Д.А.Дриль

ЯВЛЕНИЯ РАННЕЙ РАЗВРАЩЕННОСТИ И ПРЕСТУПНОСТИ У ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ, ИХ БЛИЖАЙШИЕ ПРИЧИНЫ И ОБЩЕСТВЕННОЕ ЗНАЧЕНИЕ

Дриль Д.А. Явление ранней разрешенности и преступности у детей и подростков,
их ближайшие причины и общественное значение // Юридический вестник —
1892. - Т. X. Кн. 3. - С. 339-367; Т. X. Кн. 4. - С. 499-522. (с.315-327)

Каждое из поколений приносит с собой свои более или менее, но всегда особые нравы и обычаи, свои господствующие настро­ения, влечения, стремления, чаяния и верования и свои более или менее особые нравственные и умственные идеалы. Каждое время несет свой вклад и свои задачи в общее течение жизни. <...> Факты общественной жизни суть результаты общественной дея­тельности людей, а деятельность, как учит повседневный опыт, всегда такова, каковы особенности деятелей. <„.> В этих особен­ностях действующих поколений и нужно искать ближайшие при­чины особенностей эпох. <...> Действующими поколениями все­цело созидается общественная жизнь и ими на нее возлагается неизгладимый отпечаток присущих им достоинств и недостатков, добродетелей и пороков. <...> (с.315)

Я остановлюсь лишь на одном явлении... необычайно раннего развращения и тяжкой преступности, наблюдаемой в среде моло­дежи. Почти еще дети — подростки в возрасте 15 — 20 лет — появ­ляются на скамье подсудимых по обвинениям в чудовищных, по­чти невероятных преступлениях. <...>

Совместно с... проф. Фойницким и Г. Корревон я пришел к заключению о необходимости отнесения уголовной ответствен­ности по меньшей мере к 16-летнему возрасту. До этого термина может и должно быть строгое исправительное воспитание, но не уголовная кара, налагающая неизгладимую печать на всю после­дующую жизнь человеках...> На мой взгляд, причины прискорб­ного явления кроются глубоко, и на них можно и должно дей­ствовать особыми средствами. Преждевременному уголовному на­казанию здесь не место, потому что ранняя развращенность и преступность не тождественны со зрелостью, которая безусловно необходима для уголовной ответственности. <...>

Случаи неодолимых влечений к убийству, наряду с относи­тельной здравостью умственных способностей, несомненно су­ществуют и подтверждаются самыми тщательными наблюдени­ями новейшего времени. Но они показывают нам крайние степе­ни развития уродливых влечений, порабощающих волю и при­нудительно толкающих человека на убийство для убийства или для наслаждения видом страданий и крови. Наряду с ними, как это бывает всегда, существуют и случаи всевозможных тради­ций, всевозможных степеней напряжения тех же влечений, бо­лее или менее часто просыпающихся и дающих основание для более или менее развитой и потому более или менее ярко обна­руживающей наклонности действовать убийством в разных столк­новениях и условиях жизни. Во всех таких случаях, начиная с самых уродливых и болезненных по их напряженности, особен­ность остается одна, хотя степени и крайне различны. Эта осо­бенность и выделяет убийц вообще из ряда других преступников. Она, по-видимому, более или менее проявляется у значитель­ного числа из них и во внешних, хотя еще и не вполне опреде­ленных признаках. <...>

Влечение к убийству для убийства, влечение к крови для на­слаждения ею представляет явление уклонения, явление извест­ного уродства и деградации. <...> Многие из таких личностей ре­шаются на убийство легко и по самым незначительным поводам. Они как бы инстинктивно наталкиваются на мысль о нем, и оно представляется для них как бы самым естественным исходом из различных затруднений их жизни. <...> Многие из натур этого типа уже в раннем детстве проявляют самые дурные склонности. <...> Они мало доставляют удовлетворения своим родителям, которые замечают в них дурную природу. Такие дети непослушны, необуз­данны и обыкновенно нечувствительны ни к ласкам, ни к наказанию. <..> (с. 316) Это часто угрюмые и необщительные дети, отлича­ющиеся неровным настроением и большими или меньшими стран­ностями в поведении. С другими детьми они деспотичны и пове­лительны, и часто что-то зловещее, хотя и неуловимое, звучит по временам в их голосе, особенно проявляется во взгляде, холод­ном и пристальном, и в выражениях лица, и невольно заставляет других бояться и сторониться их. Обыкновенно с самого раннего возраста они начинают проявлять холодную жестокость, полную безучастность к страданию других и, подобно Людовику XI или XIII, возмутительную жестокость по отношению к животным, которых они терзают и мучают с наслаждением, а впоследствии и к людям. <...>

●●●

Попытаемся... уловить причины различия явлений. Их... всего естественнее искать в самом деятеле, в присущих ему особенно­стях данного времени, прирожденных или благоприобретенных под влиянием воспитания и предшествующей жизни. Конечно, и внешние условия влияют на деятельность, но и в приблизительно одинаковых условиях различные люди действуют, однако, раз­лично, и причины такого различия, как учит повседневный опыт, кроются и в различиях их характера. <...>

Все органы нашего тела чувствительны или, правильнее, воз­будимы, и от них ежеминутно и ежесекундно несутся разнообраз­ные возбуждения к центральному чувствилищу — мозгу. <...> Ко­гда отдельные части благоденствуют, тогда и идущие от них вести приятны и радостны, и, напротив, когда они не благоденствуют, тогда и вести бывают печальны. <...>

Опыт учит, что различные органические системы и отдельные части их у различных людей представляются чрезвычайно различ­ными по полноте и особенностям их развития, которые обуслов­ливаются особенностями упражнений в течение личной жизни субъекта, и еще более в течение родовой жизни его восходящих, налагающей на потомство неизгладимые следы. Соответственно с этим представляются до крайности различными по отдельным личностям в отношении полноты развития и характера окраски и отдельные системные чувства, а потому и слагающееся из них общее чувство или самочувствие: изменяются и до крайности ва­рьируют отдельные составные части, еще более должно изменяться и варьировать и их сложно-комбинированное целое; каждое из системных чувств, как учит тот же опыт, может быть не только более или менее повышено или угнетено, но... расстроено, бо­лезненно обострено и извращено. По временам каждое из них может принимать самые причудливые окраски и, соответствен­но мере своего участия в общем хоре, может придавать такие же окраски целому. <...> (с.317)

В действительности мы встречаем людей с самыми разнообраз­ными оттенками в их обычном и устойчивом самочувствии. Одни грубо эгоистичны, другие злы и враждебны ко всем, третьи даже кровожадны, четвертые, напротив, любовны и благожелательны, пятые поэтичны, шестые восторженны до экстаза и т.д. — одним словом, бесконечное разнообразие теней и оттенков.

Самочувствие, будучи основным фоном психической жизни, понятно, не остается без решающего влияния на особенности ум­ственной жизни. Оно предшествует ей по времени и под его изна­чала действуюшим влиянием она уже формируется и потому всегда формируется в направлении его господствующих особенностей. Наиболее удобно наблюдается влияние самочувствия на мысль и ее сферы, конечно, в периоды важных физиологических изменений, как, напр[имер], в период полового развития, когда строй и на­правление мышления подростков более или менее решительно из­меняются. Но и в более обычные периоды самочувствие неуловимо влияет на ход мышления. Оно своими тонами порождает опреде­ленные влечения и как бы выдвигает на поверхность сознания и незаметно подсказывает те или другие мысли, которые обыкно­венно находятся в соответствии с его особенностями. <...>

В случаях более или менее болезненно напряженного подска­зывания господствующими тонами самочувствия определенных влечений и мыслей, последние достигают уже степени более или менее ярких галлюцинаций. Человеку слышатся голоса, настой­чиво нашептывающие ему то или другое действие, или видятся увлекающие его образы. Таков механизм сложного чувства соб­ственного существования или самочувствия и такова сила и объем его влияния. <...>

Одной из наиболее существенных особенностей полового чув­ства, каким мы его наблюдаем в животном царстве вообще, пред­ставляется усиленное влечение испытывающего его субъекта в сторону других ему подобных. Влечение это обыкновенно сопро­вождается большей или меньшей долей самозабвения, доходяще­го иногда до полной потери чувства самосохранения и до нечув­ствительности к личной гибели. <...> Уже по этому одному мы можем рассматривать половое чувство как высшее из чувств, да­ющее основание высшей форме жизни — жизни общественной, покоящейся прежде всего на влечении одного субъекта к другим, ему подобным. <...>

У человека влияние полового чувства на все его нравственно-умственное существо особенно резко обнаруживается в период полового развития, в период общего изменения физического и нравственного существа человека, сопровождающийся у нервно-нестойких натур более или менее резко выраженными болезнен­ными явлениями. В самочувствие подростков в это время врыва­ются широкой волной тоны вновь зазвучавшего системного чувства, изменяющие все их существо, и для них начинается новая, доселе неведомая жизнь. (с. 318) Развиваются новые органы, появляются новые потребности, в тиши зарождаются новые идеи, которые проявятся впоследствии, и целая революция совершается в чув­ствах и мышлении.

Внешний вид подростков в значительной мере изменяется. Взгляд становится гораздо более экспрессивен: он то мечтателен и подернут, то загорается небывалым прежде блеском и стано­вится жив. Голос в свою очередь изменяется: он делается гибче и в нем начинает звучать более внутренней теплоты и чувства. Краска и жар чаще начинают появляться на его лице и легко вызываются эмоциями. Походка и движения изменяются и становятся более грациозными.

Чувствования повышаются в своей напряженности; они обо­стряются. Появляются незнакомые прежде порывы и волнения. Настроение становится гораздо более изменчивым и колеблющимся. Оно начинает оттеняться большей или меньшей степенью вос­торженности, мечтательности и поэтичности. Иногда проявляют­ся небывалые до того таланты. В юной и чистой душе развивается стремление к общему, таинственному и непостижимому. Зарож­даются новые, до того неведомые влечения, сначала туманные, неясные и оттененные общим характером влечения к идеалу, добру и красоте. В это время человек большей частью любит доброе и прекрасное вообще; он любит их в них самих. Он более или менее любит весь мир и всю природу, и в нем иногда развиваются по­рывы к самопожертвованию для самопожертвования, для жертвы. С дальнейшим развитием эти туманные влечения получают более определенные очертания: происходит олицетворение и постепен­но все яснее вырисовывается идеал совершенного человека, ко­торый потом начинает стремиться к приурочиванию и действи­тельно приурочивается.

Вместе с изменением настроения и чувств глубоко изменяется и умственная сфера. Нередко проявляется блестящее воображе­ние, умственные способности значительно развиваются, изменя­ются в своем направлении и начинают сосредоточиваться на та­ких идеалах, которые прежде не привлекали внимания.

●●●

После всего сказанного можно уже предвидеть и наперед, что расстройства и извращения могучего полового чувства, развива­ющиеся или в течение личной жизни субъекта, или в течение родовой жизни восходящих, должны оказывать чрезвычайно важ­ное влияние на жизнь души. И действительно, опыт учит нас, что у лиц с такими особенностями замечаются резкие колебания, противоречия и уклонения в их чувствах и деятельности и порази­тельно странные переходы из одной крайности в другую: от любви и благожелательности к ненависти и жестокости, от разврата к аскетизму, от индифферентизма к экзальтированной религиоз­ности и т.д. <.„> (с.319)

Уже в сравнительно нормальных и общего характера случаях мы наблюдаем две по общему признанию однородные, нередко друг из друга развивающиеся противоположности, два однород­ных по источнику и в то же время различных по окраске состоя­ния — любовь и ненависть. Первая неудержимо взаимно влечет и притягивает людей и делает их способными радоваться чужой ра­достью и утешаться чужим счастьем. Вторая, напротив, порожда­ет отталкивания и заставляет одного наслаждаться неудачами, горем и страданиями другого, заставляет желать их и более или менее страстно стремиться к ним. Первая — элемент созидающий, а вторая — подкапывающий и разрушающий,

Любовь и ненависть, представляя такие противоположности, в то же время представляют и нечто общее, указывающее на общ­ность источника. Обе они иногда заставляют человека забывать о себе, о своих удобствах и радостях, даже жертвовать собой и этой ценой покупать в одном случае благоденствие, а в другом страда­ние другого.

В высшем своем напряжении ненависть к определенному субъек­ту достигает степени дикой кровожадности, какого-то сладостраст­ного упоения его мучениями, близко граничащего с теми ненор­мальными случаями, когда люди наслаждаются чьей бы то ни было кровью. <...> Не сосредотачивающаяся на определенном субъекте кровожадность развивается и идет наряду с развратом, с перераздражениями соответствующего системного чувства. И та­кое сосуществование явлений не есть что-либо исключительное и случайное. Напротив, оно постоянно наблюдалось и наблюдается. <...> Иногда при сосуществовании занимающих нас явлений к ним присоединяется еще и более или менее ясно выраженный бред религиозного характера, обыкновенно развивающийся со­вместно с расстройствами интересующего нас теперь системного чувства, как это показывают бесчисленные клинические наблю­дения. <...> Вполне ясно уже проявляется связь интересующих нас явлений в тех случаях, когда кровожадность сливается со сладо­страстием и окрашивается им.

В 1889 г. судился в Париже некто G.Lepage. Он происходил из бедной рабочей семьи, в которой дурной наследственности не констатировано; только его отец несколько злоупотреблял алкоголем. Сам G. Lepage был юноша угрюмый, раздражительный, злой и ленивый, но с живым умом. Он всегда любил чтение. Рассказы о кровавых событиях и злодеяниях тяжких преступников всегда осо­бенно интересовали и возбуждали его. <...> Он воображал себя героями прочитанных романов, но особенно охотно воображал себя знаменитыми убийцами. Он рано стал сбиваться с пути и предавался удовольствиям, как только добывал немного денег. (с.320) Он посещал подобных себе сотоварищей, шатался с ними по ули­цам, курил и пил абсент. После смерти горевавшей матери он совсем отбился от дому и на все увещания отца отвечал, что рабо­тают только одни слабоумные, а он хочет найти женщину, которая бы зарабатывала ему 40 су в день, и что тогда все пойдет хорошо. <...> Свое последнее преступление он совершил будучи 16 1/2 л[ет]. Это было покушение на убийство любовницы одного рабочего, который приютил его у себя во время пребывания его отца в боль­нице. <...>

Элемент сладострастия часто весьма резко обнаруживается в кровожадности, и под его влиянием склонность к убийству пе­реходит в более или менее неудержимое и страстное влечение к нему: убийство для убийства, для наслаждения им и даже для окровавления разврата. <...> Сходные явления наклонности к убийству, жестокости или кровожадности, но уже как явления более устойчиво длящиеся, наблюдаются последовательно за ранним развратом, особенно последовательно за одной из форм его — онанизмом. Ранний разврат разрушительно действует на все стороны существа человека. Он истощает нервную систему, притупляет умственные способности и ослабляет их задерживательную власть над чувственными влечениями, развивает гру­бый эгоизм, иссушает и извращает все лучшие чувства, порож­дает истощенную раздражительность занимающего нас систем­ного чувства и тем глубоко расстраивает самочувствие и часто вызывает чудовищные явления в сфере душевной жизни. Конеч­но, не у всех натур — как это, впрочем, легко предвидеть и наперед — он вызывает тождественные последствия. Чрезвычай­но многое зависит здесь от особенностей унаследованной кон­ституции и темперамента. Но каковы бы ни были в частности эти последствия — они всегда извращают лучшие стороны чело­века и более или менее приближают его к озверению. Можно сказать вообще, что если правильно развитое и правильно звуча­щее половое чувство служит устойчивым базисом человеческого общества, прочною связью между его членами и вызывает в них наиболее возвышенные и самоотверженные движения души, то с другой стороны, то же системное чувство, будучи расстроено и извращено, становится причиною расслабления и распадения общественных связей и, при известных условиях, своими извра­щенными интонациями наталкивает и делает возможными звер­ские преступления.

Один 16-летний мальчик, начавший воровством, а через три года закончивший предумышленным убийством и осужденный на казнь, на вопрос о причинах его глубокого падения откровенно ответил: (с.321) «Я имел дурные знакомства на Монмартре; я никогда не возвращался ранее часа или двух утра; каждый день я посещал женщин, и с этих пор я сам чувствовал, что иду на убыль». «Вы хотите знать причину моей гибели», — пояснил другой, — «я ду­маю, что ею был разврат». <...>

При внимательном рассмотрении последовательно расположен­ного ряда однородных факторов ясно замечается, что перераздра­жения и извращения полового чувства находятся в тесной связи с субъективными основами жестокости, кровожадности и тех осо­бенностей настроения, которые, как я уже заметил вначале, не­обходимы для сколько-нибудь обдуманного совершения кровавых преступлений. В этих перераздражениях и нередко наследственных извращениях полового чувства, а через то и самочувствия, и нуж­но искать субъективный источник, к несчастью, все чаще наблю­даемой в последнее время наклонности скороспелой молодежи к ужасающим преступлениям, которые поражают иногда обществен­ное мнение и вызывают движение негодования и раздражения против нравственных выродков, удивляющих своим цинизмом и жестокостью. Рано и извращенно начинается жизнь, рано глохнет нравственное чувство, рано совершаются зверские преступления и вместе с тем учащаются самоубийства между детьми. <„.>

Ранняя тяжкая преступность развивается, как мы видим те­перь, на почве истощения, зачерствения и извращения чувств и слагающегося из них самочувствия, а следовательно, и на почве извращения самих основ психической личности, необходимо от­ражающегося как на ее нравственной, так и на ее интеллектуаль­ной стороне. А все это такие условия, которые едва ли могут вос­полнить и без того недостающую малолетним полноту душевного развития, безусловно необходимого для уголовной ответственно­сти; напротив, они уменьшают ее и делают малолетних еще более недостаточными.

С другой стороны, страх уголовных наказаний, страх тюрьмы и каторги бессилен бороться и с глубокими причинами только что рассмотренной нами психической недостаточности и извращенно­сти и развивающейся уже из них наклонности к преступлению. Эти причины не присущи исключительно сфере преступления; напро­тив, они действуют в более обширной сфере, в сфере семьи, в сфере общественного строя и нравов вообще, а потому и бороться с ними нужно на другой почве и другими средствами. <...>

●●●

Все особенности натуры не являются неизвестно откуда; они всегда постепенно развиваются и вырабатываются под неизбеж­ным влиянием всей совокупности условий окружающей среды. <...>

В среде общества родятся и живут малолетние и взрослые пре­ступники; они его отражение; они «плоть от плоти его и кость от кости его». (с. 322) Под влиянием особенностей, создаваемых обществом, жизненных положений подготовляются и развиваются присущие им особенности натуры, наталкивающие их при известных усло­виях на преступление вообще и на различные его виды в частно­сти. <...>

Приступая к выяснению условий, способствующих развитию этого явления, отметим прежде всего, что ранняя развращенность и тяжкая преступность подростков представляют собой преиму­щественные продукты все того же большого города и его сложной и своеобразной жизни, которая, близко сводя и тесно сплачивая людей, с одной стороны, способствует быстрому развитию куль­туры, накоплению знаний и развитию власти человека над при­родой, подготовляющей будущее общее благосостояние, а с дру­гой, как мы уже видели, она вырабатывает во множестве, при существующем строе отношений, несчастные отбросы общества и могущественно увеличивает продукты вырождения породы. <...>

Сюда прежде всего стекаются все баловни судьбы, жизнь кото­рых, благодаря размерам их покупательных средств, представляет один вечно длящийся праздник: если им приходится задумывать­ся над чем-то, то лишь над набором удовольствий. Немудрено, что многие из них, особенно недостаточные, плохо от природы одаренные и неуравновешенные натуры, — а их в этой среде не­мало — при таких условиях старательно развивают только грубую чувственность. <...> Но если экономическое положение таких лиц не ставит никаких преград их неудержимой погоне за наслажде­ниями, то органические законы часто очень скоро ставят их. За известным пределом с каждым шагом вперед жажда наслаждений разгорается, а чувствительность ослабляется, притупляется и тре­бует постоянного повышения интенсивности раздражителей. <.„> Трудно представить себе, до каких уродливостей и поразительных извращений доходят такие изжитые натуры в своей неудержимой погоне за удовольствиями. Целые арсеналы орудий и инструмен­тов для причинения физической боли и муки: длинные иголки, плети, хлысты, ремни, утыканные булавками, веревки с узлами и со следами крови и пр[очее] — находимые у женщин-специали­сток, посещаемых подобными субъектами, ясно показывают, что некоторые из них в своей погоне за сильными возбуждениями не останавливаются и перед болью как высшим раздражителем. <...>

В большие города стекаются и все искатели приключений и цветов жизни, все чувствующие в себе способность плавать на широком просторе и искусно проводить свой жизненный челн среди опасностей. <...> Такие люди находят вполне благоприят­ную среду для себя: легкие и более или менее щедро оплачива­емые занятия и профессии и частные благоприятные случаи. При­помним хотя бы только биржу с ее дельцами-специалистами, с ее массой различных посредников и ищеек, занимающихся все­возможными сделками и иногда в несколько минут наживающих большие и по кодексу биржевой нравственности вполне безгрешные суммы. (с. 323) Многие из них... безразличны или дурно одарены в нравственном отношении, лишены всякого правильного и серь­езного нравственного воспитания. <...> Они гонятся исключительно за успехом и удачей, ловят их всевозможными средствами, а пой­мавши, считают свою задачу исполненной и все вполне оправ­данным.

Такие натуры требуют и берут от жизни преимущественно гру­бые чувственные удовольствия. Желудок и наслаждения любви — вот их почти исключительные утехи и услады. Они рассматривают и оценивают жизнь преимущественно с этих вполне доступных им сторон, предъявляют к ней соответствующие требования, и ее бе­зумное прожигание становится как бы профессией многих из них.

В ответ на запросы баловней судьбы и прожигателей жизни в больших городах создаются всевозможные удобства и приятно­сти, повсюду раскидываются манящие своими выставками и по­казной стороной удовольствия, раздражающие чувства и разжи­гающие чувственность, учреждаются во множестве блестящие и неблестящие увеселительные притоны и вертепы, рассчитанные исключительно на обогащение их содержателей путем эксплуата­ции разгула, порока и разврата, и вообще выставляются всевоз­можные приманки для шумящей толпы. С ними ежедневно в боль­шей или меньшей степени и сталкивается городское население, в котором их постоянные влияния, наращаясь и суммируясь, по­вышают потребности и пробуждают жажду наслаждений... нечис­тых и нежелательных — наслаждений грубой чувственности. За баловнями судьбы, являющимися инициаторами и примером, к раскинутым кругом удовольствиям как бы по отражению сверху вниз начинают жадно стремиться почти все из толпы, и притом тем с большей силою, чем меньше, при прочих равных условиях, их развитие, ибо таким особенно и трудно устоять и их головам особенно трудно не закружиться, когда их окружают наркотика­ми. И вот в больших городах развивается веселая, постоянно кло­кочущая и для многих очень легкая жизнь, появляются легкие заработки, слух и слава которых переходят из уст в уста и разно­сятся широко кругом во все стороны. <...>

●●●

Пьянству обыкновенно предаются по разным причинам. Одни пьют за компанию, т.е. из подражания, другие, обыкновенно бо­лее или менее ослабленные, пьют для веселости, которой им не­достает во время различных собраний, большая же часть — исто­щенные жизненными невзгодами и потому органически оскуде­лые — пьют для того, чтобы ощутить недостающую им бодрость, развить энергию и после тягостных субъективных состояний по­давленности и вялости испытать хотя бы на время состояние сколь­ко-нибудь сносного самочувствия, когда и они по бодрости и энергии становятся как бы похожими на других. (с.324) К этой последней категории обыкновенно и относятся занимающие нас незадачни­ки. Переходя со ступеньки на ступеньку лестницы общественных невзгод и лишений, они неизбежно становятся, наконец, озвере­лыми пьяницами, деградированными бродягами, профессиональ­ными нищими и различными мелкими паразитами.

Стремление к наслаждениям в этой физически и нравственно истощенной среде, особенно вследствие постоянных столкнове­ний с рассеянными повсюду манящими и разжигающими аппе­титы удовольствиями городской жизни, усиленно развивается и, при его внутренних особенностях, приводит к самым грубым, по­рочным и развращенным наслаждениям в различных грязных при­тонах и вертепах, которые представляют собой поистине ад боль­шого города. <...>

Благотворное, морализующее влияние правильной семьи и правильного брака, за отсутствием для них сколько-нибудь бла­гоприятных условий, в такой среде уничтожается, да и сама се­мья часто разрушается. <...> Число кратковременных незаконных связей и незаконных рождений увеличивается, и дети часто с самого рождения попадают в число брошенных, а в лучших слу­чаях нравственно заброшенных, или даже становятся предметом постыдного торга и рано выкидываются на тротуары большого города. <...>

●●●

Надо видеть все эти трущобы — жилища бедного люда, чтобы вполне оценить всю нравственную неблагоприятность его суще­ствования. Усиленное развитие пьянства при наличности таких ус­ловий, по моему мнению, есть явление неизбежное. <...> В опьяне­нии люди обездоленные ищут временного забвения и восполне­ния им недостающего. <...>

Для правильно организованной семьи и в такой среде нередко мало места, и потому она в ней ослабляется, а иногда и вовсе разрушается; вместе с тем, конечно, падает и ее морализующее влияние как на супругов, так, главное, и на подрастающее поко­ление. При таких условиях существования семья часто становится тяжелой обузой и потому или не образуется вовсе, или, образо­вавшись, скоро распадается и супруги расходятся в разные сторо­ны. Число незаконных детей и здесь также увеличивается, а забота и попечение о детях соответственно уменьшаются и с родителей нередко перебрасываются на общество и на устраиваемые им вос­питательные дома и приюты для нищих, беспризорных, испор­ченных и преступных детей.

Нетрудно понять, какие неблагоприятные органические осо­бенности должны и действительно развиваются и наследственно передаются при таких длительно действующих условиях окружающей обстановки. <...> (с.325) К столь неблагоприятным наследственно-передаваемым органическим условиям присоединяется еще влия­ние низкой нравственности, по большей части господствующей в подобной среде, и влияние дурных примеров, которые часто имеют дети с первых же дней жизни, если и не со стороны родителей, как это бывает в более счастливых случаях, то со стороны окружа­ющих, с которыми они так близко соприкасаются. <...> Побужда­емые влечением к движению и стремлением убежать из-под пере­полненного и неприветливого родительского или другого приютив­шего их крова, лишенного воздуха и света, они с каждым днем все дальше удаляются из дома на грязные обширные дворы и на простор улицы большого города и здесь попадают в общество дру­гих таких же беспризорных детей, а также смешиваются и с обще­ством больших, разговоры, шутки и забавы которых часто только дополняют начавшееся развращение, и дети, нередко явившиеся на свет уже предрасположенными, слишком рано впитывают в себя яд порока, легко передают заразу друг другу и взаимно спо­собствуют общей порче. Как сильно пагубное влияние таких улич­ных беспризорных сообществ даже при существовании порядоч­ных, но занятых или слабых родителей. <...>

Тому же в значительной мере способствует и общее влияние больших городов, в которых органическое развитие подростков наступает значительно ранее, нежели в деревне. Здесь внимание ребенка, вполне удаленного от природы и ее впечатлений, по­неволе преждевременно сосредотачивается на окружающих лю­дях и их многообразных отношениях. Сверх того чрезвычайное обилие здесь всевозможных раздражений, единовременно дей­ствующих на все органы, ускоряет пульс жизни и делает разви­тие скороспелым, особенно у наследственно нервных натур, к которым принадлежит значительное число городских детей. По­этому в большом городе девочки вообще, как известно, гораздо ранее становятся девушками, а мальчики, если только органи­ческое развитие их не останавливается, молодыми людьми, и в них вследствие того гораздо раньше загораются чувственные вле­чения. <...>

Некоторые из... беспризорных детей бедноты рано забрасыва­ются на тротуары большого города, приспособляются к бродячим и легким городским занятиям, или же сами рано совсем отбива­ются от рук и становятся безремесленными детьми широкой ули­цы. Они рано с головой окунаются в жизнь городских притонов и вертепов и идут по пути бродяжничества, нищенства, порока и преступления. <...> В описанной среде, вполне подготовленной к тому всеми условиями общественной жизни, преимущественно и развивается вполне естественным ходом чудовищное явление на­шего времени. Я говорю о проституции несовершеннолетних, ма­лолетних и даже детей. <...> (с. 326)

Таков главнейший фактор возрастания ранней тяжкой преступ­ности молодежи, а главное, таковы общественные условия, спо­собствующие его развитию. Трудно преувеличить значение гибель­ных последствий развращения и извращения системного чувства любви или родового чувства, которое входит столь важною со­ставною частью в наше самочувствие и придает ему лучшие и безусловно необходимые для правильной совместной жизни цве­та и оттенки. <...>

Преступление есть лишь одно из проявлений, хотя и проявле­ний ужасных, дурных особенностей натуры, которые могут и дей­ствительно всегда проявляются и в других формах. Люди с одина­ковыми даже особенностями натуры при одних условиях стано­вятся преступниками, а при других остаются только дурными, развращенными и безнравственными людьми. Эти последние сво­бодно действуют в обществе в качестве его полноправных членов и безнаказанно развивают в нем ужасную заразу, подготавливая более или менее отдаленно и само преступление. <...> Наряду с нею [преступностью] существуют и другие однородные вредонос­ные общественные явления. Жестокость и кровожадность как осо­бенности натуры существуют и проявляются у людей, и ранее совершенные ими преступления вырабатываются в семейной и общественной жизни поколений и закрепляются наследствен­ностью. <...>

Уголовно-антропологическая школа, к представителям кото­рой я имею честь принадлежать... изучая не преступление, а са­мого преступника и глубокие причины человеческой порочности и преступности, кроющиеся как в самих деятелях, так и вне их... тем самым ясно и вполне определенно указывает и новые верные пути для направления общественной и государственной политики в борьбе с преступлением. Раскрывая неразрывную связь явлений, непреложное сцепление причин и следствий в фактах обществен­ной жизни, она тем самым говорит обществу наиболее ясным и понятным для него языком и наглядно предостерегает его от того или иного отношения к явлениям живой действительности. Не отрицая наказания и вовсе не приводя к такому отрицанию, она в то же время рассматривает его только как слабое подсобное сред­ство и видит действительное спасение в разумном направлении общественно-государственных мероприятий. Последние должны стремиться к проведению в жизнь правил уравнивающей спра­ведливости и к поддержанию и развитию истинной нравственно­сти, главным образом путем широкого народного образования и воспитания, которые вносят свет и подготавливают и приспосаб­ливают человека к правильной жизни в сообществе себе подоб­ных, к разумному пониманию явлений этой жизни с ее многооб­разными отношениями и ее многообразными обязанностями и вырабатывают в нем строгое и стойкое понятие долга.