Генетические корни мышления и речи

Следует сказать прежде всего, что мыш­ление и речь имеют генетически совершенно раз­личные корни. Развитие той и другой функ­ции не только имеет различные корни, но и идет на протяжении всего животного царства по различным линиям.

Решающее значение для установления этого пер­востепенной важности факта имеют исследования интеллекта и речи человекоподобных обезьян, в осо­бенности исследования Келера (1921) и Йеркса (1925).

В опытах Келера мы имеем совершенно ясное доказательство того, что зачатки интеллекта, т. е. мышления в собственном смысле слова, появляют­ся у животных независимо от развития речи и вовсе не в связи с ее успехами. "Изобретения" обезьян, вы­ражающиеся в изготовлении и употреблении орудий и в применении "обходных путей" при разрешении задач, составляют первичную фазу в развитии мыш­ления, но фазу доречевую. Келер говорит: "Отсут­ствие бесконечно ценного технического вспо­могательного средства (языка) и принципиаль­ная ограниченность важнейшего интеллектуального материала, так называемых "представлений", явля­ются причинами того, что для шимпанзе невозможны даже малейшие начатки культурного развития".

Два положения могут считаться несомнен­ными во всяком случае. Первое: разумное употреб­ление речи есть интеллектуальная функция, ни при каких условиях не определяемая непосредственно оп­тической структурой. Второе: во всех задачах, кото­рые затрагивали не оптически актуальные структу­ры, а структуры другого рода (механические, напри­мер), шимпанзе переходили от интеллектуального типа поведения к чистому методу проб и ошибок. Такая простая с точки зрения человека операция, как задача: поставить один ящик на другой и соблю­сти при этом равновесие или снять кольцо с гвоздя, оказывается почти недоступной для "наивной ста­тики" и механики шимпанзе.

1. Мышление и речь имеют различные генети­ческие корни.

2. Развитие мышления и речи идет по различным линиям и независимо друг от друга.

3. Отношение между мышлением и речью не яв­ляется сколько-нибудь постоянной величиной на всем протяжении филогенетического развития.

4. Антропоиды обнаруживают человекоподобный интеллект в одних отношениях (зачатки употребле­ния орудий) и человекоподобную речь — совершенно в других (фонетика речи, эмоциональная и зачатки социальной функции речи).

5. Антропоиды не обнаруживают характерного для человека отношения — тесной связи между мышле­нием и речью. Одно и другое не является сколько-нибудь непосредственно связанным у шимпанзе.

6. В филогенезе мышления и речи мы можем с несомненностью констатировать доречевую фазу в развитии интеллекта и доинтеллектуальную фазу в развитии речи. В онтогенезе отношение обеих линий развития — мышления и речи — гораздо более смут­но и спутано. Однако и здесь, совершенно оставляя в стороне всякий вопрос о параллельности онто- и филогенеза или об ином, более сложном отноше­нии между ними, мы можем установить и различ­ные генетические корни, и различные линии в раз­витии мышления и речи.

В последнее время мы получили эксперименталь­ные доказательства того, что мышление ребенка в своем развитии проходит доречевую стадию. На ре­бенка, не владеющего еще речью, были перенесены с соответствующими модификациями опыты Келера над шимпанзе. Келер сам неоднократно привле­кал к эксперименту для сравнения ребенка. Бюлер систематически исследовал в этом отношении ре­бенка.

Доинтеллектуальные корни речи в развитии ре­бенка были установлены очень давно. Крик, лепет и даже первые слова ребенка являются стадиями в развитии речи, но стадиями доинтеллектуальными. Они не имеют ничего общего с развитием мышления.

Общепринятый взгляд рассматривал детскую речь на этой ступени ее развития как эмоциональную форму поведения. Новейшие э. показали, что в пер­вый год жизни ребенка, т. е. именно на доинтеллектуальной ступени развития его речи, мы находим бога­тое развитие социальной функции речи.

Относительно сложный и богатый социальный контакт ребенка приводит к чрезвычайно раннему развитию "средств связи". С несомненностью удалось установить однозначные специфические реакции на человеческий голос у ребенка уже на третьей неделе жизни (предсоциальные реакции) и первую соци­альную реакцию на человеческий голос на втором месяце. Равным образом смех, лепет, показывание, жесты в первые же месяцы жизни ребенка выступа­ют в роли средств социального контакта.

Но самое важное, что мы знаем о развитии мыш­ления и речи у ребенка, заключается в том, что в известный момент, приходящийся на ранний воз­раст (около 2 лет) линии развития мышления и речи, которые шли до сих пор раздельно, перекрещива­ются. В.Штерн лучше и раньше других описал это важ­нейшее в психологическом развитии ребенка собы­тие. Он показал, как у ребенка "пробуждается темное сознание значения языка и воля к его завоеванию". Ребенок в эту пору, как говорит Штерн, делает вели­чайшее открытие в своей жизни: "каждая вещь имеет свое имя". Этот переломный момент, начиная с которого речь становится интеллектуальной, а мышление — ре­чевым, характеризуется двумя совершенно несомнен­ными и объективными признаками. Первый заключается в том, что ребенок, у кото­рого произошел этот перелом, начинает активно расширять свой словарь, свой запас слов, спрашивая.о каждой новой вещи: как это называется. Второй момент заключается в чрезвычайно быстром, скач­кообразном увеличении запаса слов, возникающем на основе активного расширения словаря ребенка.

Для того чтобы "открыть" речь, надо мыслить. 1. В онтогенетическом развитии мышления и речи мы также находим различные корни того и другого процесса.

2. В развитии речи ребенка мы с несомненностью можем констатировать "доинтеллектуальную стадию", так же как и в развитии мышления — "доречерую стадию".

3. До известного момента то и другое развитие идет по различным линиям независимо одно от дру­гого.

4. В известном пункте обе линии пересекаются, после чего мышление становится речевым, а речь становится интеллектуальной

Одно развитие является не просто пря­мым продолжением другого, но изменился и са­мый тип развития. Речевое мышление представляет собой не природную, натуральную форму поведе­ния, а форму общественно-историческую и потому отличающуюся в основном целым рядом специфи­ческих свойств и закономерностей, которые не могут быть открыты в натуральных формах мышления и речи.