Глава XI. 1. При самом возникновении “устроенной” Нико­ном новой церкви поднялись горячие, ожесточенные споры о таинстве евхаристии

О ПРИЧАЩЕНИИ

1. При самом возникновении “устроенной” Нико­ном новой церкви поднялись горячие, ожесточенные споры о таинстве евхаристии. Никон и его преемники, как известно, создавали новую церковь при помощи вызванных с этой целью в Москву киевских ученых. Все они, по признанию тогдашней церковной власти, были еретики, пропитанные насквозь ядом латинства. Они заложили этот яд и в основу никоновской церкви. Главным и более ярким из их среды деятелем был Симеон Полоцкий. О нем так отзывается москов­ский патриарх Иоаким в своем сочинении “Остен”: “В царство благочестивейшего государя и великого князя Алексия Михайловича, всей великия и малые и белые России самодержавца, по пленении польского государства, пришед из Полотска в царствующий град Москву некто иеромонах, у иезуитов учивыйся по-латине, именем Симеон, прозванием Полотский, сказа себе восточного благочестия последователя быти. Бла­гочестивый же царь и священнии архиерее, поверивше ему яко благочестивому и православному, вручаху ему всякие церковных дела писати ”.Вос­питанный в латино-иезуитской школе, он и мыслил, и веровал по-латински. Став во главе никоно-реформаторской деятельности, он вел ее в духе латинизма, во всякое свое творение, в каждое дело реформы вкладывая какую-либо римскую ересь. “Написав он, — свидетельствует о нем тот же Иоаким, — некая писания, собирая от латинских книг, и иная же с тех же латинских книг готовая преведе. И во всех тех своих писаниях написав латинского зломудрова­ния некие ереси: аще от неискусства, аще ухищрен­но и неудопознанно лежаще суть в писаниях его, яко о исхождении Святого Духа от Отца и Сына, овыя же и явлено, яко написав словесы Господними токмо претворятися хлебу и вину в Тело и Кровь Христову, и яко покланятися на словесах увещеваше, егда еще не пресуществишася хлеб и вино в Тело и Кровь, но токмо возобразна суть Тела и Крове Христовы”.

Современник Симеона Полоцкого, известный иеромонах Епифаний Славинецкий, утверждает, что Симеон намеренно и настойчиво распространял в Москве латинские ереси и между ними “католичес­кое учение о пресуществлении Даров произнесением слов Христа: “примите, ядите...”, а не особою молит­вою священника”. “Это учение, — говорит И. Татар­ский, — было весьма распространенным между ма­лороссийскими учеными тогдашнего времени, и Си­меон, во всем разделявший их воззрения, явился ес­тественным представителем его в Москве. Одно мес­то из этой проповеди его, где он приглашает к себе желающих “на угоднейшее место и свободное время” для более подробного наставления, ясно свидетель­ствует о том, что он вел здесь даже устную пропаган­ду в видах распространения этого учения”. Мудро­вание, что пресуществление Даров на литургии со­вершается словами Христа: “Примите, ядите, сие есть Тело Мое” — иеромонах Епифаний называет “латинскою ересью”. “Наши киевляне, — заявляет он, — учились и учатся точию по-латине и чтут кни­ги токмо латинские, и оттуда тако мудрствуют, а гре­чески не училися и книг греческих не чтут и того ради о сем истины не ведают и вельми в сем погре­шили, зане сие есть ересь латинская; латини бо тако мудрствуют, яко и сам (Симеон) глаголеши, яко западнии учителие глаголяют, Христовыми токмо словесы совершатися Телу Христову и Крови. И аз глаголю, яко латини тако новомудрствуют”.

Во время патриаршества Иоакима “появися тетрадь печатная, названная “Выклад о церкви святой”, лживо глаголящая на святые отцы, якобы им глаголющим, еже пресуществлятися в литургии хлебу и вину в Тело и Кровь Христову словесы токмо: “примите, ядите” и “пейте от нея вси”: еже не единому святых сих и иных всех Церкве святыя учителей в уме бысть, ниже глагола кто их когда, ниже писа где тако, но мнение таковое новое латинскаго папы, от себе новомышленное не в давних временах по отступлении их от святыя восточныя Церкве”. В этом сочинении на вопрос: “Кими словесы освящаются святые дары и бывает хлеб — Тело Христово и вино — Кровь?” дает­ся ответ: “По согласному святых учителей разумению, сими словесы Христовыми: “примите, ядите, сие есть Тело Мое”, и “пиите от нея вси, сия есть Кровь Моя”; по изречении сих словес, уже не есть хлеб, но Тело Христово в виде хлеба, и вино не есть, но в виде вина Кровь Христова есть”. Далее в “Выкладе” приво­дятся в ложном объяснении слова блаженного Симео­на Солунского, св. Иоанна Дамаскина, св. Иоанна Златоустого “о предании Иудине” и других учителей церковных. В обличение “Выклада” патриарх Иоаким написал довольно обстоятельное сочинение, вошедшее в его книгу “Остен”. Иоаким доказывает, что автор “Выклада” не только верует по-еретически о пресуще­ствлении в литургии Даров, но совершенно изуродовал мысли свв. отцов, допустив даже подлоги в их словах. Например, доказывает патриарх Иоаким, в приводимом автором “Выклада” слове Златоуста “о предании Иудине” говорится: “Иже бо ону трапезу украси тогда, той и сию διαχοσμει, сиречь украшает ныне”, некто же, под образом благочестия сый, утвердити хотя новше­ство папежников, разум святаго Златоуста и речение, еже “украшает”, растлив, украде истину, по папежскаго же новосечения мысли написав место “украшает” — “освящает”, сице глаголя: “глаголет Златоуст: Иже бо ону трапезу украси тогда, той и сию освящает ныне”, еже святому Златоусту рещи или писати: “той и сию αγιαζετ сиречь освящает ныне, ниже в мысль когда вознесеся. Сия оба глаголы, место diacosmei, знаменующее “украшает”, превращенно написанное “освящает”, и место μεταρρυυμιζει, знаменующее “престрояет”, превра­щенно написанное “претворяет”, восхитивше нецыи младоумных, всевают в слухи неутвержденных и тем простых души возмущают, глаголюще, яко и тетрадь “Выклад” лжет, яко Златоуст святый написа: “сей гла­гол предлежащая претворяет”.

Разбирая тетрадь, именуемую “Выклад”, патриарх Иоаким свои обличения в латинских ересях ее автора направлял, собственно, против “сооруженной” собором 1666 года книги “Жезл Правления”, так как в ней со­держится и та самая ересь, которую Иоаким осуждает в своем сочинении, и те подлоги, которые он раскры­вает в своих обличениях. В “Жезле” буквально при­водится то утверждение о пресуществлении Даров, ко­торое находится и в “Выкладе”. “Жезл” составлял, как известно, Симеон Полоцкий, он счел своим дол­гом и в эту соборную книгу заложить как фундамент латинские ереси. “Истинно то есть, — богословствует “Жезл”, — яко хлеб, предложенный во всей проскоми­дии и до половины литургии, даже до оных словес Гос­подних: “Примите, ядите, сие есть Тело Мое”, и вино с водою, до оных словес Господних: “Пейте от нея вси, сия есть Кровь Моя” и до прочий, не имеют пресуществле­ния в Тело и Кровь Господню. Сих бо словес Господних силою, хлеба и вина существо предлагает в суще­ство Тела и Крови Господни ”.Ведь это же богословствование слово в слово изложено в разоблаченном Иоакимом “Выкладе”. “Жезл” ссылается на тех же са­мых отцов Церкви, которые приведены и в “Выкладе”. Автор “Выклада”, как мы видели, ссылается на слово Златоуста “о предании Иудине” — на это же слово ссы­лается и “Жезл”, и в той же “превращенной” редакции. “Святый Иоанн Златоустый, — доказывается в “Жезле”, — в слове своем пятом, в Великий четверток о святей вечери Спасове, и о Иудине предательстве свидетельствует сице: Предстоит и ныне Христос, тра­пезу сию украшая, иже бо ону трапезу украси тогда, той и сию освящает ныне. Не человек бо есть творяй предлежащая быти Тело Христово, но Сам распныйся о нас Христос, образ исполняя точию стоит иерей и приносит мольбу, и глаголы оны вещает, благодать же и сила Божия есть вся сила соделовающая, сие есть Тело Мое, рече: сей глагол предложенный претворя­ет. И якоже он глас рекий: раститеся и множитеся, и сполняйте землю: речено убо есть единою, во всякое лето бывает дело, взимая естество наше к рождению: Тако и глас сей, единою убо речей бысть от Божествен­ного языка оного, на всякой же трапезе в церквах даже до днесь, и даже до Его пришествия, жертву со­вершенную соделовает. Се яве есть яко сими словесы таинство евхаристии совершается ”.

Очевидно, что патриарх Иоаким обличал в ерети­честве именно “Жезл”. Он и не скрывал того, что имеет в виду эту еретическую книгу. В его обличе­нии, именно в том месте, где он разоблачает превра­щение Златоустового слова, он делает ссылку на “книгу, глаголемую “Жезл”, лист 41, изд. Москва 7174 г. ”. На этом листе “Жезла” действительно находятся искаженные слова св. Иоанна Златоустого и “латинская ересь” о пресуществлении Даров. Та­ким образом, ясно, во-первых, что “Жезл” “соору­жен” еретиками, и, во-вторых, что в нем, по суду пат­риарха Иоакима, заключается действительно латинс­кая ересь о таинстве евхаристии.

Современный нам историк, профессор петербургс­кой духовной академии П. Смирнов, откровенно созна­ется, что в “Жезле” есть “латинския” мнения о зача­тии Богоматери и о времени пресуществления св. Даров ”. Кстати сказать, как правы были наши предки, изобличавшие современную им высшую иерархию в уклонении в латинство! И это уклонение было не час­тичным заблуждением того или иного иерарха, а всех русских архиереев совместно с восточными патриарха­ми. “Прежде всего надлежит установить, — говорится в предисловии к третьему изданию книги “Жезл”, — что книга “Жезл Правления”, изданная собором 1666 года, была одобрена собором 1667 года. Следователь­но, она является выражением мнений обоих собо­ров. Что издана она собором 1666 г., видно из напеча­танного на первом листе ее указания на год издания (1666-й) и из следующих слов конца предисловия: “на него же (т.е. на Никиту Пустосвята) мы, освященный собор, исходим, якоже Давид с жезлом сим мыслен­ным” (т.е. с книгою “Жезл Правления”). Что “Жезл Правления” принят собором — свидетельствуют “Деяния”). Что “Жезл Правления” принят собором — свидетельствуют “Деяния” собора 1667 года.

Книга “Жезл Правления” до настоящего времени имеет обязательное каноническое значение в господству­ющей церкви. Стало быть, до сих пор еретический догмат “Жезла” о пресуществлении Даров стоит твердо и непре­ложно. Но в то же время с неменьшей непреложностью и твердостью содержится в господствующей церкви и веро­вание патриарха Иоакима, что догмат “Жезла” есть злая ересь латин. В книге “Пращица”, изданной той же гос­подствующей церковью и имеющей в ней не меньшее значение, чем “Жезл”, законополагается: “Аще ли кто противно святей восточней и великороссийской церкви мудрствуя, едиными точию словеси Христовыми, якоже и латины мудрствуют, кроме оных словес, яже глаголют­ся со знамением честнаго креста сие есть: И сотвори убо хлеб сей, честное Тело Христа твоего: А еже в чаши сей, честную Кровь Христа твоего, преложив Духом Тво­им Святым, аминь, аминь, аминь. Таковаго быти разу­мею суща неправославна ”. По этому суду “Пращицы”, в господствующей церкви все еретики: и тот, кто составлял “Жезл”, и тот, кто его одобрил, и тот, кто его принимает и содержит. “Иначе же мудрствуяй о сих, — подтверждает и патриарх Иоаким, — далече от церкви верных да будет, и от паствы православных да ижденется, и таковый, вне овчарни Христовой быв, истре­бится от волков душегубителъных, и часть его бу­дет со всеми противляющимися истине, аще ис­кренно о том не покается и чужаго мудрования от себе не отрынет и истины не проповест”.

В свою очередь, и защитники еретического догма­та “Жезла” не скупятся на подобные же осуждения. “Аще ли кто ныне, — определяет собор 1667 г., — начнет прекословити о изложенных винах на соборе сем великом, от святейших вселенских патриарх яже исправиша и узаконоположиша о аллилуйи, и о кресте и о прочих винах, яже писаны в соборном изложении настоящего сего собора, в лето от Божия по плоти рождения 1667 и в книзе Правления Жез­ла, да будет по апостолу Павлу в правду самоосужден и наследник клятве сего собора, писанный в собор­ном деянии его, яко преслушник Божий, и святых отец правилом противник”.

“Наследство”, обещает собор, не совсем приятное. Наследник клятвы “будет и по смерти отлучен, и часть его и душа со Иудою предателем и с распеншими Христа жидовы: и со Арием, и с прочими про­клятыми еретиками. Железо, камение и древеса да разрушатся, и да растлятся: а той да будет не разре­шен, и не растлен, и яко тимпан, во веки веков”. Бедные чада никоновской церкви! Они находятся в таком безвыходном положении, что как бы ни веро­вали они относительно пресуществления Даров, им не избежать осуждения в еретичестве. И “Жезл”, и соборы 1666 и 1667 гг., и “Пращица” и Иоаким, и синод — все они, точно сговорились: единодушно и дружно, неизменно и твердо награждают своих чад единственным наследством — проклятиями и адом.

2. Стоит народиться около какого-нибудь богослов­ского вопроса одной ереси, как тотчас же плодятся от нее другие ереси. Раскрыв в богословии никоновской церкви латинскую ересь о времени пресуществления Даров, патриарх московский Иоаким тогда же под­метил и изобличил и другую ересь своей церкви. Он называет ее “хлебопоклоннической”. Она заключает­ся в благоговейном поклонении молящихся во время великого выхода на литургии. В этот момент Дары еще не претворились в Тело и Кровь Христовы. По­этому поклонение здесь относится к простому хлебу и вину. Иоаким приводит суждение по этому пред­мету какого-то “слагателя слова о благоговейном в храме Божием стоянии”: “Яко поклоняющийся на великом входе хлебу и вину, яко совершенному Телу и Крови Христовой, таковии прельщаются и смерт­но грешат и, хлебу отдающе поклон Божий, хлебопоклонницы бывают, в вечную душу своея поги­бель”. Этот “смертный грех” совершается и в дру­гой момент литургии. “И яко на великом входе по­клоняющиеся хлебу и вину смертно грешат, тако, — говорит патриарх Иоаким, — и на словесах: “прими­те, ядите” поклоняющийся хлебу и вину смертно гре­шат. В обоих временах сих и хлеб, и вино еще тоежде, и хлебопоклонения таяжде: и грех смертный хлебопоклонений тех равен есть и зде и тамо”.

Свое осуждение “хлебопоклонения” Иоаким под­крепляет следующим рассуждением: “В Божествен­ной убо литургии предложенная, по пресуществлении Святым Духом, самое есть живое и животворящее Тело Христово и Кровь, купно с душею и Божеством, ему же должны вси, яко суще Самому Христу Богу, яко и есть полатрия (т.е. боголепно) покланятися. Прежде же пресуществления тварь есть; хлеб бо еще есть и вино по своему существу. И поклоняющиеся непресуществленному хлебу и вину (яко ныне премнози от неразмысльства и от упорства творят, по латинскому обычаю) самым величайшим смертным грехом гре­шат — твари поклонением ”.Для большей убеди­тельности автор “Остена” опирается на им же разоб­лаченного еретика — книжного справщика Сильвестра Медведева. Он “в покаянном своем писании глаголет: в том смертно согреших хлебу и вину боголепную честь отдавати учах по обычаю латинскому (си есть поклонятися на возглашении от иерея словес: “примите, ядите”). И от нынешняго времени исповедую и обли­чаю и отвергаю то мое прежднее неправославное и вредословное мудрование ”.

Нужно ли говорить, что “хлебопоклонническая ересь” до настоящего времени не уничтожена в гос­подствующей церкви. Зайдите в любой храм ее во время совершения литургии, и вы увидите, как усерд­но выполняется этот “латинский обычай” поклоне­ния в момент великого выхода и на словах “примите, ядите, сие есть Тело Мое”. То же творится неизменно и в единоверческих храмах. Можно, конечно, возра­зить, что сам Иоаким слишком далеко заходил в своих обличениях и искоренениях латинских ересей в своей церкви. Еще один шаг — и можно догово­риться до “дерево и железо-поклоннических ересей” и вообще придется всякие поклоны отменить не только св. мощам, иконам, кресту, но и людям. Пусть возражают Иоакиму современные “богословы”. Это их дело. Они, несомненно, за ним самим отыщут не­мало ересей. В одном его знаменитом “Увете” сколько их. Мы же ведем свою линию: лишь указы­ваем, что по собственному суду архипастырей, бого­словов и миссионеров господствующей церкви, она и богословие ее преисполнены ересей, заблуждений и всяких грехов. Даже в вопросе о таком таинстве, как Божественная евхаристия, они являются разноверны­ми и разноязычными.

3. В своих Катехизисах, Служебниках и полеми­ческих книгах господствующая церковь выражает верование, что таинство причащения есть “Божественныя, бессмертныя и животворящия тайны”, есть “самое пречистое Тело Христа и самая честная Кровь Его”. Это — “огнь попаляяй грехи и очищали от веяния скверны”. Родоначальник богословов гос­подствующей церкви Никон, бывший патриарх, нахо­дил невозможным давать причащение ворам и раз­бойникам даже в самый час смерти их. Он видел в этом унижение Самому Христу. “Я разослал, — за­являет Никон, — по всем городам грамоты, чтобы разбойники покаялись прежде, нежели будут пойма­ны и взяты; а о том, чтобы пойманных на разбое исповедывать и причащать, я нигде не нашел правила. Господь сказал: ядый Мою плоть и пияй кровь во Мне пребывает, и Аз в нем. Кто ж осмелится удос­тоить человека причастия и потом казнить? ” “К этому Никон присоединил, — свидетельствует ис­торик митрополит Макарий, — несколько правил, ко­торыми убийцам запрещалось причастие на двад­цать лет и повелевалось преподавать причастие с рас­суждением только достойным”.

Иначе смотрели на это таинство преосвященные за­конодатели времен царевны Софии Алексеевны. В из­вестных драконовских статьях Софьи, продиктованных “святейшим” Иоакимом, патриархом московским, оп­ределялось: “Которые люди ходили по деревням и лю­дей, которые в совершенных и малых летах перекре­щивали и прежнее святое крещение нарицали непра­вым, а перекрещиванье вменяли в истину и тех воров, которые перекрещивали, хотя они церкви Божьей и покоренье приносят и отца духовнаго и св. Тайн при­частиться желати будут истинно и их исповедав и причастив, казнить смертию без всякого милосер­дия ”.Отсюда ясно, что патриарх Иоаким и его со­временники признавали причащение менее спаситель­ным таинством, чем страшное немилосердное убий­ство. В самом деле, зачем требовалось непременно каз­нить смертью тех “воров”, которые “истинно” раскаялись в своих духовных преступлениях и приняли при­частие? Если не верили их искренности, считали, что они и в душе раскольники и еретики, то достойно ли таких лиц сподоблять причащения? “Еретика и рас­кольника, — говорится в “Пращице”, — явлена суща и проклята, аще в таковой ереси, или расколе явленном сущь оный еретик, или раскольник стоит, противися святей восточной церкви, и не кается о оном, и от про­клятия не разрешен и не прощен, таковаго святых Тайн, еже есть Тела и Крови Христовы, причащать весьма не подобает: понеже Христос Спаситель рече: Не дадите святая псом. А еретики и раскольники, ху­лами на святую церковь, яко пси лают весьма, и кто таковаго святых Тайн причастит, и таковый по намерению, егоже ради причащал, суд примет от архиерея по святым правилом ”.Этого суда не могли не знать сами архиереи и во главе их патриарх Иоаким. И если, тем не менее, они давали причастие “псам”, то значит, они низводили это таинство до про­стого какого-то средства или пластыря, который можно приложить к какому угодно больному и прокаженно­му. Если же они верили, как сказано в статьях Софьи, что эти “воры” раскаивались “истинно” и принимали таинство по искренней вере, то значит, патриарх Иоаким и тогдашняя иерархия признавали причаще­ние не вполне достаточным, чтобы им спасти раскаяв­шихся людей и посредством него ввести их в жизнь вечную. Смертную казнь они сделали дополнитель­ным таинством к причащению. Только по соверше­нии этого кровавого таинства они получали уверен­ность, что удостоившийся его получить непременно войдет в Царство Христа. Веровать, что таинство при­чащения менее спасительно, чем смертоубийство, — это ли не кощунство? Никон признавал за причащени­ем столь великую силу, что опасался, как бы посредством причащения не наполнить рай ворами и разбой­никами. В противоположность этому взгляду Никона, патриарх Иоаким и его единомышленники веровали, что таинство евхаристии столь бессильно, что не в со­стоянии спасти от ада и самых искренно и истинно раскаявшихся в своих проступках людей. Они опаса­лись, как бы ад не наполнился верующими людьми, принявшими в себя Самого Христа, и поэтому запове­дали “казнить их смертию без всякого милосердия”.

4. Архипастыри и богословы господствующей церк­ви петровского времени стали смотреть на таинство причащения, как на особого вида татуирование или, в большинстве случаев, как на злое орудие мести. Пре­вращали они это таинство и в орудие полицейского сыска. Синод знал, что многие старообрядцы, боясь же­стоких, кровавых преследований, подобно древним христианам, таили свою веру, живя среди последовате­лей Никона. Как открыть принадлежность их к старо­обрядчеству? Синод ничего иного не мог придумать, как применить в этом деле причастие, отдав его на служе­ние полицейским целям. “Аще который христианин предписывает синод, — покажется, что он весьма от святого причастия удаляется, тем самым являет себе, что не есть в теле Христове, сиесть, не есть сообщник церкви, но раскольщик. И несть лучшего знамения,— почему познать раскольщика. Сие прилежно по­добает наблюдать епископам и приказывать, чтоб им священницы приходские по вся годы о своих прихожанах доносили, кто из них не причащался через год, кто же и чрез два, и кто никогда же”. Разумеется, раскрытые таким путем старообрядцы отказывались от причастия. В таких случаях их причащали насиль­но. Синод как бы говорит старообрядцам: “А, вы бои­тесь нашего причастия как чего-то преступного, позор­ного. Так вот же вам: мы силою вас опозорим, заклеймим вас нашим “тавром”, на душе вашей положим нашу печать”. Архипастырство господствующего испо­ведания оказёнило сначала свою церковь, а потом ока­зёнило и самые таинства. Старообрядцев причащали назло, в насмешку и ради издевательства. “Вем, поис­тине вем, — сознается автор “Пращицы”, — яко нико­торый иереи, никоторых еретиков и раскольников не покаявшихся, проклятых, насильно не причащают, кро­ме вас таковых сущих ”. С каким злорадством сказано это старообрядцам! Их считала господствую­щая церковь хуже всяких еретиков и даже “хуже жи­дов”. Митрополит Арсений Мациевич заявлял от име­ни церкви, что “истребление раскольников должно со­вершаться с большим прилежанием и настойчивостью, чем жидов и других еретиков, живущих в пределах России”. Над старообрядцами испробовали все меры самых страшных наказаний и казнений: их резали, пытали, жгли. Но всего этого казалось синоду мало, и он ломал голову над ужасным вопросом, какое бы при­думать этим людям, “горшим жидов”, наиболее страш­ное наказание. И придумал: причащать старообрядцев насильно. Синод прекрасно понимал, что все внешние меры преследования не достигали цели — они не кале­чили и не сквернили душу старообрядцев, она остава­лась чистой, верующей, от подвигов мученичества ста­новилась ближе к Христу. А это ли нужно было сино­ду? Ему хотелось самую душу старообрядцев искале­чить и осквернить. Именно с этою целью он делал рас­поряжения насильно причащать старообрядцев. Отсю­да понятно, каким ужасным средством считал синод таинство евхаристии. Самый ужасный хулитель христианства едва ли мог придумать более атеисти­ческое и более кощунственное отношение к таинству, чем то, какое практиковал синод и его усердные служители. Один из этих служителей, именно обер-иеромонах Маркел Родышевский, доносил синоду из г. Риги, что его “прилежным тщанием везде зде крывшийся у бородатых раскольников в бородах их гнездившийся пакостный змий с оным гнездом сво­им, еже есть бородами, истреблен и всегда истребля­ется, и суеверие всякое от среды изъемлется, правда же насаждается елико мощно”. Средством для ис­требления раскола М. Родышевский избрал прямое грубое насилие: это видно из того, что он “взял под караул до 500 человек, не бывших у исповеди и свя­того причастия, и, как овец, загнав их в цитадель, ве­лел говеть и всех сподобить святых Тайн ”.

Обер-иеромонах Родышевский так действовал по указу синода. В 1722 г. агенты синодальные доноси­ли в синод: “Нецыи, обратившиеся от раскола, аки бы и повинуются по всему, а показуют за собою тяж­кие грехи, а мнится происходят под видом ковар­ства, дабы не причаститься святых тайн, понеже учи­тели их зловерные сего таинства всеми образы лу­кавства учат происходить. А друзии от благочести­вых мнимых такожде при исповеди показуют тяж­кие грехи, и тем отлучают себя многолетне от свято­го причащения, а мнится и о сих равным же обра­зом вышеописанных злохитрством себя прикрыва­ют, подобает ли обоим сим преподаяти святыя тай­ны?” Вопрос этот предложен был разновременно то­больским митрополитом Антонием и архимандри­том Антонием. Синод указом от 28 февраля 1722 г. решил предложенный вопрос следующим образом: “О отрицающихся тяжкими от причастия грехами древния правила были, которыми за некия тяжчайшия беззакония на долгое время запрещено от свя­того причастия, и то было врачество церковное, дабы знали грешницы тяжесть беззакония своего и Божия от них раздражения; а ныне понеже оное врачество раскольницы обратили себе в отраву и притворно на себе сказуют грехи безместные (т.е. придуманные), дабы тако отбитися от причастия святой евхаристии, имя безбожно хулимой, того ради церковь святая, всегда едину власть имущая издавати правила к ис­правлению сынов своих, по разсуждению времен и нравов человеческих, прощает исповедующимся древний канон, яко в отраву от злоковарных человек на погибель их употребленный; кающагося же и исповедующаго грехи своя, какие бы ни были, к прича­стию святых тайн припускает безотложно”.

В этом диком указе синод повелевает от имени церкви причащать таких лиц, о которых он знает, что это — “раскольники”, “безбожные хулители святой евхаристии”, принимающие всякие средства, чтобы “отбиться” от ненужного и противного им причаще­ния. Могло ли таким людям быть причастие во отпу­щение грехов, во спасение? Ясно, что синод в своей борьбе с “расколом” пускал в ход причастие как ка­кую отраву, которой возможно причинить вред своему врагу, сделать его негодным и скверным. Средством осквернения признавал синод таинство евхаристии. Вот чем для него было великое таинство Христа.

В новом указе от 14 октября 1723 г. синод при­знал, что лица, придумывающие на себя грехи, совер­шают этим новый грех, который не отпускается на исповеди, и тем не менее снова приказал причащать их. “Подозрительных в расколе людей, — говорит синод, тяжкими от святого причастия грехами уда­ляющихся, — отцем их духовным увещевать, чтобы они напрасно и ложно таких себе тяжких грехов не притворяли, ибо как за утаение грехов, так и за ложные на себе клеветы равное бывает грехов не­отпущение, а о причащении их чинить, как объявленный в оной выписке 1722 года февраля 28 числа состоявшийся, указ повелевает”.

В “Истории Выговской пустыни” Филиппова и в “Истории раскола” проф. Смирнова передаются воз­мутительные случаи насильственного причащения старообрядцев: им вставляли в рот особый, вероятно, синодом изобретенный инструмент, называемый “кляпом”, и при помощи его вливали в горло причас­тие, заставляя старообрядцев непременно его прогло­тить. “Овии же, — повествуется в “Истории Выговс­кой пустыни”, — от такого мучительства и не хотяще, но нуждею приводимы причащахуся, а иным си­лою причастие и антидор кляпы в уста покладающе вливаху, инии же аще и приимаху, но в устах удерживаху не проглотивше и вышедше из церкви пометающе из уст плеваху на землю”. Можете себе представить, какие страшные драмы происходили около такого “таинства”. Такой взгляд на причастие, как на средство опозорения инакомыслящих людей, синод перенял у древних еретиков. Св. Феодор Сту­дит свидетельствует, что в его время насильственное причащение практиковали иконоборцы. Он предуп­реждал православных христиан избегать еретическо­го причастия, потому что, говорил святой отец, “хотя бы кто предлагал даже все богатства мира, и между тем имел общение с ересью, он не друг Божий, а враг. И что я говорю о приобщении? Кто имеет общение с еретиками и в пище, и в питии, и в дружбе, тот вино­вен. Это слова Златоуста и всех святых. Как же не­вольное, а не добровольное дело того, кто кажется православным и, между тем, имеет общение с ересью. Невольное дело бывает тогда, когда кто-нибудь, на­сильно раскрыв рот православному, вольет ере­тическое причастие, что делали древние еретики и делают, как я узнал, нынешние христоборцы ”.Таким же способом причащали православ­ных и еретики ариане, вставляя в рот клинья. На­сильно вливали в уста мученикам и язычники идоложертвенное.

5. Усвоив себе взгляд на причащение не как на та­инство, приобщающее Христу, а как на какую-то обя­зательную прививку или как на цепи, приковываю­щие к официальному “православию”, синодальная иерархия придумала и внутри своей церкви всякие способы, чтобы никто не мог избежать причастия, хотя бы он был сектант, отрицающий все таинства, или явный атеист. “Каждый из нас хорошо помнит, — пишет в открытом письме ректору семинарии один священник, — как семинаристы битых два часа отсиживали в пыльном и душном шкафу или отхо­жем месте, лишь бы не идти ко всенощной”. А говение и причащение с отметками “помощника”? Из моих школьных впечатлений, заявляет епископ Ми­хаил, кажется, самое худшее — этот “суб”, стоящий около святой чаши и проверяющий с карандашиком: не хочет ли кто ускользнуть от “причастия”? Удиви­тельна ли после этого сценка, рассказанная Любимо­вым в “Русском Деле” 1905 года? Первая неделя Ве­ликого поста. Воспитанники говеют. Кучка “духов­ных” воспитанников играет в карты... в “три листи­ка”. “Эх, не везет, братцы, — говорит один, — сходить исповедаться, авось отыграюсь”. Идет. Через 20 ми­нут возвращается и ставит темную... Понятно, что если к чаше ведут под надзором, — и отношение к святыне становится своеобразным. Религиозное чув­ство убито в духовной школе и убито, конечно, этим “профессионализмом”, при котором заставляют смотреть и на причащение, как на обязанность, вроде упражнения в новых “па” в танцевальных институтах ”.Так продолжают смотреть на это таинство в господствующей церкви и теперь. Этот взгляд коренным образом противоречит катехизи­ческому вероучению о таинстве евхаристии. Богосло­вы господствующей церкви по всем богословским вопросам, за какой бы мы ни дотронулись, секут себя немилосердно, ни по какому даже таинству нет у них совершенно определенного и постоянного вероуче­ния. Как ими понимается таинство причащения — об этом одно говорят их Катехизисы и Служебники и другое — синодальные определения, циркуляры и сама жизнь и дух их церкви.

6. Господствующая церковь признает, что для со­вершения таинства евхаристии имеет огромное зна­чение, по какому Служебнику совершается литургия. Если по старопечатному Служебнику, по которому требуется совершать литургию на седми просфорах, то и совершители литургии за это одно обнажаются священства, и дары, предназначенные для евхаристии, не могут пресуществиться в Тело и Кровь Христовы. Кто, говорит синод словами “Пращицы”, будет совер­шать литургию на седми просфорах с воображением на них креста с тростию, копием и главою Адамовою, тех “соборне восточнии патриархи: Паисий алексан­дрийский, Макарий антиохийский и московский пат­риарх Иоасаф и вси российстии архиереи прокля­тию предаша и священства извергоша и всякаго свя­щеннодействия весьма обнажиша. И аще котории попы, невежды суще, вами прельщении и весьма раз­вращении, ныне дерзнут тако служити, противящеся восточней и великороссийстей церкви и вышепоимяненной соборной клятве, таковии суть прокляти и отлучени и извержени и весьма священнослужения обнажени, и от таковых собором про­клятых и изверженных и священства обнаженных не может быть сущее святое Тело Христово и Кровь Христова весьма! ”.

При учреждении единоверия синод вынужден был разрешить единоверческим священникам совершать литургию по старым Служебникам. Но и тут учреди­тель единоверия Платон, митрополит московский, счел долгом заявить от лица церкви, что она “все тщание и ревность прилагала к приведению на путь истины отторгшихся от нее, и для того изданы многие книги (здесь во “многих книгах” разумеется, конечно, и “Пращица”), в коих явственно и доказательно показа­ны и заблуждения отторгшихся, и погрешности от не­радения и невежества, взошедшие в прежние церков­ные книги... и хотя ныне не может быть о всем том иная церкви мысль, разве каковая ею доселе за истину признана и признается, однако церковь, яко мать сердобольная, не видя в обращении отторг­шихся от нее великого успеха, рассудила за благо учи­нить некоторые таковым в неведении погрешащим снисхождение”. Оно, однако, очень незначительно и не изменяет прежнего взгляда господствующей церк­ви на совершение евхаристии по старым Служебни­кам. Единоверцы просили пунктом 11 своих усло­вий: “Есть ли кто из сынов грекороссийской церкви пожелает приобщиться святых Тайн от старообряд­ческого священника, таковому не возбранять, равно-ж, если и старообрядец пожелает приобщиться св. Тайн в грекороссииской церкви, не возбранять оному”. Что же ответил синод на такую просьбу? “По сей статье, — отвечает синод, — сын православные грекороссийской церкви не иначе может иметь дозволение разве в крайней нужде и в смертном случае, где-б не случилось найти православного священника и церкви, а ста­рообрядцу дозволять то без всякого затруднения”. Очевидно, синод не признавал таинство, совершенное у единоверцев, действительным и именно потому, что оно совершено по старопечатному Служебнику. Край­няя нужда указана только для “утешения” умираю­щему, ведь в таком случае он все равно останется без причащения, а это равносильно тому, что он причас­тится у единоверцев.

Совсем недавно члены одной консистории “при­знали крайне также неудобным дозволить единовер­ческому священнику ходить по домам православных со св. водой, так как святость этой воды, в виду про­шения, читаемого на великой эктении при освяще­нии ее, не несомнительна ”.А уж о причастии и говорить нечего. Взгляд на него синодальной власти остается прежним и неизменным. И если бывали случаи, что архипастырство господствующей церкви отзывалось о единоверцах и их евхаристии одобри­тельно и свысока-снисходительно, как о слабых де­тях, нуждающихся в легкой пище, то это только сви­детельствует, что представители господствующей цер­кви и ее богословы готовы в любой момент исповедо­вать какую угодно веру. В том и заключается траге­дия, вернее бы сказать — комедия современных “бо­гословов”, что они веруют не в Церковь и ее таинства, а в самые разнообразные обстоятельства и в полицейско-духовные приказы, нередко продиктованные самым грубым, циничным атеизмом.

Единоверцам мало утешения в том, что синод доз­волил “в крайней нужде и в смертном случае” сыну грекороссийской церкви причаститься у еди­новерческого священника. Этим дозволением синод только сравнял единоверцев с такими еретика­ми, как армяне и англикане. Восточные патриархи разрешают своей пастве принимать таинства от этих еретиков, если того требуют обстоятельства. Миссионерская газета свидетельствует, что “в тех местах Малой Азии, где нет греческой церкви, лица православного исповедания, служащие при консуль­ствах, и другие в свое время обращались к констан­тинопольскому вселенскому патриарху с вопросом: к какой церкви прибегнуть в случаях совершения треб и принятия свв. Тайн? Патриархом приказа­но обращаться только к армянской, но не к дру­гой церкви ”.Но потом сам патриарх засвиде­тельствовал, что он разрешил своей пастве прини­мать таинства и от англиканских священников, как известно, еще в 1655 г. признанных еретиками пер­вого чина. В №5 синодального органа “Церковные Ведомости” за 1910 г. приведена следующая беседа константинопольского патриарха с корреспонден­том одной иностранной газеты:

— Каковы современные отношения православной церкви к англиканской? — спросил корреспондент.

— Англиканская церковь, — ответил патриарх, — признавая и уважая древность восточной церкви, мо­жет прийти к согласию с нами, тем более что наши отношения не только весьма сердечны, но и дошли до того, что в силу взаимного соглашения, в тех местах, где нет англиканского духовенства, православный священник может преподавать англиканам в случае нужды некоторые таинства и английский священник — православным.

О таком взаимном единении в таинствах сынов грекороссийской церкви свидетельствует и епископ алясский Иннокентий. В свое время в столичных органах русской печати было сообщено: “Русский православный епископ в Аляске, известный сторон­ник соединения англиканской церкви с православ­ной, Иннокентий, прислал в св. синод сообщение о своем пребывании в Англии и о том, как он был встречен англиканским духовенством Лондона. Он присутствовал на богослужении в храме св. Албана, где благословил молящихся на английском языке. В обществе единения англиканской и православной церквей сделал сообщение о том, что он разрешил священникам обеих церквей в отдаленных пунк­тах миссии совершать богослужение для членов этих церквей; что епископы заменяют друг дру­га, когда одному из них приходится уезжать по делам миссии ”.

К горькому сознанию единоверцев приходится до­бавить, что они не пользуются от русской синодаль­ной иерархии и таким ее отношением, какое она имеет к англиканам — первочинным еретикам. В глазах синода, единоверцы не заслуживают такого отношения. По суду его, причастие их еще можно уравнять с армянским и англиканским, но вода их сомнительна, а сами они похуже этих тысячелетних еретиков, с которыми так близка и дружна синодаль­ная иерархия.

7. В сентябрьской книжке “Миссионерского Обо­зрения” за 1910 г. напечатан доклад “миссионера-писателя” Никиты Гринякина “о церковном про­возглашении старообрядчества еретичеством”, про­читанный им на иркутском миссионерском съез­де. Докладчик утверждает, что старообрядцы — это еретики, вещеверы, потому что они придают очень большое значение обрядам — вещам. Но по­слушайте, какое чрезвычайное значение придает сама господствующая церковь таким вещам, как квас и соль не в обыденной, конечно, жизни, где без этих продуктов трудно обойтись, а в таинствах цер­ковных. “Миссионерское Обозрение” последнее время очень настойчиво рекламирует “новые изда­ния В.М. Скворцова: “Православному народу о католических заблуждениях”. Выпущена Скворцо­вым целая серия брошюр против католиков, и в каждой из них изобличается то самое заблуждение, которым страдает в самой тяжкой степени сино­дальная церковь. В одной из брошюр громится ла­тинская церковь за совершение таинства евхарис­тии на опресноках. Древнерусские полемисты, го­ворится в этой брошюре, называли латинскую цер­ковь мертвой, безжизненной, как мертв и безжиз­нен самый опреснок. “Об опресноках, — говорят полемисты, — да будет известно, что облатки — жидовские ветхие жертвы суть, а не евангельского Христова Закона, — да ведают таковые (латиняне), иже облатки ядущии, яко пси жрут, и не живу ядуще плоть; и в ересь впадают проклятого Аполлина­рия... и еже бездушнии в тела место Господня при­нимают, подобны суть Аполлинарию, тако бо есть: не имеет бо ни души, ни ума, ни кваса бо, ни соли не имеет, яже в хлебе, яко душа... Хлеб совер­шен и жизненен, потому что квас то же, что душа в теле; опреснок мертв и безжизнен, поэтому не следует заменять злом добро. И кто не употреб­ляет хлеба в Евхаристии, тот не верует в Тело Хри­ста, как жизнедейственное”.

Из-за одного кваса и соли какую бурю поднима­ют богословы господствующей церкви и какой страшный суд произносят на латин за одни лишь опресноки: тут и ересь проклятого Аполлинария, и мертвые “жидовские облатки”, и жратва псов. “Если бы католики читали св. Евангелие, — обли­чает их автор скворцовских изданий, — то они узнали бы, что, причащаясь облатками, они не запо­ведь Господню исполняют, а папские выдумки; что обычай употреблять опресноки в таинстве Евхари­стии введен не Исусом Христом, а ксендзами и па­пами, которые, по гордости своей, хотели показать народу свою власть. Бедные католики! Они слуша­ют не Христа, а своих гордых пап. Обличения Хри­стовы их не вразумляют!”.

Наставительную речь держит современный обличитель католических заблуждений и к своим людям: “Стойте же, православно-русские люди, стойте твердо, мужествен­но в православной вере, в том евангельском учении, кото­рое принес на землю Исус Христос, которое передали нам ученики Его и апостолы, которому научают вас все ваши пастыри, ваши духовные отцы и потеря которого ведет к вечной погибели!”. Позволительно спросить: да верите ли вы, гг. обличители латинства, сами тому, что говорите? Ведь с таким призывом вправе обращаться к православ­ным людям только старообрядцы. Они действительно стойко и мужественно охраняют заветы древней Церкви, блюдут все ее вещи. А вы? Почитайте доклад Гринякина, как зло вышучивает он “вещеверие старообрядцев”. Ну, а вера в таинственную силу кваса и соли — это не веще­верие? Вышучиваете и высмеиваете вы собственную цер­ковь, пригвождаете к позорному столбу самих себя. Вы воистину сами себя пожираете, “яко пси и не живу ядуще плоть”. Грызете свой труп.