Герменевтические аспекты межкультурной коммуникации

Проблемы межкультурных коммуникаций становятся особенно актуальными в настоящее время. Это связано, прежде всего, с изменением самой социальной реальности, всё больше приобретающей облик поликультурного пространства. Широкое распространение получает понятие мультикультурализма, означающее признание равноправного сосуществования различных культурных форм, стратегию, направленную на поддержание социального согласия и стабильности в условиях взаимодействия многочисленных этнических и национальных сообществ. В данной ситуации большое значение приобретают проблемы достижения взаимопонимания и преодоления отчуждения в сфере межкультурной коммуникации, способности принятия не только «своего», но и «чужого», установления между ними диалогических взаимоотношений. Различные аспекты данной проблематики разрабатывались в герменевтических концепциях, существующих в современной философии.

Уже в рамках классического мышления в философии Просвещения и, прежде всего, в концепциях Гердера и Гумбольдта возникает интерес к сравнительно-историческому изучению языков культуры, их многообразию. В учении Гумбольдта были поставлены важные вопросы взаимосвязи языка и мышления, всего нашего опыта восприятия мира с культурной традицией, «духом народа». Значение его трудов состояло в том, что любой язык рассматривается как особый способ видения мира. Такая позиция, устанавливающая тесную взаимосвязь между внутренней языковой формой и мировидением, часто квалифицируемая как лингвистический релятивизм, вместе с тем оставила нерешёнными вопросы, на которые сам Гумбольдт не дал последовательных ответов. Среди них – степень «непроницаемости» отличных друг от друга культурных миров, возможность выхода за пределы того языкового видения мира, в среде которого формируются индивиды, принадлежащие к данному лингвистическому сообществу, условия понимания и переводимости «чужих» языков и др.

Герменевтика во всех своих исторических формах всегда акцентировала проблемы понимания других культур и их феноменов, по-разному, однако, представляя свои задачи. Стремясь к общезначимому осмыслению жизненной реальности, «поздний» Дильтей пытался обосновать герменевтику не в духовно-индивидуальной области, а в «общей сфере» форм культурно-исторической деятельности, что свидетельствовало о преодолении им позиции психологизма. Герменевтическая проблематика, согласно Дильтею, возникает, прежде всего, среди интересов практической жизни людей, где они вынуждены общаться друг с другом и достигать взаимного согласия относительно интерпретаций разнообразных «объективаций жизни». Базисом понимания здесь выступает коммуникативная общность, в рамках которой осуществляется не только интерпретация «чужих жизнепроявлений», но также и собственная самоидентификация. Именно эти формы донаучного, «прагматического» понимания стали впоследствии предметом размышлений в современной герменевтике.

В концепции языковых игр Витгенштейна, устанавливающей взаимосвязь между языком и жизненной практикой людей, проблема понимания рассматривается в аспекте процесса социализации, обучения в данной социокультурной «форме жизни», то есть тренировки осуществлять определённые действия и реагировать на слова общепринятым способом. Согласно Витгенштейну, «грамматики» языковых игр содержат «правила», которые могут быть обнаружены только «изнутри», посредством применения самих этих «грамматик». Правильность их усвоения подтверждается участием в самой языковой игре. Разрушение же коммуникации, напротив, показывает, что эти «грамматики» или «правила» были усвоены или применены неправильно. Однако здесь остаются непрояснёнными вопросы, касающиеся взаимоперехода и «взаимопереводимости» различных языковых игр, определения языковой игры аналитика, а также метаязыковой игры самого языкового анализа. Во многом это обусловлено тем, что Витгенштейн рассматривал языковую игру как «форму жизни», поэтому достижение интерсубъективности понимания становится, по существу, непроблематичным, так как имеет основание в самом жизненном процессе социализации, обучения и тренировки.

В отличие от «монадологии» языковых игр Витгенштейна, описывающей их как лингвистически замкнутые тотальности, Гадамер исходит из предпосылки «взаимопереводимости» естественных языков. Если в концепии Витгенштейна парадигмой выступает изучение первоначального языка, то Гадамер считает, что герменевтическая проблематика возникает на принципиально ином уровне и обращается к «переводу» как парадигме процесса понимания, которое неизбежно связано с интерпретацией в другом мире дискурса. Как подчёркивает Хабермас, мы никогда не остаёмся в рамках единственной «грамматики», которую мы первоначально осваиваем, поскольку постоянно сталкиваемся с необходимостью выхода за её пределы, интерпретировать то, что является чуждым и непонятным для нас[122]. В концепции Гадамера точкой отсчёта является овладение соответствующим языком. Понимание языка, само по себе не является действительным пониманием, но сопровождением жизни, так как каждый понимает язык, в котором живёт[123]. Поэтому герменевтическая проблема состоит вовсе не в правильном пользовании языком, но в истинном взаимопонимании по тому или иному поводу, осуществляемом в среде языка[124]. Любой язык, отмечает Гадамер, может быть выучен так, что мы уже не переводим на него с родного языка, но думаем на этом языке. В разговоре подобное владение языком является предварительным условием, чтобы мы смогли придти к согласию по поводу самого обсуждаемого дела.

Согласно Гадамеру, герменевтический опыт изначально диалогичен и имеет коммуникативную природу, даже если речь идёт о понимании текстов[125]. Диалектика вопроса и ответа раскрывает содержание понимания как нечто подобное диалогу, даже если имеется ввиду интерпретация текста, «вопрошание» традиции, а не непосредственное общение собеседников в процессе языковой коммуникации [126]. Реконструкция вопроса, в свете которого смысл текста понимается как ответ, переходит в наше собственное спрашивание. Языковое понимание в герменевтике Гадамера – это диалог, в котором интерпретатор встречается не только с интерпретируемым, но и с другими интерпретациями и интерпретаторами.

В этом аспекте пример переводчика, преодолевающего пропасть между языками, только с особой отчётливостью показывает отношение, существующее между текстом и интерпретатором, соответствующее ситуации взаимопонимания в разговоре. Иноязычность означает лишь предельный случай общей герменевтической сложности, а именно, преодоления чуждости, инаковости интерпретируемого предмета. В определённом смысле «чуждыми» являются все «объекты», с которыми имеет дело герменевтика. В этом смысле задача воспроизведения, стоящая перед переводчиком с другого языка не отличается, по сути, от герменевтической задачи, которую ставит любой текст. В обоих случаях речь идёт о герменевтическом разговоре, в котором должен быть выработан общий язык, совпадающий с процессом достижения взаимопонимания. Эта проблема, согласно Гадамеру, достаточно сложна потому, что понимание всегда осуществляется в перспективе собственного «горизонта ожиданий» интерпретатора - убеждений, норм, знаний, ценностей, которые принадлежат его собственному «жизненному миру». Сама конечность человеческого опыта, по Гадамеру, делает невозможным «беспредпосылочное» понимание. Предрассудок или предпонимание характеризует изначальную ситуацию любого интерпретативного процесса, который есть всегда герменевтическая медиатация между различными «жизненными мирами», предполагающая «слияние горизонтов».

В отличие от Витгенштейна, Гадамер подчёркивал, прежде всего, исторический аспект проблемы понимания, медиативную роль культурной традиции, через которую язык передаётся и развивается. При этом традиционное описание герменевтического круга в терминах целого и части он считал неадекватным, формальным. Интерпретативное присвоение традиции, по Гадамеру, имеет круговую природу в том смысле, что проектирование значения, которое направляет работу интерпретатора, само является продуктом культурной традиции, и её понимание начинается со структуры предубеждений. Этот герменевтический круг, с точки зрения Гадамера, имеет позитивное значение, так как предполагает некоторую общую основу для «слияния горизонтов» интерпретатора и интерпретируемого, «взаимопереводимости» различных языков культуры.

Из концепции культурной традиции как универсального медиума следовал вывод, что сам процесс социализации, через который индивидуумы овладевают своим языком, также принадлежит традиции. Выводя зависимость понимания от социокультурной «внутренней» ситуации интерпретатора, раскрывая её исторический характер, гадамеровская герменевтика приобретает также и «практическое» измерение. Это проявляется в том, что мы понимаем свой «объект» (текст или высказывания собеседника) только до той степени, до которой можем его осмыслить. Сам процесс «перевода» предполагает повторное выражение его значения в терминах, имеющих смысл и для нас. Поэтому не случайно Гадамер рассматривает герменевтическое понимание как диалог с прошлым, другими культурами относительно общих проблем человеческой жизни, как «вопрошание» традиции о том, что мы разделяем как достойное обсуждения с общечеловеческой точки зрения.

«Глубинная» герменевтика Хабермаса выступает как попытка обоснования трансцендентальных общечеловеческих прагматических условий речевой коммуникации, без которых интерсубъективность понимания невозможна. В отличие от чисто когнитивного языкового употребления, герменевтика имеет дело с системой трёх отношений высказываний (к объективному, социальному и субъективному мирам) и соответствующими притязаниями на значимость, выдвигаемыми участниками коммуникации (на пропозициональную истинность, нормативную правильность и субъективную искренность, взаимное признание которых со стороны партнёров по диалогу может стать основой для рационально мотивированного консенсуса; особенность «универсальной речевой ситуации» Хабермас видит в том, что в ней воспроизводится не только отношение говорящего к «внешней реальности», «объективному» миру фактов и событий, но также к нормативной социальной реальности и собственному субъективному миру как совокупности манифестируемых переживаний, к которым говорящий имеет привилегированный доступ [127]. Специфику «универсальной прагматики» Хабермас видит в том, что она представляет попытку рациональной реконструкции наиболее глубоких структур, лежащих в основании способности понимать символические высказывания и действия субъектов речевой коммуникации.

Эти структуры использования языка инвариантны в культурно-историческом аспекте и его носители не могут «выйти» за его пределы. Герменевтическая проблематика не сводится только к интерпретации, но включает широкий круг вопросов, касающихся взаимодействия участников коммуникации, их значимостных притязаний: условий достижения рационально мотивированного консенсуса, приобретения универсальных компетенций, инвариантных для разных культур - интерактивной, лингвистической, моральной, необходимых для взаимопонимания; взаимовлияния личностных и общественных мотиваций (культурных ценностей, мировоззрения, институционализированных ролей и социальных норм); социокультурных и этических предпосылок межсубъектных отношений; предпонимания герменевтической ситуации и его контекстной обусловленности; роли экстралингвистических факторов, соотношения «внешних» и «внутренних» детерминант символических интеракций и т.д. Таким образом, проблемное поле герменевтики существенно расширяется, и понимание коммуникативного поведения предстаёт как сложный многоплановый процесс, обусловленный многими факторами, осмысление которого требует учитывать подходы, существующие не только в философии, но и пограничных областях социогуманитарного знания, в том числе результаты междисциплинарных исследований.

Изучение коммуникативной компетенции, то есть способности устанавливать посредством языка интерсубъективно значимые связи и отношения и достигать взаимопонимания особенно актуально в аспекте межкультурных коммуникаций, так как здесь встают сложные вопросы, связанные с рефлексивностью «ожиданий» определённого поведения и возможностью принятия роли «другого», координацией действий, основанных на взаимно разделяемых и признанных нормах общения. Большое значение приобретает формирование всеобщей дискурсивной этики или метаэтики, основанной на предпосылке интерсубъективной значимости моральных норм, признании всех членов как равноправных партнёров по дискуссии, что особенно важно в свете солидарной ответственности человечества за принимаемые решения и макропоследствия собственной деятельности. В современной исторической ситуации, характеризующейся усилением международных контактов и взаимосвязей, сопровождающегося возникновением регионально-этнических конфликтов, на первый план выходит коммуникативная функция языка, проблемы диалога, осмысление которых создаёт предпосылки для гармоничных межкультурных отношений.