Материалы для чтения 8 страница

2.3.2

Сорокин П.А. Духовный облик М.М.Ковалевского как мыслителя // Социологические исследования. — 1989. — № 3. — С.107 — 111.

"Несмотря на разносторонний характер его [Ковалевского] дея­тельности, разнообразие его жизни и творчества, разногранность его "я", — несмотря на все это — он все же имел одну "возлюбленную", одну lumen coeli sancta rosa ["свет небес — святая роза" (лат.)], — науку. Все остальное было лишь временным и побочным декорумом, субъективно важным, нужным и временно приятным, но не глав­ным.

ОБЩЕСТВО И СОЦИОЛОГИЯ

М.М.Ковалевский — прежде всего ученый, прежде всего про­фессор Божьей милостью, а затем уже общественный деятель, пуб­лицист, государственный политик и т.д. В центре его жизни была наука. Ей он отдал большую часть своей жизни, ею он жил, и в области научного же творчества создал себе наиболее долговечный "нерукотворный памя шик". Подтверждением этого служит его жизнь; тем же подтверждением является и то недовольство собой за "раз­брасывание", которое часто проявлялось в нем за последние годы.

Газетная и журнальная работа, общественные лекции на злобу дня и другие формы jroro "разбрасывания" психологически для него были уступкой, уклонением от другой, субъективно для него более ценной и серьезной работы: уступкой нужной и временами при-Я1ной, но... все же уступкой, все же временной любовницей, а не вечным спутником" |с.107|.

"Несмотря, однако, на это "разбрасывание" и за последние годы научная работа пелась им весьма интенсивно. Плодами ее являются тома "Социологии", "Современные социологи", "От прямого наро­доправства к представительному", "История Великобритании" и целый ряд солидных работ, напечатанных в изданиях Граната, "Мир", Ефрона и т.д Еще этой осенью он намеревался приступить к изданию многотомного курса государственного права, в значитель­ной мере готового в виде литографированных лекций его курсов по истории государства, монархии, политических учений, аристокра­тии, демократии, по истории свободы и гарантий, читавшихся им в Политехническом институте. Нужно было только систематизиро­вать, связать их в одно целое, дать единство плана, основательно проредактировать их и... труд был бы готов. Другая, начатая им работа, представляла труд, долженствовавший дать историю со­циальных наук и их основных понятий до момента зарождения социологии. И этот труд в значительной части был выполнен.

Третья работа, к которой он приступил уже в самое последнее время, должна была составить добавочный том "Экономического роста Европы", охватывавший историю торговли и доктрин мер­кантилизма, начиная со средневековых итальянских меркантилис­тов и кончая меркантилистами XVII — XVIII веков. Эта работа, начатая ранее, почти что закончена. Смерть оборвала работу и на­чатые труды 0С1ались недоконченными... это был прежде всего эм­пирик до мозга костей, позитивист и ярый поборник "реальности". Одним из своих духовных учителей он считал О Конта, с которым он познакомился еще в годы студенчества. Конт произвел на него тогда громадное, решающее влияние, которое сохранилось на всю жизнь вплоть до последних лет. Правда, в этот год, перечитывая его снова, он находил его бледным, устарелым, во многом недостаточно образованным, но при всем этом он не переставал считать его одним из величайших мыслителей и людей.

РАЗДЕЛ 2

Всякая "абстрактность", не наполненная фактами и не основан­ная на них, — для него не была наукой. "Болтовня", кратко замечал он при оценке таких работ" [с.108|.

"Но, будучи эмпириком до мозга костей, Максим Максимович не был, однако, тем эмпириком, который "дальше своего носа не видит". Он умел ценить широкий полет научной фантазии и ши­рокие обобщения, делаемые на почве фактов. Подтверждением это­го может служить высокая оценка Спенсера, Тейлора или Тарда. Последний один из наиболее видных фантазеров в науке, но фан­тазии его — живые; они сотканы из немногих фактов, но сотканы ярко, живо, а не вымучено, как у немецких доктринеров. У послед­них факты обескровлены, у первого — они горят и переливаются как солнце в капле воды.

Та же любовь к широким выводам и обобщениям видна и на работах самого Ковалевского. Громадная эрудиция и "эмпирическая тяга" нередко вели его к тому, что место, занимаемое фактами в его работах, разбухло, иногда даже в ущерб общей схеме; однако, темы, за которые он брался, и выводы, которые он делал, по своей об­ширности и важности являются выводами "первого разряда". Стоит только вспомнить его теорию роста населения в абстрактной социо­логии, его теорию форм первобытного брака, религии, права, про­цесса, его теорию этапов экономического развития и т.д. и т.д., чтобы сразу было ясно, что в лице его мы имеем не "пулемет эм­пирической науки", а 16-ти дюймовое орудие эмпирии. Это срав­нение можно провести дальше. Как и последнее, он в важных проб­лемах выступал не с "кондачка", не на почве чужого материала, а на почве, возделанной и подготовленной им самим. Материалом его были данные первых рук, им самим собранные и пропущенные через горнило его творчества. Этим и объясняется самый объем его работ и их характер" [с. 109].

"Отсюда понятно, почему он не мог быть "монистом" в теории социальных факторов, каковыми были другие социологи. Гипотеза роста населения, тщательно проверенная им на факте "черной смер­ти" 1348 г., для других была бы ключом, отпирающим все социаль­ные проблемы и объясняющим все явления общественности... Науч­ная осторожность и обширные знания мешали ему впадать в сим-плицирование и преувеличение ее значения и, конечно, в общем итоге — наука от этого только выигрывала, а не наоборот... Но эти немногие штрихи, и так неполные, были бы еще более неполными, если бы я не указал на третью черту его духовного облика — на его удивительную и научную и общественную терпимость.

В этом отношении, не боясь впасть в преувеличение, можно ска­зать: он был прообразом будущей, истинно-воспитанной научной совести. Мелкое самолюбие, ученая нетерпимость ему были органи­чески чужды. Временами даже казалось, что он серьезных против-

ОБЩЕСТВО И СОЦИОЛОГИЯ

никои ценит и уважает больше, чем серьезных же единомышленни­ков. В разговорах он не раз указывал, что от умного противника всегда можно кой-чему научиться, разговор с ним всегда интересен. Единомышленники же в науке менее полезны и интересны" [с.110].

2.3.2

Сорокин П.А. Социологический прогресс и прин­цип счастья // Социологические исследования. — 1988. — № 4. — С.103 — 109.

"Счастье и благоденствие — явление, конечно, в высшей степени субъекшвное, однако в нашем распоряжении имеется более или менее объективный критерий, позволяющий судить об том, увели­чивается ли оно или нет. Этот критерий был выдвинут Дюркгеймом в "De la division du travail social" (Дюркгейм Э. О разделении общест­венного труда. Одесса, 1900) и заключается в следующем: пусть понимание и переживание счастья относительно, субъективно и изменчиво, но одно несомненно: если жизнь есть счастье и благо-денсгвис или кажется таковой, то тогда она принимается и от нее не отказываются. Счастливая жизнь предпочитается смерти. Поэто­му, если мы хотим более или менее объективно судить о том, уве­личивается ли вместе с прогрессом счастье или кажется ли людям прогресс в то же время увеличением счастья — мы должны обра­титься к числу самоубийств. Если число их с историческим раз­витием уменьшается, значит счастье увеличивается; если же само­убийства растут — значит счастье и благоденствие не увеличиваются параллельно, а напротив уменьшаются" [с. 105].

"Если считать прогрессом двухсторонний процесс дифференциа­ции и интеграции, обоснованный Спенсером и развитый в прило­жении к обществу Дюркгеймом, Зиммелем и др., то исторический процесс является в то же время и прогрессом, ибо закон этот один из наиболее достоперных законов социальной жизни... Равным обра­зом, если критерием прогресса считать принцип экономии и сохра­нения сил — то и с этой точки зрения историческое развитие в форме данного двухстороннего процесса становится прогрессом...

Если считать критерием рост солидарности, социальности и ра­венства — то точно также исторический процесс есть прогресс, ибо хотя не непрерывно, но неизменно историческое развитие соверша­ется в данном направлении...

Если подобным критерием будет рост знания, то и в этом случае прогресс несомненен" [с. 106].

"Иначе обстоит дело, если положим в основу прогресса принцип счастья. В этом случае получается или отрицательный ответ, или во всяком случае проблематический. Недаром же представители этого течения большую часть звеньев исторического развития объявляли регрессивными (см. Уорд и в особенности Михайловский и Лавров).

РАЗДЕЛ 2

Между тем, можно ли вполне исключать принцип счастья из формулы прогресса⁷ Можно ли считать прогрессом какой бы то ни было из указанных принципов, если он прямо или косвенно ведет к уменьшению счастья и к увеличению страданий? Очевидно, нет. Как бы ни были ценны сами по себе любовь к ближнему, солидар­ность, знание (истина) и т.д. и т.д., но раз они не сопровождаются параллельным развитием счастья — или даже ведут к уменьшению его — они становятся полуценностями. И не трудно показать, что даже величайшие рационалисты, стоики, аскеты, и сам Кант, вы­ставлявшие высшей ценностью моральный закон, implicite вклю­чали в него счастье и блаженство, хотя отличные от обыденного счастья" [с. 106 —!07].

"Как бы ни велика была ценность истины или альтруизма, или действенной любви и т.п., но раз они в качестве своего следствия имели бы увеличение страдания для всех, то тем самым они лиши­лись бы этой ценности. Следовательно, все критерии прогресса, как бы разнообразны они ни были, так или иначе подразумевают и должны включать в себя принцип счастья. Они могут о нем не говорить, ввиду субъективности его, но они принуждены с ним считаться и необходимо подразумевать его. Нейтральные формулы прогресса лишь объективный способ оценки субъективного прин­ципа счастья. Следовательно, ценность "нейтральных" формул зави­сит от того, насколько верно они утверждают причинную часть между объективными критериями и счастьем" [с. 107].

"И принцип счастья как исключительный критерий прогресса сам по себе недостаточен.

В итоге мы стоим перед дилеммой: поскольку формула прогресса не отождествляется с формулой процесса и является в отличие от сущего формулировкой желательно-должного, постольку она долж­на включать в себя и принцип счастья или благоденствия. Всякий прогресс, ведущий к уменьшению счастья или к увеличению стра­дания, не есть прогресс. Страдание никогда не было и не может быть самоцелью, а потому же не может оцениваться как нечто поло­жительное, то есть прогрессивное. Если к этому прибавить еще то, что страдание с биологической точки зрения почти всегда является показателем разрушения организма или биологического разрушения, то социальный прогресс, при таком положении дела, становится совершенно невозможным, ибо основным условием его является прежде всего наличность биологически здоровых организмов" [с. 108].

"Таким образом, оба течения — и игнорирующее счастье, и считаю­щее его единственным критерием прогресса — сами по себе недоста­точны и разрешить проблемы прогресса не могут Они слишком узки и, очевидно, необходимо их синтезировать. В противном случае тео­рия прогресса рискует дать вместо формулы прогресса формулу про­цесса, или же вместо формулы прогресса — формулу застоя" [с. 109].

РАЗДЕЛ 3

МЕТОДОЛОГИЯ И ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ СОЦИОЛОГИИ. ДОСТОВЕРНОСТЬ СОЦИО­ЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

Ао сих пор соииология анализировалась как бы "извне". Она сравнивалась с другими областями знания, другими науками, и тем самым определялись ее характеристики и особенности. Выяснялось также, как зависит социология от происходящих в обществе изменений, как меняется ее облик под воздействием социально-политических и культурных процессов, "социальных запросов" общества.

Рассмотрим теперь социологию "изнутри". В связи с этим возникает ряд вопросов: как строится здание, представляющее собой систему социологического знания, как образуются его структура и элементы? Что определяет содержание основных понятий (категорий) этой науки — тех "кирпичиков", из которых социологическое здание строится? Чем обусловлен выбор по­знавательных средств, которые социология использует? Подоб­ных вопросов, касающихся внутренних характеристик социо­логии, много. Ответить на них непросто, так как здание это постоянно перестраивается "строителями". Замыслов при этом реализуется немало, и проекты порой весьма различаются. Поистине, "много социологии для одного мира". И все же — социология одна, но какая?

РАЗДЕЛ 3

3.1. Понятие методологии. Оппозиция

методологических стратегий в социологии,

возможность их согласования

3.1.1. Методология и методологические стратегии

Ответ на вопрос о том, что собой представляет "изнутри" здание социологии, целесообразно начинать с вопроса об ее методологии. Понимание методологии, однако, неоднознач­но. Буквально "методология" означает "учение о методе". Разночтения начинаются тогда, когда одни признают, что лишь философия занимается методологическими проблема­ми, то есть что существует лишь философская методология. Это — во-первых. Во-вторых, по-разному отвечают на во­прос, каково это "учение о методе". Является ли методология осознанием совокупности конкретных методов и процедур исследования или же в ней содержатся установки и поло­жения, характеризующие основополагающие познавательные принципы, которых придерживается данная научная дисцип­лина?

Попробуем разобраться в том, что обозначено как "во-пер­вых". Действительно, методология возникла и развивалась как философское знание, претендуя на анализ как общефило­софских, так и конкретно-научных методов исследования. Но по мере того, как наука отделялась от философии и в ней оформлялись различные научные дисциплины, науки отвое­вывали у философии право самим решать свои методологи­ческие проблемы. Более того, узаконена практика функцио­нирования разных методологий, каждая из которых связана с той или иной конкретной наукой — методология биологии, математики и т.п. Соответственно, можно выяснять также, что собой представляет методология социологии. Вопрос лишь в том (он сформулирован выше как "во-вторых"), как понимать методологию. Выше приведены два варианта ее толкования: а) это — конкретные методы; б) это — общие ориентиры, принципиальные установки. Несомненно, то и другое связано друг с другом. И все же следует признать приоритет общих ориентиров, принципиальных подходов, которые, в свою очередь, определяют содержание и характер конкретных методов и исследовательских процедур.

МЕТОДОЛОГИЯ И ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ СОЦИОЛОГИИ

Соответственно этому под методологией следует понимать совокупность принципов и установок, предваряющих полу­чение социологического знания и обусловливающих основ­ные методы и способы его получения, а также характер всей социологической деятельности (теоретической и практиче­ской). Создавая ту или иную теорию общества, социологи руководствуются какими-то принципами, установками, ко­торые носят как бы предпосылочный характер. Принципы эти предваряют и построение теории, и всю социологическую деятельность. Это и есть методология. Не менее важно и другое: методология — не только система этих принципов, но и "учение об этой системе", осознание того, какими прин­ципами мы руководствуемся, создавая социологические тео­рии и осуществляя социологическую деятельность.

Методология выступает по отношению к социологии как своеобразная метатеория (что буквально означает ''после тео­рии"), для которой сама социология (и социологические тео­рии) является объектом анализа. Но методология, как оказы­вается, это только одна часть метатеории, одна ее сторона; та именно, в которой осознаются принципы построения теории, методы осуществляемой познавательной деятельности. Но не менее важно и то, как мы "задаем" общество, что прежде всего различаем в нем, что считаем наиболее существенным. Другими словами, какую картину общества мы рисуем, каким предстает перед нами общество, теорию которого мы создаем и отбираем соответствующие способы (методы) для его изу­чения.

Такого рода вопросы относятся к области онтологии, науки о бытии. Осознание принципов построения картины общест­ва, способов его "задания" также относится к области мета­теории социологии. Как и методология, онтология длитель­ное время рассматривалась как разновидность философского знания. Однако со временем все определеннее и настойчивее стали говорить о частно-научных онтологиях, которые, наря­ду с методологией, выступают как существенная часть мета­теории любой науки. Большое значение имеет также понима­ние связи онтологии и методологии. Если образно предста­вить онтологию как замок (мир, который мы хотим "от­крыть"), а методологию как ключ (средства, которые мы для этого используем), то естественно, что ключ к замку дол­жен соответствовать устройству последнего. Применитель-

РАЗДЕЛ 3

но к сложным общественным явлениям это так же верно, как и в случае простейших актов человеческой жизнедеятель­ности.

Создавая определенную теорию общества и его отдельных сфер, выступающих как объект исследования социолога, по­следний, во-первых, как бы заново определяет ("переопреде­ляет") общество (ибо научному изучению общества пред­шествовала обыденная его картина); во-вторых, социолог вы­бирает и соответствующие научной картине общества мето­ды рассмотрения (изучения). "Концепция объекта исследо­вания, — пишет современный английский социолог Уильям Аутвейт, — решающим образом определяет типы метода, при­годные для его изучения... В этом переопределении объектов социального исследования всякому выбору методов изучения предшествуют вопросы социальной онтологии"¹.

Все указанные процедуры, связанные с построением кар­тины общества ("переопределение объекта"), а также с фор­мулированием принципиальных положений, обусловливаю­щих способы его изучения, образуют то, что условно мож­но назвать "методологическими стратегиями" в социологии. Стратегии эти хотя и относятся непосредственно к области социологии (точнее, к "метасоциологии"), явно или неявно связаны с социально-философской позицией социолога, его философскими представлениями.

К этому следует добавить также, что к метасоциологии относятся также и представления, характеризующие пони­мание природы познавательного процесса, осуществляемого при получении социологического знания. Может ли социолог получить достоверное (объективное) знание, следует ли к этому стремиться, что для этого нужно предпринять и т.д.? Все эти вопросы относятся к области так называемой эписте­мологии (дословно — "учение об истинном, подлинном зна­нии"), о которой подробнее речь будет идти далее (см. 3.3). Обратим внимание также и на то, что особый интерес к социологической теории, который наблюдается в переход­ные, кризисные периоды развития общества, неразрывно свя­зан также с пробуждением интереса к логико-методологи­ческим проблемам социологии, к метасоциологии, представ­ляющей собой средство социальной онтологии, методологии и эпистемологии.

МЕТОДОЛОГИЯ И ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ СОЦИОЛОГИИ

3.1.2. Оппозиционные методологические стратегии
, в социологии

Следует признать сложность материала, который излагался выше {см. 3.1. /). Однако характеристика методологических стратегий, наполнение понятия "методологическая страте­гия" конкретным содержанием может помочь усвоению рас­сматриваемых вопросов. Это, в свою очередь, предотвратит догматический подход к социологическому знанию, создаст предпосылки для восприятия новых социологических идей и представлений. Последнее особенно важно, когда освоение социологического знания происходит в условиях переходного периода общественного развития, преобразования самых раз­личных сфер общественной жизни, трансформации самой социологии.

Существуют различные классификации теоретико-методо­логических подходов (методологических стратегий в социо­логии). Остановимся далее на той, которая предполагает вы­деление трех пар методологических оппозиционных страте­гий. Оппозиционными являются стратегии, входящие в каж­дую пару, то есть каждая стратегия имеет другую, основанную на прямо противоположных посылках. Основания выделения каждой пары стратегий различны. Так, в зависимости от того, какой уровень анализа выступает как основополагающий при построении теории — уровень поведения людей или общества в целом, выделяют микросоциологию и макросоциологию (поведенческий подход и институциональный подход). Различные представления о значимости объективного и субъективного в общественной жизни положены в основание объективно-предметной и субъективно-ценностной стра­тегий. Признание особой значимости равновесного состоя­ния общества либо его изменчивости и развития лежит в основе функционалистской и конфликтной стратегий.

Остановимся несколько подробнее на характеристике каж­дой стратегии и приведем имена наиболее ярких их предста­вителей. Заметим, однако, что не всегда можно достаточно четко охарактеризовать методологический подход той или иной теории. В одной и той же теории могут сочетаться отдельные черты прямо противоположных (оппозиционных) методологий. Поэтому правильнее утверждать, что речь долж­на идти о преимущественном, типичном для той или иной

РАЗДЕЛ 3

теории подходе. Начнем, далее, с характеристики микро- и макросоциологических подходов.

В микросоциологии (поведенческой стратегии) общество задается как взаимодействие людей. Взаимодействие образует группы, которые непосредственно наблюдаемы и многооб­разны. Само взаимодействие (интеграция) может толковаться различным образом. Например, Джордж Хоманс, автор тео­рии социального обмена², считает, что решающая роль во взаимодействии принадлежит процессам интеграции и диф­ференциации людей в группах. Социальное взаимодействие и определяющие его процессы в принципе могут быть истол­кованы, по его мнению, с позиций психологической науки. Такой подход достаточно представлен в социологии. Авторы различных микросоциологических теорий нередко обраща­лись к психологии, заимствуя те или иные психологические понятия и представления. Как правило, микросоциология, принимая за точку отсчета человека и человеческие взаимо­действия, обращала внимание не только на поступки, но и на взгляды, представления, мотивы поведения, разделяемые символы. Так, представители так называемого символическо­го интеракционизма (Дж.Мид, Г.Блумер и др.)³ считали, что взаимодействие людей опосредствуется разделяемыми ими символами, в качестве которых выступают различные пред­меты, слова, поступки. Общение людей, по мнению сторон­ников символического интеракционизма, обусловлено теми значениями, которые люди придают вещам, используемым как символы. Существуют и различные другие школы, кото­рые также можно отнести к микросоциологии, ибо так или иначе понятое человеческое взаимодействие является для их представителей решающим фактором построения социологи­ческой теории.

Иное дело в макросоциологии. Нельзя сказать, что пред­ставляющие данную стратегию социологи не признают зна­чимость человеческого взаимодействия для понимания об­щества. Просто для них само это взаимодействие обусловлено природой общества в целом и той его структурой, которая характеризует общество как социальную систему, как целост­ный социальный организм. К макросоциологическим отно­сятся теории "отцов социологии" Огюста Конта и Герберта Спенсера, для которых общество представляло собой систему взаимосвязанных и взаимозависимых частей, каждая из кото-

МЕТОДОЛОГИЯ И ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ СОЦИОЛОГИИ

рых необходима для существования целого (общества). "Мак-росоциологическими" являются и концепции классиков со­циологии Эмиля Дюркгейма, Макса Вебера, Карла Маркса и других крупных социологов XIX века. Считается, что макро-социологическая ориентация преобладает вплоть до 20-х го­дов XX века и уступает место микросоциологии в связи с широким развитием эмпирических исследований в 30-е годы. К наиболее поздним представителям макросоциологической ориентации следует отнести Толкотта Парсонса, Роберта Мертона, Кингли Дэвиса, Ральфа Дарендорфа и др.

Микро- и макросоциологические подходы еще различают как "поведенческий" и "институциональный". В первом слу­чае (микроповеденческая ориентация) общество анализируют как бы "снизу", сосредотачивая внимание на человеческом поведении, версии которого, как уже отмечалось, могут быть самыми различными. В частности, происходящее в обществе может объясняться индивидуальными свойствами людей (ин­дивидуальная версия) либо коллективными (групповая вер­сия). Во втором же случае (макроинституциональный подход) общество задается "сверху" и существенно различимыми в данном случае становятся не люди и их взаимодействие, а сама социальная система и образующие ее структуры. К по­следним относятся сложные взаимодействия относительно устойчивых отношений различного типа — "социальных ин­ститутов" общества (экономика, политика, религия, семья, образование и др.). Социальные институты, как и характер взаимодействия между ними, в различных обществах имеют свои особенности, что обнаруживается в сравнительных ис­следованиях.

Хотя "социальный институт" — одна из основных катего­рий социологии, ее трактуют неоднозначно. Чем обусловлена эта неоднозначность — об этом речь будет идти далее (см. 3.2.1). В данном случае обратим внимание лишь на то, что институциональный подход так или иначе сопутствует мак­росоциологии и противопоставляется поведенческому под­ходу, который связывают обычно с микросоциологическим. Отметим также, что в некоторых западных учебных руковод­ствах по социологии институциональный уровень выделяют в самостоятельный, а к более "низкому" по степени обоб­щения уровню относят не только микроанализ, но и "орга­низационный уровень": социальную жизнь в больших груп-

РАЗДЕЛ 3

пах и формальных организациях типа колледжа, универси­тета, корпорации и др.⁴ Однако такого рода разграничение не всегда имеет место, хотя категории "социальные институты" и "социальные организации" социологами всегда различаются.

Другая пара оппозиционных стратегий включает те из них, которые различаются в зависимости от того, какое значение придается объективно-предметной и субъективно-смысловой сторонам в общественной жизни (объективно-предметная и субъективно-ценностная стратегии). К объективно-предмет­ным относятся различного рода натуралистические концеп­ции, в которых общественные явления уподобляются явле­ниям природным, а происходящее в обществе объясняется с точки зрения естественных законов. В социологии особое распространение получили, например, биологизаторские тео­рии, в которых преувеличивалась значимость биологических характеристик и законов. Биологизаторство присуще и тео­рии Огюста Кхшта, отождествлявшего общество с живым ор­ганизмом, и представлениям об обществе Герберта Спенсера, рассматривавшего общественную эволюцию как рост внут­ренней дифференциации, связанной с усовершенствованием процесса интеграции органов в живом организме. Существу­ют различного рода другие натуралистические концепции об­щества, в частности, физикалистские и механицистские⁵, в которых игнорируется специфика общественных явлений. Специфика эта, кроме всего прочего, состоит в том, что в обществе действуют люди, наделенные сознанием. Соответ­ственно человеческая субъективность должна так или иначе быть учитываема при анализе общественной жизни.