Понятие мышления. Специфика психологического изучения мышле­ния. Виды мышления. Операции и основные формы мышления

Вся жизнь человека постоянно ставит перед ним острые и неотложные проблемы и задачи. Для познания окружающей нас действительности, новых процессов, свойств и взаимоотношений людей и вещей необходим мыслительный процесс. Мышление потому и необходимо, что в ходе жизни и деятельности каждый индивид наталкивается на какие-то новые, неизвестные свойства предметов.

Мышление - это социально обусловленный, неразрывно связанный с речью психический процесс поисков и открытия существенно нового, процесс опосредованного и обобщенного отражения действительности в ходе ее анализа синтеза. Мышление возникает на основе практической деятельности из чувственного познания и далеко выходит за его пределы.

Выделяют содержательные и операционные компоненты мышления. К содержательным компонентам относятся знания, полученные в результате логического познания, т.е. понятия. Понятийные знания являются опосредованным отражением действительности и включают в себя общее и существенное об определенном явлении, классе явлений. Еще одним компонентом мышления является представление. Отличительными особенностями понятия от представления является то, что представление всегда есть образ, а понятие – это мысль, выраженная в слове; представление включает в себя и существенные и несущественные признаки, в понятии сохраняются лишь существенные признаки.

Операционными компонентами мышления является система мыслительных операций: анализа, синтеза, сравнения, абстрагирования, обобщения, классификации, систематизации. Каждая из этих операций выполняет определенную функцию в процессе познания и находится в сложной взаимосвязи с другими операциями. Функцией анализ а является разделение целого на части, выделение отдельных признаков, сторон целого. Синтез служит средством объединения отдельных элементов, которые выделены в результате анализа.С помощью сравнения устанавливается сходство и различие отдельных объектов.

Абстрагирование обеспечивает выделение одних признаков и отвлечение от других.

Обобщение является средством объединения предметов или явлений по их существенным признакам и свойствам. Классификация направлена на разделение и последующее объединение объектов по каким-либо признакам. Систематизация обеспечивает разделение и последующее объединение, но не отдельных объектов, а их групп, классов.

Все эти операции не могут проявляться изолированно друг от друга. Каждая умственная операция может быть рассмотрена как соответствующее умственное действие. При этом подчеркивается действительный характер психического отражения, т.е. активность человеческого мышления, возможность активного, творческого преобразования действительности.

Умственная деятельность человека может быть направлена на распознавание тех или иных объектов, на их преобразование, на контроль за ходом этого преобразования. В каждом из этих случаев решение задачи осуществляется по-разному.

Виды мышления.

a. Практически-действенное мышление. Этот вид мышления характеризуется тем, что здесь мыслительная задача решается непосредственно в процессе деятельности.

b. Наглядно-образное мышление. Здесь содержание мыслительной задачи основано на образном материале. Об этом виде мышления можно говорить в тех случаях, когда человек, решая задачу, анализирует, сравнивает, стремится обобщить образы предметов, явлений, событий.

c. Словесно- логическое мышление. Особенностью этого вида мышления является то, что задача здесь решается в словесной (вербальной) форме. Используя словесную форму, человек оперирует наиболее отвлеченными понятиями, подчас такими, которые вообще не имеют образного выражения.

В практической мыслительной деятельности человека все виды мышления неразрывно взаимосвязаны. Эта взаимосвязь обусловлена уже тем, что фактически мы не совершаем никаких практических действий без того, чтобы у нас не возник соответствующий образ действия, чтобы мы словесно не обозначили то или иное действие. С другой стороны, оперируя самыми отвлеченными понятиями, мы, как правило, опираемся на более или менее соответствующие им образы. Эта взаимосвязь видов мышления находит свое выражение и в постоянных взаимопереходах одного вида мышления в другой.

32. Развитие речевого мышления. Основные этапы развития значений, функциональные эквиваленты понятий (Н. Ах, Л.С. Выготский).

Проблема мышления и речи принадлежит к кру­гу тех психологических проблем, в которых на пер­вый план выступает вопрос об отношении различ­ных психологических функций, различных видов деятельности сознания. Центральным моментом всей этой проблемы является, конечно, вопрос об отно­шении мысли к слову. Первый способ психологического анализа мож­но было бы назвать разложением сложных психоло­гических целых на элементы. С исследователем, который, желая разрешить проблему мышления и речи, разлагает ее на речь и мышление, происходит совершенно то же, что про­изошло бы со всяким человеком, который в поис­ках научного объяснения каких-либо свойств воды, например, почему вода тушит огонь, или почему к воде применим закон Архимеда, прибег бы к разло­жению воды на кислород и водород как к средству объяснения этих свойств. Он с удивлением узнал бы, что водород сам горит, а кислород поддерживает горение, и никогда не сумел бы из свойств этих эле­ментов объяснить свойства, присущие целому.

решительным и поворотным моментом во всем учении о мышлении и речи далее является переход от этого анализа к анализу другого рода. Этот последний мы могли бы обозначить как анализ, расчленяющий сложное единое целое на единицы. Под единицей мы подразумеваем такой продукт анализа, который, в отличие от элементов, обладает всеми основными свойствами, присущими целому, и которые являются далее неразложимыми живыми частями этого единства. Не химическая фор­мула воды, но изучение молекул и молекулярного движения является ключом к объяснению отдель­ных свойств воды. Так же точно живая клетка, со­храняющая все основные свойства жизни, присущие живому организму, является настоящей единицей биологического анализа. Психологии, желающей изу­чить сложные единства, необходимо понять это. Она должна найти эти неразложимые, сохраняющие свойства, присущие данному целому как единству единицы, в которых в противоположном виде пред­ставлены эти свойства, и с помощью такого анали­за пытаться разрешить встающие пред нею конкрет­ные вопросы. Что же является такой единицей, кото­рая далее неразложима и в которой содержатся свой­ства, присущие речевому мышлению как целому? Нам думается, что такая единица может быть найдена во внутренней стороне слова — в его значении.

В слове мы всегда знали лишь одну его внешнюю, обращенную к нам сторону. Между тем в его другой, внутренней стороне и скрыта как раз возможность разрешения интересующих нас проблем об отноше­нии мышления и речи, ибо именно в значении сло­ва завязан узел того единства, которое мы называем речевым мышлением.

с психологической точки зрения значение слова прежде всего представляет собой обобщение. Но обобщение, как это легко видеть, есть чрезвычайно словесный акт мысли, отражающий дей­ствительность совершенно иначе, чем она отражает­ся в непосредственных ощущениях и восприятиях. Качественное отличие единицы в основном и глав­ном есть обобщенное отражение действительности. В силу этого мы можем заключить, что значение сло­ва, которое мы только что пытались раскрыть с пси­хологической стороны, его обобщение представляет собой акт мышления в собственном смысле слова.

Слово без значения есть не слово, но звук пустой. Слово, лишенное значения, уже не от­носится более к царству речи. Поэтому значение в равной мере может рассматриваться и как явление, речевое по своей природе, и как явление, относя­щееся к области мышления. Первоначальная функция речи является комму­никативной функцией. Речь есть прежде всего сред­ство социального общения, средство высказывания и понимания. Эта функция речи обычно также в ана­лизе, разлагающем на элементы, отрывалась от ин­теллектуальной функции речи, и обе функции при­писывались речи как бы параллельно и независимо друг от друга. Речь как бы совмещала в себе и функ­ции общения, и функции мышления, но в каком отношении стоят эти обе функции друг к другу, как происходит их развитие и как обе структурно объе­динены между собой — все это оставалось и остается до сих пор не исследованным.

Высказывание Выготского, что общение, не опосредство­ванное речью или другой какой-либо системой зна­ков или средств общения, как оно наблюдается в животном мире, делает возможным только общение самого примитивного типа и в самых ограниченных размерах. В сущности это общение с помощью выра­зительных движений не заслуживает даже названия общения, а скорее должно быть названо заражением. Испуганный гусак, видящий опасность и криком поднимающий всю стаю, не только сообщает ей о том, что он видел, а скорее заражает ее своим испу­гом. Не согласна! Есть масса сигналов, которые животные передают даже не видя друг друга.

Для того чтобы передать какое-либо пережива­ние или содержание сознания другому человеку, нет другого пути, кроме отнесения передаваемого содер­жания к известному классу явлений, а это, как мы уже знаем, непременно требует обобщения. Таким образом, оказывается, что общение необходимо предполагает обобщение и развитие словесного зна­чения, т. е. обобщение становится возможным при развитии общения. Я хочу сообщить кому-либо, что мне холодно. Я могу дать ему понять это с помощью ряда выразительных дви­жений, но действительное понимание и сообщение будет иметь место только тогда, когда я сумею обоб­щить и назвать то, что я переживаю, т. е. отнести переживаемое мной чувство холода к известному классу состояний, знакомых моему собеседнику.

Слово почти всегда готово, когда готово понятие. Поэтому есть все основания рассматривать значе­ние слова не только как единство мышления и речи, но и как единство обобщения и общения, комму­никации и мышления. Принципиальное значение такой постановки вопроса для всех генетических проблем мышления и речи совершенно неизмери­мо. Оно заключается прежде всего в том, что только с этим допущением становится впервые возможным каузально-генетический анализ мышления и речи.

33. Формирование понятий в когнитивной психологии.

В некоторых попытках подойти к исследованию образования понятий большое внимание уделяется средствам, с помощью которых индивид может так отбирать примеры, чтобы легко и эффективно вы­делять признаки, полезные для формирования нуж­ной группы предметов.

Нпр. На прием к врачу-неврологу приходит больной с поражением головного мозга, обнаруживающий комплекс дефектов речи, назы­ваемый афазией. Образовывать понятие "афазия" нет необходимо­сти, ибо оно уже существует. Этот диагноз невролог получил от диагноста, ранее обследовавшего боль­ного. Диагноз "афазия", поставленный больному, — критерий положительного примера. Таким образом, невролог-исследователь обязан попытаться обнару­жить нервные корреляты афазии, т.е. его задача найти признаки, характерные для класса больных, известных под названием афазиков.

Пример. П.Брока найден разрушенный отдел Г.М. Брока мог приписать афазию всей пораженной зоне или ее части. Он сде­лал свой выбор, предположив (выдвинул гипотезу), что афазия вызыва­ется поражением центра речи, т. е. знаменитой зоны Брока. Первое и очевидное условие любой ги­потезы состоит в том, что при сравнении с некоторым новым событием, с которым она сопоставима, судьба гипотезы опре­деляется одним из четырех логически воз­можных способов: 1)зона поражена, афазии нет; 2)з. не пораж.,афазии нет; 3)з поражена афазия есть; 4) з.поражена афазии нет. Во 2и3 случае гипотеза подтверждается.

Для того чтобы воспроизвести в лаборатории некоторую процедуру, сравнимую с приведенным примером, необходимы четыре условия. Во-первых, необходимо построить некоторую систему примеров сходных друг с другом в одних отношениях и различающихся в других, так чтобы можно было группи­ровать примеры различными способами. Во-вторых, индивид должен встречаться с примерами в опреде­ленном порядке, который он не может изменить. В-третьих, индивид должен знать о каждом приме­ре, положительный он или отрицательный, т. е. пред­ставляет ли он данное понятие или нет. И наконец, в-четвертых, ему должна быть предоставлена свобо­да при каждой встрече с примером формулировать и видоизменять гипотезы. При таких условиях поста­новка задачи не представляет трудности. Выбирается некоторое понятие, подлежащее образованию, и испытуемому предъявляют один за другим серию примеров, представляющих и не представляющих данное понятие. Его цель — сформулировать гипоте­зу, пользуясь которой можно отличать первые от вторых.

Выражение "стратегии принятия решений" мы по­нимаем отнюдь не метафорически. Стратегия — это некоторый способ приобретения, сохранения и ис­пользования информации, служащий достижению определенных целей в том смысле, что он должен привести к определенным результатам. Цели страте­гии, в частности, сводятся к тому, чтобы обеспечить: 1) образование данного понятия в результате столк­новения с минимальным числом случаев, имеющих отношение к делу; 2) субъективную уверенность в факте возникновения понятия независимо от числа примеров, с которыми пришлось иметь дело субъекту на пути к образованию понятий; 3) надежное образо­вание понятия при минимальной нагрузке памяти и логического мышления; 4) сведение к минимуму числа ошибочных отнесений к той или иной категории, предшествующее образованию понятия.

Первую из этих стратегий лучше всего можно показать на конкретном примере.

Клиницист начинает, скажем, с исследования афазика, имеющего тяжелое мозговое поражение — разрушены с 1-й по 6-ю зоны. Он выдвигает свою первую гипотезу: афазия вызывается поражением всех шести зон. Если после этого он встретит положи­тельный подтверждающий пример (второго больно­го афазией с точно таким же поражением мозга), он оставит эту гипотезу в силе. Если же он встретит отрицательный подтверждающий пример (субъект, не страдающий афазией, у которого все эти зоны не поражены), он также сохранит ее. Единственный случай, когда он вынужден изменить свою гипоте­зу,— это положительный опровергающий пример. Таким примером может быть больной афазией с по­раженными зонами с 4-й по 6-ю. При таких обсто­ятельствах он видоизменяет свою исходную гипоте­зу, сохраняя в ней лишь ту часть, которая не проти­воречит вновь встреченному примеру.

Рассмотрим теперь эти правила в более абстракт­ной форме. Центральную роль играет первое прави­ло: принять в качестве первоначальной гипотезы все содержание первого положительного примера. Ос­тальные правила таковы:

	Положительный пример	Отрицательный пример
Подтверждающий	Оставить в силе действую­щую гипотезу	Оставить в сипе действующую гипотезу
Опровергающий	Принять в качестве новой гипотезы общую часть содержания старой и дан­ного примера.	Невозможно иначе, как в случае просчета. В этом случае — сопоста­вить гипотезу с предыдущими при­мерами, сохранившимися в памяти.

Следуя этой процедуре, испытуемый должен прийти к правильному понятию при минимальном числе встреченных примеров. Кроме первого прави­ла стратегия содержит всего два дополнительных: 1) для каждого положительного подтверждающего примера сохранить в данной гипотезе только то об­щее, что она имеет с этим примером; 2) все прочее оставить без внимания.

Ради краткости изложения; мы будем называть только что описанную идеальную стратегию целост­ной, поскольку она состоит в принятии в качестве первой гипотезы всего содержания первого встре­ченного примера, после чего строго выполняются указанные правила ограничений.

случаи, подтверждающие гипо­тезу, обрабатываются по правилам целостной стра­тегии. Случаи же, опровергающие гипотезу, требуют восстановления в памяти встреченных ранее приме­ров. В итоге стратегия сканирования принимает сле­дующий вид:

	Положительный пример	Отрицательный пример
Подтверждаю­щий	Оставить в силе действующую гипотезу	Оставить в силе действующую гипотезу
Опровергаю­щий	Изменить гипо­тезу так, чтобы она не противоречила предыдущим примерам, т. е. выбрать гипотезу, которая еще не была опровергнута	Изменить гипо­тезу так, чтобы она не противоречила предыдущим примерам, т. е. выбрать гипотезу, которая еще не была опровергнута

Для обозначения этой процедуры мы будем пользоваться выражением "парциально сканирую­щая стратегия" или иногда просто "парциальная стратегия".

Подытожим теперь кратко разли­чия между этими двумя стратегиями.

1. Парциальное сканирование, оче­видно, предъявляет более серьезные требования к памяти и выводам, чем это делает стратегия "фокусировки".

2. От объема содержания, исполь­зованного в исходной гипотезе, зависит распределение вероятностей встречи четырех различных случаев. Наиболее характерной чертой этой арифметической случайности является то, что ис­пытуемый, неукоснительно следующий всем прави­лам своей "целостной" стратегии, может никогда не встретить наиболее драматичного в психологическом отношении случая отрицательного опровержения.

3. Чтобы достигнуть успеха, "сканирующий" субъект должен быть начеку, сохранять неослабный интерес к предмету, "фокусирующему" же субъекту достаточно заниматься одной своей гипотезой.

Какая стратегия приводит к успеху надежнее и чаще? Разумеется, строгое следование правилам не­пременно приводит к успеху при любой стратегии. Имея дело с за­дачей, при которой произвольно избранная после­довательность операций приводит к образованию понятий, человек ведет себя в высшей степени орга­низованно и разумно.

34. Представление о мышлении в ассоцианизме. Описание мыслитель­ного процесса в классической психологии сознания.

С последней фазой развития экспериментальной психологии совпадает особое направление нашей науки, исследующее процессы мышления, оно раз­вилось в Германии и особенно в Вюрцбургском пси­хологическом институте.

О. Кюльпе. В прежней психологии мыш­лению было уделено далеко не достаточно внима­ния. Психологи не считали правильным признать год­ным для исследования рядом с содержанием пред­метного мышления мышление без признаков нагляд­ности, они отрицали, что слово может быть пони­маемо независимо от представлений или что пред­ложение можно постигнуть и подвергнуть суждению, хотя его содержание представляется для сознания едва заметным. Ранее в психологических исследованиях не старались добиваться после каждого опыта сведений о всех соответствующих переживаниях, удовлетворялись случайными показаниями испытуемого по поводу явлений, как только испытуемые на основа­нии самонаблюдения над переживаниями во время исследования начали сообщать непосредственно после опыта полные и беспристрастные данные о течении душевных процессов, тотчас же обнаружи­лась необходимость расширения прежних понятий и определений. Приведем несколько примеров. Испытуемых спра­шивают, понимают ли они предложение: "Лишь только золото замечает драгоценный камень, оно тотчас же признает превосходство его сияния и услужливо ок­ружает камень своим блеском". Испытуемый описывает процесс понимания, который про­исходит без представлений, но лишь при посредстве отрывочного внутреннего языка. Возникает вопрос откуда у испытуемого возникли сводные образы о порядке ценно­стей или же мысль о бесконечной возможности при­менения образа.

"Понимаете ли вы предложе­ние: мышление так необычайно трудно, что многие предпочитают просто делать заключения". И здесь оказывается не обычный процесс мыш­ления, но мышление без наглядных представлений. В представлениях царит закономерность - ассоциации: влиянии одних представлений на другие и связи их между собой. Если мысли не отличаются от представлений, то при заучивании стихов первые должны запоми­наться с такой же трудностью, как и последние. Но внимательного про­чтения стихов достаточно, чтобы иметь возможность вновь припомнить содержание мыслей. Особенно важное доказательство этому мы на­ходим у Бюлера в его исследованиях относительно парных мыслей: ассоциации между мыслями обра­зуются несравненно быстрее и прочнее, чем между словами. Когда перед испытуемым стоит задача осмыслить текст и воспроизвести смысл и процесс понимания, то такие утверждения запоминаются на очень длительный период. Знание есть сила — господство над природой. Пределы, видимые в телескоп, — бесконеч­ность вселенной. Задача в этих исследованиях состоит в том, что­бы установить мысленную связь между двумя члена­ми этого ряда.

Значение абстрактных и общих выражений об­наруживается в сознании даже тогда, когда, кроме слов, в сознании не дано ничего наглядного и пере­живается и припоминается само по себе независимо от слов. Эти факты обнаружены новым пониманием сознания. Через посредство мыслей открылся нам путь во внутренний мир, и тут не может быть и речи о мис­тической силе, будто бы приведшей нас туда; на­против, мы достигли его благодаря пренебрежению нами предрассудков.

Мысли являются не только чистыми знаками для ощущений, они вполне самостоятельные образова­ния, обладающие самостоятельными ценностями, о мыслях можно говорить с той же определенностью, как и о чувственных впечатлениях, их можно даже считать более положительными, постоянными и не­зависимыми, чем чувственные образы, обусловлен­ные деятельностью памяти и фантазии. Но, конеч­но, их нельзя рассматривать так же непосредствен­но, как объекты наблюдения, как наглядные пред­меты.

Опытным путем удалось доказать, что наше "я" нельзя отделить от нас. Невозможно мыслить — мыс­лить, отдаваясь вполне мыслям и погружаясь в них, — и в то же время наблюдать эти мысли — такое разделение психики невозможно довести до конца. Сна­чала одно, затем другое — так гласит лозунг молодой психологии мышления. Старая псих-гия считала, что проявления (акты) души можно опре­делить только при помощи сопровождающих их признаков, нпр внимание рассматривалось ими как ощущение напряжения некоторой группы мускулов. До опред.момента считалось, что мы потому вниматель­ны, что наши глаза направлены в известную сторо­ну и мускулы, находящиеся в определенном поло­жении, сильно напряжены. Теперь же можно говорить, что мы направля­ем наши глаза на определенный пункт и при этом напрягаем мускулы, потому что мы хотим на него смотреть; активность выступает на первый план, акт восприятия и механизм представлений — на второй. Наше "я" постоянно находится под влиянием той или иной точки зрения или же определенной задачи и ими же побуждается к деятельности. Можно ска­зать, что и работа "я" служит цели, заданной самой собой или другими. Самостоятельное значение задач и определяемая ими роль детерминирующей тенденции были совер­шенно скрыты от ассоциационной психологии. Аху удалось очень хорошо показать, что даже ассоциации могут быть побеждены до значительной степени противодействием задач. Помимо того, что сила, с которой проявляется детерминирующая тен­денция, превосходит общеустановленную тенденцию воспроизведения, она не связана в своем проявле­нии с законами ассоциативных отношений. Исследованию подверглось влияние за­дач в простейших случаях. Показывается, например, слово доска. Испытуе­мый имеет оптическое представление его, однако может пройти значительное время, пока он назовет подходящее целое, даже при значительном напря­жении умственной деятельности. Наконец, он про­износит: шкаф. Если приходит нужное слово, испы­туемый чувствует себя как бы освобожденным от ч-то.

Для классической ассоциативной психологии наши психические явления, и в том числе также и деятельность нашего разума, являются системой диф­фузных репродукций.

Обращенное к нам слово "а" будет, например, иметь тенденцию снова возбуждать представления всех предметов, которые при его пред­шествовавшем применении были в нашем сознании. Каждое из этих представлений снова станет цент­ром системы расходящихся ассоциаций, и таким образом все репродуктивные тенденции, возбужден­ные словом-раздражителем, будут расходиться по всем направлениям, диффундировать. Основная ошибка теории диффузных репродук­ции заключается в том, что она вынуждена рассмат­ривать взаимное усиление и торможение изолиро­ванных репродуктивных тенденций как единствен­ный фактор, определяющий направление психичес­ких процессов. Затруднения разрешаются, если мы будем рассматривать эти процессы не как систему диффузных репродукций, а как систему специфичес­ких реакций. Мы имеем подобную систему, когда возбуждающие раздражители так четко дифферен­цированы, что с определенным раздражителем со­ответственным образом постоянно связана одна-единственная реакция, так что в идеальном случае диффундирование конкурирующих реакций вообще не имеет места.

Если мы предлагаем испытуемому задачу, то стремление решить задачу представляет раздра­житель, которым может быть возбужден ряд специ­фических реакций. Специфические ре­акции, которые в отдельности или вместе с другими служат для разрешения задачи, — операциями, при­чем в зависимости от задачи возникнут интеллекту­альные операции, или же моторные операции (дви­жения), или же операции и того и другого рода.

35. Понимание мышления в психологии поведения. Проблема мышле­ния в необихевиоризме.

Для Дж. Уотсона предмет психоло­гии — это поведение, которое должно изучаться строго объективно. Основная структурная единица поведения, по Уотсону, связь сти­мула и реакции (знаменитая формула S—R). Достижение полезного результата (подкрепление) не является необходимым условием образования этой связи. Мышление человека Дж. Уотсон отождествлял с внутренней речью. В этом случае мышление охватывало бы беззвуч­ное пользование языком или любым другим родственным матери­алом. Дж. Уотсон выделял три основные формы мышления: а) прос­тое развертывание речевых навыков (воспроизведение стихов или цитат без изменения порядка слов); б) решение задач не новых, но редко встречающихся, так что они требуют пробующего, словесного поведения (попытки вспомнить полузабытые стихи); в) решение новых задач, которые ставят организм в тяжелое положение, тре­бующее словесного решения до того, как будет предпринято ка­кое-нибудь открыто выраженное действие. Третью форму мышления он сравнивает с пробными действиями животных (крысы в лабиринте). Для раннего бихевиоризма естественно стирание грани между высшими формами познавательной деятельности человека и элементарными психическими процессами животных. Перенося закономерности поведения животных на мышление человека, отмечает американский психолог Улмен, бихевиористы доходят до абсурда. Так, К. Халл свои основные постулаты, долженствующие представлять общие законы поведения, выводит целиком из экспериментов на животных. Дж. Уотсон подчеркивал связь речи с другими функциями, но в то же время утрачивал, специфику собственно мышления. Мышление и сознание рассматривались как особый вид поведения, т. е. как реаль­ная деятельность субъекта, которая подлежит столь же объектив­ному изучению, как и другие виды поведения. По аналогии с дви­гательным поведением речевая деятельность рассматривается как пробующая, поисковая. Ограничиваясь лишь описанием отношения стимула и непосредственно наблюдаемого поведения, бихевиористы по-прежнему не рассматривают мышление как психический процесс познания закономерных отношений между вещами, процесс отражения тех сложных (причинно-следственных, функциональных и т. п.) отношений между объектами, в которых раскрывается сущность предметов. После Уотсона появились две ветви развития: те, кто поддерживал схему S-R (К. Халл, Б. Скиннер) и те, кто рассматри­вал поведение как целенаправленный процесс, включающий опосредствующее звено (Э. Толмен). В качестве опосредствующих фак­торов выступают познавательные процессы (ориентировочная активность).

1. Как возникает целостный, интегрированный поведенческий акт? Представители первой теории в качестве интеграторов последовательных поведенческих актов рассматривают ответные реакции организма или движения, т. е. периферические измене­ния в организме, поэтому данную теорию иногда называют «периферической». Представители когнитивной теории (S—S) в ка­честве интеграторов берут центральные процессы (память, «ожи­дание» или установка), поэтому такую теорию называют «цен­тральной».

2. Что является результатом научения? Ответ представителей первой теории таков: приобретение навыка как известной фиксиро­ванной последовательности движений. Ответ представителей вто­рой теории: важнейший результат научения состоит в образовании некоторой «познавательной структуры» (т. е. некоторого отраже­ния ситуации).

3. Как ведет себя организм в новых условиях, сталкиваясь с некоторой задачей? Какова роль прошлого опыта организма при решении новых задач? Представителя первой теории придают прошлому опыту организма решающее значение. Сталкиваясь с новой задачей, организм применяет прежде всего старые, ранее выработанные навыки, реагируя в соответствии со сходными эле­ментами данной ситуации по отношению к ситуациям, с которыми организм сталкивался ранее. Представителя второй теории (S—S) подчеркивают, что при наличии всего необходимого про­шлого опыта нет гарантия, что обучающийся использует его, чтобы достичь решения. Решаемость задачи определяется прежде всего ее структурой, или организацией, от которой зависят актуализация прошлого опыта организма. Исследуя мышление как функционирование двигательных инструментальных реакций, бихевиористы сводят сущность решения задач к отбору реакций. Этому процессу отбора реакций они противопоставляют отбор или дифференцировку раздражителей - стимулов. Первые ищут реакции в прошлом опыте, а вторые говорят, что все зависит от силы стимула: способен ли он активизировать прошлый опыт.

Новый подход к исследованию поведения был предложен Д. Миллером и др. Он был назван авторами «субъективным бихевиоризмом». Свою теорию поведения авторы назвали «ТОТЕ» (от английских слов test — operate — test — exit, т. е. проба, опера­ция, проба, выход). Структурная организация поведения понимает­ся теперь следующим образом: воздействие на систему—сличе­ние с некоторыми «прошлыми состояниями». В зависимости от этого сличения осуществляются либо специальные реакции организма, если воздействие соответствует прошлому опыту, либо поисковые, ориентировочные реакции, если воздействие не соответ­ствует прошлому опыту. Результаты после них оцениваются ор­ганизмом, и только после достижения некоторого удовлетворитель­ного результата осуществляется окончательное действие. «Дейст­вие, — пишут авторы,—возбуждается «несоответствием» между состояниями организма и состоянием, которое опробуется. Ограниченность подхода авторов «субъективного бихевиориз­ма» к характеристике мышления человека заключается в том, что мышление рассматривается фактически как «процесс в организме», как имеющийся план. Нет анализа про­цессов порождения новых планов

36. Мышление как процесс переработки информации. Информационная и психологическая теория мышления.

Путь научного исследования в любой области знания определяется двумя противоположными фак­торами. С одной стороны, сильное "побуждение" вы­зывается "хорошими проблемами" — вопросами, от­веты на которые будут представлять существенный прогресс в теории или обеспечат основу для важных практических приложений. С другой стороны, силь­ные "побуждения" исходят от "хороших методов" — средств наблюдения и анализа, которые оправдали себя как тонкие и надежные. Счастливыми периода­ми в науке являются периоды, когда оба эти "по­буждения" не парализуют друг друга, но объединя­ются для того, чтобы направить исследование по пло­дотворным путям.

Однако напряжение, возникающее в результате рассогласования целей и средств, редко полностью отсутствует во всякой науке. В психологической науке это рассогла­сование прямо-таки бросается в глаза. "Гештальтизм" — одно из обозначений, применимых к психологии, ориентированной на проблемы; "бихевиоризм" — яр­лык, наиболее часто привешиваемый психологии, ориентированной на методы. Не случайно, что изу­чение мышления человека и процессов решения за­дач, проблемы личности, речевой деятельности и социальных явлений привлекают больше психоло­гов, близко стоящих к "гештальтистскому" концу ряда, тогда как изучение поведения животных, фи­зиологическая психология, механическая память и простые двигательные навыки являлись преимуще­ственно областью бихевиористов. Благодаря использованию вычислительных машин в качестве средства как при создании теории, так и при испытании их многие "хорошие проблемы" психологии сейчас доступны "хорошим методам". Необходимо обсудить одно из значитель­ных приложений вычислительных машин в области психологического исследования — их использование как устройств для имитации процесса человеческо­го мышления. Начнем с выборки явлений, которые мы хотим объяснить. Мы помещаем испытуемого в лаборато­рию (студента колледжа, вечного испытуемого, при­влекаемого в психологическом исследовании). Мы знакомим его с задачей, о которой говорим ему как о "регистрации" символических выражений. Мы предъявляем следующее выражение: R×(P,O) (1) и просим его получить из этого выражения вто­рое выражение: (OVP)×R (2) путем приложения к первому выражению пос­ледовательности правил преобразования, получен­ных из списка, который мы также кладем перед ним.

Мы просили испытуемого называть вслух каждое правило, которое он хочет применить, и выражение, которое явится результатом такого применения. Экс­периментатор тогда записывал новое выражение на доске. Мы также просили испытуемого вслух рассуж­дать о том, что он делал: "о чем он думал". Проблема исследования — создать теорию про­цессов, лежащих в основе поведения испытуемого, когда он работает над задачей, и испытать объясне­ние теории путем сравнения поведения. Как вычислительная машина может помочь нам решить эту проблему?

Электронная цифровая вычислительная маши­на представляет собой устройство для очень быстро­го сложения, вычитания, умножения и деления. Но вычислительная машина не просто устройство, опе­рирующее цифрами, она является и устройством, оперирующим символами. Символы, которыми она оперирует, могут представлять числа, буквы, слова или даже нецифровые, несловесные образы.

Поведение испытуемого, которое мы хотим объяснить, состоит из последовательности символических выражений. Во всех случаях его поведение мо­жет быть интерпретировано как последовательность символов. Можно предпологать, что процессы, про­текающие внутри испытуемого, — в органах чувств, нервной ткани и мышечных движениях, управляе­мых нервными сигналами, также являются процес­сами оперирования символами, т. е. образы, различ­ным способом закодированные, могут быть уловле­ны, зафиксированы, переданы, сохранены. Подход к построению теории сложного поведе­ния изображен на рис.1. Мы имеем дело с верхней половиной схемы — со сведением высшего поведе­ния к информационным процессам. Если это сведе­ние может быть осуществлено, тогда вторая часть теории будет нуждаться в объяснении информаци­онных процессов на основе нейрологических меха­низмов. Мы надеемся, что прорыть туннель сквозь горы нашего незнания с двух сто­рон будет легче, чем пытаться пре­одолеть все расстояние только с од­ной стороны. Наша попытка объяснить процесс решения за­дач принимает форму программы вычислительной машины, которую мы называем Общий решатель проблем (ОРП).

Можно предположить, что поведе­ние испытуемого подчиняется про­грамме, включающей группу эле­ментарных информационных про­цессов. Мы кодируем группу под­программ для цифровой вычисли­тельной машины, каждая из кото­рых осуществляет процесс, соответ­ствующий одному из этих постули­рованных информационных про­цессов. Затем мы записываем про­грамму, составленную из этих подпрограмм, кото­рая заставит вычислительную машину действовать тем же способом, каким действует испытуемый: про­изводить, по существу, тот же поток символов, ког­да обоим дается одна и та же проблема. Если мы до­стигнем успеха в создании программы, которая ими­тирует поведение испытуемого достаточно точно в значительном ряде ситуаций решения задачи, тогда мы сможем рассматривать программу как теорию поведения. "Оснащение" вычислительных машин и моз­га подобно, за исключением предположения, что и вычислительная машина и мозг — общецелевые ус­тройства, оперирующие символами, и что вычис­лительная машина может быть запрограммирована для выполнения элементарных информационных процессов, которые функционально подобны тем, которые осуществляются мозгом, Программа включает действия по применению операторов к объектам. Она включает также процес­сы сравнения пар объектов; эти процессы создают (внутренне) символы, которые обозначают отличия между сравниваемыми объектами. Действия ОРП группируются вокруг трех типов целей и небольшого числа методов достижения це­лей этих типов.

1. Преобразование целей. Эти процессы имеют фор­му, которая уже была проиллюстрирована: преобра­зовать объект а в объект b.

Метод I. Сравнить а с b, для того чтобы найти различие d между ними; если нет различий, пробле­ма решена. Создать цель: уменьшение различия d между а и b. Если действие успешно, результат будет преобразованием а в новый объект с. Теперь создать новую цель преобразованием с в b. Достижение этой цели и будет решением первоначальной проблемы.

2. Цели применения операторов. Эти операции име­ют форму: применить оператор q к объекту а.

Метод 2. Определить, отвечает ли а условиям применения q? Если да, применить q, если нет, оп­ределить различие между а и объектом, к которому q применим. Если это действие успешно, будет со­здан новый объект а', который является модифика­цией а. Теперь попытаться приложить q к а'.

3. Цели уменьшения различий. Как мы видели, они имеют форму: уменьшить различие d между объек­тами а и b.

Метод 3. Найти оператор q, соответственный данному различию (значение соответствия — реле­вантности — будет позже объяснено). Создать цель применения q к а. Если операция успешна, то ре­зультат будет преобразованием а в новый объект с, который не будет сильно отличаться от b. Таким образом, Общий решатель проблем пред­ставляет собой программу вычислительной машины, включающую общие процессы заключения относи­тельно итогов (целей) и средств (операторов). Она является общей (general) в том смысле, что сама по себе программа не привязана к самой природе объек­тов, различий и операторов, с которыми она имеет дело. Следовательно, ее возможности в решении за­дач могут быть перенесены с одного типа задач на другой, если он содержит информацию относитель­но типов объектов, различий и операторов, кото­рые характеризуют и описывают конкретные усло­вия задачи.