Глава 4. — Взрослые совершенно не думают о детях, — сказала девочка, - может, потому что все взрослые эгоисты?

— Взрослые совершенно не думают о детях, — сказала девочка, -
может, потому что все взрослые эгоисты?
— Да, — сказал папа, — а все дети — дураки.
— Ну и что, — сказала девочка. — Это потому, что дети плохо образованы.
Зато потом они вырастут и станут умными,
а взрослые так и останутся эгоистами.
— А дети, когда вырастут умными, не станут эгоистами?
— Да, — сказала девочка, — получается черт-те что.
Максим Белозор, «Детская книга №2».
Известия из Хогвартса приходили регулярно; профессор МакГонагалл, неодобрительно поджимая губы, рассказывала Гарри о том, что Министерство предпринимает энергичные шаги к тому, чтобы запретить учиться всем магглорожденным и допустить в школу только тех, у кого будет официально заверенная справка о хотя бы одном волшебнике среди кровной родни. Гарри полагал, что у Вольдеморта на волне успеха что-то сделалось не то с головой: толпы недоучек-магглорожденных в таком случае присоединятся к сопротивлению, озлобленные подобной политикой. И, что бы там Вольдеморт ни излагал в идеологической части, магия магглорожденных была ничуть не хуже, чем магия чистокровных, а порой даже лучше — взять в качестве примера хотя бы Гермиону, без единой капли чистой крови в жилах и с самыми высокими оценками в школе.
Впрочем, против подобной политики Вольдеморта Гарри ничего не имел — ему же самому, «Символу Света», будет легче…
Портреты Гарри Поттера висели по всем официальным учреждениям с размашистой надписью поперёк груди: «Нежелательная Персона №1»; правда, на том, что был по настоянию Министерства вывешен в Хогвартсе, кто-то из преподавателей старательно вымарал «не» в «Нежелательная» и наложил на сам портрет неотлипное заклятие. Профессор МакГонагалл планировала в случае визита из Министерства заклеить испорченный плакат стандартным — чтобы не обеспечивать школе неприятностей больше, чем уже есть. Однако так лояльно к Гарри относились далеко не все: его разыскивали по всей стране с палочками наготове; конечно, от большинства последователей Вольдеморта Гарри отбился бы без труда, но если пара десятков желающих выслужиться перед Лордом всем скопом и целеустремлённо нападёт на Мальчика-Который-Выжил — можно и не выстоять…
Близнецы по-прежнему занимались своим магазином, хотя Гарри считал, что это попросту глупо — в открытую нарываться, ведь во всей чёртовой стране не было ни одного человека, который не знал бы, что близнецы Уизли связаны с Гарри Поттером так или иначе, спасибо «Ежедневному Пророку», которому больше не о чем было писать, кроме как о Мальчике-Который-Вечно-Зарабатывает-Приключений-Себе-На-Задницу. Но они и сами понимали, что это опасно; и Гарри ясно было, что удержать их не удастся.
— Не можем же мы торчать дома, — виновато сказал Фред.
— Им сейчас не до нас, — добавил Джордж. — И от нас будет больше пользы, если мы не станем сидеть дома в безопасности…
— Не так-то тут и безопасно, — мрачно сказал Гарри; пусть даже на Норе много защитных заклинаний — их было не меньше в день свадьбы Билла и Флёр. — Нет, я не уговариваю… я сам бы не остался…
Гарри замолчал и зябко обхватил себя руками — с утра шёл дождь, холодный, как ноябрьский; ветер пробивался во все щели Норы. Раненые чихали и сморкались, и Гарри с самого утра, пряча нос в воротник зелёного свитера с серебристой змеёй на груди, варил Перечное зелье в промышленных количествах.
— Мы будем слать письма, — предложил Джордж, обнимая Гарри. Гарри уткнулся близнецу в плечо; от серой повседневной мантии пахло мятным табаком, к которому оба близнеца незаметно пристрастились за два дня.
— Какие письма? — буркнул Гарри. — Перехватят… камин, совы, это всё небезопасно…
— Ну-у… мы придумаем что-нибудь, — Фред обнял Гарри сзади, сомкнув руки на спине брата. — Тех же зеркал, как то, по которому ты говоришь с МакГонагалл, можем понаделать.
— Если время будет — понаделайте, — согласился Гарри. Оба близнеца были выше его примерно на фут и заметно шире в плечах; он, наверно, всегда будет воспринимать их, как старших, вышестоящих во всех смыслах — даже тогда, когда они будут называть его командиром и идти в бой, повинуясь его приказам. — Только ради Мерлина, не нарывайтесь на драки с Пожирателями…
— Это они на нас нарываться будут, спорю на что хочешь, — фыркнул Джордж, касаясь губами затылка Гарри. — Но мы постараемся быть тише воды, ниже травы…
— Но не ради какого-то там замшелого Мерлина, а ради тебя, — Фред поцеловал Гарри в шею, туда, где кончалась, переходила в короткие тонкие завитки линия волос.
Гарри засмеялся Джорджу в плечо.
— Тише воды, ниже травы? Это ты о ком?
Близнецы молча улыбались; Гарри ощущал это, не поднимая головы — его эмпатические способности стали за эти два дня какими-то обострёнными, сверхчувствительными оттого, что он постоянно кого-нибудь успокаивал своими эмоциями; так натёртая кожа «ловит» даже легчайшее прикосновение воздуха.
— Гарри… мы маме не сказали, что уходим…
— Она так боится за нас… хорошо, что от раненого Билла не отходит, а то мы бы только в туалет без её присмотра ходили…
— Ты ей скажешь?
— Вы со мной переобщались, — фыркнул Гарри. — Как по-слизерински спихнуть самое неприятное на кого-то другого!.. Ладно, скажу. Если что, даже успокою…
— Проводи нас до калитки, — попросил Фред.
Гарри поспешно сморгнул — ещё только разреветься не хватало! — и осторожно высвободился из объятий близнецов.
— Разумеется.
Через поникший, промокший сад они шли молча; Гарри посередине, близнецы по обе стороны от него, как верные охранники. Золотые ленты никто так и не убрал с деревьев, остальное — свернули, а ленты остались. Потемневшие от воды, тяжёлые, они лепились к веткам старых деревьев, почти смущённо, как будто понимали, насколько им тут не место.
Гарри не умел прощаться; быть может, потому, что ему никогда не приходилось ничего подобного делать. На платформе номер девять, где Гарри забирали после учебного года Дурсли, всё всегда было скомканно, торопливо — взгляд-улыбка-«пока» одними губами. А вот так, чтобы провожать, чтобы робко сжимать горячие ладони, не зная, что сказать, давя дурацкую обиду на то, что уходят, бросают — никогда не было.
Они остановились у калитки — близнецы уже снаружи, Гарри внутри, в саду. Две пары синих глаз смотрели всё так же виновато; рыжие намокшие пряди облепляли лица Фреда и Джорджа. Гарри вытащил палочку и очертил ею в воздухе круг:
— Impervius. Простудитесь ведь.
— А сам?
— Я никогда не простужаюсь, — Гарри смахнул набок лезшую в глаза чёлку. — Гермиона даже спросила как-то раз, человек ли я вообще…
Близнецы возмущённо зафыркали.
— А кто ещё, по её мнению?
Гарри пожал плечами. Насквозь пропитавшийся водой свитер неприятно лип к телу.
— Вы лучше… аппарируйте уже, — попросил Гарри. — Не то я разревусь, а здесь и так хватает сырости.
Две улыбки, два касания прохладных губ — и двойной хлопок аппарации. Гарри прикрыл калитку и движением палочки призвал с деревьев ленты — нечего им там болтаться. Разумеется, реветь он не собирался в любом случае... но на сердце по-прежнему было тяжело, словно не стоило отпускать близнецов — пусть даже пришлось бы для этого обездвижить обоих и складировать в спальне.
Если бы рядом был Блейз, можно было бы попросить его погадать на будущее близнецов… Гарри ожесточённо выжал воду из лент и захлопнул за собой дверь дома.
Пожиратели не нападали больше на Нору — видимо, решили, что Гарри Поттер не такой идиот, чтобы оставаться в доме, где его с лёгкостью могут найти; но Гарри как раз и был именно таким идиотом, поскольку мысль о том, что искать его здесь не станут, показалась ему вполне здравой. Грюм хоть и порывался упрятать Гарри в какие-то секретные казематы, дабы обезопасить, но всё же согласился оставить Гарри здесь и заняться вместо заботы об «Избранном» безопасностью членов Ордена Феникса — вне всякого сомнения, у Вольдеморта имелся предоставленный Снейпом полный список
Сам же Гарри завяз в этом душном августе, как в болоте; помимо ухода за ранеными, которые по большей части уже могли бы обойтись и без врачебного наблюдения, ему решительно нечем было заняться. Он читал понемногу дневник Снейпа, избегал разговоров с Биллом, пытался думать о том, что станет делать дальше — и ничего придумать не мог; по большей части Гарри скрывался ото всех в саду, где всегда можно было заранее услышать шаги желающих пообщаться, и спрятаться за какие-нибудь кусты. Признаться честно, Гарри не имел ни малейшего понятия о том, что предпринять теперь, когда одна битва была худо-бедно выиграна, а новых Вольдеморт не затевал. Как это вообще делается — вся эта война? Как контролировать хотя бы её частичку, пока она не начала контролировать тебя сама?
Гарри записывал на отдельном свитке пергамента ключевые пункты разговоров с профессором МакГонагалл и подолгу думал, рассеянно пожёвывая кончик пера, о том, что по этому поводу может предпринять Орден Феникса в целом и сам Гарри в частности.
Магглорожденных можно будет укрыть в Хогвартсе, когда вся эта маска цивилизованности спадёт, и Министерство будет уже не министерством, а Хогвартс — не школой, и оба лагеря без обиняков обозначат свои цели. Тогда можно будет обучать всех желающих сражаться за Гарри Поттера прямо там, в Хогвартсе… Выручай-комната, Большой зал, множество классов, дюжина хороших бойцов, которые могут побыть инструкторами для неопытных…
Чистокровным будет предоставлен выбор; чтобы избежать обмана, можно будет послушать их эмоции или даже попробовать Legillimens. Неплохим примером послужат Дафна Гринграсс, Теодор Нотт, Миллисент Булстроуд и Эдриан Пьюси, ещё в прошлом году решившие отказаться от неэстетичной татуировки на руке. Прочие слизеринцы… если они решат присоединиться к Вольдеморту, придётся что-нибудь придумать — не стоит позволять им пополнить армию Тёмного лорда, она у него и так огромная, жирно будет… Гарри, правда, не представлял, что именно сделает, поскольку Авада или Империо — хотя это и были самые разумные решения — стопроцентно подорвали бы его собственную репутацию среди сторонников света. Obliviate, Confundus и прочие изыски для работы с памятью тоже выглядят не очень-то этично… Гарри шёпотом выматерил необходимость сохранять руки чистыми хотя бы для вида — Вольдеморт, к примеру, в этом не нуждался, не подвергая моральной цензуре свои действия. Гарри поставил на пергаменте вопросик рядом с этим пунктом и задумался снова.
Необходимо будет как-то обозначить себя главой Ордена Феникса. Поддержка профессора МакГонагалл пригодится, но Грюм будет против, хотя бы чисто из бунтарского духа и желания проверить на прочность новоявленного главнокомандующего Светлыми силами… Фоукс тоже поможет — очень символично будет пошататься по Хогвартсу с фениксом на плече. Ремус тоже будет на стороне Гарри… Сириус, разумеется, поддержит; быть может, Тонкс…
Гарри перебирал в памяти остальных членов Ордена, прикидывая попутно, как именно можно будет убедить их в своей профпригодности, как предводителя Светлой стороны, когда его тронули за плечо.
— Ты не очень занят?
— Не очень, Билл, — Гарри медленно отложил пергамент и перо. — Ты что-то хотел мне сказать?
— У меня практически зажили руки, — Билл сел рядом. — По идее, мне нужно возвращаться в Гринготтс, на работу.
— Дай посмотрю, — Гарри аккуратно размотал пропитанные заживляющей мазью бинты на руках Билла. Кожа была совершенно здоровой; разве что, пока слишком тонкой, совсем недавно наросшей на месте сильных ожогов. — Да, всё в порядке. Единственное, стоит поберечь руки, пока кожа не перестанет быть такой тонкой, любой порез будет болезненнее и шире, чем обычно. Пальцы нормально сгибаются? С движениями палочкой нет проблем?
— Всё хорошо… — Билл нервно переплёл свои выздоровевшие пальцы. Что бы он ни говорил, смерть Флёр подкосила его, одновременно предоставив возможность придавленному с весны девяносто пятого чувству вины расцвести в небывалых размерах. — Я… хотел спросить у тебя, что мне делать. Я имею в виду, если ты считаешь, что мне стоит не возвращаться на работу, а остаться здесь и воевать, то…
Гарри медленно досчитал про себя до пяти.
— Почему ты решил, что я должен говорить тебе, куда идти?
— Но ведь ты — Избранный, — «если мне ещё кто-нибудь скажет это слово, я перегрызу этому придурку глотку». — После смерти Дамблдора ты командуешь парадом…
Гарри покосился на исчёрканный пергамент с аргументами «за» и «против» по последнему пункту.
— В таком случае, я думаю, тебе лучше вернуться в Гринготтс, — решил он. — Не помешает, если там будет наш человек. Гоблины, если не ошибаюсь, держат нейтралитет?
Билл кивнул.
— Нет нужды пытаться сагитировать их воевать против Вольдеморта, он не настолько глуп, чтобы дать им повод озлобиться на него. Но с людьми можешь попробовать — только очень и очень осторожно. Скорее всего, Вольдеморт уже внедрил туда кого-нибудь своего, поэтому десять раз проверь и перепроверь человека, прежде чем заговорить с ним о политике. Хорошо?
— Я понял, — Билл прикусил губу. Серо-зелёные глаза были тусклыми, тоскливыми; в мочке уха не было серьги с драконьим клыком, волосы были забраны в гладкий хвост. — Гарри… ты не сердишься на меня?
— Почему ты всё время заводишь этот разговор? Всё давно кончено, я забыл, ты женился и уже даже овдовел, мегалитры воды с тех пор утекли… давай похороним эту тему, а?
— Как скажешь…
Гарри убрал эмпатический щит и прикрыл глаза, вслушиваясь в эмоции Билла; такого пёстрого раздрая Гарри, пожалуй, ещё не доводилось видеть. Не открывая глаз, он накрыл своей ладонью ладонь Билла и соредоточился на спокойствии. Тёмно-синие волны лениво наползают на песчаный берег, закатное солнце плавится оранжевым, розовым и красным, окутывает мягким, заботливым прощальным жаром, запах свежести, запах моря, сырой земли, тепла от собственной кожи… Гарри выбрал именно эту картинку, чтобы успокоить Билла; таких специальных психотерапевтических картинок у Гарри, проштудировавшего несметное количество книг по ментальной магии, было несколько, и ему подумалось, что именно эта подойдёт Биллу лучше прочих.
— В Египте я очень любил сидеть на берегу моря. Спасибо…
— Не за что, — Гарри убрал руку и открыл глаза. Кожу на ладони слегка покалывало.
Билл улыбался — почти так же, как тогда, перед четвёртым курсом; от этой улыбки у Гарри всегда перехватывало дыхание — и этих исключительных свойств мимика Билла, как выяснилось, не утратила. Гарри поспешно схватил со стола какие-то свитки, практически отгораживаясь ими от Билла, и неловко сказал:
— Я думаю, тебе пора.
— Ты прав, — Билл встал и, наклонившись, легонько поцеловал Гарри в щёку. — До свидания, Гарри.
Гарри невидяще уставился на свитки, промычав что-то вроде «И тебе до свидания». И как, спрашивается в задачке, возглавлять Орден, если с бывшим любовником не можешь поговорить, не краснея? Победоносный герой, м-мать твою…
Гарри прикусил губу и попытался вчитаться в свиток, который взял со стола; это оказался один из тех, что Фред и Джордж подарили на день рождения, — безвозвратно одолженные из заграничного архива сведения о ментальной магии.
Свиток, что был у Гарри в руках, не был первым по порядку — он начинался с половины фразы: «…крайне редкое явление». Гарри уже хотел было поискать начало, но, наскоро пробежав глазами абзац до конца, начисто забыл об этом намерении.
«Как правило, эмпатические способности проявляются не самопроизвольно, а будучи раздражены каким-либо внешним фактором. Таковым может послужить регулярное ментальное воздействие на потенциального эмпата — такое, как легилименция и артименция, целенаправленное развитие именно этой части ментальных способностей (методику см. в разделе 2), а также некоторые разновидности следящих заклинаний.
Большая часть следящих заклинаний основана на определении местонахождения объекта и никакого побочного эффекта не несёт. Разновидность, указывающая установившему чары на степень физического здоровья носителя, также практически безвредна. Но та разновидность, что следит и за психической целостностью носителя, непрерывно воздействует на его психику, раздражая возможные латентные способности к эмпатии или, возможно, к другим ментальным искусствам. Как правило, чары такого рода применяются к детям, родители которых не имеют возможности круглосуточно находиться рядом со своим чадом; однако известно три случая, когда дети с проснувшимися из-за следящих чар эмпатическими способностями сходили из-за этого с ума: два случая во время родительской ссоры, и один — поблизости от места, где только что произошло землетрясение с большим количеством человеческих жертв. Вследствие вышеизложенного данные чары используются крайне редко».
Гарри снял очки и задумчиво потёр переносицу. Возможно ли, что его эмпатию спровоцировали именно такие чары? Специально его никто этому не обучал… хотя для очистки совести не помешает заглянуть в «раздел 2», если он имеется среди этих бумажек. Регулярной легилименции и окклюменции вроде бы не было… а если были, и после них каждый раз старательно стирали память, то можно было бы давным-давно стать маразматичным склеротиком, периодически забывающим, какое на дворе время года.
Но кто мог наложить эти чары? И когда — так, чтобы Гарри не заметил? Вспышки эмпатии начались ещё на первом курсе… фактически, едва ли не с сентября… значит, раньше чар не было. Откуда они, в таком случае, взялись? Кто мог их наложить так, чтобы Гарри не заметил?
Дамблдор? Гарри нахмурился. «До сих пор мне ведомо было о каждом шаге Гарри… даже если это был шаг с Астрономической башни…» Вполне возможно. Но как именно? Гарри потянулся за палочкой и, направив её на себя, очертил в воздухе размашистый овал:
— Perspicio magiam!
Феникс. Янтарный феникс, столько раз выручавший Гарри из переделок. Гарри торопливо расстегнул цепочку и для верности ещё раз проверил портключ на посторонние чары. Так и есть.
Чёрт побери… хорошо хоть, в Тайной Комнате следящие чары определённо не действовали…
Пришлось битых два часа выводить нужную формулу Finite Incantatem, чтобы убрать слежку, но сохранить свойства портала; дело осложнялось тем, что как об изготовлении порталов, так и о следящих чарах любого уровня Гарри имел весьма смутное представление, а здесь, в Норе, даже не было приличной библиотеки, где можно было бы поискать что-нибудь по теме.
«Надо будет регулярно проверять себя на посторонние чары», — Гарри призвал подаренные Джинни ножны и, прикрепив их к левой руке, спрятал туда палочку.
— Гарри…
— Привет, Тонкс. Что-то случилось?
— Две неприятности, — непривычно хмурая Тонкс села туда же, где несколько минут назад сидел Билл. — Начать с самой плохой или с просто плохой?
— С просто плохой, — решил Гарри.
— Полнолуние скоро, а варить зелье для Ремуса некому, Снейп сбежал к своему Лорду. Ты не умеешь, кстати?
— Нигде такого не встречал, — виновато сказал Гарри. — Максимум, могу сделать снотворное, чтобы никто точно не пострадал.
— Тогда сделай снотворное, — Тонкс вздохнула.
— А самая плохая новость какая?
— Министерство назначило в Хогвартс новых преподавателей и директора. Маггловедение будет вести Амикус Кэрроу, ЗОТС — Антонин Долохов, а директрисой станет Беллатрикс Лестрейндж. Зельеварение останется за Снейпом… эта дрянь, младший Малфой, вернётся доучиваться…
Гарри фыркнул.
— Какие у Вольдеморта, однако, радужные планы на подрастающее поколение британских волшебников. Представляю, какие учебные планы будет визировать Лестрейндж…
— Всем детям, которые не связаны с Пожирателями Смерти, придётся туго, — вздохнула Тонкс.
— Это ещё не доказано, — Гарри задумчиво выбил дробь кончиками пальцев по подлокотнику. — За просто так я Хогвартс Вольдеморту не отдам…
— Как без Дамблдора защитить Хогвартс? — горько спросила Тонкс. — Среди нас нет никого, кто может на равных противостоять Сам-Знаешь-Кому…
— Что, неужели весь Орден думает, что без Дамблдора мы и чихнуть не можем? — зло, запальчиво спросил Гарри. — Я готов поспорить с тобой на собственную голову, что ни Долохов, ни Кэрроу не проведут ни одного так называемого урока, а Лестрейндж никогда не произнесёт речи после Сортировки!
Тонкс изумлённо смотрела на него.
— Гарри… что ты имеешь в виду? То есть, как ты собираешься сдержать своё слово?
— Как — это уже моё дело, — лишь мощным усилием воли Гарри подавил в себе желание сказать: «каком книзу». — Но ради Мерлина, не нужно раскисать и смиренно ждать, пока Пожиратели явятся в Хогвартс издеваться над полукровками!
— Я не буду, — послушно пообещала Тонкс. — И остальным скажу…
«Остальные, наверно, тоже сами не додумаются. Муштровать всех, чтобы не забивали головы всякой чушью, чёрт побери! Дамблдор со своими улыбочками и лимонными дольками разбаловал весь Орден…»
— Скажи, — согласно кивнул Гарри.
Когда Тонкс ушла, уже не такая подавленная и грустная, как раньше, Гарри вынул палочку из ножен и зашептал, склонившись к серийному номеру:
— Будьте начеку. В этом году не будет школы — будет война. Повторяйте всё, что знаете, тренируйтесь. Кто достаточно чистокровен, чтобы отправиться в школу — отправляйтесь. Магглорожденные, следите за своими палочками и ни в коем случае не контактируйте с Министерством. Невилл, Рон, Ханна — передайте это тем, кого обучали в прошлом году.
Палочка нагрелась в пальцах и медленно остыла — это означало, что сообщение передано. Гарри устало потёр виски и вспомнил, что, прежде чем убивать самого Вольдеморта, неплохо было бы лишить его хоркруксов, чтобы больше не вышмыгнул ни из одной щели.
Гарри захотелось навсегда свалить из магического мира — пусть тот сам выкручивается, как знает.

* * *

Август заканчивался — проведённый в бездействии и разговорах жаркий и влажный месяц; Гарри поставил на ноги всех раненых, сочувственно накивался возмущённой МакГонагалл до ломоты в шее, выучил подаренные близнецами свитки едва ли не наизусть и исписал горы пергамента, строя планы на ближайшее и дальнейшее будущее — которое, впрочем, всё равно представлялось Гарри крайне туманным. Ясным было только то, что Хогвартс надо отбить, но не просто отбить, а сделать это эффектно и вдохновляюще. Ах, как люди любят красивые сцены… все, маги или магглы — не имеет никакого значения. Например, эффектно появиться после Сортировки, когда Лестрейндж, торжествующе ухмыльнувшись, встанет, чтобы произнести речь… хм, Невилл может убить её, как только она раскроет рот. Хотя вряд ли. Он же гриффиндорец… Составление плана осложнялось тем, что Аваду и прочие убийственные вещи в него было лучше не включать; Гарри, на руках которого было уже много крови, пролитой сознательно или случайно, не видел в этом особой проблемы, учитывая, к кому всё это применялось бы, но его сторонники — по большей части воспитанники Годрика — никогда бы ему этого не простили, пусть даже в глубине души. Ореол безгрешного героя не след разрушать, если хочешь завоевать сердца, хочешь, чтобы люди шли за тобой, готовые повиноваться даже твоему вздоху; и, снова, Авада из-под мантии-невидимки — это не пойдёт, хотя как раз такой способ избавил бы от массы могущих возникнуть проблем…
Гарри долго перекатывал варианты в голове — гладкие, разноцветные, как камни на каком-нибудь побережье; пахнущие снисходительностью, отточенные, отличающиеся эффектностью и эффективностью. Не нужно только переигрывать — фальшь тоже можно ощутить… надо показать свою силу, очень возросшую после… после … Заставить собой восхищаться и заставить презирать поверженных врагов.
До сих пор Гарри как-то не задумывался о том, насколько легко управлять людьми. Если отбросить брезгливость и желание оставаться самим собой — это проще, чем сказать «А».
— Мистер Грюм, в каком состоянии сейчас защитные заклинания вокруг Хогвартса? — лицо Грозного Глаза маячило в волшебном зеркале, то и дело перекрываемое спутанными чёрными прядями, падавшими Гарри на глаза.
— В плачевном, Поттер. Не допустят разве что тварей из Запретного леса.
— Вы в состоянии установить заклинания, которые будут держать вне Хогвартса и Вольдеморта, и Пожирателей?
— Нет, — неохотно признался аврор. — Это мог только Дамблдор…
Опять Дамблдор. Несносный старый интриган, ведь знал, что выпьет смертельный яд в пещере с хоркруксом — неужели не мог хотя бы инструкции какие-нибудь оставить на этот счёт? Или рассчитывал, что Гарри без возражений сдаст Хогвартс Вольдеморту и ударится в бега?
Мерлина с два.
— Ладно, с этим справимся… — вслух пробормотал Гарри.
— Что? Как ты собрался с этим справиться? Поттер, не знаю, что ты там о себе думаешь, но тебе, дементор побери, семнадцать лет! — Грюм явно собирался продолжить воспитательную речь, но Гарри перебил.
— Возраст не помеха ни силе, ни умению! — рявкнул он. «У самого же Грюма и научился… замечательный трюк, если редко им пользоваться, чтобы не привыкали, — сразу затыкает». — С защитными заклинаниями я разберусь. Быть может, понадобится помощь преподавателей. Всё это не проблема.
— А что, по-твоему, проблема? — раздражённо спросил Грюм. И, кажется, собирался добавить ещё что-нибудь оскорбительное, но Гарри не намеревался слушать.
— Проблема — это разлад руководителей сопротивления, — отчеканил Гарри заранее заготовленную фразу. — Когда люди, которые должны координировать действия сил светлой стороны, только грызутся, занятые тем, чтобы перетянуть одеяло каждый на себя. Проблема — это то, что если позволить Вольдеморту захватить Хогвартс, то нам останется прятаться по лесам! Хотите проводить собрания Ордена в ближайшей канаве?
Грюм молчал битых две минуты.
— Прекраснодушный, как гриффиндорец, — проворчал он наконец. — И что же ты предлагаешь, умник? — прилагательное «сопливый» неслышно, но почти зримо повисло где-то в магическом канале связи между двумя зеркалами.
— Вот что…

* * *

Гарри на миг прислонился к стенке замка; каменная кладка почти царапала сквозь тонкую ткань рубашки. Отвык… совсем отвык так подолгу быть в анимагической форме. Гарри оттолкнулся от стены, удостоверившись, что заклятие невидимости на месте, и не спеша двинулся ко входу в Хогвартс — первокурсники только что зашли в школу.
За тяжёлыми дверями холл был непривычно пуст; отдалённый невесёлый шум — скорее, даже ропот, а не обычная первосентябрьская болтовня — слышался со стороны Большого зала. Гарри захотелось прикрыть глаза и так двинуться на этот шум — как хищник движется на запах жертвы.
Гарри, знаешь, а это не просто так написано на гербе Хогвартса, чтобы не трогали спящего дракона… они не знали, они разбудили тебя, это не девиз, это пророчество… ты — дракон…
Двери Большого зала были открыты; Гарри встал у стены, поближе к преподавательскому столу. Профессор МакГонагалл встала у табуретки в центре Зала, со Шляпой в руках. Лестрейндж, Долохов и Кэрроу сидели за преподавательским столом, довольные, как объевшиеся сливками коты.
— Аллен, Райан!
— Гриффиндор!
Гарри краем уха вслушивался в фамилии и имена первокурсников; момент должен был наступить, когда Сортировка завершится. Главное, успеть сделать всё быстро, чтобы никто из старшекурсников Слизерина — наверно, из них половина уже носит на руке забавную готичную татуировку — не успел среагировать. Хотя что они сделают, он же будет невидим. Будь здесь кто-нибудь вроде Маркуса Флинта, догадался бы швырнуть Finite Incantatem, но если среди всех тут самый умный Драко Малфой, то можно не беспокоиться. Будут хлопать глазами, пока всех авроры мордой в стол не уложат.
— Гаррот, Майкл!
— Рэйвенкло!
Просто подождать. И не дать Белатрикс Лестрейндж произнести ни слова. Пусть встанет, рот откроет и…
— Диггори, Кевин!
Гарри подавился вдыхаемым воздухом.
Названный первокурсник отделился от толпы прочих и двинулся к табуретке; в свете свечей его каштановые волосы сияли. Шляпа накрыла его почти до самой шеи и думала секунд двадцать.
— Гриффиндор!
Кевин — мой двоюродный брат, которому сейчас восемь, растёт таким же милым и хамоватым. Правда, глаза у него серые, как у меня — это между вами главная разница — соскользнул с табуретки и двинулся к аплодирующему столу Гриффиндора. Гарри провожал Кевина взглядом — заворожённый, зачарованный волной воспоминаний о Седрике.
«У него на самом деле такие же глаза, как у Седрика? Отсюда не видно…»
Гарри следил, как хрупкая фигурка в мешковатой мантии садится рядом с Роном, и тот ободряюще кладёт руку на плечо свежеиспечённого гриффиндорца. Можно было ставить на кон последние деньги, что в Эй-Пи не было ни одного, кто не знал бы о трогательной привязанности их командира к Седрику Диггори, и Гарри это, против обыкновения, порадовало. Пусть присматривают за Кевином, а то его Кребб или Гойл хлопком ладони расплющить могут, как бабочку.
Хм, не факт, что у Кребба с Гойлом вообще будет такая возможность, но тем не менее…
Последний первокурсник сел на табуретку, и Гарри решительно отвернулся от гриффиндорского стола. Шляпа выкрикнула:
— Слизерин!
Профессор МакГонагалл взмахом палочки подняла табуретку, унося её из Зала. Беллатрикс Лестрейндж встала со своего места в центре стола; густая, горьковатая ненависть заливала её, словно тёплый сироп.
Время. Гарри метнулся ближе к центру Зала — чтобы удобней было бить.
«Petrificus Totalus. Petrificus Totalus. Petrificus Totalus. Все трое уложены, отлично…», — Гарри шибанул Снейпа, схватившегося за палочку, средней силы Reducto и призвал палочки всех четверых. Торопливо кинул на всякий случай связывающее — дальше МакГонагалл, Флитвик, Спраут и Вектор за ними присмотрят.
Бестолково размахивающему палочкой Малфою — Гарри почти мог прочесть паническую мысль «кто, где?! Куда бить, в кого, что за чертовщина…» — досталось Ступефаем; Малфоя отнесло на несколько метров, прямо в руки авроров.
— Finite Incantatem! — Гарри стукнул себя палочкой по макушке и ничтоже сумняшеся вскочил на преподавательский стол. — Sonorus. Эй-Пи, задержать Слизерин!
Пусть почувствуют вкус схватки — тем лучше, что сбитых с толку слизеринцев он мог повязать и один, не особо напрягаясь. Детям нужно верить в свои силы.
Авроры и Эй-Пи даже не особо мешались друг у друга под ногами; возможно, этому способствовал тот факт, что практически никакого сопротивления не было оказано. Гарри понаблюдал за быстро окончившейся свалкой у слизеринского стола и спрыгнул на пол. Холод камня чувствовался сквозь тонкие подошвы старых кроссовок.
— Приказ выполнен, командир! — Рон, в мятой мантии и съехавшем на бок гриффиндорском галстуке, улыбался. Остальная Эй-Пи столпилась позади него — вся, за исключением магглорожденных, которых вообще не было сейчас в Хогвартсе.
— Молодцы, — Гарри улыбнулся в ответ. — Я не зря вас обучал два года.
Такие увесистые комплименты Гарри раздавал редко; он вообще был скуп на похвалу, и слово «неплохо» от него было максимумом.
— Ты — Гарри? — невесть как оказавшийся среди Эй-Пи Кевин протиснулся вперёд. — Седрик писал мне о тебе в тот год…
Тёмно-серые глаза, угольно-чёрные ресницы; мягкие, детские черты лица, тонкие, такие тонкие руки в рукавах мантии, хрупкая, цыплячья какая-то шея в воротнике светлой рубашки. Седрик на первом курсе, наверное, был точно таким же.
— А что писал? — невольно вырвалось у Гарри.
— Что ты хороший, — серьёзно ответил Кевин. — А можно мне в твою Армию?
Гарри протянул руку, и Кевин доверчиво вложил в приглашающе согнутые пальцы свою ладошку — назвать её, такую маленькую, ладонью у Гарри не получалось.
— Пока нет, — вышло так непривычно-мягко, что от девушек Эй-Пи мощной волной пошло умиление. — Но если хочешь, я буду отдельно учить тебя чему-нибудь.
— Правда? А чему? — тёмно-серые глаза загорелись любопытством.
— Всему понемногу, — туманно пообещал Гарри. — Тем более что уроков в Хогвартсе в этом году не будет…
— Не будет, потому что война?
— Ты абсолютно прав, — согласился Гарри. — Потому что война.

* * *

«14.09.
Блэк, Поттер и Люпин получили взыскание на две недели, и Гриффиндор лишился сотни баллов — МакГонагалл хоть и потакает своему факультету, как может, но баллы со всех снимает одинаково. Филч был счастлив, зато Блэк не очень. Подловил меня после ужина — дружки, ясное дело, за спиной — и давай качать права.
— Эй, Сопливус! Не решился вчера явиться на дуэль, а?
— А кто, по-твоему, всех вас троих парализовал? — фыркаю. — Дух Мерлина?
— Ты, что ли? — подбоченивается Блэк. — Да всё, что ты умеешь — это зелья носом мешать!
— Сириус, — тихо говорит Поттер. — Плюнь на него, пойдём… Если Филч доложит МакГонагалл, что мы пропустили пол-отработки, нам ещё и лишнего назначат.
— Сохатый, перестань! — досадливо отмахивается Блэк от вполне разумного совета. — Если этот сальный придурок и вправду нас парализовал, то это тем более подло! Мы его не видели!
— А сами-то? — изумляюсь. — Поттер с Люпином туда припёрлись под мантией-невидимкой — а дуэль, вроде бы, между нами двоими была!
Люпин хмурится, и я давлю смех — ревнует, что ли? Зря беспокоится, Блэк не в моём вкусе. Э-э… я в любом случае не педик.
— И мантию спёр! — в порыве праведного негодования припоминает Блэк. — Или ты её вернёшь, или…
— Или что? — интересуюсь. — Сдашь меня Департаменту магического правопорядка? Так доказательств нет. Мантию вашу я уже сжёг…
— Что-о-о?!
Блэк мгновенно мне поверил (даже обидно — что я, хаффлпаффец, правду-матку в глаза резать?) и вознамерился было меня придушить, но Поттер снова влез, избавив своего дружка от больших проблем, — а жаль, так хотелось опробовать на нём парочку своих летних задумок…
— Сириус, видно же, что он блефует! Ничего он не сжёг. Просто хочет себе оставить. Учти, Сопливус, — Поттер окидывает меня фирменным гриффиндорским взором «если-мне-что-то-не-понравится-я-стану-разъярённым-носорогом-и-растопчу-жалкого-тебя», — за кражу в Азкабан сажают.
— Какую кражу? — фыркаю. — Вы вообще о чём? В отличие от некоторых я всю ночь спал в своей постели, пока вы невесть чем занимались в Трофейном зале, лёжа на полу...
Тут уже и Поттер начинает пыхтеть, как закипающий чайник; стоящего за их спинами директора с благожелательной улыбкой на лице они, разумеется, не видят. Их четвёртый, эта размазня Петтигрю, более наблюдателен и дёргает своего кумира за рукав:
— Джеймс…
— Что, Хвост? — раздражённо рявкает Поттер.
— Тут директор… — умолкнув, Петтигрю тычет пухлым пальцем назад, едва ли не упираясь им в директорскую бороду.
Поттер и Блэк оборачиваются. Мне жаль одного — что я не вижу, какие у них сейчас рожи.
— Сириус, Джеймс, Ремус, Питер, — добродушно говорит Дамблдор, — у вас какие-то разногласия с Северусом?
— Никаких, сэр, — отвечает Поттер. Если ничего не знать, можно и поверить.
Однако директор хоть и с причудами, но знает много. Достаточно, чтобы даже мне под его взглядом стало не по себе.
— В таком случае, у вас сейчас взыскание, если не ошибаюсь? Мистер Филч будет очень огорчён, если вы опоздаете.
Прозрачный такой намёк. Блэк кидает мне прощальный яростный взор, уходя. Простоявший всё это время чуть в стороне Люпин торопливо тянет своего любовника — тьфу, гадость — за рукав: не тормози, не нарывайся на конфликт. Поттер уходит, сгорбившись; Хвост ухитряется семенить не рядом, а вокруг Поттера, что-то непрерывно болтая.
— Всё в порядке, Северус? — интересуется директор.
— Более чем, сэр.
А что я ещё мог сказать?
— Ты ничего не хочешь мне рассказать?
— Нет, сэр, — это он к чему? О чём рассказать — о притыренной мантии-невидимке? Или он просто так интересуется?
— В таком случае, мальчик мой, не смею тебя задерживать.
Я попрощался и ушёл. И чувство было такое, словно отступаю, поджав хвост. Ну и противный же старикашка этот Дамблдор… впрочем, он учился в Гриффиндоре. Это практически всё объясняет.
Спустя полчаса шило в заднице не дало мне покоя. Я опять воспользовался чарами невидимости и попёрся туда, где эти три умника отбывали своё наказание — они чистили без магии серебро в том самом Трофейном зале, в котором их застукали. Сам не знаю, зачем мне это надо было, особенно учитывая, что Люпин умудряется как-то слышать мои самые бесшумные шаги. Оставалось надеяться, что они будут болтать между собой достаточно громко, чтобы заглушить стук моих подошв об пол; так оно и было.
Дверь в Трофейный зал была приоткрыта. Я проскользнул туда и прислонился плечом к стене — так открывался отличный вид на всех четверых. Люпин насупленно тёр какой-то кубок, Петтигрю, усиленно пыхтя, отчищал потемневшую серебряную табличку — и это при том, что он мог бы спокойно сидеть в своей гостиной, потому что в Трофейном зале в ночь дуэли его не было. Но он, видимо, за то и получил своё прозвище, что всюду таскается хвостом за своими приятелями. Поттер и Блэк вместо того, чтобы работать на благо школы, сидели на том самом подоконнике лицом друг к другу и негромко разговаривали.
Честно сказать, мне показалось странным, что им хватает полуфраз, чтобы понять друг друга. Я сам себя не мог бы понять по тем обрывкам мыслей, что Поттер и Блэк произносили вслух, но у них, судя по всему, был один мозг на двоих. Если бы я не знал, что Поттер натурал, а Блэк трахается с Люпином, заподозрил бы, что они спят друг с другом.
Должно быть, это было бы здорово — делить постель с кем-то, кто понимает тебя с полувзгляда, с полувздоха…
Мерлиновы носки, о чём я думаю?!
Ладно. Хрен с ней, с постелью. Главное, мне был слышен разговор. Кое-что я оттуда всё-таки понял.
— Сегодня, — утвердительно произнёс Блэк.
— Карта, — заулыбался Поттер.
— В два?
— В гостиной…
— Тихо?
— Необязательно…
— Но потом…
Они одновременно вытянули руки, звонко сталкиваясь ладонями — это, очевидно, заменило им обмен репликами «Замётано».
Люпин прекратил ожесточённо полировать кубок и безнадёжно спросил:
— Может, хотя бы не сегодня?
— Луни! — возмутился Блэк, соскальзывая с подоконника. — Я тебя не узнаю! Ты же гриффиндорец, чёрт побери, почему ты против?
— Я не против вообще, я против того, чтобы делать это сегодня, — буркнул Люпин. — Выждать хотя бы немного… мало баллов потеряли, что ли?
— Луни, — Блэк обнял Люпина сзади за плечи и вкрадчиво заговорил ему на ухо. — Мы не можем ждать, понимаешь? Это ущерб гриффиндорской чести. Это вызов Мародёрам, в конце концов! И мы не попадёмся… а если что, то живо восполним факультету эти несчастные баллы… — Блэк заткнулся и принялся лизать Люпину шею.
Фу. Я поскорее отвёл взгляд и посмотрел на Поттера. Совершенно случайно, между прочим. Поттер смотрел на этих двоих и как-то странно улыбался; через несколько секунд прикусил губу и уставился в окно. А в окно светил закат, яркий-яркий, и… чёрт, Поттер был весь в этом сиянии. Он купался в нём, неподвижный, напряжённый, пока его дружки лизались в полутьме Трофейного зала.
Не так уж часто приходится видеть что-нибудь красивое в этой Салазаром клятой школе. Это даже хорошо, когда видишь что-то, что заставляет тебя вот так вот застыть и забыть, как дышать, а только смотреть, смотреть вовсю, чтобы ещё пару секунд видеть, после того как крепко зажмуришь глаза и резко отвернёшься.
Это прекрасно.
Но почему, во имя всех демонов преисподней, этим «чем-нибудь красивым» стал Поттер?!!!!
Он урод. Он гриффиндорец. Очкастый, лохматый, наглый, самоуверенный, напыщенный придурок, который умеет только гоняться за идиотским крылатым мячиком.
И всё.
И всё, я сказал!!
Так вот, о разговоре… К гадалке не ходи, они собираются сегодня в два часа ночи устроить какую-то гадость. А что должно их интересовать больше всего, а? Разумеется, мантия. Коль скоро они думают, что я её не сжёг — а я действительно не сжёг — то хотят отобрать. Три ха-ха. Они что, думают, я храню её под подушкой? Или на ночь вместо одеяла ею укрываюсь?
Не знаю, о какой карте они говорили и что именно имели в виду, говоря «тихо» и «необязательно», но меры предосторожности я приму, будьте покойны, господа Мародёры — чтоб вам тыквенным соком за завтраком подавиться.
Кстати, надо подумать, как использовать информацию о том, что Блэк трахает Люпина. Не думаю, что в школе этому обрадуются. Одни блэковские автоматически отвергнутые поклонницы будут страшны в гневе, да и остальные не очень-то… так что это ценная информация. Это пока до этих придурков не дошло, что я об этом знаю… если так и не дойдёт — я им намекну и буду диктовать им свои условия. Я, правда, ещё не решил, какие, но это неважно. Это дело наживное.
А запах шампуня с мантии уже выветрился. И я так и не понял, Поттера это был запах или нет. И мне почему-то жаль, что я не успел понять.
Пора сжечь к **@@** матери эту тетрадку».