые могли бы стать отличными моряками, или летчиками, или лесниками, или садоводами. Тянутся, чтобы встать в ряду исполнителей. Тянутся, не понимая, что добиться успеха можно везде. Не понимая, что настоящий успех приходит только тогда, когда любишь свое дело.

– Нынешний проект очень сложный?

– Очень.

– И ты справляешься сам?

Волков так и не понял, что именно заставило его задать этот вопрос. Интуиция? Шестое чувство? Почему он спросил о помощниках? Зачем?

Стрекалов же не понял подвоха, ответил честно:

– Мне повезло найти человека, который полностью разделяет мои замыслы. Без него я бы проект не потянул.

– Генератор идей?

– Верный помощник. Он улавливает мои замыслы еще на стадии их осмысления, спорит, обсуждает, но при этом ничего не портит. Иногда у меня появляется чувство, что, общаясь с ним, я разговариваю с самим собой. При этом он настоящий мастер.

– Таких людей поискать.

– Это точно.

На лицо Ильи набежала легкая тень, он вдруг сообразил, что разговор начистоту неожиданно ушел не туда. При чем здесь помощник? И следующая фраза должна была прозвучать так: «Почему тебя это интересует?» Но она не прозвучала. Очкарик умел управлять беседой.

Он посмотрел на часы. Не демонстративно, но так, чтобы Петрович осознал его жест, и сделал движение, словно собираясь выбраться из кресла.

– Не хочу тебя отвлекать.

– Да, – кивнул Стрекалов, – мне нужно в цех…

В его глазах появилась рассеянность. Его поглотила мысль о работе, но он чувствовал, что что-то упустил.

– На премьеру пригласишь?

– А как же!

Они пожали друг другу руки.

Торопящийся в лабораторию Стрекалов, и Федор, который изо всех сил старался не показать Петровичу, что у него испортилось настроение.

Испортилось, потому что Волков догадался, кто именно помогает другу в работе.

* * *

– Он умер, – судорожно вздохнула Испанка. На ее глазах стояли слезы. – Он умер.

– Кто? – Обеспокоенный Лева нежно взял женщину за руку. – Кто умер, родная?

– Травник.

Он не почувствовал ревности. Откуда ей было взяться, ведь они ничего не обещали друг другу? Они только встретились. И потом… какая может быть ревность в такой момент?

– Твой друг?

– Да, – кивнула Испанка. – Мой лучший друг.

Она позвонила незадолго до назначенного свидания, сказала, что не в настроении развлекаться, что приедет к Корзинкину домой. Лева понял: что-то случилось, согласился, и вот…

– Он дурак. Понимаешь, он просто дурак. Он хотел меня защитить. Испугался, что искусники достанут нас так же, как достали Неваду.

Лева провел женщину в комнату, усадил на диван, сбегал на кухню и принес бокал с водой.

– А там были не искусники…

– Где?

– В машине. – Испанка сделала глоток воды. – Не искусники, понимаешь? Другие люди. Бойцы.

– Не понимаю, – честно признался Корзинкин. – Ни черта не понимаю.

Учителя московской школы легко привыкли к имени очаровательной белокурой первоклашки: Тереза Кастро. Учителям московских школ доводилось вызывать к доске детей и с более экзотическими именами: наследство Интернационала, во времена которого в Россию стремились революционеры со всего света. Кто-то приезжал ненадолго, кто-то оставался навсегда.

Тереза, внучка бежавших от Франко республиканцев, не оставалась без внимания одноклассников. Во-первых, романтическое имя, напоминающее и о гражданской войне в далекой Кастилии, и о новом герое – несгибаемом кубинце Фиделе Кастро. Во-вторых – редкая красота. Смешение кровей породило удивительный цветок, хорошеющий день ото дня, и не одна драка в окрестных дворах была вызвана борьбой за благосклонный взгляд маленькой принцессы. Ухажеры вились вокруг Терезы постоянно, однако девочка оказалась слишком умной, чтобы стать заурядной, удачно выскочившей замуж блондинкой.

Молоденькая Кастро была не только красивой, но и честолюбивой особой.

Она поступила в медицинский, хотела стать специалистом по тропическим заболеваниям, но постепенно увлеклась ядами. И синтетическими, и растительными, и животного происхождения. В первую очередь – животного. Тереза прослушала курс биологии в МГУ, сдала экзамены, отправилась на длительную стажировку в Среднюю Азию, откуда привезла пару шрамов на руке и обширный опыт работы со змеями. Написала несколько работ по фармакологии и защитила кандидатскую степень, стала автором трех медицинских препаратов. Вот только личная жизнь красавицы не складывалась – работа отнимала все ее время, все ее мысли.

Как-то так получилось, что на пути Кастро попадались только мужчины-коллеги. Интрижки со студентами, на последнем курсе – с одним из преподавателей, неудачная попытка создать семью с коллегой по работе… Очень скоро мужчины понимали, что белокурая красотка знает и умеет гораздо больше их, что в профессиональном плане они ей не ровня. Понимали и уходили.

А она находила в себе силы смеяться им вслед и продолжала работать.

По меркам искусников, Тереза поднялась над вершиной довольно рано – в тридцать пять лет. Но и пережила восхождение она весьма тяжело. На вершине ее ждали болезнь, ставшая результатом нервного напряжения, и затяжная депрессия, вызванная хроническими неудачами в личной жизни.

Ей требовалось сильное плечо, крепкий и такой же успешный, как она сама, мужчина. Ей нужно было иногда поплакаться в жилетку, пожаловаться, возможно – родить ребенка. Ей было нужно.

Но работа безжалостно сжирала ее время.

Оправившись, Тереза отправилась искать покоя на родину предков, став владелицей скромной аптеки в Мадриде.

Но как обрести покой человеку, чей талант – яд?

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – произнесла Испанка.

– Ты ошибаешься, – проворчал Корзинкин.

– Я убивала. Сама – редко. Но часто делала микстуры для клиентов.

– Меня это не интересует.

Но Терезе надо было выговориться.

– Все началось еще в Москве. У меня ведь родственники не только в Испании, но и во Франции, в Штатах, в Марокко… КГБ, разумеется, не мог пройти мимо такого факта и не оставлял меня без своего внимания. Я не имела ничего против. Во-первых, они помогали мне в карьере, решили вопрос со вторым образованием, с доступом к самым секретным научным фондам. Во-вторых… может, тебе это покажется смешным, но я была патриоткой СССР. Я верила в свою страну.

Корзинкин неопределенно пожал плечами: то ли согласился, то ли выразил недоумение. Но промолчал.

– Поэтому, когда мне сказали, что мои знания нужны, чтобы… – Тереза усмехнулась. – Чтобы отправить на тот свет нескольких врагов, меня это не сильно обеспокоило. Считала, что все в порядке вещей – ведь я занималась ядами.

– Это они придумали тебе псевдоним? Из-за происхождения?

– Да. – Женщина задумчиво поправила упавший на лицо локон. – А потом вспомнили, что испанка – это еще и грипп, который выкосил двадцать миллионов человек. На некоторое время этот факт стал темой шуток. – Помолчала. – А потом КГБ закончился, зато появился Гончар, появились искусники. Обычно у нас: у меня и Травника, искали лекарства. Но не всегда.

– Я понимаю.

– Но теперь все в прошлом. Я заплатила Гончару долги и больше не хочу его видеть. А… – Тереза сглотнула. На мгновение Леве показалось, что она вновь расплачется, но женщина сдержалась: – Травник заплатил. Его ведь даже не звали сюда. Гончар просил приехать только меня. Травник ему не был нужен. Травнику Гончар не доверял.

И вновь тишина.

– Знаешь, последние годы я была почти счастлива. Жила в городе, который почти сумела полюбить, занималась главным делом своей жизни, а рядом всегда был верный друг.

– Травник?

– Травник… – Испанка вздохнула. – Он был другом… Никем другим Хосе просто не мог быть, но другом был настоящим. Он любил меня…

Тереза всхлипнула.

– Если тебе трудно говорить, давай просто помолчим?

– Кто еще скажет о нем, кроме меня?

Лева кивнул и нежно прикоснулся губами к виску женщины.

– Травник не мог быть моим любовником, зато стал рыцарем. Когда мы только познакомились, только узнали друг друга, он кидался в драку по любому поводу. Стоило ему решить, что меня оскорбили, как начиналась потасовка. А размеры у него ого-го! Господи, сколько сил я потратила, чтобы заставить его стать спокойнее. Мы ругались, я уходила, он умолял вернуться. Держался. Потом срывался. Мы ссорились. Но в последние годы все было тихо. Я решила, что он стал другим. Он действительно стал. Но когда решил, что мне грозит опасность, вновь слетел с катушек. – Тереза посмотрела на Корзинкина. – Я сказала, что его убили, но это только половина правды. Травник и Невада убили двух человек, которые ехали за нами. Или троих… И еще. Это они начали – Травник и Невада, они достали оружие и пошли убивать. – Она всхлипнула. – Что ты теперь скажешь?

А что он мог сказать? Лева попытался прижать женщину к себе, но Тереза отстранилась. Пронзительно посмотрела Корзинкину в глаза.

Она хотела выговориться полностью. Сказать всю правду. Словно не могла лгать мужчине, оказавшемуся рядом на этот раз.

– Я тоже убила. Троих, приехавших на помощь своим. Я их убила, потому что возненавидела. Потому что за минуту до этого на моих руках умер Травник. Я их убила. – На глазах Испанки стояли слезы. Она почти выкрикнула: – Ну?!

На этот раз Лева не позволил ей отстраниться. Сдавил в объятиях, поцеловал в волосы и прошептал:

– Тебе пришлось очень много пережить. – Тереза беззвучно заплакала. – Но ты не волнуйся: все будет хорошо. Все-все будет хорошо. – Корзинкин погладил женщину по спине. – Я знаю человека, который нам поможет.

* * *

– Она слышит наш разговор? – поинтересовался Волков.

– Нет, ушла в ванную.

– Тогда опиши мне ее, пожалуйста.

– Описать? – недоуменно переспросил Корзинкин.

– Расскажи, как выглядит.

– Ну… красивая… – начал сбитый с толку Лева.

– Это я понимаю, – язвительно пробурчал Очкарик. – Другими мы не интересуемся.

Реагировать на замечание Корзинкин не стал.

– Невысокая. Очень светлые длинные волосы. Почти белые.

– По-русски чисто говорит? Без акцента?

– Откуда ты знаешь, что она иностранка? – удивился Лева.

– Я много чего знаю, – проворчал Федор.

И еще о многом догадывался. А если не помогали знания и выводы, на помощь приходила интуиция.

Гончар не скрыл от Волкова состав группы, рассказал обо всех приехавших с ним искусниках. А вечером поведал и о стычке, в которой погибли Травник и Невада. А чуть позже вариацию этой же истории пересказал Корзинкин. Любопытное совпадение…

Впрочем, сейчас не важно, где и как неутомимый Лева познакомился с Терезой. Гораздо важнее другое: успели ли таинственные преследователи проследить передвижения Испанки? Скорее всего – нет, после бойни в московском дворе они бы не отпустили женщину, взяли бы обязательно, значит, сейчас она в относительной безопасности. И Волков принял единственно возможное решение:

– Не ходи завтра на работу, понял? Останься с ней. Из дома не высовывайтесь. Я позвоню вечером. Договорились?

– Ты поможешь? – с надеждой спросил Корзинкин.

– Да.

Очкарик услышал вздох облегчения и почти сразу же – вопрос, произнесенный совсем другим тоном:

– Откуда ты знаешь Терезу?

В этом был весь Лева.

– Ни о чем не спрашивай. Ни меня, ни ее. Завтра я все объясню.

Лева хорошо знал друга и понял: спорить не нужно. Поэтому покорно произнес:

– Хорошо.

И положил трубку.

Вот и Корзинкин влип в дело. Получается, не ошибся Гончар: стоит Федору начать расследование, как вокруг начинают виться нужные люди и происходить нужные события. Вольно или невольно, благодаря внимательности и интуиции, он идет по следу. Нет – за добычей. Ведь след можно потерять.

А он не теряет.

«Высшая форма мастерства?»

«Да нет, обычные совпадения. Вокруг любого следователя начинают виться нужные люди и возникать нужные события. Показатель профессионализма в том и заключается, чтобы все замечать и делать правильные выводы».

Федор изо всех сил старался абстрагироваться от размышлений о собственном величии. От ненужных, мешающих работе размышлений.

«Какие выводы можно сделать из последних событий?»

Лева спрятал Испанку, которую преследовали неизвестные. Травник и Невада устроили перестрелку, убрали двух или трех человек. Сама Тереза, если не врет, убила троих. А поскольку серьезные люди, как правило, отвечают ударом на удар, то теперь Испанке, а значит – и Леве, грозит опасность.

Петрович пригрел на своей фабрике Механикуса, за Механикусом охотятся Гончар и Оружейник, ребята, мягко говоря, беспощадные. Получается, Илья тоже ходит по лезвию. Окажись он рядом в неподходящий момент, ему достанется по полной программе. А Илья мужик горячий, если доберутся до его помощника, до человека, которого он уважает, Стрекалов в стороне не останется.

И какой вывод?

А очень простой вывод: чтобы вывести из-под удара Леву и Петровича, необходимо как можно быстрее сдать Гончару Механикуса. Именно сдать – где скрывается Механикус, Федор знал, однако вести искусников на фабрику не собирался: слишком опасно.

«Нужно найти мельницу. Механикус отправится спасать свою недвижимость и встретится с Гончаром. Чем закончится их рандеву – все равно, главное, оно наверняка чем-нибудь закончится: или Механикус сожрет Гончара, или наоборот. Все закончится, и Лева с Петровичем окажутся в безопасности…»

Дверь в квартиру оказалась, как и положено, закрытой на оба замка, приветливо горел диод сигнализации – все как обычно. Но едва Очкарик вошел в прихожую, как услышал доносящийся из ванной комнаты звук льющейся воды – кто-то принимал душ.

Кто? Разумеется, женщина. Трудно представить, что валяющаяся на диване одежда могла принадлежать мужчине. Черные брюки, черная шелковая блузка, черные туфли на высоком каблуке, черные трусики. Волков осторожно, двумя пальцами, поднял с пола черный бюстгальтер, задумчиво рассмотрел его – на глазок второй размер, – вернул на место. Пожал плечами и направился на кухню.

Когда девушка вышла из ванной, Федор сидел в кресле и медленно потягивал коньяк из пузатого бокала.

– Привет! А мне выпить сделал?

Черноволосая, черноглазая, спортивная. В кожу на правом виске вживлено несколько мелких черных бриллиантов. Сначала Волков принял их за россыпь родинок, но потом увидел такие же украшения на левой стороне шеи, на запястьях, увидел блеск и понял, что ошибся.

Очкарик ожидал, что вышедшая из ванной женщина по традиции завернется в полотенце, не зря ведь считается, что полуприкрытое тело вызывает больший интерес, но незнакомка пренебрежительно относилась к шаблонам. Явилась в гостиную полностью обнаженной.

– Добрый вечер, – улыбнулся Волков.

– Скорее уж доброй ночи.

Она прошла к креслу, и Федор заметил, что гостья вживила себе бриллианты не только в руки, шею и висок. Шесть довольно крупных камней располагались вдоль позвоночника красавицы.

– Что пьем?

– Коньяк.

– Можно и коньяк.

Второй бокал стоял слева от Очкарика, на столике. Волков налил в него коньяк, поднялся, подал девушке и вернулся на место.

– Меня зовут Проказа, – сообщила она.

– Псевдоним отражает способности или болезнь?

– Образ жизни.

– Можно только позавидовать.

– Завидуй. – Женщина пригубила коньяк.

– Гончар прислал? – осведомился Федор. – Или по своей инициативе?

– Он велел присматривать за тобой, а торчать под окнами или сидеть в машине слишком скучно. – В ее взгляде таился намек. – Надеюсь, ты не против?

– Нет, – покачал головой Очкарик. – Кстати, пока ты плескалась в ванной, я посмотрел твои украшения…

Гарнитур с черными бриллиантами гостья оставила на столике.

– Понравились?

– У тебя хороший вкус.

– Спасибо.

– Но рекомендую вести себя осторожнее, – по-прежнему спокойно продолжил Волков. – Я читал сегодняшние ориентировки, в одной говорилось об ограблении сына известного ювелира. Странное совпадение: у него украли редкой красоты гарнитур с черными бриллиантами.

– Самое смешное, – усмехнулась Проказа, – что он мне его подарил.

– Самое смешное, – отозвался Федор, – что я тебе верю.

И выразительно посмотрел на обнаженное тело.

– Спасибо.

– Но зачем ты его побила?

– Мальчик попросил вернуть подарок.

– Неужели ему не понравилось?

– Расстроился, что я оказалась сильнее.

– Охотно верю.

Девушка приняла комплимент как должное.

Федор добавил коньяка в свой бокал.

– Любишь черные камни?

Очкарика с самого начала подмывало спросить о странных украшениях на теле Проказы. Но он понимал, что девушка ждет вопроса. Вживленные в тело бриллианты привлекали внимание, и у нее наверняка есть заготовленный, тысячу раз повторенный ответ, который она способна выдать даже в бессознательном состоянии. Волкова же интересовала правда, и потому он сдерживался, тщательно выбирая подходящий момент.

– Девушки любят бриллианты?

– Девушки любят быть красивыми. А это… – Проказа подняла руку, но прикоснулась не к виску, а к шее, причем не слева, где поблескивали маленькие друзья девушек, а сзади, к одному из больших камней. – Это работа Механикуса.

И поджала губы.

«Работа Механикуса? Странно… Гончар уверял, что его друг-враг специализируется исключительно на машинах… Бог машин. Какой же эксперимент он ставил над тобой, девочка?»

У Федора было два варианта продолжения разговора: перейти к другой теме или и дальше надавить на обнаруженную болевую точку. А в том, что точка болевая, Очкарик не сомневался.

– Сколько тебе лет, Проказа?

Женщина выдала улыбку, похожую на гримасу. Или гримасу, похожую на улыбку. Но боли в ней не было, только злость. Проказа поняла, что ее разгадали, и ей это не понравилось.

– Много.

– Хотела навсегда остаться красивой и молодой?

Вспыхнула. Злость появилась в глазах. Настоящая злость. Но, к счастью, направленная не на вздрогнувшего Волкова.

– Думаешь, все понял? Разгадал меня? Так ни хрена ты не понял и не разгадал! Я ничего не просила! НИ-ЧЕ-ГО! Когда эти уроды взялись за меня, я была мертва уже четырнадцать минут!

– Волнуешься?

– А ты как думаешь? – Марк Иосифович Сигал остановился. До этого он мерил кабинет широкими шагами, курил и стряхивал пепел на пол. Теперь остановился и посмотрел на собеседника: – Все-таки первый опыт.

– К тому же – тайный опыт, – усмехнулся сидящий на стуле мужчина. – Не это ли тебя смущает?

– Я должен быть уверен, что сыворотка действует. Только после этого я поставлю в известность коллег и проведу официальный эксперимент.

– В формуле предусмотрено все.

– Тем не менее я должен быть уверен.

А значит, никакой огласки. И первый опыт новой методики реанимации пройдет в обстановке строжайшей секретности. О том, что за сыворотку использует во время операции Сигал, будут знать только он и Механикус. Сыворотку, которая, по мнению Сигала, должна активизировать скрытые возможности организма, те, о которых не любят говорить светила официальной медицины. Сыворотку, которую следует использовать только после клинической смерти.

Флакон с препаратом стоял на столе.

Сигал шагал вокруг, напоминая тигра в клетке.

Механикус неподвижно сидел на стуле.

Два паука, притаившиеся в одном из корпусов клинической больницы. Два паука, терпеливо выжидающие появление жертвы.

Сигал вновь остановился, вновь посмотрел на Механикуса.

– Знаешь, если бы я был злым персонажем кинофильма, циничным западным ученым, черствым сухарем, я бы сказал, что нам нужен молодой…

Ей только что исполнилось двадцать.

– …крепкий…

Она никогда не жаловалась на здоровье, была мастером спорта по плаванию.

– …человек, которому сильно не повезло.

Она считала, что ей невероятно повезло. Да, должность у нее не ахти – лаборантка, зато не в простой больнице, а на кафедре Академии наук, и вокруг – куча перспективных мужиков. Что еще нужно для девичьего счастья? Ну а то, что красоты не дадено, так это и не важно, умом и хитростью можно добиться гораздо больше, чем смазливой мордашкой, которая потускнеет через десять лет.

Она считала, что ей невероятно повезло. Она радовалась жизни.

И наверняка добилась бы своего. Построила бы если не счастливую, то наверняка удачную жизнь. Для этого у нее были ум и упорство. Она бы сумела… Если бы не растяпа электрик, из-за которого на пути двадцатилетней девушки появился оголенный провод.

– Вот такой человек нам нужен! – Сигал рубанул рукой по воздуху. Ответить Механикус не успел: ожил интерком.

– Марк Иосифович, – взволнованно выкрикнула секретарша. – У нас ЧП!

– Мне повезло, – вздохнула Проказа. – Или наоборот: не повезло. Как раз в то время Механикус увлекся медициной…

– Какое отношение медицина имеет к машинам? – удивился Волков.

– Гончара наслушался?

– Других источников информации у меня не было.

Она повертела перед глазами бокал с янтарной жидкостью.

– Ладно, не буду издеваться. В конце концов, когда-то я тоже задавала такой же вопрос. А в ответ услышала: что такое механика?

– Раздел физики, – сообщил Федор.

– Это наука выгодного приспособления сил, – процитировала Проказа. – Выгодного приспособления, понимаешь? Но нигде не сказано, какие именно силы имеются в виду.

– Получается, все мы механики?

Она не поняла его замечания.

– Именно поэтому Гончар злится на Механикуса: тот интересуется все новыми и новыми силами, вторгаясь в области, которые Гончар считает исключительно своими.

«Любопытный взгляд со стороны…»

– А что касается медицины, то все мы своего рода машины, – грустно улыбнулась Проказа. – Только биологические. Все функционируем по определенному алгоритму, и Механикусу все равно, в каком двигателе копаться. В его ведении все, что может подчиняться законам приложения сил. Он нашел психа, одержимого идеями Франкенштейна, и они начали работать на пару. Проект «Воскрешение». Есть ли жизнь после смерти?

– Когда произошел несчастный случай?

– Пятнадцать минут назад!

– Идеально! – Сигал поднял руки, позволяя помощницам натянуть на них стерильные перчатки. Посмотрел на Механикуса: – Идеально!

Марк Иосифович не стеснялся: лишних людей в операционной не было, только самые проверенные, только те, с кем он работал не один год.

– Именно такую смерть мы и ждали!

Молодой, здоровый организм, неожиданно получивший фатальный удар. Никаких болезней. Мозг не поврежден. Идеальный эксперимент.

– Работаем!

Механикус положил на столик с инструментами металлическую коробочку.

– Как только Механикус понял, что эксперимент прошел удачно, он тут же охладел к медицине, во всяком случае, к этому ее разделу, и уехал. – Проказа задумчиво посмотрела на Волкова. – Сигал… Марк Иосифович был хорошим человеком и, наверное, счастливым – ведь он осуществил свою мечту. Впереди его ждали самые приятные составляющие успеха: признание научного мира, премии, память благодарных потомков.

– Я не слышал о чудодейственном препарате доктора Сигала, – прищурился Федор.

– Я тоже, – улыбнулась Проказа. – Возможно, это связано с тем, что я оставила институт?

– Сбежала?

– Как только представилась возможность.

Глупо спрашивать, почему она так поступила: Очкарику бы тоже не понравилось остаться на всю жизнь лабораторной крысой, подопытным животным, результатом гениального эксперимента. Он почувствовал, что женщина недоговаривает о своих отношениях с Сигалом, однако давить не стал. Зачем? Волков уже понял, что в шкафу каждого искусника есть скелет.

Вместо этого поинтересовался:

– Зачем нужны камни?

– Механикус сказал, что их особая огранка усилит потоки энергии через основные точки жизненной силы и это поможет эксперименту.

– И Сигал поверил?

– Но ведь эксперимент удался.

Да, эксперимент удался. Вот только о гениальном докторе ничего не слышно.

А вдруг причина не в бегстве подопытного кролика, не в интригах коллег, а в разочаровании? Вдруг Сигалу нужен был не успех, а результат? А когда мечта всей жизни осуществилась, когда смерть отступила, он вдруг задумался: что дальше? Вдруг ему было не важно, что его изобретение спасет тысячи жизней, как не важно Волкову, посадят разоблаченных им преступников или нет? Вдруг он был таким же циничным профессионалом? И, не сумев поставить перед собой следующую цель, банально спился? Вдруг человек, осуществивший свою мечту, начинает медленно угасать?

Федор беспокоился не о себе, он знал, что приступит к очередному расследованию с прежним энтузиазмом. Но что будет с Петровичем? Сумеет ли он поставить перед собой еще одну грандиозную задачу? Не будет ли лучше сдать Механикуса прямо сейчас, чтобы он не успел помочь Илье добиться успеха?

Можно подумать, Петрович без него не справится!

Очкарик вспомнил горящие глаза друга, вспомнил работы, которые тот делал в прошлом.

«Справится! Еще как справится!»

Механикус не отличник, из тетрадки которого двоечники-изобретатели списывают идеи. Во всяком случае, Федору хотелось так думать.

«Петрович справится! И пойдет дальше. Обязательно пойдет!»

Но рука машинально сдавила бокал. Очень сильно сдавила.

– О чем задумался, Собиратель Тайн?

– Пытаюсь понять, не поможет ли твой рассказ отыскать Механикуса? – почти честно ответил Очкарик.

– Ври больше!

Волков рассмеялся. Говорить правду действительно легко и приятно, ей редко верят. Или не могут понять…

– А о чем, по-твоему, я думаю?

– Обо мне!

– Чего о тебе думать? – усмехнулся Федор. – Ты проста, как сгнивший апельсин.

Рассказанная история успокоила Проказу, злость прошла, уступив место грустной задумчивости. Увы, но Очкарику требовалась информация, ему нужно было продолжить допрос, и он не мог позволить девушке оставаться в равновесии. Он уже понял, что, только разозлившись, Проказа выложит известные ей сведения.

– Неужели? – медленно произнесла девушка.

– Ты хочешь убить Механикуса, а поскольку самой тебе до него не добраться, то согласилась помочь Гончару. А ему нужны послушные исполнители.

Очередная улыбка-гримаса показала, что Волков не ошибся.

– Скажи, у каждого члена команды есть зуб на Механикуса?

– Нет, – после некоторой паузы ответила Проказа. – Некоторые просто должны Гончару.

– Почему он взял с собой так мало людей?

Еще одна пауза.

– Гончар говорил тебе о Бабушке Осень?

– Нет.

«Пометка: Бабушка Осень. К ее мнению Гончар не может не прислушиваться…»

– Неудивительно… – усмехнулась девушка. – Старуха имеет большой авторитет среди местных искусников, они ее слушаются. Заметь – добровольно.

– Гончар завидует?

– Да.

– Какой у Бабушки Осень талант?