Д.А.Дриль. ДрильД.А. Тюрьма и принудительное воспитание //Журнал Министерства Юстиции.- 1900

ТЮРЬМА И ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ ВОСПИТАНИЕ

ДрильД.А. Тюрьма и принудительное воспитание //Журнал Министерства Юстиции.- 1900. =№3.-С. 38-52; №4.-С. 137-158; № 5. - С. 144-181 (с.304-315)

В школе тюрьмы и мест заключения вообще дети и подростки вполне предоставляются самим себе да влиянию часто глубоко развращенной окружающей среды и всей неблагоприятной обста­новки вообще. <„.>

Дети по самим условиям своего возраста более впечатлитель­ны, более восприимчивы и поэтому легче всасывают в себя и все дурное из окружающей их среды. Они более склонны к слепой подражательности и менее способны к задержке внутренних дви­жений и руководству предвиденьем будущих следствий своих по­ступков и деятельности вообще. Они более подвижны, непосред­ственны... и более расположены к ухарству тем, что имеют — в данном случае своими пороками и развращением, примеры которых им доставляются в обилии их многоопытными и вполне иску­сившимися взрослыми сотоварищами, неотразимым влиянием которых они окружены на каждом шагу. <...> (с. 304)

Тюрьмы и места заключения вообще должны быть безусловно закрыты для несовершеннолетних того возраста, в котором толь­ко еще начинается слабо вырисовываться будущий облик нрав­ственной личности и в котором закон допускает применение при­нудительного воспитания как наилучшего средства борьбы с за­рождающеюся будущею преступностью молодежи¹. (Закон 2 июня 1897 допускает в заведения принудительного воспитания за все законопротивные деяния безразлично только малолетних (от 10 до 14 лет). К ним он приравнивает и несовершеннолетних от 14 до 17 лет, но только в тех случаях, когда они или призваны в сравнительно маловажных законопротивных деяниях. Которые, по существу их. Не признаются указывающими на какую-либо глубокую порчу или извращение.)

В применение к детям и подросткам в том возрасте и в тех случаях, когда закон допускает назначение принудительного вос­питания, трудно подыскать более жесткое, несправедливое и не­основательное выражение «малолетние преступники». Оно, как дурной ярлык, пристает еще к некоторым несчастным детям, ок­ружает их большим или меньшим недоверием и проистекающими из него трудностями при первых же их шагах в новой жизни, по выходу из воспитательного заведения. Чем скорее исчезнет из оби­хода это в большей или меньшей степени клеймящее название, тем будет лучше как в общем интересе, так и в интересе несчаст­ных заброшенных детей, которых закон предусматривает поме­щать, вследствие совершаемых ими вредоносных деяний, в заве­дения принудительного воспитания. <...>

Понятие даже о сравнительно взрослом и испорченном ребен­ке и понятие о вредоносных действиях, с одной стороны, и юри­дические понятия о преступнике и преступлении, за которым должна следовать уголовная кара, поражающая достоинство лич­ности, — с другой — это понятия не сочетаемые. О преступлении и преступнике, в юридическом значении этих слов, можно гово­рить только по отношению к человеку достаточно сформировав­шемуся, у которого период воспитания, понимаемый в смысле периода закладки основных черт характера и применения рассчи­танных и более или менее систематических воздействий, в видах приспособления ребенка к требованиям самостоятельной свобод­ной жизни, уже остался сзади и который поэтому обладает доста­точно развитыми душевными способностями. Известно, что, ког­да достаточная полнота этих способностей временно или посто­янно отсутствует, вменяемость и вменение отпадают по закону. Из этого следует, что не всякое реальное деяние, подходящее по своим внешним признакам под признаки, указанные в уголовном законе, будет преступлением. <...> (с. 305) Несчастной случайностью и вредоносным действием будет и лишение жизни человека, совер­шенное невменяемым идиотом, душевнобольным и пр. Для бытия преступления необходима наличность известной суммы, извест­ной полноты условий субъективной стороны. Этой-то суммы и полноты условий субъективной стороны и нет налицо во всех тех случаях, когда закон, руководствуясь громко говорящим опытом жизни, допускает применение принудительного воспитания вза­мен уголовной кары. Иначе как же объяснить столь резкое разли­чие в отношении к двум с внешней стороны совершенно одина­ковым деяниям, из которых одно совершено взрослым, а другое подростком: уголовная кара, с одной стороны, и воспитание, которое признается необходимым для всех детей вообще, — с другой. Поэтому по отношению к детям и подросткам, в пределах возраста, и в случаях, когда закон назначает применение прину­дительного воспитания, можно говорить об испорченных детях, о порочных и вредоносных действиях, но не о преступниках и пре­ступлениях. И совершая законопротивные деяния, дети и подро­стки не перестают оттого быть детьми и подростками, т.е. суще­ствами с недостаточным для уголовного вменения душевным раз­витием. Сверх того, и с точки зрения правильной политики не должно портить одною рукою то, что делается другою: воспиты­вая, не должно клеймить и не должно ослаблять один из сильней­ших двигателей совершенствования — чувство личного достоин­ства и страх пред осрамлением и бесчестием. <...>

Что же можно поставить на л ичный счет всех таких детей и под­ростков в тех случаях, когда они сталкиваются с уголовным зако­ном и совершают законопротивные деяния, и что представляют собой они в это время? Продукты наследственности, с одной сто­роны, а с другой — продукты внешних воздействий окружающей их среды, которым они подвергались в предшествующие, т.е. на­чальные годы их жизни. Но первые, т.е. унаследованные задатки особенностей натуры и характера, как бы иногда неблагоприятны они ни были, очевидно, совершенно не зависели от их желания, воли и выбора. Им они были даны, и они с ними явились на свет. То же в значительной мере должно сказать и о внешних воздей­ствиях. Дети были малы и неразумны, а на них и унаследованное ими, вне зависимости от их собственной оценки, уже влияли внешние воздействия, которые были дурны или хороши, вне за­висимости от воли и выбора этих в то же время бессильных и беззащитных существ. А между тем совокупною силою всех воз­действий среды так или иначе формировались характеры, и на­следственные задатки развивались в том или другом направле­нии, причем одни из них крепли, а другие слабели и глохли. И все это совершалось в то время, когда у детей не существовало ника­кой самостоятельности суждений, не существовало выработанных различений добра и зла и могущественно господствовала сле­пая подражательность окружающему. <...> (с. 307)

Их несчастье состоит в том, что они не получали необходимого для них воспитания, которое бы дало желательное развитие зачат­кам хороших сторон их характера и ослабило и задержало бы раз­витие дурных. Поэтому не в уголовной каре нуждаются эти несчастно родившиеся дети, а в разумном воспитании. Только последнее, хотя и принудительно, им должно дать общество, вследствие недоста­точности учреждений которого главным образом и произошла та порча, которая теперь настоятельно требует исправления.

С этой точки зрения, вполне соответствующей природе рас­сматриваемых явлений, представляется необходимым не только совершенное закрытие тюрем для детей и подростков того возра­ста, в котором закон у нас допускает применение принудитель­ного воспитания, но и так поставить заведения для этого воспита­ния, чтобы они были совершенно чужды тюремного характера¹⁽ Даже совершенно обособленные малолетние отделения при тюрьмах, как бы хорошо они ни устраивались, не будут свободны от тюремного духа и не сберегут здоровые чувства детей. Не говорю уже о мнении общества о таких отде­лениях и о влиянии этого мнения на будущность помещаемых в них детей. <...>) и представляли собою ведущиеся на правильных общепедагогиче­ских началах воспитательные учреждения. В отношении внутрен­них распорядков в заведениях в общем это у нас более или менее достигнуто. <...> Слово в наших умственных операциях есть услов­ный заместитель представлений реальных предметов. Слово, же «ис­правительное», по привычной ассоциации идеи, которая вообще и всегда властвует над умами, невольно напоминает всем «испра­вительные арестантские роты» и «отделения», «исправительные наказания», значащиеся в уголовном уложении, «исправительные дома и тюрьмы», а вместе с тем и «малолетних преступников». Поэтому название «исправительное» привычно должно вызывать, и действительно вызывает, большую или меньшую долю вредно-то предубеждения не только против заведений, отмечаемых этим названием, но и против их несчастных питомцев. А едва ли целе­сообразно — скажу опять — одною рукою портить то, что было сделано другою. <...>

По свидетельству лиц, близко стоящих к делу исправительного воспитания, указание, что молодой человек был в «исправитель­ном» заведении, нередко вызывает предубеждение по отношению к выходящему и более или менее мешает ему устраиваться в жиз­ни. <...>

***

Наши русские заведения принудительного воспитания, как известно, в законе носят название исправительных приютов. (с. 307) В действительности они представляют собой или земледельческо-ремесленные колонии, или городские ремесленные приюты. В неко­торых уставах этих заведений и в различного рода сношениях им присваивается и несколько более мягкое и соответствующее на­звание — исправительно-воспитательных. Свое начало они ведут от закона 5 декабря 1866 г., призвавшего их к жизни¹. (¹ ...С конца 40-х годов у нас стали учреждаться приюты для «нравственно-испорченных» детей (Нарва, Ревель, Рига, Петербург), а в начале 60-х годов был основан в Москве приют для детей, находившихся под следствием и судом, и для детей нищенствующих и праздношатающихся. С осуществлением судебной реформы этот приют получил другое назначение и сделался приютом для детей, помещаемых по судебным приговорам. Это приют Рукавишниковский, в кото­ром деятельность гг. Рукавишниковых начинается с конца 1870 года. До издания закона 5 декабря 1866 г. это был единственный приют для детей, помещаемых по суду.)

В законодательном акте мысль о необходимости устройства особых воспитательных заведений для детей, помещаемых по судебным приговорам, впервые была высказана у нас в объяс­нительной записке II отделения Собственной Его Император­ского Величества канцелярии к проекту устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. <...> В записке говорилось и «о трудности применять к малолетним роды и виды наказаний, ус­тановленных общим карательным законом», и о том, что «по особым свойствам детского возраста, те меры, от которых мож­но ожидать, а иногда и достигнуть хороших последствий для взрослых преступников, в применении к детям представляются или совершенно невозможными, или ведущими к... вреду. <...> В отношении к детям закон должен иметь в виду менее цель кара­тельную, чем исправительную в тесном смысле этого слова, и что посему наказание для них должно быть не столько возмездием за содеянное, за прошедшее, сколько залогом лучшего будущего, следовательно, иметь преимущественно характер воспитания, быть средством искоренения дурных зачатков и развития добрых качеств». <.„>

Целью исправительных приютов он [закон] ставит «нравствен­ное исправление несовершеннолетних». <...> Во всем своем тек­сте он говорит только о мерах воспитания и потому обязывает состоятельных к: тому родителей участвовать, по мере возмож­ности, в издержках заведений по содержанию несовершенно­летних. Даже за единственно предусмотренный в законе 5 де­кабря 1866 г. проступок несовершеннолетних, совершаемый во время пребывания в приюте, — побег, который с точки зрения места заключения и содержания под стражею представляется весьма важным, закон не назначил даже одиночного заключе­ния в карцер, а лишь содержание под особым строгим при­смотром, отдельно (только) от других несовершеннолетних и на срок не более месяца. (с. 308) Но наряду с этим закон постановлял, что несовершеннолетние помещаются в приюты на сроки, опре­деленные в судебных приговорах, и что, в случаях исправле­ния, назначенные сроки могут сокращаться не более как на одну треть. <...>

Законами 20 мая 1892 г. и 2 и 8 февраля 1893 г. увеличено число категорий несовершеннолетних, которые могут быть помещаемы в заведения принудительного воспитания, отменена срочность приговоров о помещении в приюты и колонии с тем лишь огра­ничением, что несовершеннолетние должны оставаться в них не менее года и не долее наступления 18-летнего возраста; выпуск питомцев из заведения, в случае признания их исправившимися, предоставлен начальству заведений; ему же предоставлено также и помещение несовершеннолетних, пробывших не менее одного года в приюте или колонии, в обучение и для занятий к благона­дежным мастерам, в промышленные заведения или на сельские и иные работы до наступления им восемнадцатилетнего возраста, а достигших этого возраста, с их согласия, но без согласия их роди­телей, предоставлено помешать в наем или по договору до на­ступления им возраста совершеннолетия. <...>

Наконец в 1895 г. все приюты и колонии для несовершеннолет­них, помещаемых по суду, наравне с приютами для арестантских детей, удостоены принятия под Величайшее покровительство Го­сударя Императора. Этим актом Величайшей воли дано последнее определение характера заведений. Карательные заведения и Высо­чайшее покровительство — понятия не сочетаемые'. (Законом 2 июня 1897 г. о судимости и наказуемости несовершеннолетних еще более расширен круг несовершеннолетних, которые могут быть помещены в заведение принудительного воспитания. <.„>)

В наших заведениях принудительного воспитания... находят себе место различные категории детей и подростков. В них помещаются несовершеннолетние, пришедшие в столкновение с судом, дети беспризорно-бесприютные, стоящие, как обыкновенно выража­ются, на дороге к пороку и преступлению (нищие, бродяжки и пр.), и, наконец, несовершеннолетние, принимаемые в заведения по просьбам их родителей. <...> В среде детей бесприютно-бес­призорных, а также и принимаемых в заведения по просьбам родителей... встречаются нередко субъекты, гораздо более ис­порченные и трудные в воспитательном отношении, нежели в среде несовершеннолетних, помещаемых по суду. Для всех этих категорий, не исключая и помещаемых по просьбам их родите­лей, необходимы одни заведения принудительного воспитания. <...> Желательна только, по возможности, правильная индивиду­ализация при распределении детей по воспитательным отделени­ям или группам. <...> (с. 309)

Заведения принудительного воспитания должны быть очень разборчивы в приеме и в возможных случаях должны привлекать самих родителей к материальному участию в воспитании детей, но они, по мере возможности, должны принимать физически и нравственно заброшенных детей. <...>

***

<...> О формальных категориях питомцев заведений я уже упо­минал выше; теперь обращусь к особенностям их натуры, их харак­теров, причем буду руководиться наблюдениями директоров. <...>

Начну с детей привычных пьяниц или — что то же — с детей хронических алкоголиков. <...> Различные качества и различная начальная стойкость организма родителей-алкоголиков, продол­жительность времени злоупотреблений алкоголем до зачатия ре­бенка, односторонность или двусторонность наследственности, обстоятельства утробного развития и рождения, а также и усло­вия прошлой жизни самих детей — все это, несомненно, в значи­тельной мере разнообразит конечные наследственные результаты влияния злоупотреблений алкоголем со стороны родителей. <...>

Неблагоприятное влияние наследственности от алкоголиков наблюдалось и было известно еще в древности. Пьянство с его след­ствием — хроническим алкоголизмом, являющимся болезнью, не­сомненно оказывает свое влияние, как и другие болезни, изменя­ющие организм, и на судьбы нисходящих поколений. Благодаря различным расстройствам и поражениям отдельных систем и орга­нов, образующимся у хронических алкоголиков под влиянием зло­употреблений ядом, наследственная передача от них проявляется у нисходящих в различных органических уклонениях, даже уродствах, в задержках в развитии, в физиологическом обеднении. <...>

Почти все они, по свидетельству лиц, близко их наблюдаю­щих... представляют большие или меньшие уклонения и дефекты в их психической сфере, в их психических проявлениях. Наиболее часто наблюдаются: плохая и недостаточная память — важный не­достаток, затрудняющий усвоение; большая или меньшая неспо­собность сосредотачивать внимание, а чрез то и относиться вполне устойчиво и сознательно к предмету занятий, работ и пр.; резкая изменчивость настроения — этого основного фона психической жизни, оттенками которого определяются особенности отноше­ний человека ко всему окружающему, и притом изменчивость, не обусловливаемая сколько-нибудь достаточным изменением внешних влияний, и иногда проявляющаяся как бы какими-то приступами повышенная раздражительность^{1 (} Эта последняя является непосредственным следствием повышенной впе­чатлительности и сравнительно быстрой истошаемости работающих отделов нервной системы) и более или менее пониженная работоспособность, зависящая, конечно, от боль­шей или меньшей органической ослабленности. (с. 310) У некоторых наблюдается почти полное отсутствие интереса к чему бы то ни было и нелюдимость^{1 (} Эти причинно сложные явления могут отчасти зависеть от бедности умственных процессов, при которой мысль родится медленно и с трудом, а также отчасти и от слишком повышенной раздражительности. Последняя иногда делает
тягостными множественные и сравнительно сильные возбуждения, происходя­щие от общения с другими, вызывает при этом неприятные внутренние состоя­ния и заставляет инстинктивно искать уединения. <...>), нравственное безразличие, а иногда и нрав­ственная извращенность и более или менее резко выраженная жесткость и даже жестокость. <...>

Эти первичные особенности и делают детей хронических алко­голиков более или менее и в том или другом отношении трудными для воспитания. При недостаточно умелых приемах воспитания и вообще при неблагоприятных условиях окружающей обстановки эти основные особенности легко дают начало столь же неблагоприят­ным особенностям производным — вторичным, третичным и т.д., которые, наряду с основными, постепенно и образуют сложное целое, называемое нами характером человека. Происхождение и генетическую зависимость этих производных неблагоприятных особенностей необходимо, конечно, прослеживать и выяснять в каждом отдельном случае. Если же говорить вообще, то их более частыми, хотя, конечно, далеко не исключительными причина­ми являются несоразмерность, несвоевременность или несоответ­ствие предъявляемых воспитательных требований^{2 (} Здесь слово воспитание надо, конечно, понимать в более широком смысле: воспитывается и ребенок нищего, воспитывается и ремесленный ученик, вос­питывается и приютский ученик, воспитывается и хорошо обставленный подро­сток... одним словом, воспитываются все в известном возрасте. Каковы во всех этих случаях результаты воспитания — вопрос другой.) с силами, спо­собностями или уровнем развития ребенка и отсутствие воспита­тельной индивидуализации, а напротив, применение ко всем чрез­вычайно различным индивидуальностям одной общей мерки тре­бований. <...> Остановлюсь хотя бы на возможной зависимости наклонности ко лжи от конституциональной органической ос­лабленности, с проистекающею из нее в каждое данное время сравнительно быстрой истощаемостью запаса органических сил и потому трудностью производить сколько-нибудь длительно-непрерывные усилия. Должно заметить, что эта неблагоприят­ная особенность, как и все другие особенности, с одной сторо­ны, может понемногу сглаживаться и выравниваться под влия­нием надлежащего режима и постепенно и соразмерно повыша­ющихся упражнений, а с другой — она может и увеличиваться благодаря влиянию тех же внешних воздействий. (с. 311) Если к ребенку предъявляются несоразмерные требования, то необходимым по следствием этого бывает временное или более стойкое переутом­ление (смотря по продолжительности периода, в течение которо­го требования предъявлялись) со всеми сопровождающими его тягостными субъективными ощущениями, от которых ребенок инстинктивно будет стремиться охранять себя. Он мал, бессилен и зависим, а потому ложь и обман нередко могут явиться для него одними из наиболее доступных средств защиты, и, при дальней­шей их практике, они легко могут войти в привычку, поскольку этому не будут противодействовать другие условия, как внутрен­ние, так и внешние. <...>

Укажу еще на очень повышенную подражательность и внуша­емость, которые, между прочим, могут быть и следствием бедно­сти, медлительности и ослабленности вообще чувственно-умствен­ных процессов с сопутствующим преобладанием автоматичности. Со всем этим воспитание должно и может бороться, но умеючи.

Здесь, вследствие естественной связи, возникает... вопрос о наследственности и унаследовании предрасположения к преступ­лению, как выражаются иногда. Последнее понятие вызывало и вызывает возражения и споры, которые, однако, проистекают не из существа самого понятия, а из неправильного его понимания. Если говорить о каком-то загадочном абстрактном предрасполо­жении к преступлению как таковому, вне зависимости от осо­бенностей внешних условий, среди которых данное лицо живет и действует, то это, конечно, будет необоснованным утвержде­нием. Существование такого предрасположения мы доказать не можем. В ином виде представится тот же вопрос, если мы будем говорить не об абстрактном загадочном предрасположении, но об определенных особенностях данного лица, которые, под влияни­ем неблагоприятных особенностей жизненной обстановки, могут наталкивать его на преступную деятельность¹. (Другой человек, иначе одаренный, находясь в подобной же жизненной обстановке, тем не менее найдет иной путь и не впадет в преступление, как в действительности мы это и наблюдаем на каждом шагу) <...>

Нерасчетливо вызываемое переутомление естественно и необ­ходимо повлечет за собою ухудшения и будет порождать неприят­но-тягостные внутренние состояния, способные вызывать в ре­бенке только отвращение к производимой им работе, да и ко вся­кой работе вообще, и делать неприятной даже мысль о ней (про­явление неврастении). При таких условиях суровые взыскания или «вытаски» — эти столь обычные в среде ремесленного учениче­ства «средства вразумления» — будут накоплять озлобление и с самого раннего возраста убивать веру в возможность справедливо­сти. Ребенок всем своим существом будет живо чувствовать, что он напряг все усилия, приложил все старания, но не мог. (с. 312) И это непосредственно ощущаемое «не мог» для его нарождающейся совести будет служить наиболее красноречивым личным оправда­нием и основанием для осуждения и отрицательного отношения ко всем тем, которые в его глазах будут представляться его не­справедливыми и жестокими утеснителями. Руководимый окру­жающим опытом, ребенок тогда пустит в ход все находящиеся в его распоряжении средства защиты — ложь, обман, хитрость и пр. <...> Жизнь не знает наших шаблонов и требует индивидуализа­ции в изучении непреложного сцепления причин и следствий в конкретных случаях. <...>

Весь контингент детей, трудных в воспитательном отношении, не исчерпывается, конечно, одними детьми заведомых пьяниц. Есть и другие, о наследственности которых по большей части очень мало или ничего неизвестно. Действовал ли тут алкоголь или дру­гие факторы органического ослабления и какие именно... выяс­нить нельзя. Наиболее часто наблюдаются явления нервной ослаб­ленности, большего или меньшего нервного оскудения или не­врастении. <...> В среде таких детей, конечно, немало истеричных натур — этих наиболее типичных представителей «психической пестроты», если можно так выразиться. В заведениях принудитель­ного воспитания встречаются также дети более или менее отста­лые в своем органическом развитии и дети в большей или мень­шей степени тупоумные и даже слабоумные в научном смысле этого слова, а иногда... наблюдаются и определенные формы ду­шевных расстройств, но эти последние случаи — явления, по-видимому, сравнительно редкие. <.„>

В заведениях принудительного воспитания, даже в среде явно затронутой части их населения, преимущественно встречаются представители различных начальных, по-видимому, стадий про­цесса органического оскудения, с неблагоприятными особенно­стями которых успешная борьба, при посредстве правильного воспитания, вполне возможна. Она, конечно, требует соответству­ющих знаний, — требует тщательного, постоянного медико-пе­дагогического надзора. <...> Задача такого надзора прежде всего должна состоять в исследовании органического состояния по­ступающих и исследовании их основных или первичных особенно­стей: особенностей различных видов чувствительности и воспри­имчивости, особенностей памяти или, правильнее, видов ее, сте­пеней быстроты реакций физических и психических, степеней спо­собности производить длящиеся усилия и пр. С другой стороны, задача медико-педагогического надзора должна состоять, конеч­но, и в том, чтобы указывать необходимое в каждом случае инди­видуализирование приемов воспитания, индивидуализирование занятий и режима вообще, в соответствии с выясненными и вы­ясняющимися особенностями, способностями и силами отдель­ных питомцев. (С. 313) Не должно забывать, что натуры ослабленные — а таких... немало в заведениях принудительного воспитания — нуждаются, хотя бы на время их сравнительно кратковременного вос­питания, в более бережливом к ним отношении, в большей по­щаде их недостаточных сил и в большей постепенности в подго­товке к предстоящей им в будущем жизни тяжелого труда, под гнетом которой, требующим для сопротивления ему большой устойчивости, впоследствии нередко и падают выпущенники колоний и приютов, основательно казавшиеся, при их выходе, установившимися и надежными. <...>

Отсутствие медико-педагогического надзора не может, конеч­но, не отзываться неблагоприятно на получаемых педагогических результатах, особенно в случаях детей, трудных в воспитательном отношении. В таких случаях воспитательный персонал, и сам не­редко задумывающийся над природой наблюдаемых явлений дет­ской души, идет ощупью, идет совершенно наугад и потому чаще всего идет не в том направлении, в каком бы следовало. Кое-что, благодаря уже самому изменению условий жизни, наступающему со времени помещения ребенка в заведение, сглаживается и вы­равнивается, но многое, вследствие несоответствия воздействий, остается и впоследствии дает свой горький плод. <...> Если бы педагогический персонал мог надлежащим образом разобраться в наблюдаемых явлениях и выяснить основы замечаемых недостат­ков, то, несомненно, что многое из этого остающегося могло бы быть также успешно устранено. <...> Надзор... постоянно обращал бы внимание воспитательного персонала на органические усло­вия, заставлял бы его считаться с одной из существенных сторон воспитания и тем самым придавал бы последнему более правиль­ный характер, а вместе с тем помогал бы и правильному сортиро­ванию таких субъектов, которые относятся к группе более или менее болезненных натур — натур трудных в воспитательном от­ношении. Медико-педагогический надзор, чрезвычайно жела­тельный и важный в деле воспитания вообще, совершенно необ­ходим по отношению к этим натурам <...>, которые настоятельно нуждаются в применении к ним мер, вполне приспособленных к их недостаточным силам, способностям и к особенностям их внут­ренних состояний, подверженных резким и частым колебаниям. Можно утверждать без риска ошибки, что у всех детей этой кате­гории всегда существует, в числе прочего, и нервно-физическая основа их дурных проявлений, с которыми приходится бороться воспитанию. Даже в тех случаях, в которых мы основательно отно­сим важные и установившиеся недостатки ребенка не на долю его прирожденных особенностей, а на счет дурного предшествующе­го воспитания и неблагоприятных условий предшествующей лич­ной жизни вообще, более или менее резко выраженная нервно-физическая основа дурных проявлений также существует. (с. 314) В этих случаях она благоприобретена и развилась под влиянием небла­гоприятных условий предшествующей личной жизни, которые вредно влияя на экономию организма в том или другом направле­нии, и породили в ней те или другие и притом более или менее стойкие уклонения. Исследование этой нервно-физической основы и воздействие на нее и должны быть задачею медико-педагогиче­ского надзора, обладающего для того и нужными средствами. <...>

Воспитанием можно многого достигнуть, и им можно многое победить. Лучшим доказательством могут служить сравнительно утешительные результаты воспитания наиболее обделенных и обез­доленных природою существ — идиотов, у которых самые эле­ментарные способности должны быть развиваемы продолжитель­ными и настойчивыми упражнениями. Ведение и приемы их вос­питания... всего лучше указывают, что необходимо и для выпол­нения успеха воспитания вообще. Для него нужны знания, время, постепенность, последовательность, наблюдательность, терпение, спокойствие, мягкая настойчивость, система и порядок. Все ос­тальное приходит само собой. <...> Всякое «общество, во имя бу­дущих своих судеб и благосостояния, жизненно заинтересовано в правильной организации обучения и воспитания масс, на кото­рых покоятся его сила и крепость»¹. (Малолетние преступники. — С. 315.)