Глава 2. Гарри с утра до вечера делал обещанные визиты, что очень утомляло и раздражало его

Гарри с утра до вечера делал обещанные визиты,
что очень утомляло и раздражало его.
Барон Олшеври, «Из семейной хроники графов Дракула-Карди».
— Берись за мою руку, Гарри.
— Зачем, сэр? — Гарри коснулся левой ладони Дамблдора — холодной и сухой.
— Ты ещё не умеешь аппарировать, а нам срочно нужно добраться кое-куда. Приготовься, сейчас я аппарирую…
Гарри сплющило, сжало и протащило сквозь очень узкий шланг; глаза словно вдавило внутрь черепа, никакого воздуха, никакого пространства, барабанные перепонки готовы были лопнуть… холодный ночной воздух застал Гарри почти врасплох; он выпустил руку Дамблдора и выпрямился, чувствуя себя пропущенным через мясорубку. Должно быть, аппарацию придумал мазохист. А садист придумал сделать её общепринятой.
— Как ты себя чувствуешь? — Дамблдор заботливо застегнул верхнюю пуговицу куртки Гарри, закрывая горло последнего от ветра.
— Жить буду, сэр. Где мы?
— Это волшебная деревня Батлейт Бабертон.
— И что мы будем здесь делать?
— Мы должны найти кое-кого из моих старых знакомых и убедить его вернуться на работу в Хогвартс.
— Но… при чём здесь я, сэр?
— Я уверен, для тебя найдётся дело, — покровительственно взмахнул рукой Дамблдор, и Гарри впервые за всё это время увидел, какой стала правая рука директора: чёрная, сморщенная, будто обугленная.
— Сэр, что с Вашей рукой?
— Потом, Гарри, это долгая история… идём.
«Потом, когда доварится лапша, которую Вы будете вешать мне на уши, многоуважаемый господин директор?»
Церковные часы пробили полночь, когда Гарри и Дамблдор остановились у ворот каменного особнячка, утопавшего в цветах и приземистых деревьях с широкими кронами.
— Держи палочку наготове, Гарри, — Дамблдор открыл ворота и осторожно двинулся вперёд, освещая себе путь Люмосом.
«Кем должен быть этот «старый знакомый», чтобы надо было постоянно держать палочку при себе? Я бы сказал, что Аластором Грюмом, но к чему тогда являться ночью и тащить меня с собой?»
Дверь дома, как и ворота, открылась без малейшего сопротивления; Гарри это настораживало, но Дамблдор без тени сомнений и раздумий прошёл в гостиную. Гарри остановился на пороге комнаты и еле удержался от того, чтобы уважительно присвистнуть: такого бардака он ещё не видел нигде. Здесь будто бы прошёл берсеркер вместе со своим погрызенным щитом и зазубренным топором; диван и подушки-думки были взрезаны и покрыты слоем пуха и перьев — своих внутренностей, осколки стеклянной люстры хрустели под ногами Дамблдора, переливчатый фарфор, буквально стёртый в порошок, украшал собой практически всё в комнате, маятник треснувших, валявшихся у порога старинных часов сиротливо притулился в углу, по полу были разбросаны клавиши фортепьяно, и оно жалобно раззявило щербатый рот навстречу незваным гостям. На обоях красовались брызги тёмно-красной крови.
— Не очень-то уютно, не правда ли? — светским тоном прокомментировал Дамблдор.
— Я бы сказал, очень неуютно, — откликнулся Гарри. — Здесь что, прошла забастовка домовых эльфов?
— Не совсем так, мальчик мой, — рассмеялся Дамблдор. — Ну-ка…
Директор невозмутимо ткнул палочкой в громоздкое кресло у стены.
— Ой! — возмущённо воскликнуло кресло. — Вам не кажется, Альбус, что можно было бы и не тыкать?
Гарри моргнул, глядя, как кресло превращается в невысокого пузатого мужчину; свет Люмоса отразился от лысины этого человека, от серебряных пуговиц бархатного винно-красного жилета и от густых белоснежных усов.
— Добрый вечер, мой дорогой Гораций, — Дамблдор явно был в своей стихии. Гарри оставалось только отойти к камину, чтобы украдкой согреть ладони, и недоумевать по поводу надобности своего присутствия здесь. В то, что Дамблдору позарез нужна была одна саркастичная реплика со стороны, Гарри сильно сомневался.
Тем временем Дамблдор и угрюмый Гораций устроились на диване в обществе рюмок, полных чего-то алкогольного, починили одним заклинанием всё, что было разломано, и завели разговор, в течение которого Гораций всячески отнекивался от предложения вернуться в Хогвартс, а Дамблдор мягко настаивал.
— Позволь познакомить тебя с моим юным другом, Гораций, — Гарри, разглядывавший от нечего делать фарфоровых пастухов и пастушек на каминной полке, обернулся. — Это Гарри Поттер. Гарри, это мой старый друг и коллега, Гораций Слагхорн.
— Очень приятно, — Гарри слегка склонил голову; чёлка свесилась со лба на висок, открыв шрам, и взгляд Слагхорна невольно задержался на нём.
— Вы действительно думали, что сумеете уговорить меня вернуться, Альбус? — брюзгливо осведомился Слагхорн, продолжая почему-то смотреть на Гарри. — Я ценю Ваши старания, но мой ответ был и будет НЕТ!
Слагхорн демонстративно отвернулся от Гарри, немало заинтриговав его этим. «Это что же, я — приманка, на которую Дамблдор хочет выцепить Слагхорна в Хогвартс? И чем это таким я могу его соблазнить? К-хм, что-то я не то подумал…»
— Конечно-конечно, — успокаивающе сказал Дамблдор, и Гарри подавил смех: кем бы ни был Слагхорн, с Дамблдором ему было не тягаться. — Могу я воспользоваться твоей ванной, Гораций?
— Вторая дверь слева в конце коридора…
— Благодарю, — Дамблдор скрылся в сумраке коридора.
«Мой выход?»
— Не думайте, что я не знаю, для чего он Вас сюда привёл, — отрывисто сказал Слагхорн, нервно забегав по комнате взад-вперёд.
— Для чего же, сэр? — мягко спросил Гарри, стараясь держать Слагхорна в поле зрения. — Признаться, я понятия об этом не имею…
— Не притворяйтесь, Гарри! — Слагхорн заложил руки за спину и слегка сбавил скорость. — Вы так похожи на своего отца…
«И что?»
— Только глаза…
— Да, у меня глаза матери, сэр, — покладисто согласился Гарри.
— Ах, Лили, — Слагхорн сел обратно на диван. — Одна из талантливейших моих учениц, что правда, то правда… нехорошо, когда у учителя есть любимчики, но она была любимой моей ученицей. Очаровательная и умная девушка, отлично её помню… я всегда считал, что она должна была быть на моём факультете.
— На Вашем, сэр?
— Я был главой Слизерина, — пояснил Слагхорн. — Вы, если не ошибаюсь, тоже воспитанник Салазара?
— Не ошибаетесь, — кивнул Гарри.
— Странно, что Вы не учитесь в Гриффиндоре, как Ваши родители…
— Сортировочная Шляпа распределяет только по личным качествам, — разговор вкупе с пристальным взором Слагхорна, сверлившим скрывавшую шрам чёлку, начинал тяготить Гарри. — Сэр.
— Вы правы, Гарри, — протянул Слагхорн в раздумье. — А не скажете ли, правда или ложь то интервью, которое недавно появилось в «Ежедневном Пророке»? Конечно, в Вашем возрасте позволительно не интересоваться скучными газетами…
— Я знаю об интервью, — пожал Гарри плечами. — Я ведь сам разрешил Сьюзен его опубликовать.
— Вы разрешили?
— В газете всё написано, сэр.
— Да, конечно… Армия Поттера, подумать только!
— В самом деле, странно, — едко заметил Гарри. — Сэр…
— Да?
— Почему Вы не хотите возвращаться в Хогвартс?
Слагхорн весь поник и съёжился, как проткнутый воздушный шарик.
— Ну… в принципе… все очень хорошо для Дамблдора, что тут говорить... Но надо принять во внимание, что, если я вернусь в Хогвартс, то должен буду вступить в Орден Феникса! Я уверен, они — очень смелые и отважные, отличные люди, но я ведь от этого отдыхаю... Но, с другой стороны… я не хочу выходить из рядов союзников... э-э…
— Вы не обязаны вступать в Орден Феникса, — Гарри кусал губы, чтобы не рассмеяться. — Это дело добровольное, сэр. Сами подумайте, зачем вербовать бойца, который не хочет сражаться?
Слагхорн пристально взглянул на Гарри.
— А Вы знаете в этом толк, Гарри, не так ли?
— Не могу сказать, что я эксперт в войне, но… — Гарри дёрнул плечом.
— Что ж, — Слагхорн в раздумье покусал губы. — И как Вы думаете, Дамблдор придерживается такой же точки зрения?
— Абсолютно такой же, сэр, — уверил его Гарри. Если Дамблдору нужен будет Слагхорн в Ордене, то промыть мозги и сагитировать будет делом техники. Так что того, кто сам не желает, вербовать действительно никто не станет.
— Ну что ж, Гарри! — жизнерадостно объявил словно выросший из-под земли Дамблдор. — Мы уже и так злоупотребили гостеприимством нашего дорогого Горация.
— Хорошо, сэр, — Гарри встал с дивана и легонько потянулся.
— Вы уже уходите? — как-то потерянно спросил Слагхорн.
— Да, Гораций, — любезно улыбнулся Дамблдор, дожидаясь, пока Гарри застегнёт куртку. — Я увидел, как безнадёжна была моя идея пригласить тебя работать в Хогвартсе снова. Всего хорошего, друг мой.
«И где же, интересно, он это увидел, сидя в ванной? В сливе раковины?», — мысленно фыркнул Гарри. Впрочем, для растерянного Слагхорна сгодилась бы и куда более топорная игра.
— А… да… безнадёжна, Альбус, конечно… — закивал Слагхорн автоматически.
— В любом случае, Гораций, в Хогвартсе всегда будут тебе рады. Идём, Гарри.
— До свидания, — Гарри очень вежливо улыбнулся Слагхорну и спрыгнул с высокого крыльца в сад, игнорируя ступеньки. Трава возмущённо зашуршала под кроссовками.
— Хорошо, хорошо, я возвращаюсь! — досадливо заорал Слагхорн.
— Ты решил вернуться из отставки? — весьма натурально удивился и обрадовался Дамблдор. Гарри зябко спрятал руки в карманах.
Рыба заглотила свою приманку вместе с крючком.
— Да, чёрт побери… да… я, наверно, спятил, но я согласен.
— Тогда первого сентября ты должен приступить к работе, Гораций, — лучезарно улыбнулся Дамблдор.
— И я требую повышения зарплаты!! — крик Слагхорна догнал их уже на улице.
— Хорошо сработано, Гарри, — вполголоса сказал Дамблдор.
— Спасибо, сэр.

* * *

— Здравствуй, Гарри! — миссис Уизли тормошила Гарри, словно куклу. — Боже, ты такой худой, такой бледный… ты не простудился под этим ужасным дождём?
— Всё в порядке… — Гарри привстал на цыпочки, чтобы повесить куртку на вешалку, и споткнулся о подставку в форме ноги тролля.
БАМ-М!
— Поганые грязнокровки! Как вы посмели осквернить мой дом, подонки, грязь, гнусь, вон из моего дома!!
— Если ты сейчас же не заткнёшься, я тебя сожгу, старая карга!! — заорал Гарри, которому хотелось пойти и лечь спать — что было бы затруднительно под эти вопли.
— Ты не посмеешь, мерзкий мальчишка, грязная кровь, дрянь!!..
— Я убил уже троих человек, — вызверился на неё Гарри, — и сжечь кусок холста с дурным характером посмею запросто!..
Пока миссис Блэк пребывала в некоторой растерянности, вспоминая подходящие к случаю ругательства, подоспевшие на место происшествия Сириус и Ремус задёрнули потёртые занавески.
— С прибытием, крестник! — бодро поприветствовал его Сириус. На щеке крёстного отпечатался уголок подушки.
— Привет, Сириус, — Гарри взглянул на прижавшую в испуге руку ко рту миссис Уизли и криво улыбнулся. — Извините, миссис Уизли.
— Бедный мой мальчик! — миссис Уизли едва не задушила Гарри в объятиях. — Как же ты, должно быть, натерпелся!.. — «То ли она недопоняла чего-то, то ли решила, что я виню себя в смертях, в которых на самом деле не виноват…»
Гарри исподтишка показал кулак Сириусу и Ремусу, хихикавшим соответственно злорадно и сочувственно.
— Я хочу спать, миссис Уизли… можно, я пойду наверх?
— Конечно, милый, пойдём. В этот раз ты будешь жить в комнате один, Фред и Джордж переселились в свою квартиру рядом с этим их магазином, но если хочешь, можешь жить с Ронни, например, как тебе больше нравится, дорогой?..
— Спасибо, я не буду переселяться, — открестился Гарри, торопливо взбегая вверх по лестнице. Противная слабость уже давала о себе знать.
Комната без близнецов была во много раз тоскливей, чем с ними; лунный свет узкими полосками плыл по высокому потолку, холодная широкая кровать пахла затхлостью и пылью. Гарри вертелся, как на сковородке; ни одна поза не казалась ему удобной, тишина, не наполненная двойным мерным дыханием, давила на уши, как вата. Помучавшись с полчаса, Гарри свернулся калачиком в центре кровати, накрывшись одеялом с головой, крепко сжал в руке плюшевую мышку и забылся тревожным сном.
…Оказывается, стены на самом деле прозрачные. И сквозь них легко ходить, как сквозь воздух. Но гораздо интереснее ходить не через них, а по ним. В них есть тайные ходы, есть пара скелетов врагов рода, когда-то вмурованных сюда заживо, есть клад: несколько золотых монет с профилем Салазара Слизерина, завёрнутых в истлевший шёлковый платок с инициалами А.Ф.Б. И каждый кирпич имеет свой цвет, и мельчайшие частички скрепляющего раствора вспыхивают слабым светом, когда твоя полупризрачная рука проходит через них, и весь дом виляет хвостом у твоих ног, слабо дребезжа посудой на кухне, и темнота над крышей переходит в серый блёклый туман, когда ты подходишь к самому себе, садишься на край кровати, касаешься своей руки — запястье тоньше ножки кровати, рот приоткрыт, и губы пересохли, покрылись какой-то коркой, волосы слиплись от холодного пота, брови нахмурены — к чему хмуриться, к чему грустить, когда весь мир пропитан магией?..
Гарри резко сел на кровати, и сильнейший приступ рвоты согнул его пополам. Боль раскалёнными щупальцами шарила по голове, как слепая, ищущая опору.
— T… tergeo, — выдохнул Гарри, направив палочку на лужу рвоты сразу, как только сумел отдышаться.
Новый приступ боли заставил Гарри беспомощно скорчиться на полу.
«Да что со мной такое?..»
Гарри дополз до своего сундука у стены, почти наощупь вытащил флаконы с зельями — глоток одного, глоток другого. Стало немного легче, боль неохотно отступила, но тошнота осталась.
Надо встать. Одеться. Умыться. Спуститься вниз и позавтракать… при мысли о завтраке Гарри снова скрутило, и лужица желчи, зелий и слизи дополнила изъеденный молью ковёр.
— Tergeo, — Гарри морщился от привкуса во рту, но новый приступ боли, уже во всём теле, заставил его сразу забыть об этой мелочи. — ** твою ма-ать…
«Стоит мне произнести заклинание, и становится больно. Если дело в этом, то почему меня рвало сразу, как проснулся… почему рвало тогда, в дурслевском саду?..»
— Я же и тогда колдовал, — хрипло прошептал Гарри; язык и губы слушались через пень-колоду. — Эти травы, которые расширяют сознание… эта ментальная магия… ладно, понятно. А сейчас?
«А сейчас — дом Блэков?»
Гарри недоверчиво посмотрел на стены, внутри которых ходил всю ночь. Если предположить, что вот в этой самой стенке на самом деле лежит клад, а в подвале и комнате Джинни с Гермионой среди кирпичей в стенах имеется по скелету… и он всё это видел своими глазами… это тоже должна быть магия.
«То есть, стоит мне поколдовать, как мне становится больно и меня рвёт. А впереди учебный год и Эй-Пи. Ка-ка-я-пре-лесть…»
Утверждение нуждалось в дополнительной проверке, но прямо сейчас Гарри был не расположен колдовать только для того, чтобы увериться в том, что от этого ему станет ещё хуже, чем есть. Такого рода эксперименты могут ждать долго… и ещё дольше.
Ещё два глотка обезболивающего, три глотка общеукрепляющего — и Гарри сумел встать, вытащить из сундука чистую рубашку и даже надеть её, не запутавшись дрожащими пальцами в пуговицах.
Зеркало в ванной неодобрительно заметило:
— Чем ты занимался всю ночь, а?
— Спал, — честно признался Гарри, плеская на помятое лицо холодную воду.
— С кем это, интересно?
— Ну ты и пошляк… пошлячка… не знаю, как тебя назвать, — запутался Гарри. — Один я спал!
— Скажи это кому-нибудь другому, — противно захихикало зеркало.
— Будешь говорить гадости, разобью, — предупредил Гарри, без особого успеха пытаясь пригладить водой волосы — мыть их не было времени. Вихор на макушке торчал, как злорадно выставленный средний палец.
— Не посмеешь, — неуверенно сказало зеркало.
— Я всё посмею, — не очень убедительно буркнул Гарри и прополоскал рот.
— Доброе утро, — кухня уже была полна народу, когда Гарри спустился туда. Сириус, Ремус, миссис Уизли, Джинни, Рон, Гермиона, Билл и Флёр Делакур.
— Привет, — отозвались присутствовавшие члены Эй-Пи.
— Доброе утро, — кивнул Ремус.
— Зд’авствуй, ‘арри, — сдержанно сказала Флёр.
— Ну ты и спать, крестничек! — Сириус был в самом приподнятом настроении.
— Садись, дорогой, — миссис Уизли плюхнула на тарелку солидную порцию яичницы и толкнула её через стол; тарелка остановилась у единственного свободного места между Роном и Биллом. — Ты как раз вовремя.
«Отличное место. Кусок в горло не полезет», — Гарри сел, стараясь даже случайно не коснуться Билла, и взял тост. Желудок трепыхнулся, не желая ничего в себя принимать, но Гарри старательно его проигнорировал.
— Все знают, что сегодня придут результаты СОВ? — неестественно-бодро поинтересовалась Гермиона.
Рон уронил вилку.
— Правда?
— Правда, — подавленно кивнула Гермиона. — Я так волнуюсь…
— Кто бы говорил, — откликнулся Рон. — У тебя наверняка все «Великолепно»!
— Я точно ошиблась, когда делала перевод по Древним рунам, — замотала головой Гермиона. — И на практике по ЗОТС, я так волновалась, всё делала невпопад…
— Уж по ЗОТС-то у нас обоих всё должно быть нормально! — Рон взглянул на старательно жевавшего яичницу Гарри. — Правда, командир?
Это обращение слегка нервировало Гарри. Почему бы не оставить его для стычек с Пожирателями? Или Рону просто нравится так говорить?
— Я гарантирую, что по ЗОТС у вас обоих не меньше, чем «Сверх ожиданий», — Гарри для пущей выразительности повёл вилкой в воздухе. — Поэтому ешьте спокойно.
— Да ты настоящий командир! — присвистнул Сириус. — Помню, нас, авроров-курсантов, в учебке Грюм гонял… точно таким же тоном с нами разговаривал!
Гарри подавился яичницей и закашлялся; Билл услужливо хлопнул его по спине.
— Спасибо, — пробормотал Гарри, глядя в тарелку.
— Ты планируешь продолжать деятельность Эй-Пи в этом году? — заинтересованно спросил Ремус.
Гарри начинал подозревать, что интервью Сьюзен было очень плохой идеей.
— Планирую.
— Но ведь это уже не будет п’отив властей, Дамблёдо’ ве’нулся в ‘огва’тс, — заметила Флёр, источая вежливый светский интерес с налётом скуки.
— Дело не во властях, — яичница не лезла Гарри в горло, и он отодвинул почти полную тарелку. — Дело в Вольдеморте.
— Я тобой горжусь, — улыбнулся Сириус. — И Джеймс бы гордился. Самая настоящая маленькая армия, подумать только!..
Гарри нервно отщипывал крошки от тоста и кидал их на салфетку перед собой.
— Э-э… это случайно не хогвартские совы за окном? — три каких-то совы и в самом деле подлетали к дому; в любом случае, это был прекрасный предлог для смены темы, потому что Рон и Гермиона немедленно повскакивали с мест и бросились к окну.
Впушенные совы важно сели в ряд в центре стола и подняли правые лапы, к которым были привязаны письма; Гарри меланхолично мучил тост, прикидывая, что входит в зелье от неприятностей с желудком и годится ли это зелье в его случае. «К основе три цветка боярышника, потом сок одуванчика, всё покипятить на слабом огне десять минут… в это время нарезать коры дуба… раз уж оно обладет вяжущим и скрепляющим эффектом, должно помогать — хотя бы на то время, за которое добегу до ближайшего фаянсового друга, чтобы поделиться с ним всем, что съел за день… хотя надо модифицировать или поискать что-нибудь более конкретное в книгах…»
— Гарри, ты разве не хочешь узнать свои результаты? — Джинни плюхнула письмо их Хогвартса прямо на усеянную крошками салфетку.
— А? Да, конечно… — Гарри распечатал конверт.
«Результаты экзаменов Совершенно Обычного Волшебного Уровня.
Проходные оценки:
Великолепно (В)
Сверх Ожиданий (С)
Хорошо (Х)
Непроходные оценки:
Плохо (П)
Ужасающе (У)
Тролль (Т)
Гарри Джеймс Поттер получил:
Астрономия В
Уход за магическими существами В
Чары В
Защита От Тёмных Сил В
Прорицания В
Гербология В
История Магии В
Зельеварение В
Трансфигурация В
Древние руны В».
За Астрономию и Прорицания явно следовало благодарить провидение и профессора Марчбэнкс; по глубокому убеждению Гарри, на обоих экзаменах он наработал на среднее между «Хорошо» и «Сверх Ожиданий». Чары, Зелья, Трансфигурация и ЗОТС были предсказуемы; Уход, История и Гербология были лёгкими. Древние руны — вот здесь Гарри, много раз засыпавший в обнимку с руническим словарём, имел полное право собой гордиться. А вообще… не прошли, значит, даром вечера, проведённые с книгами — бесчисленные вечера, когда пальцы пропитывались запахом пыли намертво, когда шелест страниц въедался в уши и не утихал даже после того, как закрывалась библиотека, формулы плясали по пергаменту, выходя одна из другой с каждой минутой всё яснее и плавней, таблицы устилали стол, а глаза болели от витиеватого мелкого шрифта. Быть может, не попади он в Слизерин, он не проводил бы столько времени, глотая знания так неистово, словно они были панацеей от хронического одиночества…
— Вау, — выдохнул Билл над самым ухом Гарри. — Поздравляю!
— Ну-ка, покажи, что там у тебя! — потребовал Сириус; Гарри протянул листок и снова занялся тостом. — Ого, десять «Великолепно», поздравляю! В учёбе ты весь в Лили, это явно! У неё тоже вечно были несусветно высокие оценки…
Гарри безучастно покивал. Вокруг экзаменов поднимали явно слишком много шума… или это он сам не мог оценить важность СОВ, занятый более насущной проблемой?
— Мы теперь студенты ТРИТОНа! — Рон радостно размахивал своим листком, где не было ни одного «Великолепно». — Здорово!
«Оно, конечно, здорово, но в один прекрасный день меня просто вывернет наизнанку, и до ТРИТОНов я не доживу…» Гарри поспешно встал из-за стола и смылся наверх, к общеукрепляющему зелью, сопровождаемый расстроенным голосом миссис Уизли:
— Отчего же ты ничего не ешь, Гарри, дорогой?..

* * *

В жизни Гарри крайне редко выпадали свободные недели — такие, как эти, когда совершенно нечего было делать, солнце светило в окна, пробиваясь сквозь извечный лондонский смог, и никто из всех, кто окружал Гарри, не пытался причинить ему боль, физическую ли, душевную ли. Гарри вспоминалось похожее лето — в Норе, перед четвёртым курсом… но здесь нельзя было летать, нельзя было выходить из дома. Оставалось искать развлечений в мрачных стенах родового гнезда Блэков, тем более что Сириус позволил бы крестнику хоть взорвать всё здание, если бы Гарри позарез потребовалось именно это (а Орден Феникса мог катиться куда угодно вместе со своей нуждой в штаб-квартире).
Первые три дня Гарри употребил с пользой: варил зелья. Библиотека дома номер двенадцать предоставляла возможность сварить такие вещи, до которых Гарри не додумался бы никогда; в том числе зелья, которые вылечили бы от чего угодно… если бы Гарри ещё знал, чем именно болен. Аллергией на собственную магию? Поэтому он заготовил впрок два десятка флаконов: общеукрепляющее, обезболивающее и то зелье, что даётся беременным женщинам в первом триместре. Опытным путём — разжигая огонь под котлом с помощью Инсендио и подзывая Акцио ингредиенты, а потом давя усилием воли боль во всём теле и глотая зелья из разных пузырьков — Гарри выяснил, что зелье, спасающее от морской болезни, действует и вполовину не так эффективно, как то, что для беременных. Оставалось надеяться, что никто не найдёт у него эти флаконы, а если и найдёт, то не распознает, что в них. Ответить на вопрос, кто же из его знакомых в интересном положении, Гарри вряд ли смог бы.
— Ты скоро станешь совсем как Сопливус, — с ноткой неодобрения заметил Сириус, вечером третьего дня появившись на пороге комнаты Гарри. — Всё варишь и варишь что-то…
— Ремус уехал, — угадал Гарри. Пока оборотень был в доме номер двенадцать, Сириус буквально светился и не уделял окружающим и трети того внимания, которое доставалось Ремусу; при всём при том Гарри готов был прозакладывать все плоды своих трёхдневных зельеварческих усилий, что безоблачными отношения обоих не были.
Ремус до сих пор не простил себя за то, что поверил в предательство Сириуса; последний, после падения Гарри в Арку прочувствовавший, что каждой минутой рядом с любимыми людьми стоит дорожить, ибо неожиданная смерть может прийти в любой момент, не здороваясь, сумел оставить это в прошлом. Гарри исподтишка наблюдал за обоими и видел безоговорочную любовь в глазах Сириуса и неотвязную боль в мельчайших жестах Ремуса. И чем счастливей делался Сириус, незаметно для остальных — как ему казалось — сжимая под столом ладонь Ремуса, тем мрачнее делался оборотень, опускал глаза, говорил неохотно и тихо. Сириус пытался как-то сгладить неловкость, зная, в чём проблема, но становилось только хуже, потому что Ремус не считал себя в принципе заслуживающим любви. И не понимал, как прикосновение к нему — предателю — может дарить преданному им человеку столько радости. И можно было быть уверенным, что перед отъездом Ремуса они разругались из-за этого вдрызг.
— Уехал, — мрачно согласился Сириус, садясь на кровать.
— И вы поругались, — Гарри перелил последнюю порцию обезболивающего во флакон и завинтил крышку.
— Поругались… ты что, слышал?
— Нет. У тебя на лице написано.
Сириус вздохнул.
— Джейми тоже видел меня насквозь… я помню, мы с Ремом тогда даже ещё не поняли, что любим друг друга, но ссорились в пух и прах три недели подряд. Напряжение выплескивали, раз больше некуда было. Любо-дорого смотреть было, как Луни кричит до хрипоты, книжками и чернильницами швыряется…
Гарри недоверчиво присвистнул, убирая прочь котёл и остатки ингредиентов.
— Да-да, у Рема есть темперамент — другое дело, что большую часть времени он его прячет, — Сириус мечтательно зажмурился. Гарри едва сдержался, чтобы не ляпнуть: «Знаю, на себе испытал». — Так вот, один раз, когда чернильница попала Джеймсу по затылку и все чернила вылились на него, Сохатый отчего-то очень рассердился, хотя какая разница с его цветом волос, всё равно незаметно, взял нас обоих за шиворот, отволок в спальню и запер дверь снаружи… приказал не ломиться наружу, пока не помиримся и не натрахаемся. Так и сказал, — Сириус улыбнулся. — Луни похлопал ресницами и спросил: «И что делать будем?». А я предложил привести план Сохатого в действие… гм, дальше тебе рановато знать.
— И сколько вам тогда лет было?
— По пятнадцать где-то… а что?
— Мне уже практически шестнадцать, — напомнил Гарри, плюхаясь в кресло напротив Сириуса. — И я с тринадцати лет знаю о том, что ты скрываешь за кадром.
— Рановато начал… с кем, кстати?
— Неважно, с кем… ты меня воспитываешь, или мне кажется? — съязвил Гарри, уходя от опасной темы.
Сириус помрачнел и подтянул колени к подбородку.
— Ну да, ну да… я пропустил двенадцать лет по собственной глупости… я больше узна ю о тебе из газет, чем от тебя. Чёрт побери, это так неправильно!..
— Ты хотя бы из газет обо мне узнаёшь, — Гарри мысленно дал себе подзатыльник за некорректный намёк на Азкабан и всё сопутствующее. — А я ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты о себе расказываешь, вот как сейчас.
— А другие тебе ничего не рассказывают? — удивлённо уточнил Сириус.
— Ну, я знаю, что ты и отец были близкими друзьями… любили шалости, хорошо учились… видел, что вы любили свою популярность, — Гарри вспомнился мыслеслив Снейпа. — Но это даже неважно, потому что это было давно… тех пятнадцатилетних придурков давно нет, правда ведь? А о тебе теперешнем я ничего не знаю…
Сириус задумчиво смотрел на Гарри.
— Как ты странно рассуждаешь…
— Почему странно?
— Будто тебе тридцать, не меньше.
Гарри удивлённо заморгал.
— Ты считаешь?..
— Считаю. А ещё считаю, что ты абсолютно прав, — Сириус в затруднении почесал в затылке. — Но что я могу тебе о себе рассказать?
— Всё, что хочешь, — уверенно сказал Гарри. — Я всё хочу знать.
— Уверен? Всё? — Сириус усмехнулся. — Я могу рассказать о том, как мне били морду вчерашние приятели по аврорату, когда скрутили там, где сбежал Питер. Могу рассказать, как жутко в Азкабане, когда из тебя выпивают всё светлое, и только чувство собственной невиновности не даёт сойти с ума, и жажда мести — сильнее обычной жажды, а там такой солёный воздух, что всё время хочется пить, соль оседает на стенах камеры, а ты меришь её, эту камеру, шагами, меришь, а из-за двери несёт холодом: там дементоры собрались поужинать твоей радостью, твоим счастьем, твоей беззаботностью и молодостью, и в памяти всплывают лица тех, кто поверил, взял и поверил, что ты всех предал, кого мог… Могу рассказать, как на втором году бьёшься головой о стены, а на пятом пишешь своей кровью на стенах: «Я не виноват, Луни, забери меня отсюда…». Могу рассказать, как воняет, когда в соседней камере кто-то кончает жизнь самоубийством, а тело не забирают пять дней, потому что кому мы там все, на хрен, нужны… могу рассказать, как в Азкабане холодно зимой, потому что сквозь решётку в окне дует ветер с моря, а одеяло тонкое, как блин, оно пережило уже с десяток таких, как ты, и переживёт ещё сотню, пока не разлезется на волокна, и как жарко летом, потому что от солнца некуда спрятаться — шесть шагов в ширину, шесть шагов в длину, везде лучи, и каменный пол раскалён к середине дня. Могу рассказать, как паршиво, когда ты наконец на свободе, но податься некуда, и даже со скамейки в парке гонят магглы-полицейские, как погано, когда сидишь взаперти, а все остальные что-то делают, бродишь, как тень по дому, который всегда ненавидел… сбежал из одной тюрьмы и попал в другую!..
Сириус уткнулся лицом в ладони.
— А Луни говорит, что я его мучаю… сам не знает, чего хочет, но говорит, что его жгут мои поцелуи, что на нём каинова печать, что я не должен с ним быть, должен найти себе кого-нибудь другого… а когда спрашиваю, любит он меня вообще, или нашёл кого-нибудь другого за дюжину лет, даёт пощёчину и вылетает из комнаты!..
Гарри спрыгнул с кресла и, сев на кровать, обнял Сириуса, вжимаясь лицом в тёплое подрагивающее плечо.
— Он любит тебя, — утешающе сказал Гарри. — Он просто не может себя простить.
М-да, и слова о «ком-нибудь другом» наверняка вызвали в памяти Ремуса третий курс Гарри… вряд ли он хотел это вспоминать — лишний груз вины, пусть и совершенно напрасный. Потому и из себя вышел…
— Я и то уже простил… — Сириус прерывисто вздохнул. — Я всё ему простил, прошлое и будущее, авансом… я как представил себе, что могу его потерять… тогда твердил вслед за Сопливусом слова этого ритуала, чтобы вытянуть тебя из-за Арки, и думал, что не могу потерять ни тебя, ни Луни… у меня же только вы двое… никого и ничего больше…
— Я же вернулся из-за Арки, — умиротворяюще мурлыкнул Гарри, и Сириус слегка расслабился. — И Ремус вернётся, он ведь даже не за Арку отправился, а куда как ближе.
— В том-то и дело, Гарри, что он может не вернуться каждый раз, — Сириус отнял руки от лица и уставился в пол. — Он по приказу Дамблдора пытается перетянуть на светлую сторону британских оборотней… а на кой им это надо, если Вольдеморт им обещает столько свобод и льгот, сколько от Министерства они бы в жизни не дождались. И его могут убить Пожиратели, могут убить те же оборотни, если им надоест его слушать…
Гарри, сдвинув брови, смотрел на плавный и чёткий — хоть сейчас чекань на монете — профиль Сириуса.
— А ещё ты боишься, что он может остаться с оборотнями, да? — медленно спросил Гарри. — Останется с ними, чтобы защищать их интересы, он ведь знает, как это — быть изгоем из-за того, на что никак не можешь повлиять… Ты боишься, что он променяет тебя на стаю… да?
Сириус с силой оттолкнул крестника и вскочил; Гарри отлетел к спинке кровати, ударившись не единожды раздробленным локтем о крепкое дерево, но даже не поморщился — больше собственной боли его занимало искажённое яростью и растерянностью лицо крёстного.
— Ты… ты что, в голову ко мне залез? — Сириус судорожно вдыхал и выдыхал, слишком ошеломлённый, чтобы злиться всерьёз, слишком беззащитный, чтобы нападать, забыв, кто перед ним. — Откуда ты знаешь?!..
— Я просто догадался, — растерянно сказал Гарри, машинально потирая разнывшийся локоть. — Я не умею лазить к людям в головы…
«А Вольдеморт не в счёт?», — встрял внутренний голосок. «Нашёл человека — эту красноглазую образину…»
— Догадался? — эхом повторил Сириус.
— Ну да… — Гарри не стал добавлять, что и сам готов был пойти и повеситься, когда близнецы оставили его в Хогвартсе и улетели — ради магазина, ради того, чтобы досадить Амбридж. Пусть даже это вовсе не значило, что они его бросают — сам факт вызывал в Гарри утробную тоску и тупое нежелание жить.
— У меня всё на лице написано, ага? — Сириус негромко, лающе рассмеялся и быстрым шагом вышел из комнаты.
Гарри устало прикрыл глаза.
«Поговорили, блин».
Слоняться по дому номер двенадцать без дела было тоскливо; Гарри напоминал сам себе призрака — оставалось только раздобыть где-нибудь цепи и позвенеть ими в полночь. Общения с Роном, Джинни, Гермионой и миссис Уизли он благополучно избегал, Сириус сам не попадался крестнику на глаза… Гарри готов был выть от тоски. Даже мысль о библиотеке не вызывала в нём энтузиазма — что он, книжный червь, что ли? И вообще, если всё время учиться, свихнуться можно. «Вот он я, пример к этому правилу».
В гостиной в это время — девять вечера — было пусто; Гарри огоньком на ладони разжёг камин и забрался в скрипучее кресло с ногами. Как выяснилось, огонёк не причинял никаких неудобств, и анимагия тоже; а вот всё остальное, в особенности то, для чего требовалась палочка… Гарри поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и чихнул — облачко пыли от старой ткани окутало его.
— Будьте здоровы, юноша, — церемонно заметили откуда-то сбоку.
— Спасибо, — пробормотал Гарри, бросая взгляд на висевший слева от камина портрет Финеаса Найджелуса Блэка. — Так это Вы сегодня за мной приглядываете? Можете передать Дамблдору, что я в полном здравии, никого не убил, сам не умирал, и вообще всё зашибись…
— Перестаньте фиглярствовать, юноша! — неподдельно возмутился самый нелюбимый директор Хогвартса за всю историю школы. — Блэки никогда не были соглядатаями!
— Вот только не делайте вид, что портреты бывших директоров занимаются не тем, что собирают информацию для нынешнего, — фыркнул Гарри. — Для чего бы они там ещё висели? Чтобы ворчать на провинившихся учеников? Да ладно Вам… Вы в любом случае лучше Мундугнуса Флетчера.
Финеас Найджелус выглядел по-настоящему оскорблённым этим сравнением.
— Знайте, юноша, что я здесь не по воле Дамблдора!
— Неужто вопреки? — искренне изумился Гарри.
— А Вам не приходит в голову, юноша, что я могу просто интересоваться жизнью последнего из Блэков и его крестника? — сухо спросил Финеас Найджелус.
Гарри пожал плечами.
— Откуда я могу знать, чем Вы на самом деле интересуетесь? Кроме того, если так, то Вы зря сюда пришли — ничего интересного в этом доме не происходит. Хотя если Вам нравится наблюдать ссоры на пустом месте…
— Здесь происходят не только ссоры, — возразил Блэк.
— Что Вы имеете в виду?
— Как по-Вашему, юноша, интересно ли наблюдать, как умирает человек? — прищурился Блэк.
— О ком Вы? — Гарри подался к портрету, навалившись на подлокотник. — О ком?
«Что-то происходит с Сириусом? С кем-то из Уизли?»
— О Вас, юноша, о Вас, — беззаботно ответил Блэк и тщательно сдул с рукава своей нарисованной мантии невидимую пылинку.
— Обо мне? — Гарри с облегчением привалился плечом к спинке кресла. — Ну и что там со мной?
Финеас Найджелус с любопытством рассматривал Гарри, не торопясь отвечать.
— Такое впечатление, юноша, что Вам всё равно, что с Вами происходит.
— Не всё равно, конечно… — промямлил Гарри, который никогда не думал об этом в таком ракурсе. — Просто я за других беспокоюсь… я подумал, Вы говорите о Сириусе…
— А о себе не беспокоитесь?
— Беспокоюсь. Но с собой я как-нибудь справлюсь, а когда что-то случается с другими, я не могу это контролировать…
-Могу Вас уверить, юноша, что то, что происходит с Вами в данный момент, Вы контролировать не в состоянии, — заверил Блэк.
— Ну так что со мной происходит-то? — напомнил Гарри.
— Вы умираете, — терпеливо повторил Блэк.
— Почему? — не менее терпеливо осведомился Гарри.
— Все беды этого мира от невежества, — вздохнул Блэк. — Если бы люди знали об Арке чуть больше…
— Но я же выбрался из неё…
— А почему, юноша, как Вы думаете, никто не возвращался из-за неё на протяжении столетий?
Гарри замялся. Говорить «у них не было Седрика» как-то не хотелось.
— Не знаете, юноша, — неправильно истолковал его молчание Блэк. — Позвольте же мне рассказать Вам об Арке.
Гарри подтянул колени к груди и внимательно воззрился на Блэка.
— Арка обладает разрушительным воздействием. И не на Ваше бренное тело, нет — оказавшись в безвременье, оно становится ничем, частью этого ничто. С ним ничего не происходит, потому что его там, по большому счёту, нет — его вообще нигде нет. Арка убивает не тело, а душу и прочие нематериальные субстанции — такие, как магическая энергия. Вы вообще когда-нибудь задумывались, как колдуете? По глазам вижу, что нет… так знайте же, юноша, что наравне с сетью вен, артерий и капилляров Ваше тело густо оплетено изнутри сетью магических жил. По ним течёт та таинственная сила, которая даёт Вам превосходство над магглами и сквибами. И эта сеть — очень хрупкое образование. Вы даже себе не представляете, юноша, насколько хрупкое при всей своей важности и кажущейся прочности. Чтобы Вам было понятнее, приведу аналогию: человеческий волос способен выдержать больший вес, чем может поднять руками сам человек, но как легко разорвать волос слабым усилием пальцев! И именно разрушением этой сети занимается Арка. В течение пяти-шести дней, зависит от силы волшебника, Арка уродует и корежит Вашу магическую сеть. После того, как она с этим покончит, человек уже не может вернуться из-за Арки — его душа, лишённая магической поддержки, рассеивается, как пыль под порывом ветра…. Вы спросите, откуда я всё это знаю, юноша? Мой… близкий друг упал туда… и я изучал всё, что мог найти об этом артефакте. Эти несколько предложений, которые я только произнёс, вместили в себя шесть лет труда по архивам древнейших магических семей и богатейшим библиотекам мира. Какова же была ирония ситуации, когда спустя шесть лет я вычислил, что предельный срок — шесть дней…
Блэк встряхнул головой, избавляясь от ненужных воспоминаний, и заговорил более деловито:
— Вы пробыли там полтора дня. Этого срока мало, чтобы убить Вас сразу, но необратимые изменения появляются сразу, как только Вы целиком скрываетесь за завесой. Разве что если бы Вас схватили за пятку, пока Вы туда падали — тогда да… так что всё, что происходит с Вами сейчас — закономерное следствие повреждения магической сети.
Гарри молчал, переваривая информацию. Блэк подождал секунд десять и добавил:
— Когда Вы вернулись, у нас с Вами завязался разговор в кабинете директора. Вы говорили, что не чувствуете разницы… что ж, было бы странно, если бы Вы её чувствовали, Вы ведь не задумываетесь, когда дышите. Но стоило Вам посмотреть мне в глаза, и я понял, что все теоретические умопостроения, которыми я занимался при жизни, правдивы. У Вас в глазах смерть, юноша. Она была там в то утро, и сейчас она тоже там.
Гарри машинально дотронулся кончиками пальцев до век, словно мог таким образом ощутить смерть внутри.
— И… это не лечится?
— Юноша, лечить можно то, что умеют лечить, — снисходительно ответствовал Блэк. — Болезни, подобной Вашей, никогда не встречалось — хотя бы потому, что никто никогда не возвращался из-за Арки. Хотя возьму на себя смелость предположить, что колдовство приведёт Вас к смерти быстрее, чем отказ от него. Каждое заклинание истощает Вашу изуродованную магическую сеть, и когда она окончательно придёт в негодность, это просто убьёт Вас — и, скорее всего, это будет болезненно и грустно. Хотя изменения, повторяю, необратимы, и даже жизнь маггла Вас не спасёт.
— Но я могу превращаться в дракона… по меньшей мере частично… и вызывать огонёк на руке, видите? — Гарри в смятении заставил огонёк появиться, словно трепещущий язычок пламени мог опровергнуть все слова Финеаса Найджелуса.
— Видите ли, юноша, анимагия основана не на душе, а на теле, — со вздохом пояснил Блэк. — Меняется Ваш способ воспринимать мир, Ваш облик. Она переплавляет Ваши пять чувств из человеческих в звериные, но душу Вашу не трогает. Анимагия действует в обход магической сети, если можно так выразиться, недаром она требует только мысленного усилия. В анимагическом облике Ваши магические способности не действуют… это яснее ясного показывает, что магическая сеть в этом не участвует. Надо сказать, Ваше образование просто зияет белыми пятнами… А Ваш огонёк… право, это не смешно, юноша. Он требует так мало, что Вы и не можете ничего почувствовать. Даже не почешетесь.
— Но я колдовал после Арки… в поезде, по пути из Хогвартса, и ничего не почувствовал…
— И какие заклятия Вы использовали?
— Фодико… Фините Инкантатем… Фурнункулюс… всё.
— Ну, Фините Инкантатем не заклятие — оно всего лишь прекращает отток Вашей магической энергии через палочку, а заклятие, напротив, этот отток вызывает. В Вашем возрасте пора бы уже знать это, юноша. Что же касается прочих двоих… Фодико забирает достаточно сил, чтобы Вы почувствовали себя плохо… — Блэк задумался.
— А слёзы феникса могли блокировать это? — тихо спросил Гарри. — Фоукс плакал для меня, когда я вылетел из-за Арки…
— Неприятные ощущения — безусловно, могли. Если количество слёз было достаточным для того, чтобы остаточный целительный эффект сохранился несколько дней.
«Фоукс плакал щедро… будто знал, что мне пригодится. И уже тогда, когда Снейп вылечил основные мои повреждения… словно специально, чтобы эффект сохранялся дольше… как мило со стороны Фоукса позаботиться, чтобы я не облевал Малфою ботинки…» Мысли Гарри метались в голове в самой настоящей панике, как крысы, обнаружившие, что бежать с тонущего корабля некуда.
— А… вылечить слезами феникса это нельзя? — с надеждой спросил Гарри.
— Юноша, отчего Вы смотрите на меня, как на последнюю надежду? Я практически ничего об этом не знаю, хотя все остальные — ещё меньше… я считаю, если бы это лечилось слезами феникса, небезызвестный Вам Фоукс потрудился бы наплакать их в достаточном количестве, чтобы Вам хватило для исцеления. Кроме того, испокон века лекарства для тела отличались от лекарств для души.
— То есть, Вы считаете, что самым простым выходом для меня будет лечь в гроб и самому накрыться крышкой? — напрямик спросил Гарри.
— Вы так прямолинейны… — поморщился Финеас Найджелус.
— Но я прав?..
— На мой взгляд — правы. Хотя у Вас есть время, чтобы самостоятельно искать другой выход… ограничьте своё колдовство, заройтесь в книги, делайте что-нибудь…
— Скажите, сэр, обо всём, что Вы мне сейчас рассказали, знает кто-нибудь, кроме Вас?
— Насколько мне известно, никто. Даже Дамблдор, отвечая на Ваш невысказанный вопрос.
— Могу я попросить Вас сохранять наш разговор в тайне от всех остальных, не делая исключений ни для кого?
— Конечно, юноша. Всё останется между нами…
— Вы что-то подозрительно сговорчивы…
— Вы — единственный официально существующий наследник рода Блэков, Гарри Поттер.