Экспрессивно-эстетическая функция внутренней формы слова

Многие русские слова сами по себе излучают поэзию, подобно тому, как драгоценные кам­ни излучают таинственный блеск.

К. Паустовский

Приведенным в качестве эпиграфа высказыванием начинает­ся замечательный рассказ К. Паустовского «Алмазный язык», в котором писатель пытается найти ответы и объяснение поэтич­ности русского слова. Думается, что один из ответов связан с ВФС, которая и выполняет поэтическую функцию.

Эстетическая функция ВФС проявляется наиболее ярко в ху­дожественной речи и обусловлена выражением посредством мо­тивировочных и классификационных признаков наглядности, картинности, красочности, эмоциональности, что придает худо­жественному тексту экспрессивность, образность, поэтичность и составляет основу для выполнения экспрессивно-эстетической функции.

Иллюстрацией этого являются строфы двух замечательных поэтов, посвященные золотой осени:

Унылая пора! Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса — Люблю я пышное природы увяданье, В багрец и золото одетые леса...

А. Пушкин

Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора -L Весь день стоит как бы хрустальный,

J И лучезарны вечера.

Ф. Тютчев

В этом аспекте ВФС характеризуется универсальностью: она не только принимает участие в реализации многих известных фи­гур речи, но и связана со специфическими, только ей свойствен­ными приемами. Причем выражение тех или иных фигур речи посредством ВФ сопровождается эффектом ее высвечивания в слове, отсюда более зримым, наглядным, осязаемым становится образ, представление, выражаемое словом. Когда мы используем, например, такие названия цветов, как астра, хризантема, крокус, гербера и им подобные, в нашем сознании всплывают понятия об этих растениях, претворенные в лексическом значении этих слов; когда же произносим такие названия, как колокольчик, шпажник, горицвет, медуница, то наряду с понятием нам представляются конкретные признаки обозначаемого: форма, цвет, запах. Слово как бы оживает: «Звучанием корней живут слова» (Гете. Фауст). Это тонкое наблюдение поэта можно взять в качестве своеобраз­ного эпиграфа, раскрывающего суть приема оживления ВФС ­приема, направленного на подчеркивание, высвечивание ВФ, вы­ражающей в слове признак, представление, образ, которые в нем заложены [39: 15-17; 75: 303-315].

Известны разные способы осуществления названного приема. Так, оживление ВФС возможно за счет привлечения тематически связанных слов. В стихотворении «Колокольчики мои...» А. Тол­стой использовал для оживления ВФС колокольчик слово зве­неть: «Колокольчики мои, цветики степные, Что глядите на меня темно-голубые? И о чем звените вы, в день веселый мая, Средь некошеной травы головой качая?»

Но более эффективным и распространенным средством для оживления ВФС служат однокоренные мотивирующие слова: «И мне снятся всю ночь На снегу снегири В белом инее красные птицы» (М. Дудин); «Что он плачет, старый олух? Иль видал ко­го счастливей? Иль подсолнечники в селах Гаснут - солнца — в пыль и ливень?» (Б. Пастернак); «Встали зори красные, озаряя снег» (А. Блок).

Одним из способов оживления ВФС служат различные стили­стические приемы, используемые в художественном тексте:

- прием акромонограммы, или подхвата («Но когда коварны очи Очаруют вдруг тебя...» А. Пушкин; «Сладки мне родные звуки Звонкой песни удалой». А. Пушкин);

-антитезы («Идут белые снеги... И я тоже уйду. Не печа­люсь о смерти I и бессмертья не жду». Е. Евтушенко);

- оксюморона («Голос всех безголосых Под бичом тво­им». М. Цветаева; «Незыблемое зыблется на месте И зыблюсь я... как бы внутри гранита, Зернится скорбь в гнезде былых весе­лий». О. Мандельштам);

- плеоназма («Вся комната янтарным блеском озарена, Веселым треском трещит затопленная печь». А. Пушкин; «Ах, иначе в былые года Колдовала земля с небесами, Дива дивные зрелись тогда, Чуда чудные делались сами». Н. Гумилев);

-тавтологии («Дымом дымится под тобою дорога, гре­мят мосты. Все отстает и остается позади...» Н. Гоголь; «Казармы, банки, тюрьмы, храмы Черным-черны, мертвым-мертвы». П. Антокольский);

- хиазма («Простимся ж коротко и просто - Раз руки не умеют красть! - С тобой, нелепейшая роскошь, роскошная неле­пость - страсть!» М. Цветаева; «И по-звериному воет людъе, И по-людски куролесит зверье». О. Мандельштам);

- градации («Мелко исписанный инеем двор! Ты, точно приговор к ссылке. На недоед, недосып, недобор. На недопои и на боль в затылке». Б. Пастернак).

Если перечисленные художественные приемы при оживлении ВФС подчеркивают представление, образ, выраженный в ее мо­тивирующей части, то прием градации способствует высвечива­нию и того смысла, который заложен в ее формантной части: «Я измотан. Истрепан, Изранен, Но не падаю: не пощадят...» (Е. Евтушенко); «Ее согнуло, скрутило, сплющило, Перекорежи­ло, Перекосило, и даже дворничиха, С виду злющая, Ей подала два упавших апельсина» (Е. Евтушенко).

Смысловая насыщенность формантной части ВФС может приводить к ее выделению в самостоятельную единицу текста: «С выдохом, с высвистом, С выкриком, с вы... Твердит одинокое слово: «Терпи!» (Р. Рождественский); «Перешагни, перескочи, Перелети, пере- что хочешь, - Но вырвись: камнем из пращи, Звездой, сорвавшейся в ночи... Сам затерял - теперь ищи...» (В. Ходасевич).,

Следует обратить внимание и на то, что градация оживляет, или «взаимооживляет», ВФ всех вовлеченных в ее сферу слов, обнажая их формальную структуру, подчеркивая и насыщая ее смысл.

Оживление ВФС нередко осуществляется в сопровождении приемов эвфонии: анафоры («Этой грусти теперь не рассыпать Звонким смехом далеких лет. Отцвела моя белая липа, Отзвенел соловьиный рассвет». С. Есенин), причем анафора, как и града­ция, выделяет, подчеркивает и формантную часть ВФС («Истре-палися сосен мохнатые ветви от бури, Изрыдалась осенняя ночь ледяными слезами». А. Фет); аллитерации («Мазурка раздалась.Бывало, когда гремел мазурки гром В огромной зале все дрожа­ло...» А. Пушкин) и ассонанса («Я вольный ветер, я вечно вею...» С. Бальмонт), рифмы и ритма.

Оживлению ВФС способствуют и сравнительные обороты («Был он рыжим, Как из рыжиков рагу, Рыжим, Словно апель­сины на снегу». Р. Рождественский; «Рассудок? Но он - как луна для лунатика». Б. Пастернак; «Он вешает облако бури кирпич­ной, Как робу на вешалку на лето в шкаф». Б. Пастернак).

Кроме известных фигур речи, в оживлении ВФС принимают участие такие приемы, которые выражаются посредством моти­вационно связанных слов. В их числе прием перевернутой мо­тивации, суть которого - в инверсионном употреблении мотиви­рующего и мотивируемого слов, когда они как бы меняются мес­тами, отражая обратный ход мысли, явления, события и т.д. Этот прием охотно используют ясурналисты в роли заголовков статей, очерков, фельетонов и других газетных жанров, поскольку он ве­дет к необычным сочетаниям слов, обновляя их и создавая эф­фект неожиданности, например: «Кросс... за кроссовками», «Го-нит слезы самогон» («Комсомольская правда»); «Как продлить продленку?» («Известия»); «Кто спасет спасателей?» («Аргумен­ты и факты»); «Кто будет сторожить сторожей?» («Красное знамя»). Используется он и в художественных произведениях («Сад, где газон зимы Забыл о незабудках, Где весь античный мир Живет в дощатых будках». С. Кирсанов; «Семь холмов, как семь колоколов. На семи колоколах - колокольни». М. Цветаева; «Ежик съежился, торчком / Поднял сотню игол». С. Маршак).

К числу мотивационно выраженных приемов, оживляющих ВФС, относится прием ступенчатой мотивации - композици­онно-стилистический прием представления в поэтическом тексте мотивированных слов, отражающих последовательные этапы словообразовательной мотивации («За кустами ивняка Рябинники уселись на рябинке. У них на грудке капельки рябин, Как будто рябь в озерной серой глади, А дерево на солнце, как рубин. В гла­зах рябит при тихом листопаде». И. Флеров).

Jjg Глава 3

Функциональный аспект мотивологии

Прием наделения слова ВФ реализуется и за счет особого ви­да мотивации - мотивации индивидуально-авторской, которая носит речевой и окказиональный характер. Суть этого приема в сближении созвучных разнокорневых слов на основе их осмыс­ления как мотивационно связанных [42]. Например: «Ища безот­четной свободы, Стенанья о счастье взошли, Стекая слезами по стеклам Бесчисленных клеток-квартир» (Л. Васильева). Немоти­вированное слово стекло в поэтической строчке обретает ВФ: стекло - то, по чему что-либо стекает (дождевые капли, растаяв­ший лед и под.).

Индивидуально-авторская мотивация имеет две особенности: нередко в ее орбиту вовлекается собственная лексика: «Что вам наворкует Воркута! Смелые, красивые, большие, На какой ок­раине России Вмерзнет в нары ваша доброта?» (Л. Васильева), это первая особенность, и вторая - один из компонентов индиви­дуально-авторской мотивации нередко вводится в сравнительный оборот: «Пролетают стрижи, будто небо стригут» (М. Рябинин).

Прием наделения слова ВФ посредством индивидуально-авторской мотивации обладает большим потенциалом в создании художественной образности.

Привлечение мотивирующих однокоренных слов при реали­зации приема оживления ВФС как бы удваивает тот признак, ко­торый заложен во ВФС, делая более выпуклым, ярким переда­ваемый им образ. Прием оживления ВФС играет важную роль и в эстетической, и в коммуникативной сферах языка, о чем справед­ливо писал Г.О. Винокур: «Смысл слова может быть понятен лишь до тех пор, пока жива, действенна его форма. Когда форма слова перестает ощущаться как таковая, не бьет по восприятию, то перестает доходить до сознания и смысл. Живое слово пре­вращается в название, в этикетку. Это особенно ясно на примере поэзии»1.

К вышерассмотренному приему примыкает прием наделения слова внутренней формой. Это фигура речи, связанная с вос­приятием немотивированного слова с внутренней формой как многопланового формально-смыслового феномена. Используется в торжественном стиле, в эстетически организованной речи. На­пример: «Ах, доброе русское слово острог - и крепкое-то какое! И сколочено как! И все тут стянуто в шести звуках - строгость, и острога, и острота... А рог? Да рог прямо торчит, выпирает! Пря­мо в нас направлен!» (А. Солженицын).

Трудно сказать, какое значение слова имел в виду писатель -крепостную ли стену из вкопанных вплотную и заостренных сверху столбов, город ли или селение, обнесенное такой стеной, или тюрьму. Скорее всего, и хо, и другое, и третье в разных трак­товках, по-разному вычлененных смысловых сегментов звуковой оболочки слова. Строг<ость>, думается, соотнесено со вторым значением, и в этом случае подчеркнут характер и распорядок жизни населения укрепленного пункта на рубежах Московского государства. Острог<а> и остро<та> навеяны сходством за­остренных сверху столбов крепостной стены в Древней Руси и деревянной стены укрепленных городов. Вычлененное в слове рог, очевидно, связано с третьим значением: ассоциация с остро­верхими столбами несколько заглушается контекстом агрессив­ной направленности, как бы напоминающим: от сумы да от тюрьмы не зарекайся.

В целом же писателем очерчена многогранная ВФС с опорой на его формально-семантическую структуру. Ещё один пример, иллюстрирующий прием наделения внутренней формы слова:

Только вдумайся, вслушайся

В имя «Россия»! Россия

В нем и росы, и синь, РОСсия - росы

И сиянье, и сила. РосСИя - синь

Я бы только одно РосСИЯ - сиянье

У судьбы попросила, РосСИя - сила

Чтобы снова враги

Не пошли на Россию.

Ю. Друнина. Это имя...

В отрывке из стихотворения Л. Васильевой сближение со­звучных наворкует и Воркута рождает образ города, в котором царят любовь и благоденствие, но в поэтическом контексте Вор­кута предстает в ином образе - как символ ГУЛАГа.

М. Рябинин в поэтической речи наделяет немотивированное в языке слово стриж ВФ, рисующей яркий образ птицы, в стреми­тельном полете (формой крыльев стриж напоминает раскрытые ножницы), рассекающей воздух, как бы стригущей небо.

В стихотворении О. Мандельштама, начинающемся строчка­ми «Я около Кольцова, как сокол закольцован. И нет ко мне гон­ца, И дом мой без крыльца», посредством индивидуально-авторской мотивации ВФС сокол передает иной образ птицы: гордый сокол - птица, которую кольцуют, а сравнение лириче­ского героя с соколом переводит его кольцо в символический план: кольцо - наручники, и это поддержано звукописью «оКОЛо КОЛЫДОва, как соКОЛ заКОЛЪЦОван»: сегменты слов - КОЛ-КОЛЬЦО-КОЛ-КОЛЬЦО - звучат рефреном, как звон кандалов.

Индивидуально-авторская мотивация, обычно двухкомпо-нентная, может быть многокомпонентной, что приводит к наде­лению слова ёмкой многоплановой ВФ. Проиллюстрируем это на примере стихотворения-четверостишия О. Мандельштама, в котором та же тема - поэт и неволя: «Пусти меня, отдай меня, Воронеж, Уронишь ты меня иль проворонишь, ты выронишь ме­ня или вернешь, Воронеж -.блажь, Воронеж - ворон - нож». Здесь использована многокомпонентная индивидуально-авторская мотивация: Воронеж - уронишь, выронишь; Воронеж -проворонишь: Воронеж ~ ворон; Воронеж - нож, - посредством которой слово Воронеж, являющееся в этом стихотворении клю­чевым (оно и повторяется трижды), наделяется многоплановой ВФ: стержневую роль в ней играет ассоциация названия города с вороном. Воображением поэта Воронеж трансформируется в об­раз ворона, всемогущего, держащего в своих когтях его судьбу (отсюда отчаянное «Пусти меня, отдай меня, Воронеж, Уронишь ты меня иль проворонишь»), в образ ворона, способного убить свою жертву («Воронеж ворон - нож»).

Следующий прием, связанный с феноменом ВФ, - прием инотолкования ВФС. Суть его заключается в ином «прочтении» узуальной ВФС; используется как средство художественной изо­бразительности, речевой игры, создания комического эффекта.

Например: узуальной ВФС радуга является фоно-семан-тический сегмент дуга. Поэтому Н. Рыленков иначе «прочел» мо­тивированное радуга: «А ты свое, как пахарь, дело делай. Чтоб радовалась радуга всегда, Чтоб осеняла осень мыслью зрелой». Для поэта радуга - это то, что радует.

Иное прочтение ВФС накапливать (постепенно копить) пред­лагает Б. Пастернак в следующей строфе: «И млея, и силы накап­ливая, Спит строй сосновых высот. И лес шелушится каплями, Роняет струящийся пот». В интерпретации Л.В. Дубиной, здесь происходит переосмысление ВФС, передающей смысл: «накап­ливать по капле».

Еще пример: «Тополиная метель, тополиный ветер. Все до­роги, все пути, Словно снегом метит» (Н. Прокофьев). Метель -то, что метит, также случай иного прочтения ВФС.

Как средство речевой игры и одновременно создания комиче­ского эффекта этот прием сопровождается образованием окка­зиональной лексической единицы с другим значением и другой ВФС. Большое количество таких слов с преобразованием ВФ со­держит «Энтимологический словарь» Б. Нормана в его книге «Язык: знакомый незнакомец» (Минск, 1987): бодяга - корова; гуляш - кутила; гусар - птичник, работник гусиной фермы; дан­тист - исследователь творчества Данте Алигьери; дворянка - по­рода дворовых собак; заложник - филолог, специалист по кате­гории залога и т.п.

И наконец, прием наделения слова иной ВФ. Это фигура речи, связанная с преобразованием звуковой оболочки слова, ве­дущим к изменению значения и/или коннотации и обретению иной ВФ. Используется как средство создания иронии, сарказма. Например: АИФорИЗМЫ - каламбуры, афоризмы, опубли­кованные в газете «Аргументы и факты», ЗРЯ/плата - заработная плата, начисленная не по заслугам, ДЕРЬМО/крат - презрительное название демократа, ПРИХВАТ/изация - неодобрительное название приватизации, проведенной с нарушением правил, КРАС/овки ироническое название кроссовок, воспринимаемых как красивая обувь.

Такова разнообразная функциональная палитра ВФС, играю­щей многочисленные роли во всех сферах языка - коммуника­тивной, экспрессивно-эстетической.

Вышеназванные функции ВФС, способствующие акту обще­ния, завершают еще две: репрезентативная, которая по­средством выражения мотивировочного признака представляет обозначаемое в его целостности [95: 94-95; 132: 53] и кона-т и в н а я [3 86] - функция, облегчающая усвоение слова [82].