Глава 20. Человеческая жизнь похожа на коробку спичек

Человеческая жизнь похожа на коробку спичек.
Обращаться с ней серьёзно — смешно.
Обращаться не серьёзно опасно.
Акутагава Рюноскэ, «Слова пигмея».
«МАССОВЫЙ ПОБЕГ ИЗ АЗКАБАНА
БЛЭК — ИДЕЙНЫЙ ВДОХНОВИТЕЛЬ СТАРОЙ ГВАРДИИ?
Вчера поздно вечером Министерство магии объявило о массовом побеге из Азкабана.
Министр магии Корнелиус Фадж принял репортёров нашей газеты в личном кабинете, где и подтвердил, что несколькими часами ранее из отделения строгого режима бежали десять заключённых. Фадж сообщил также, что уже уведомил премьер-министра правительства магглов о том, насколько опасны данные преступники.
«К несчастью, мы с вами вновь оказались в той же ситуации, что и два с половиной года назад, после побега маньяка-убийцы Сириуса Блэка, — сказал Фадж. — И нам кажется, что оба происшествия связаны между собой. Столь массовый побег невозможен без пособничества извне, и, по-видимому, помощь была оказана ни кем иным как Блэком, первым заключённым, которому удалось бежать из Азкабана. Мы считаем, что Блэк выступил идейным вдохновителем беглецов, в числе которых находится и его двоюродная сестра, Беллатрикс Лестрейндж. Со своей стороны, мы делаем всё возможное, чтобы выследить и поймать мерзавцев, и убедительно просим магическую общественность проявлять бдительность и ни при каких обстоятельствах не вступать в контакт с вышеозначенными преступниками».
«А то все бегут с ними пообщаться и узнать последние новости из Азкабана...»
Гарри испытывал большое желание покрутить пальцем у виска. Даже если бы Сириус и был преступником, что неправда — как бы он в одиночку, будучи в бегах, без денег, без поддержки, без каких-либо связей организовал массовый побег из Азкабана? Силой мечты о том, чтобы так и случилось? Фадж — положительно король кретинов. Ясно же как день, что дементоры перешли на сторону Вольдеморта (то-то он вчера так радовался) — уж тот-то их ни в чём ограничивать не станет — а жалкая кучка людей из азкабанского персонала подавно не смогла удержать в камерах Пожирателей Смерти.
С чёрно-белых колдографий смотрели девять магов и одна ведьма; нетерпеливо барабанили пальцами по рамкам, нагло щурились, ухмылялись, вызывающе вздёргивали подбородки. Беллатрикс Лестрейндж, единственная женщина, выглядела самой безумной. Она была похожа на Сириуса — такого, каким он был в Визжащей хижине, измученного, выжатого тюрьмой, но не сломленного, с горящими глазами и уверенной, хоть и слегка сумасшедшей улыбкой. Гарри стало жутковато, и он отложил газету в сторону. Аппетит испортился окончательно.
К вечеру новость о побеге из Азкабана разнеслась по всей школе. А с утра всех школьников встретили огромные буквы на доске объявлений:
«УКАЗОМ ГЛАВНОГО ИНСПЕКТОРА ХОГВАРТСА
Преподавательскому составу школы запрещается предоставлять учащимся какую-либо информацию, не имеющую прямого отношения к их служебным обязанностям.
Данный указ выпущен на основании декрета об образовании за № 26.
Подпись: Долорес Джейн Амбридж, главный инспектор Хогвартса».
Ли Джордан при Гарри на перемене высказал в лицо Амбридж, пока она отчитывала Фреда и Джорджа за волшебные хлопушки, взорвавшиеся в стенах школы (доказательств, что это сделали близнецы, у неё не было, но это её не остановило):
— Хлопушки не имеют отношения к предмету, профессор! К Вашим служебным обязанностям!
На следующий вечер Ли явился на занятие Эй-Пи с замотанной в окровавленный платок ладонью; Гарри лично притащил ему маринада горегубки и велел первые пятнадцать минут занятия посидеть спокойно. Ли пробовал протестовать, но Гарри сдвинул брови, и Джордан покорно замолчал, опустив изрезанную ладонь в маринад.
— Гарри...
— Что, Ли? — Гарри, уже собравшийся начать следить за тем, чем занимаются члены Эй-Пи, обернулся
— Тебе она тоже говорила резать себе руку?
— Да, — пожал плечами Гарри.
— Долго?
— Недели две, — Гарри не помнил точно. — В первый раз неделю и во второй тоже... кажется...
— Две недели? — в тёмных глазах Джордана заплескалось неподдельное восхищение. Может быть, тем ученикам Хогвартса, которые не привыкли к постоянной боли, наказание Амбридж казалось действительно ужасным.
— Ну да, — Гарри дёрнул плечом. — Ерунда на постном масле... ладно, я пойду проверять, как там людям колдуется.
А людям колдовалось с каждым разом всё лучше и лучше; Гарри каждый раз учил их двум-трём новым заклятиям, обязательно одно защитное, одно нападения, и ещё что-нибудь бонусом, если у всех всё получится. Каждый раз проверял, усвоили ли прошлый материал; устраивал регулярно дуэли один на один и стенка на стенку; комната поставляла манекены для отработки особо вредительских заклятий, поставляла книги, приборы — иногда Гарри устраивал подобие лекций и рассказывал, зачем нужны вредноскопы и Зеркала Заклятых. Рассказывал о прошлой войне с Вольдемортом, за неимением собственных воспоминаний пользуясь книгами из Запретной секции и теми, которые давала Выручай-комната. Но упор, конечно же, делался на практику. С его занятий уходили уставшими, измотанными, но никто не жаловался.
Занятия окклюменцией со Снейпом проходили далеко не так безоблачно, как занятия ЗОТС с Эй-Пи.
На втором занятии Снейп не стал тратить время на предварительные разговоры. Коротко велел:
— Доставайте палочку, Поттер, и готовьтесь... Раз, два, три, Legillimens!
Почти жалобное «Protego» Гарри опять оборвалось на половине, как проклятое; заклятие Снейпа врезалось в голову Гарри и впиталось в «металл», которым Гарри окружил доступ в свои мысли.
— Что Вы сделали, Поттер? — Снейп, не опуская палочки, подозрительно смотрел на Гарри.
— Не знаю, — честно сказал Гарри и хлопнул ресницами для вящей убедительности.
— Не знаете? Что ж, попробуем ещё раз... Legillimens!
Это было уже какое-то совсем другое Legillimens, не такое, как первое; оно взрезало металл газовой горелкой и проникло в его мозг нагло, по-хозяйски. Гарри шатнулся и упал, но удара о пол уже не почувствовал.
Ему девять, бульдог тётушки Мардж загнал его на дерево... внизу, на дорожке сада, счастливо хохочут Дурсли.. Чёрный пёс скрывается под Дракучей Ивой, таща за собой почти безжизненное тело — белая кожа, рыжие волосы, неестественно выгнувшаяся нога... Дракон прорывается сквозь тучи, молния раскалывает небо в двух шагах, наполнивший воздух гром проходит через всё тело... Гарри и мистер Уизли бегут по коридору без окон... Чёрная дверь вдалеке... ближе, ближе... сейчас они войдут туда... но мистер Уизли уводит его влево, на лестницу... Вниз, вниз...
Он обнаружил себя лежащим на полу в компании выпавшей из рук волшебной палочки и дикой головной боли. Кажется, Снейп снял заклятие раньше, чем Гарри сумел начать сопротивляться.
Гарри узнал эту чёртову дверь, которую столько раз видел во сне.
— Что спрятано в Департаменте тайн? — вырвалось у Гарри прежде, чем он сообразил прикусить язык.
— Что? — Снейп явно не ожидал такого расспроса.
— Вольдеморт хочет получить что-то, что лежит в Департаменте тайн, — Гарри рывком встал; перед глазами замелькали белые круги, и пришлось опереться о стену. — Что это?
— Не смейте называть Тёмного лорда по имени! — рыкнул Снейп.
— Я не Пожиратель Смерти, — процедил Гарри. — И буду называть Вольдеморта как хочу.
— Ещё раз, Поттер, и Вы навсегда лишитесь сомнительного удовольствия учиться у меня окклюменции, — прошипел Снейп; губы зельевара побелели от бешенства.
Гарри и самому задним числом показалось, что он перегнул палку. Но извинения Снейп, пожалуй, счёл бы за издевательство.
— Так что спрятано в Департаменте тайн, сэр? — повторил Гарри уже более вежливым тоном.
— Многое, что Вас совершенно не касается, Поттер, — отрезал Снейп. — И попрошу Вас запомнить: защита эмпата годится против эмоций. Опытному легилиментору ничего не стоит её пробить, что я Вам только что продемонстрировал. Хотите Вы того или нет, Вам нужна окклюментивная защита. Кроме того, прочтите же, чёрт Вас побери, книги из списка, что я Вам дал, и усвойте разницу между сознанием и ощущениями! Защита эмпата и защита окклюментиста между собой пересекаться не должны. Теория чувств и ощущений — это база, самое простое, что можно придумать. Её недостаточно, Поттер!
Гарри ошарашенно уставился на Снейпа; не предшествуй этом разговору четыре с половиной года неприязни, Гарри решил бы, что о нём заботятся и беспокоятся. Но...
Но.
— Я прочту, — нашёлся наконец Гарри с ответом. — Сэр.
Снейп поморщился, как будто вместо персика укусил грейпфрут.
— Попробуем ещё раз, Поттер. И по возможности не используйте способности эмпата: это только добавит Вам беспомощности.
Гарри не имел ни малейшего понятия, как разделять способности эмпата и способности окклюментора (он вообще сомневался, что вторые у него наличествуют), но кивнул.
— Legillimens!
— Prote...
Ему восемь... в тупике, где он спрятался от Дадли с бандой, душно и тесно, локоть оцарапан о ржавый гвоздь, но нельзя и шевельнуться... Одиннадцать — ночное бдение на полу в хижине на маленьком островке, шёпотом тоскливое: «С днём рождения, Гарри...»... Чулан... засохшая кровь, сломанные рёбра, темнота и тишина... Снитч, бьющийся в руке, и вместо победы — досада; дали конфету, а оказалась картонная...
— Pro… te…
Вкус Костероста на языке — гадость... Бесконечные окна дома Дурслей, которые Гарри должен сегодня вымыть — руки ноют, от запаха моющего средства дурно... Мёртвое лицо Седрика, зигзагообразный шрам между бровями, потухшие серые глаза...
— Prote… go…
Авады шелестят мимо виска — с каждым разом Вольдеморт швыряет их всё ближе к цели... «Из тебя вышла отличная маленькая шлюшка, Поттер, ты знаешь об этом?»...
— Protego!!!
Гарри проморгался — глаза слезились — и увидел, что Снейпа отшвырнуло к стенке. Стол и пара стульев были сметены зельеваром в полёте. Сам слизеринский декан лежал на полу, не шевелясь; и сердце Гарри ушло в пятки.
Колени стукнулись о каменный пол; безвольная рука в дрожащих пальцах Гарри — пульс есть, есть!
— Ennervate, — облегчённо всхлипнул Гарри, сдёрнул очки и быстро протёр глаза кулаком.
Нашёл из-за кого реветь, придурок. Ничего ведь с ним и не сделалось... ведь не сделалось, правда?
— Поттер, не нависайте надо мной, как Дамоклов меч, — последовал ответ с пола на Ennervate. — Дайте мне встать.
Гарри отодвинулся, понаблюдал, как Снейп пытается сесть, но всё время скользит по полу и падает на локти, и протянул руку помочь. Отчего-то слизеринский декан очень долго, склонив голову набок, смотрел на протянутую руку, не меньше минуты; Гарри уже подумывал, не пострадало ли зрение Снейпа от удара о каменную стену, и хотел было взять зельевара за плечи и поднять без непосредственного участия последнего, но тут Снейп рывком сел сам и цапнул протянутую руку Гарри — не выдернешь.
— Что это, Поттер?
«Ой, идио-от...» Гарри мысленно надавал себе пинков. Не мог левую руку протянуть, без шрамов от режущего пера?!..
— Шрамы, — уныло ответил Гарри; Снейп выжидательно смотрел, и было ясно, что, несмотря на свои приличных размеров шишку повыше виска и необычно сильную бледность, он не отстанет от Гарри, пока не услышит ответа. Разве что Ступефаем или Петрификусом левой рукой приложить...
— Я вижу, что это шрамы, Поттер, не притворяйтесь более тупым, чем Вы есть на самом деле, — Гарри заподозрил, что это отнюдь не комплимент, а самый настоящий наезд. — Откуда они?
— Появились, — буркнул Гарри.
— Поттер! — вызверился Снейп; Гарри даже стало немного страшно. — Немедленно отвечайте: почему у Вас на руке вырезано «Я не должен лгать»?
Тут Гарри захлестнула злость — такая, от которой дрожат губы и сужаются глаза, при которой совершаешь большие ошибки, а потом всю жизнь за них расплачиваешься; такая сильная, звенящая, чистая злость, что Гарри вскочил, высвободив руку, едва не вылетевшую при этом из сустава, отшатнулся и выкрикнул:
— Немедленно отвечать!? Надо же, какая забота, какой интерес... а раньше, бывало, кровью истекаю, от малфоевских Авад уворачиваюсь — а Вам всё равно, сэ-эр, — Гарри издевательски растянул последнее слово. — Что же изменилось, если не секрет? — шипел Гарри, яростно сверкая глазами. — Подыхал у Вас на глазах, а Вы меня слизняков перебирать посылали за то, что в Большой зал не ходил, или кабинет Ваш отдраивать. Сколько на мне долбаных шрамов, которые никого никогда не интересовали, и Вас в первую очередь... а этот, глядите, сразу всё Ваше внимание к себе приковал...
— Поттер, — процедил Снейп ледяным тоном, — кажется, Вы взяли себе в привычку кричать на меня. Смею Вас уверить...
В чём он там хотел уверить Гарри, последний решительно не хотел знать.
— Почему бы и не покричать, сэ-эр? Вы мне за это взыскание назначите? Баллы снимете? Уроки окклюменции отмените? Ах, какая жалость, я так расстроюсь... В этой долбаной школе меня били, насиловали, пытали, травили!.. Вынужден Вас разочаровать — Вам сюда просто нечего добавить, — выплюнул Гарри. — Сэр.
Последнее слово прозвучало матерным ругательством.
— Поттер, Вы с ума сошли? — Снейп опасно прищурился. — Кто Вас насиловал? Кто Вас пытал?
Гарри опёрся рукой о стену и расхохотался. Искренне, звонко, весело; хохотал, пока снова не потекло из глаз, уже не от страха за чью-то жизнь, сгибался пополам, запрокидывал голову, смахивая рукавом с лица слёзы истерики. И вместе с солёной горячей жидкостью, с громким, неуместным, сводящим щёки смехом выплескивалось напряжение, уходило, оставляя за собой звенящую пустоту и усталость.
— Мерлин мой, — выдавил из себя Гарри, просмеявшись. — Как это мило звучит, сэр, как здорово! Ещё скажите, что ничего не знаете о Круцио и Креагрэ Инкрескунт, которые Малфой отчего-то особенно любит в меня пускать... не знаете о Ступефаях, Петрификусах и Инкарцеро, которых я вообще не беру в расчёт... знаете, Ваш во всех смыслах любимый ученик обожает испытывать второе Непростительное на людях, скованных Петрификусом. Он считает, это очень эстетично, когда они не дёргаются и не орут, а молча плачут.
Снейп потрясённо молчал, переваривая информацию. Гарри недоверчиво уставился на него.
— Вы что — правда не знали? Ничего себе... ну тогда я Вам больше ничего рассказывать не буду о детских шалостях слизеринцев, ещё перевпечатлитесь...
— Поттер, — голос Снейпа звучал очень напряжённо, — когда и почему Вы прыгали с Астрономической башни, чтобы покончить с собой?
— Почти год прошёл, а Вы спросили, — заметил Гарри едко. — В Вас случайно эстонской крови нет, сэр?
— Почему, Поттер?
— Какая теперь разница, — тихо сказал Гарри. Весь кураж, вся истерика ушли; захотелось свернуться клубком — привычка ещё от чулана под лестницей, где Гарри мог выпрямляться в полный рост только лет до восьми-девяти, а потом существовал там в неком свёрнутом состоянии — и заснуть без сновидений, просто вывалиться в темноту и покой. — Даже мне уже нет никакой разницы, — Гарри вспомнил лихорадочно горячие пальцы Блейза, всю ночь в Выручай-комнате сжимавшие его ладонь. — А Вам тем более.
Гарри сунул палочку в карман и поправил перекособочившиеся очки.
— В следующий понедельник в шесть, сэр. Я прочту книги, — ну забыл Гарри о них... не до книг было в тот вечер.
— Постойте, Поттер!..
— До свидания, сэр, — буркнул Гарри, захлопывая за собой дверь.
Третье занятие было чрезвычайно натянутым.
— Вынимайте палочку, Поттер. Готовы? Раз, два, три, Legillimens!
— Prote!.. — Гарри захлебнулся заклинанием и потерялся в водовороте воспоминаний.
Запах пыли, шёпот: «Только не в Слизерин»? Отчего же? Ты будешь великим... это написано у тебя на лбу, можно сказать...»... Тяжёлое тело василиска продавливает грязь и пыль, и некуда деться, никак не спастись...
— Ex... pono... — выстонал Гарри сквозь сжатые зубы — шрам пылал. — Expono!..
— Соберитесь, Поттер. Раз, два, три... Legillimens!
За всё занятие Снейп не сказал и пары десятков слов, если не считать «раз-два-три-Legillimens». Впрочем, Гарри тоже не горел желанием вести со своим деканом светские беседы.
Защищаться получалось серединка на половинку; боль в шраме сбивала, мешала сосредоточиться. Какие-то заклинания если и выбивали Снейпа из мозга Гарри, то ненадолго и кое-как. Книги помогли, и защита эмпата, изрядно потрёпанная вторым занятием, но всё же оставшаяся на месте, больше не попадала под губительное действие Легиллименс. К несчастью, даже книги не давали действенного совета насчёт того, как научиться окклюменции; все они твердили, что каждый вырабатывает свою защиту сам. Гарри пробовал заклинание за заклинанием, по вечерам освобождал голову от мыслей по инструкции Снейпа, каждый понедельник, чувствуя себя бараном, плетущимся на заклание, шёл на «дополнительное занятие по зельеварению». Пожалуй, он предпочёл бы зельеварение, где ему всё удавалось с ходу.
Шрам ныл теперь непрестанно, то сильнее, то слабее; наверно, чутко реагировал на перепады настроения Вольдеморта, кисло предполагал Гарри. От постоянной занятости — уроки, домашние задания, Эй-Пи, окклюменция, тренировки по квиддичу — и от боли во лбу Гарри сделался раздражительным, дёрганым, нервным. Он избегал и близнецов, и Блейза, чаще всего сбегая в Выручай-комнату, и там в одиночку занимался до остервенения домашним заданием и практикой ЗОТС. Уставая, он засыпал прямо там; так бывало и в прошлом семестре, но никогда раньше Гарри так себя не изматывал. От усталости, впрочем, боль чуть притуплялась — или притуплялось восприятие Гарри, которому после восемнадцати часов бдения без минуты отдыха было уже всё равно, что у него, где и зачем болит. Даже второе по счёту дежурство в ночном Хогвартсе прошло без происшествий; Гарри встретилась только миссис Норрис, но и та обошла его по большой дуге, хотя ничем не рисковала — сливочного пива у Гарри с собой сегодня не было. Дафна Гринграсс, как и Гарри, особой весёлостью не отличалась, поэтому они перебросились парой слов, прежде чем разделиться и ещё парой — после того, как утром встретились в гостиной. Что-то своё мучило старосту пятого курса Слизерина, и по горло занятого Гарри такое положение вещей более чем устраивало.
Занятый делами суматошный остаток января прошёл, начался февраль; Гарри заметил это только потому, что в подземельях стало куда более сыро, чем раньше — с приходом первого февраля начались вьюги с неприятным липким снегом, снег не таял, а как-то разжижался в кашу под ногами. Прошло почти две недели; приближалось четырнадцатое февраля.
— Гарри...
— Да? — Гарри, копавшийся на полках в библиотеке, поднял голову: перед ним стоял непривычно робкий Блейз Забини.
— Скоро четырнадцатое февраля.
— Ага, — не стал отрицать очевидного факта Гарри.
— Это праздник... и будет поход в Хогсмид.
Гарри чуть было не спросил: «Какой праздник?», но вовремя опомнился.
— У тебя уж есть планы на четырнадцатое? — с такие лицом, подумалось Гарри, не вопросы задают, а шагают в пропасть.
— Н-не знаю... — определённых планов у Гарри не было, но, как только ему напомнили о дне святого Валентина, ему пришло на ум прошлое четырнадцатое февраля: тогда он был там с близнецами, но встретился с ними случайно...
— Ты... не хочешь пойти со мной?
Гарри задумался.
— А ты хочешь пойти со мной?
Блейз недоумённо вскинул брови.
— А что, не видно?
— Видно, — снова покладисто согласился Гарри. — Вот только ходить в Хогсмид со мной небезопасно. Насколько я знаю, вы с Малфоем сейчас ладите. А вот если нас увидят мирно пьющими сливочное пиво в «Трёх Мётлах» и разговаривающими о тонкостях толкования древних рун... тебе может не поздоровиться.
— Поттер, — Блейз перешёл на свистящий шёпот; гневный румянец был Забини очень к лицу, так же как и сведённые в одну линию тёмные брови вкупе с тонкой вертикальной морщинкой, прочертившей высокий лоб — с таким выражением лица он казался искусно сделанной куклой, из тех, что можно принять за человека. Только таких хорошеньких людей обычно не бывает. — Тебе «нездоровилось» четыре с лишним года, и ты, тем не менее, жив, здоров и вчера получил от МакГонагалл двадцать баллов. Что даёт тебе право думать, что я хуже тебя сумею постоять за себя?
Гарри примирительно поднял руки вместе с зажатой в них «Малой энциклопедией арифмантики» — мол, что ты, ничего такого я не думал...
— Ты ещё скажи, что с самого начала семестра избегал меня потому, что не хотел, чтобы у меня были проблемы с Малфоем! — Блейз сердито тряхнул головой.
— Не поэтому, — честно помотал головой Гарри.
— А... почему? — кажется, Блейз хотел услышать «Да я тебя не избегал, что ты выдумываешь...» Вот почему до Гарри никогда не доходит, в каких ситуациях нужно соврать для собственного и окружающих душевного спокойствия? Гриффиндорская честность, ха... вкупе со слизеринской наглостью даёт разрушительные осложнения на мозг, почки, печень, селезёнку и прочие внутренности — все, которые можно отбить, сотрясти и так далее по списку.
— Занят был, — сказал Гарри, решив, что ещё одна порция честности ничему не повредит. — Занятий много... не то, чтобы я специально тебя избегал... просто как-то не пересекались...
Блейз пытливо всмотрелся в лицо Гарри, словно ища там доказательства лицемерия.
— У тебя тёмные круги под глазами. Когда ты в последний раз спал нормально?
— Перед тем, как вернулся с рождественских каникул, — Гарри пришлось изрядно покопаться в памяти, чтобы вспомнить. — А что?
Блейз покачал головой.
— У тебя и так лучшие оценки на курсе, зачем ты так надрываешься? Плюнь ты на эти книги... зачем тебе, кстати, арифмантика, ты же на неё вроде не ходишь?
— Для общего развития, — сегодня у Гарри явно был день честности. — Плюс, без неё трудно в Рунах и в Прорицаниях, вечно у меня по два Нептуна на натальной карте или потеряю где-нибудь Венеру по ходу дела...
— Фигня эти Прорицания! Не мучайся из-за них...
— Легко тебе говорить... ты же пророк! Тебе долго думать не надо, куда Плутон подрисовать, — Гарри фыркнул. — А мне надо корпеть над расчётами...
— Так давай я тебе помогу, — предложил Блейз, поняв, что разлучить Гарри и «Малую энциклопедию арифмантики» — миссия практически невыполнимая. — Меньше времени потратишь.
— Поможешь? Ну ладно... — в некоторой растерянности сказал Гарри.
Блейз и в самом деле объяснял очень толково. И не обращая внимания на любопытные взгляды всех остальных, собравшихся позаниматься в теплой уютной (мадам Пинс и книги не терпели сырости) библиотеке промозглым зимним вечером. Гарри игнорирование общественного мнения далось с трудом, но для этого, видимо, надо было обладать врождённым аристократизмом, с которым Блейз разок заправил Гарри за ухо упавшую на лицо прядь и нарисовал рядом с длинными рядами формул лохматую очкастую рожицу с высунутым языком — при этом сохраняя такое выражение лица, словно на приёме у королевы обсуждал шансы Японии отобрать у России Курильские острова (летом в новостях об этом говорили; чего только не услышишь, валяясь в саду под окном).

* * *

Занятие Эй-Пи, последнее перед четырнадцатым февраля, началось скомканно. Похоже было на то, что члены Эй-Пи чувствовали себя связанными общей тайной, причастностью к чему-то значительному и важному, этаким бунтарским тайным обществом под носом у Амбридж — и оттого прониклись друг к другу большей приязнью, чем это обычно водится между друзьями и приятелями. Нет, оргий они устраивать не собирались (только этого Гарри не хватало), но понимали друг друга с полуслова, с одного подмигивания или кивка, улыбались друг другу при случайной встрече в коридоре, держались тесней в Большом зале; а девочки вообще завели привычку при каждой встрече в Выручай-комнате обниматься, как будто увиделись первый раз за несколько лет. Само по себе это не заключало в себе ничего плохого; собственно, с точки зрения Гарри, было даже хорошо, что куча разрозненных любопытствующих постепенно превращается в слаженный боевой отряд, это вполне может пригодиться им в грядущей войне...
Но многие решили пойти дальше «фронтового братства». Например, Гарри был уверен, что Майкл Корнер достанет для Джинни звезду с неба, если та попросит; Эрни МакМиллан смотрел на Сьюзен Боунс затуманенными глазами, а та краснела, словно Эрни мысленно вещал ей что-то неприличное. Рон и Гермиона норовили поцеловаться украдкой, пока Гарри смотрел на других занимающихся; Невилл, после побега Лестрейнджей посуровевший и начавший неистово заниматься, (лишняя запятая) с Ханной Аббот превращался в прежнего мямлящего, теряющегося и неуклюжего раззяву, хотя Гарри мог засвидетельствовать, что занятия в Эй-Пи выработали Невиллу координацию движений, толику уверенности в себе и умение сосредотачиваться на главном, а не на мелочах. Ли Джордан чем ближе к дню святого Валентина, тем больше проявлял интереса к проблеме существования морщерогих кизляков, и Луна Лавгуд, кажется, оценила этот интерес — хотя с Луной с единственной ничего нельзя было сказать наверняка. Колин и Деннис Криви, не к ночи будь сказано, сблизились ещё больше — и если бы на почве обожания друг друга, это Гарри перенёс бы без труда; но оба брата Криви обожали своего командира. Они преследовали Гарри влюблёнными взглядами и норовили говорить с ним безо всякого дела — только бы лишний раз произнести «Гарри» и послушать его голос; Гарри это не нравилось, но пресечь эту влюблённость он не мог, поскольку больше она никак не проявлялась. Ну а с близнецами Гарри всё было ясно ещё в начале второго курса.
И близость дня влюблённых действовала на всех последних самым плачевным образом; они пропускали заклятия, роняли палочки, промахивались, разнося обстановку комнаты в пух и прах; а кто-то, как Ли, вместо тренировки ухитрялся наколдовать по-быстренькому букет цветов и преподнести предмету своих чувств. Гарри считал это результатом самовнушения (ведь на самом деле это идиотское четырнадцатое число ничем особенным не отличается от других дней, чёрт бы его взял), но лучше бы у этого всеобщего помешательства были веские причины — тогда бы на это можно было повлиять как-нибудь.
Это занятие было для Гарри сущим кошмаром. Он сидел на подушке, обхватив колени, и мрачно наблюдал за якобы дуэлирующими парочками; в стенах оставались вмятины от Ступефаев, пара книг случайно были трансфигурированы в живых ежей и теперь ползали под ногами членов Эй-Пи, несколько мантий обгорело от прошедших косо заклятий, кого-то сбило с ног, и подниматься эти люди не спешили, мило беседуя со своим виноватым партнёром... «Сейчас комнату затопят гормоны», — мрачно предсказал Гарри.
Фред, защищаясь от нападающего Джорджа, вместо Protego, заглядевшись на белеющие в вырезе тёмной рубашки ключицы брата, произнёс Protelo и удлинил Джорджу левую руку до трёх метров. Всё бы ничего, если бы Фред сделал это специально, в порядке дуэли; но по испуганному лицу близнеца Гарри сразу понял, что это была оговорка, и на этом терпение Гарри лопнуло. Близнецов он не без оснований считал лучшими в Эй-Пи, надёжными, ловкими, отличными бойцами; и теперь даже они посходили с ума в преддверии дня всех влюблённых... «Гр-р!»
Гарри встал и сердито дунул в свисток. Все мгновенно прекратили заниматься тем, чем занимались; кто сидел на полу, спешно повскакивали на ноги.
— Плохо, — рыкнул обозлённый нескладным занятием Гарри. — Очень плохо. Может, кто-то стёр вам всем память, и вы забыли напрочь всё, чему научились с октября?
Все потупились и начали внимательно рассматривать пол, как будто на нём было что-то особенно интересное.
— Я подозреваю, что гормоны заменили вам мозги, — выплюнул Гарри. — Всем до единого! На самом первом занятии вы сражались лучше! Это никуда не годится, дамы и господа. Я могу всё понять: день святого Валентина, любовь-морковь, молодость... но это уже слишком!
— Это звучит так, словно тебе самому уже пятьдесят, — заметил Джордж, пытаясь как-нибудь поудобнее устроить непропорционально длинную руку.
— Restituo, — Гарри вернул руке близнеца нормальный размер. — Мне не пятьдесят, но я почему-то не забываю о том, что будет война, в которой никто не будет никому преподносить букетов в качестве извинений за пущенный Ступефай, — Ли Джордан покраснел. — Эй-Пи занимается раз в неделю по полтора-два часа. Неужели нельзя на это время забыть о личной жизни?
Все молчали, так как вопрос был риторическим; да Гарри и не ждал ответа.
— У нас есть ещё час, — выплеснув гнев, Гарри начал потихоньку успокаиваться. — Поскольку оставлять вас дуэлировать друг с другом — это значит потерять время зря, поступим по-другому. Нападайте все на меня. Скопом.
— Все вместе? — удивилась Джинни. — Нас же четырнадцать человек!
— Четырнадцать, — Гарри согласно кивнул; немного отросшие за осень и зиму волосы упали на глаза. — И всех вас учил я. Я сумею с вами справиться.
— Гарри, ты великий маг... — робко пискнул Колин Криви. — Но если мы все нападём всерьёз, тебе будет плохо!
— Либо нападайте, либо кладите палочки в карманы и расходитесь по гостиным — другого способа заставить вас сегодня драться я не вижу, — фыркнул Гарри. Авада в него не полетит точно — а если бы и полетела, на то есть презабавный эффект, предусмотренный чарами связывания сущности палочек. А со всем остальным можно справиться.
Кого-то это высказывание задело: Ли Джордан обиженно вскинулся, Невилл уязвленно дёрнулся, у Эрни МакМиллана азартно засверкали глаза. Отлично.
— Итак, все готовы нападать на меня? — Гарри невозмутимо вытащил палочку.
Все кивнули — сомневаясь, дуясь и хмурясь, но кивнули. Слава Мерлину, удалось отвлечь их от любовных переживаний...
— На счёт три, — велел Гарри, и все четырнадцать подняли палочки. — Раз. Два. Три.
Невербальное Protego Totalus окутало Гарри перед тем, как он произнёс «Раз»; конечно, этого было мало, но хватило, чтобы отразить первую волну атаки: три Ступефая, одно Инкарцеро, два Сомнуса («усыпить меня в самом начале веселья? Ещё чего не хватало!»). Защита рассыпалась, и на вторую волну, пришедшую двумя секундами позже — когда оставшиеся договорили более сложные заклятия — Гарри отреагировал акробатическим кувырком прочь с линии огня и заклятием подножки.
Стена там, где только что был Гарри, сыпанула осколками, несколько их запутались в волосах Гарри, но ему было не до причёски. Упали только пятеро не успевших вовремя распознать заклятие; остальные шустро повернулись в сторону Гарри и, как он сам их учил, рассыпались из более-менее стройной шеренги в разрозненную цепь — один из лучших вариантов построения. Вот только попадаться на свои же трюки Гарри не собирался.
Два зеркальных щита, один с эффектом адресного рикошета — кого-то ударило своим же заклятием, кто-то вовремя шарахнулся в сторону, забыв, что на это движение уходит драгоценное в битве время и не менее драгоценное внимание. «Бдительность, мои дорогие, постоянная бдительность!» Гарри стукнул себя по затылку палочкой, на одном дыхании пробормотав заклятие прозрачности, и скользнул в сторону, позволяя нескольким очухавшимся за секунду до того швырнуть заклятиями снова в стену.
— Где он? — нервно спросила Ханна Аббот.
— Я тут, — сказал Гарри, накладывая на неё Петрификус Тоталус.
— Он под заклятием прозрачности! — выкрикнул Джордж, которому было ведомо про то, как Грюм летом накладывал это заклятие на Гарри. — Надо достать его Finite Incantatem!
«Чтобы достать меня Фините Инкантатем, надо этим самым Фините ещё пульнуть в нужную сторону», — мысленно отметил Гарри и шёпотом послал под ноги близнецам заклятие Glacius. Фред и Джордж поскользнулись и упали; глазастая Гермиона заметила, откуда прилетел Glacius, и кинула в Гарри целый ворох Finite Incantatem — он едва успел броситься на пол, перекатиться в сторону, пока не определили по шуму падения, куда он делся.
— Vino dementia! — Гарри перестал говорить шёпотом; заклятие настигло Гермиону, и она сделалась к дальнейшей драке совершенно непригодна. — Petrificus Totalus!
Пригнуться, рывком отпрянуть — чёрт, хорошо научил, кидают Ступефаи и Фините Инкантатем не кучно, а рассеянно, едва не задели... пора заканчивать играться, пока и в самом деле не схлопотал оглушащим заклятием...
— Glacius Totalus! Pello praesentes non me! — Гарри уже не заботился о конспирации, главное — проговорить всё быстро и чётко, пока не опомнились.
Весь пол комнаты стал скользким, как лёд; присутствующие за исключение Гарри потеряли равновесие и шмякнулись наземь. Впрочем, они могли вскочить в любой момент или пульнуть чем-нибудь из положения сидя-лёжа, поэтому Гарри закончил «великую битву» без экивоков:
— Expelliarmus praesentes! — хорошая штука эта добавка «praesentes», даром что слабая; правда, действует только на тех, у кого нет в данный момент никаких защитных чар, но никто из Эй-Пи даже и не подумал окружить себя хоть самым плохоньким Protego, не говоря уже, например, о защитном амулете. «Будем учить...» — Ещё будем сражаться или признаёте поражение? — поинтересовался Гарри из пустоты.
— Признаём... — отозвалась Сьюзен Боунс. — Но если становиться невидимым, тогда вообще какой смысл учить защитные заклятия?
— Finite Incantatem, — Гарри отменил заклятие прозрачности. — Если бы я был не один против всех, я бы не стал невидимым. В сутолоке в невидимого тебя могут попасть свои. Они, конечно, будут потом долго плакать и каяться, но тебе-то будет уже всё равно... поэтому лучше не используйте пока заклятие прозрачности.
Гарри вернул отобранные палочки; вид у всех был не обиженный, а ошарашенный.
— Это было уже куда лучше, чем то, с чего мы сегодня начали, — Гарри прислонился плечом к стене. — Все поняли свои ошибки? Во-первых, без защиты никуда не суйтесь. Хоть что-нибудь, да навесьте на себя. От Авады ничто не спасёт, но уберегитесь от Ступефаев. Они тоже вредны для здоровья... Во-вторых, разделяйтесь сразу, а не через несколько минут, не стойте вместе. Обезвредить по одному сложнее, чем целую толпу. В-третьих, учитывайте, что противник движется, а не ждёт, пока в него запустят заклинанием. В последний залп по мне вы это учли, но надо бы раньше — глядишь, и сделали бы меня снова видимым. Хм... пожалуй, всё на этом. У кого синяки и шишки от падений, подойдите, я вылечу — или сами, кто умеет.
— Гарри, кто тебя тренировал? — восхищённо выдохнул Майкл Корнер. — Ты как будто с детства выходишь один против четырнадцати!
Гарри подавил смешок — примерно так и прошло его детство, если вспомнить; только, конечно, тогда он обходился без заклинаний.
— Здравый смысл, Майкл. А ещё книги и небольшой опыт встреч с желающими меня прикончить. Первые две трети рецепта вам всем тоже доступны, желающих у вас вскоре будет много — как только Министерство перестанет прятать голову в песок, Вольдеморт прекратит таиться.
Как минимум две трети присутствующих вздрогнули при упоминании имени Вольдеморта; Гарри это проигнорировал.
— На этом, думаю, сегодня и закончим. Желаю всем приятно провести день святого Валентина, — Гарри ухмыльнулся и оттолкнулся от стены — ему хотелось ещё успеть в библиотеку, раз уж закончили пораньше.
— Гарри, а у тебя есть планы на день святого Валентина? — встрял Колин.
— Есть, — Гарри пожал плечами. — Но они, как видите, мне не мешают заниматься ЗОТС. Всем пока.
Только дойдя до библиотеки, Гарри сообразил, что близнецы тоже должны были слышать про его загадочные планы. Ревновать Фред и Джордж не станут... но что за планы, захотят выяснить обязательно. Страшная сила — любопытство близнецов Уизли. А на третьем курсе Гарри, желая быть честным, рассказал близнецам, кто, притворившись ими, изнасиловал его... на втором курсе сказал им, что Забини хотел высыпать на него осколки зеркала смерти...
Что будет, если — не «если», а «когда» — близнецы увидят, с кем он отправился в Хогсмид четырнадцатого февраля, Гарри себе решительно не представлял. Ему захотелось спрятаться между стеллажей и не выходить оттуда числа до двадцатого — для надёжности.
Одни проблемы от этой личной жизни, честное слово.