Сословная структура римского гражданства

На естественно слагающиеся классы гражданского общества государство налагает сетку своих искусственных подразделений. В пределах Италии римское правительство создало (в IV-III вв. до н.э.) и сохраняло (до 90-88 гг. до н.э.) политический барьер между муниципиями – городами, обладавшими правом римского гражданства, и десятками италийских полисов, связанных с Римом тем или иным неравноправным договором: это были просто союзники или общины латинского права – привилегированные союзники. В некоторых областях граница римского гражданства в какой-то степени фиксировала этническую рознь племен и народов: своим укладом жили греческие колонии на юге, западная Этрурия, говорившая на варварском языке, северные племена белокурых галлов, населявших долину По. Но потомки древних италиков, т.е. большая часть населения Апеннинского полуострова, ощущали кровное единство с римлянами и детства употребляли латинский язык наряду со своими, родственными латыни, диалектами. С III в. до н.э. деловые, культурные и брачные узы, пересекавшие границу Рима-полиса, фактически объединяли италийских союзников и римлян в единый народ Италии. Активные контакты развивались преимущественно в среде предприимчивых и подвижных состоятельных граждан муниципиев и союзных общин. По меньшей мере к середине «золотого века» высшие и средние слои италийских городов образовали однородный, всеиталийский класс помещиков-рабовладельцев, спаянный общим бытом, общей культурой, общей военной славой, но разделенный на римлян и не римлян политической границей старого гражданства.

Внутри римского гражданства старинные сословия патрициев и плебеев потеряли актуальное значение за несколько десятилетий до Ганнибаловой войны. Почти весь римский народ – большинство сенаторов, всадники и простолюдины –происходил от плебейских родов. Кучка патрициев – старинная родовая аристократия – сохранила от времен былого могущества лишь некоторые почетные привилегии и статус знатности, не зависящий от реального положения патрицианской семьи в обществе; кроме того, во II-I вв. до н.э. патриции воспринимались как наиболее чистокровные римляне, исконные обитатели семи холмов. Напротив, даже самые высокопоставленные плебеи имели две родины: Римское государство и внутри него – свой родной муниципий, землю отцов или прадедов.

Гражданское общество Поздней Республики дробилось на множество разрядов – ordines. Понятие «ордо», переводимое обычно как «сословие», употреблялось римлянами очень широко и небрежно: в нашем значении сословия (ordines сенаторское и всадническое) и для обозначения профессиональных групп, деловых сообществ и должностных рангов. Они говорили об ordo писцов, центурионов (армейских «сержантов»), военных трибунов (офицеров), публиканов (откупщиков), вольноотпущенников, экс-магистратов одного ранга (консуляры, претории, эдилиции...) и т.д. По преимуществу под ordines понимались разряды, зафиксированные в цензорских списках. Проблемы римских разрядов – ordines – многочисленны и запутанны, и мы не будем касаться этого специального вопроса. Нас интересуют три основные сословия II-I вв. до н.э.: сенат, всадничество и плебс в новом значении этого слова; примерно с III в. до н.э. плебеями стали называть всю массу граждан, стоявшихниже всаднического ранга, преимущественно – простой народ.

Между новым плебсом и всадничеством проходила теперь престижная граница, разделявшая в старину патрициев и плебеев. Сенаторы и всадники представляли высшие сословия и величались одними и теми же почетными наименованиями: «сиятельные», «блистательные», «почтенные», «достойнейшие». Долгое время историки предполагали классовую неоднородность «почтеннейших» сословий, противопоставляя сенаторов и всадников как помещиков и дельцов. Исследование Клода Николе навсегда похоронило это заблуждение. Ныне признано, что оба высших сословия заключали в себе богатейшую верхушку землевладельцев; по крайней мере в конце Республики ценз всадника составлял 400 тыс. сестерциев или 400 югеров земли (4 классические стоюгерные усадьбы).

С глубокой древности почтеннейшие «пахари» комплектовали для армии 18 конных центурий (сотен), но постепенно всадничество конституировалось как общественное сословие, переросшее рамки конной службы. О его численности и отношении к привилегированным центуриям историки до сих пор спорят. Неизвестным остается и принцип возведения во всаднический ранг граждан, обладавших всадническим цензом. Во всяком случае, всадническое достоинство жаловалось всегда персонально и имело формальный знак отличия: золотое кольцо. Высшие магистраты имели право дарить почетные кольца достойным персонам своей свиты и отличившимся воинам; малоимущие герои получали вместе с этим знаком денежное приданое, соответствовавшее цензу благородного сословия. Каков бы ни был способ распространения всаднического звания, италийский город, получив римское гражданство, быстро обрастал своими «римскими всадниками» из среды богатейших и почтеннейших муниципалов. Некоторые из них посвящали свою энергию откупам государственного имущества и податей, составляя «сословие в сословии» – «ордо» публиканов внутри всаднического «ордо». Всадники-откупщики играли такую активную роль в общественной жизни Рима, что сосредоточили на себе внимание историков прошлого века, ошибочно отождествивших этих «капиталистов» со всем «вторым сословием» Римской республики. Лица, заседавшие в государственном совете (сенат, курия), стали осознаваться и именоваться сенаторским сословием довольно поздно, в конце II в. до н.э. Сначала сенаторы принадлежали к всадническому сословию и в народном собрании голосовали в первых 6 центуриях всадников. В конце 130 или в начале 129 г. был принят закон, по которому, вступающий в сенат был обязан сдать коня. Во все времена сыновья сенаторов, в том числе дети бывших консулов и преторов, числились всадниками и оставались ими пожизненно, если не добивались места в курии. Так, в 70-х годах I в. молодой Помпей Великий, сын консула Помпея Страбона, будучи частным лицом, получил экстраординарные полномочия полководца и справил триумф в звании всадника; лишь в 70 г. до н.э. 36-летний триумфатор одновременно был избран консулом, вступил в сенат и сдал коня.

Античные авторы отмечали тесную связь, как бы родство двух высших сословий. «Всадники – рассадник сената, – читаем мы у Тита Ливия, – из них выбирают сенаторов, из сенаторов назначают консулов и полководцев» (Liv. XLII. 61. 5). Особая одежда всадников, выделявшая их из массы граждан, как бы намекала на эти их потенциальные возможности. Родственные сословия носили особые, почти одинаковые рубашки – туники-клавусы с красными продольными полосами; сенатская туника отличалась от всаднической лишь большей шириной полос. Золотое кольцо красовалось на пальце и всадника, и сенатора. Эти мелкие детали говорят о многом. Народ античных полисов очень ревниво относился к соблюдению внешнего гражданского равенства и допускал знаки отличия только для лиц, причастных к публичной власти, и то в ограниченном размере. Например, когда на зрелищах 194 г. были впервые выделены сенатские места, большинство римлян возмутилось новшеством как «неслыханной прихотью надменности» (Liv. XXXIV. 54). Почти сенатское одеяние всадников подводит нас к важнейшей проблеме римских сословий.

В исторической литературе высказаны два мнения о демократизме римской государственной системы. Моммзен считал, что каждый римский гражданин независимо от богатства и сословия в принципе мог претендовать на любую должность и место в сенате; реальные шансы какого-нибудь бедного крестьянина являются здесь вопросом иного порядка. Гельцер первым оспорил этот оптимистический взгляд, утверждая, что политическая карьера была открыта только для всадников. Мадвиг заметил особое иерархическое строение римской республиканской армии, в которой простой солдат из плебеев не мог подняться выше центуриона – «сержанта». Офицерские чины префектов и военных трибунов были доступны только для всадников. На поле боя тела погибших офицеров узнавали по золотым кольцам (App. Lib. 104). Вследствие появившегося сомнения были пересмотрены биографии знаменитых консулов-простолюдинов, Катона Старшего и Мария, и обнаружилось их родство с виднейшими всадническими фамилиями Тускула. Нравоучительные рассказы римской традиции о скромных древних консулах, призываемых к власти от сохи (классический Цинциннат, возделывающий капусту), приводят на память и виллу обнищавшего помещика Демонеса из плавтовской комедии «Канат», и цицероновского подзащитного, деревенщину Секста Росция, наследника 9-миллионного состояния (Cic. Ros. Am. 20-21; Plut. Cic. III), и бедного консула 149 г. Мания Манилия, имевшего всего одну усадьбу в Лабиках и особнячок в Каринах, богатом квартале Рима (Cic. Parad. VI. 50).

Свидетельства об исключительном праве всадников на соискание должностей немногочисленны (Гельцер ссылался лишь на один текст), но достаточно выразительны. «Курия распахнута для людей из высших сословий», – читаем мы в речи Цицерона «За Сестия» (97). В речи «За Планция», перечисляя обычных кандидатов, соперничающих в избирательных собраниях, Цицерон называет сыновей бывших магистратов (т.е. сенаторов) и прочих молодых людей, представителей всаднических фамилий (15). Варрон в одной из Мениппей пояснял, что сенаторы низшего ранга, педарии, – это всадники, уже занимавшие магистратуру, но еще не внесенные цензорами в список сената (Gell. III. 18). Таким же образом толкуются у Феста выражения «добавленные» (adiecti) и «приписанные» (conscripti) сенаторы: это всадники, добавленные цензорами (по личному выбору) к недостающему числу сенаторов, или всадники-плебеи, вводившиеся в древний сенат наряду с патрициями (Fest. p. 6). Просопографические данные подтверждают всаднический ранг соискателей должностей. Упоминаемые в источниках сенаторы низкого происхождения получили надежное разъяснение в исследовании Вайзмана, который представляет их как всадников с «темным прошлым»: это или сыновья либертинов (вольноотпущенников), или всадники, вышедшие из семьи, запятнанной низкими коммерческими промыслами, или лица, занимавшие в прошлом места платных государственных служащих (бывшие глашатаи, писцы, ликторы и т.д.). Только два текста, упоминающие право цензора заносить в сенатские списки достойнейших гражданлюбого сословия(ordo), не позволяют закрыть проблему окончательно.

В настоящее время представление о всадническом сословии как «рассаднике» сената и магистратов преобладает в научной литературе. Политические привилегии всадников существенно корректируют тезис о формальном демократизме государства-полиса, но не противоречат природной демократической психологии античного гражданина. И римляне, и греки в принципе признавали, что право командования должно принадлежать «лучшим» – сведущим, образованным и независимым вследствие состоятельности гражданам. Полисное равенство заключалось в подчинении исполнительной власти высшему авторитету народного собрания, который базировался на исключительном праве народа назначать носителей публичной власти и утверждать общегосударственные законы, регулирующие ее деятельность. Хотя система распределения авторитетов имела чисто формальный характер и на практике народ пассивно принимал предлагаемые сверху решения (пока не являлся, тоже сверху, какой-нибудь мятежный оппонент правительства), римский плебс гордился своим высшим суверенитетом и раз в год требовал, чтобы будущие власти шли к нему на поклон. Самые знатные соискатели должностей с древнейших, еще патрицианских, времен должны были самолично выпрашивать голоса самодержавного римского народа: пешком обходя Форум в ярко-белой кандидатской тоге, потомки консулов и цензоров называли встречных простолюдинов по именам (с помощью рабов-«подсказчиков»), пожимали им руки и просили благосклонного внимания к своим заслугам. Некоторые аристократы II-I вв. воспринимали этот обычай как варварский пережиток, но редкий кандидат осмеливался пренебрегать им. Например, знаменитый оратор Л. Красс, кандидат на консульское место 95 г. до н.э., соглашался расшаркиваться перед избирателями только в то время, когда на площади не было его уважаемого тестя Кв. Муция Сцеволы (Val. Max. IV. 5. 4), но взбунтоваться против «обхаживания» не смел.

Еще один важный вопрос возникает в связи со всадническим сословием. Всадники являли собой богатейшую верхушку однородного всеиталийского класса помещиков-рабовладельцев. Спрашивается, в каком отношении находились они к собратьям по классу, к хозяевам мелких и средних вилл? Сколь важной казалась римлянам сословная граница, разделявшая владельца 400-югерной усадьбы и какого-нибудь помещика с виллой в 50 или 100 югеров? Источники не дают нам почувствовать принципиальной разницы между землевладельцем с золотым кольцом и его более скромным соседом. На римской сцене «юноши»-всадники и «старцы»-сенаторы ничем не выделяются из ряда типичных зажиточных героев, обладающих виллами и городскими особняками. Цицерон говорит о своих подзащитных и свидетелях всаднического ранга в том же тоне, что и о прочих товарищах по трибе – людях одного круга. Маленький помещик общался со всадником и сенатором в какой-то степени на равных – как мелкий дворянин с богатым барином или знатным вельможей, но не как простолюдин с благородной персоной; разбогатев тем или иным способом, он легко перешагивал границу всаднического сословия и с усилием – сенаторского. В куриях муниципиев римские всадники из местной знати сидели рядом с обладателями средних и мелких имений. Большинство помещиков в полосатых туниках не пользовались своим главным преимуществом – правом на политическую карьеру: активные дельцы и сельские хозяева (у римлян эти качества часто сочетались в одном лице), они оставались людьми частной жизни, обладая лишь одним существенным отличием – богатством. Несмотря на престижные границы сословий и разрядов, вся масса мелких и крупных обладателей поместий и рабов имела, очевидно, сознание единства и родства своей среды. Поэтому встречающееся в литературе сопоставление римских всадников с дворянством остается натянутым даже на уровне образного сравнения: дворянское сословие включало в себя целый класс, всадническое – лишь верхушечную часть однородной среды.

Низшая часть класса помещиков-рабовладельцев входила в сословие плебса. Римляне очень редко употребляли выражение «ордо» в отношении массы, стоявшей ниже всаднического сословия; плебс был слишком неоднороден и воспринимался не в монолитном виде, но скорее как конгломерат цензовых, т.е. имущественных, классов (classes) и сословных разрядов (ordines). Самый большой интерес представляют для нас первый цензовый класс и «ордо» эрарных трибунов, «трибунов казначейства». К первому разряду относились обладатели 100 или 125 тыс. ассов (40-50 тыс. сестерциев, 40-50 югеров земли), именовавшиеся «классиками». В муниципиях эти граждане имели право занимать местные должности и заседать в местных куриях; из них складывалось сословие декурионов – «сенаторское сословие» италийских городов. Впрочем, при вступлении в должность магистрат муниципия делал взнос на общественные нужды в размере 10 тыс. сестерциев, т.е. 30 тыс. ассов; так как столь большой подарок был по карману лишь самым состоятельным представителям первого класса, можно предположить, что в местное правительство устремлялись в основном люди побогаче, обладатели нескольких сотен югеров.

Сословие эрарных трибунов до сих пор не получило удовлетворительного объяснения. Некоторые историки считают, что «казначеи» были богатейшей прослойкой первого класса, другие видят в них лиц всаднического ценза, не имевших почетного государственного коня. По закону 70 г. до н.э. (Аврелиевому) присяжные заседатели судебных комиссий набирались из сенаторов, всадников и эрарных трибунов. Примечательно, что после 70 г. Цицерон иногда именовал всадниками всех судей несенатского ранга (Flac. 4). Можно заподозрить, что эрарные трибуны наряду со всадниками имели доступ в сенат: в речи за Сестия Цицерон дважды упоминал высшие сословия (во мн. числе), для которых распахнута курия, которые укрепляют ее своим блеском (97; 137); в число высших сословий оратор явно включал эрарных трибунов: в речи за Милона он называет цветом высших сословий судей всех трех судебных декурий (4).

Как бы мы ни колебались относительно ценза первого класса или статуса эрарных трибунов, несомненно одно: в этом имущественном классе (classis) и в этом разряде (ordo) плебса числились мелкие и средние помещики-рабовладельцы, не обладавшие золотым всадническим кольцом.