Внутренняя форма слова и его функциональные характеристики

Мотивированность слова, его внутренняя форма оказывают воздействие на функциональные аспекты слова: стилистическую приуроченность, употребление, валентные свойства.

1. ВФС может предопределять его стилистическую приуроченность. Нередко это обусловливается стилистиче­ской окраской мотивирующих данное слово единиц - его лекси­ческих мотиваторов. Так, нейтральный лексический мотиватор при нейтральном структурном мотиваторе формирует нейтраль­ный стилистический паспорт мотивируемой ими единицы: васи­лек, васильковый (ср.: фисташковый); верить, вера, верный, вер­ность; ветвь, ветвистый; ветер, ветерок, ветреный; вечер, вече­реть, вечерний, вечером; вьюга, вьюжить, вьюжный; метель, ме­телить, метельный: дым, дымить, дымка, дымчатый; дуб, дубо­вый, дубрава; ива, ивовый, ивняк; береза, березовый, березняк; дремать, дремота, дремливый; ночь, ночной, ночевать; зима, зим­ний, зимовать (MAC).

Разговорные мотиваторы «передают» стилистический маркер через внутреннюю форму: болтать (разг.), болтовня (разг.), бол­тун (разг.), болтунья (разг.), болтушка (разг.); бряк (разг.), бряк­нуть (разг.), брякнуться (разг.); дзинь (разг.), дзинькать (разг.), дзиньканье (разг.). То же наблюдаем у разговорно-просторечных, сниженных лексических единиц, у слов высокого стиля: башка (прост.), башковитый (прост.); буза 'скандал, шум' (прост.), бу­зить 'скандалить' (прост.), бузила 'тот, кто затевает скандалы' (прост.), бузотер (прост.), бузотерка (прост.); венценосный (вы­сок.), венценосец (высок.); алкать (книжн.), взалкать (книжн.) (MAC).

Во многих случаях бывает достаточной стилевая маркиро­ванность одного из мотиваторов. Например, при нейтральном лексическом мотиваторе, но разговорном структурном мотивато­ре слово-мотивема наследует стилистический сдвиг: брюшной {нейтр.), брюшняк (разг.) (сыпняк - разг.); воробей (нейтр.), во­робьиха (разг.) (ср.: разговорное волчица); ворчать (нейтр.), вор­чун (разг.) (ср.: драчун (разг.), говорун (разг.), игрун (разг.), гриб (нейтр.), грибник (разг.) (ср. „ягодник 'тот, кто любит собирать ягоды' (разг.) (MAC).

Особенно наглядно предопределение ВФС его стилистиче­ского паспорта на материале синонимических рядов и пар: бес­полезный, ненужный, лишний, излишний, напрасный и разговор­ное зряшный (ср.: зря (разг.); беззастенчивый, бесцеремонный и разговорные нахальный (нахал - разг.), беспардонный (пардон -разг.); глуповатый и разговорные дурковатый, дураковатый, при­дурковатый (дурак - разг.); бездельничать и просторечное лобо­трясничать (лоботряс - прост., балбесничать - прост., баклушни­чать - прост.); поцелуй и лобзание (трад.-поэт.) (лобзать - трад.-поэт.) (MAC).

2. Мотивированность слова, его внутренняя форма наклады­вает ограничения на лексическую сочетаемость слова.

Впервые на связь мотивированности и валентности обратил внимание, очевидно, В.Г. Гак. В своей книге «Беседы о француз­ском слове...» он пишет: «Русское слово пол - немотивированно. Любую поверхность, будет ли она сделана из дерева, земли, кам­ня и т.д., можно назвать полом. Французское plancher - мотиви­ровано, оно означает соединение досок (planches). Это только деревянный пол, каменный имеет особое наименование — dallage» [120: 21]. В итоге - немотивированность русского слова пол обу­словливает его возможность иметь широкую сочетаемость, в от­личие от его французских соответствий: пол деревянный, камен­ный, земляной, глиняный, паркетный, бетонированный, досча-тый, плиточный и т.д.

Воздействие ВФС на его валентность анализировалось в ра­ботах Е.К. Иванниковой, О.И. Блиновой, Л.И. Омельченко, Г.А. Ракова, Л.В. Бурыловой и некоторых других, которые под­твердили закономерность: немотивированные слова имеют более широкую лексическую сочетаемость, чем их мотивированные соответствия.

На валентные свойства слов большее влияние оказывает лек­сическая мотивированность, поскольку она играет не последнюю роль в формировании семантики лексических единиц, что осо­бенно наглядно выражено синонимическими средствами языка. Например, в синонимическом ряду внезапный, неожиданный, скоропостижный с опорным значением 'происходящий, насту­пающий быстро, вдруг, неожиданно' лексически немотивирован­ным компонентом является синоним внезапный, он имеет значи­тельно более широкий сочетаемостный круг, нежели его синони­мы, лексически мотивированные:

внезапный (-ая, -ое, -ые) шум, порыв ветра, дождь, ливень. потепление, похолодание, заморозки, выстрел, взрыв, удар, напа­дение, наступление, атака, мысль, догадка, порыв (о чувстве), отъезд, приезд, появление, изменение, решение, женитьба, ссора. проверка, болезнь, ухудшение чего-либо, смерть, кончина (вы­сок.), конец, пауза, остановка, развязка...

Второй синоним ряда - неожиданный - обладает внутренней формой, устанавливающей акцент в содержательной стороне сло­ва - его лексическом значении: 'такой, которого не ожидали, не­предвиденный, случившийся внезапно'. Отсюда, наряду с общим кругом слов-сателлитов (шум, порыв ветра, дождь, ливень, поте­пление и некоторых других), оно имеет свой, отличный набор партнеров: неожиданный (-ая. -ое, -ые) гость, посетитель, встре-ча, весть, поступок и др.).

Третий синоним ряда - скоропостижный - также лексически мотивированный, имеющий то же значение 'внезапный, неожи­данный', тем не менее, по данным толковых и синонимических словарей, характеризуется «в современном языке употреблением только со словами кончина, смерть и т.п.» [304. Т. 1: 145] (см. также: скоропостижный «употребляется только тогда, когда речь идет речь о смерти» [270: 81]). Между тем в языке XIX в. это прилагательное использовалось с более широким кругом слов: скоропостижный (-ая, -ое) случай, дело, свадьба, отъезд («Рого­жин свертел скоропостижную свадьбу и справлял необыкновен­ный медовый месяц». Н. Лесков. Захудалый род. «Он знал хоро­шо... что обыкновенно следовало за подобными столкновениями (с женой)... или молчание в продолжение целого месяца, или ско­ропостижный отъезд со всем семейством в город». А. Потехин. Бедные дворяне). Очевидно, что сужение круга слов-сателлитов у синонима скоропостижный связано с давлением ВФС - 'такой, который скоро постигнет', и прежде всего с семантикой мотиви­рующего слова постигнуть 'случиться с кем-, чем-нибудь (о чем-нибудь плохом, тяжелом)'.

Так же нагляден результат давления ВФС на семантику и ва­лентность компонентов синонимического ряда неизбежный, не­отвратимый, неминуемый. Именно семантика ряда 'такой, кото­рого нельзя избегнуть, предотвратить, миновать', предопреде­ленная внутренней формой его компонентов, диктует употребле­ние синонимов со словами, обозначающими, по данным «Словаря синонимов», «преимущественно тяжелые, бедственные, край­не нежелательные для кого-л. события, явления», т.е. со словами смерть, гибель, кончина, конец, болезнь, скандал, арест, катаст­рофа и т.п. («Он молился и просил у Бога, чтобы несчастья, не^ минуемые, которые готовы уже разразиться над ним не сего­дня-завтра, обошли бы его как-нибудь». А. Чехов. В овраге. «Ввиду исчезнувшей надежды, гибели неминуемой и неизбежной, почувствовала она, что не в силах бороться далее со своим го­рем». Д. Григорович. Деревня).

С другой стороны, слово верный того же синонимического ряда и характеризующееся той же сочетаемостью: верный (-ая, -ое, -ые) конец, гибель, смерть («Везти тяжелых раненых, пере­тряхивать их, перегружать - верная для них смерть». В. Вере­саев. На японской войне), - в силу иной внутренней формы - 'та­кой, во что должно верить, несомненный' расширяет круг слов, с которыми оно может сочетаться за счет таких, которые имеют противоположную коннотативную окраску: верный (-ая, -ое, -ые) выигрыш, победа, успех.

Анализ валентности некоторых глагольных синонимов литера­турного языка - взбить, вспушить: кормить, питать, насыщать -также обнаружил зависимость сочетаемостных возможностей си­нонимических глаголов от их внутренней формы. Например, лек­сическая сочетаемость слова взбить по сравнению с его синонимом вспушить шире: взбить сочетается не только со словами волосы, перья, сено, как это характерно для глагола вспушить, но и со сло­вами, обозначающими изделия из волос, перьев, сена: взбить пери-ну, взбить подушку и т.п. Отсутствие возможности зрительного восприятия содержимого названных изделий (например, пуха пе­рины, подушки) ограничивает валентность глагола вспушить (нельзя вспушить невидимый пух) [176: 111-112].

Воздействие ВФС на его валентность прослежено и на диа­лектном материале. Так, неодинаковые валентные свойства про­являют дублетные имена существительные в среднеобских гово­рах мизгирь и сетник 'паук'. Если в рамках метаконструкции ш-ук плетет паутину лексема мизгирь, будучи немотивированной, имеет широкую сочетаемость (она зафиксирована со всеми гла­голами, связанными со значениями 'плести': мизгирь натянул сеть, мизгирь делает тенета, мизгирь распускает тенета), то моти­вированная лексема сетник характеризуется избирательной ва­лентностью, обусловленной ее внутренней формой: сетник натя­нул сеть, сетник плетет паутину, сетник ставит сеть, сетник рас­пускает тенета: «образ» сети предопределяет аттракцию соответ­ствующих глаголов - натянуть, плести, ставить, распускать. В говорах Средней Оби не отмечено употребление слова сетник с глаголами вить, ткать, прясть, что едва ли случайно: сеть не вьют, не ткут, не прядут.

Избирательна сочетаемость у компонентов синонимического ряда баской, красивый, ряда прикладистый, сручный, удобный и др. в нарымском говоре Томской области [286], избирательна валентность у членов адвербиального синонимического ряда с общим значением 'много' в ангаро-ленских говорах - дивно, до­полна, людно, свалом. Так, синонимы дивно и дополна характе­ризуются широкой сочетаемостью (Ну да, дивно было бы народу-то //Огурцов-то дивно// Оне начали отступать, а белых-то до­полна было //Народу было дополна// Денег получил дополна). Они вступают в связь с одушевленными и неодушевленными сущест­вительными. Людно сочетается лишь с одушевленными сущест­вительными (Тут из деревни-то людно брали // Сегоды на покосе людно собак-то). Свалом не употребляется с существительными одушевленными и существительными, обозначающими жидкости (Денег свалом старик получил // Картошку продавать буду, сва­лом накопала) [271: 57-59].

На лексическую сочетаемость мотивированного слова может оказывать влияние не только его лексическая мотивированность, но и структурная. Так, например, глаголы вынуть и извлечь 'дос­тать объект, находящийся внутри чего-либо', обладая одним и тем же лексическим значением, имея общий круг слов-сателлитов, могут взаимозаменяться в значительной части кон­текстов, например: Мину извлекли /вынули/ из ствола. Вынул /извлек/ из кармана очки. Однако в тех случаях, когда «в контек­сте отсутствует позиция места-источника, из которого извлекает­ся объект», употребляется глагол вынуть, а не глагол извлечь, структура которого содержит ИЗ-, предполагающую указание на место-источник: Он вынул платок (но не извлек) [208: 65].

3. Замечено, что мотивированные слова «легче воспринима­ются и воспроизводятся, прочнее удерживаются в памяти» [242: 126]. Это обусловлено ассоциативным характером мыслительных процессов. Мотивированное слово благодаря его связям с други­ми словами характеризуется большой устойчивостью. Мотиваци­онная связь усиливает, например, «сопротивляемость» областных слов воздействию лексики литературного языка. Так, общерус­ское слово пилить не может вытеснить в говоре с. Вершинино Томской области диалектное слово резать, потому что оно имеет устойчивую мотивационную связь с рядом лексических единиц говора: нарезать, резка, дроворез, резь и др. Устойчивым в этом же говоре является диалектное лесина 'дерево', имеющее такие мотиваты, как лес, лесной, лесишко и т.д.

Как выявлено, на употребление слова в языке оказывают влияние не только морфологический и семантический типы мо­тивированности, но и фонетический, который обнаруживается на уровне подсознания. Так, длительность употребления слова в языке, его активное использование могут обусловливаться соот­ветствием/несоответствием признаковых характеристик его зву­ковой оболочки лексическому значению слова. Например, закре­плению заимствованных слов, стабильности их звукового облика способствует соответствие их фонетического значения значению лексическому. Примеры таких заимствований: агрегат (призна­ковые характеристики: «большой», «сильный» «подвижный»), бульдозер («активный», «сильный», «громкий»), гангстер («гру­бый», «мужественный», «сильный», «быстрый», «угловатый», «злой»), мотор («хороший», «большой», «тяжелый», «могучий», «подвижный»), робот («хороший», «большой», «грубый», «муже­ственный», «активный», «сильный», «страшный», «злой», «могу­чий», «подвижный»), стюардесса («хороший», «светлый», «краси­вый», «легкий»). Среди этих примеров есть один уникальный. Сло­во робот единственное из всех «просчитанных» на машине полу­чило, казалось бы, взаимоисключающие характеристики «хоро­ший» и «страшный». Что это, случайность? Может быть. А может быть, и удивительно точное соответствие значения нашему двой­ственному отношению к «механическому человеку» [162: 63].

И наоборот, слова с нарушенной гармонией звучания и значе­ния могут переходить в разряд малочастотных, малоупотреби­тельных слов. В их числе в работах А.П. Журавлева приводятся слова юноша, юдоль, женщина, имена собственные Федора, Фёк­ла, Глафира, Марфа, Федот, Фома, Фотий и ряд других.

«Можно допустить существование такого языка, все значения которого будут выражены простыми (этимологически неясными, немотивированными) словами. Однако естественные языки не идут всецело по этому пути, так как человеку трудно удержать в памяти гигантское количество значений языка при отказе от эти­мологических ассоциаций» (Н.Г. Комлев) [199: 69-70].

4. Представляется важным рассмотреть роль ВФ не только слов языка, но и терминов. Покажем это на примере лингвисти­ческой терминологии.

Как известно, существуют диаметрально противоположные мнения о том, должен ли быть мотивированным термин. Ответ на этот вопрос не может быть однозначным. Тем более что в науч­ной и иной терминологии были, есть и будут как мотивирован­ные, так и немотивированные термины. Причем в русской терми­нологии, как выявлено, «играет главенствующую роль мотивиро­ванный тип номинации», мотивированные термины составляют «большую часть русских терминов» [149: 63-64]. Что касается лингвистической терминологии, то, например, из 1593 терминов-существительных, обозначающих отвлеченные понятия процес­сов (действия или состояния) или признака, а также предметные понятия, 1409 мотивированных терминов (88,6%) и 183 немоти­вированных (11,4%) [30: 12].

Что же таит в себе фактор мотивированности термина? Какую роль выполняет внутренняя форма термина?

а) Внутренняя форма термина, как и слова-нетермина, по­средством обозначения мотивировочного признака научного по­нятия помогает представить научное понятие в его целостно­сти (о чем уже говорилось ранее). Мотивировочный признак обозначаемого термином научного понятия может отражать главные, сущностные его признаки (например, у терминов произ-водность, мотивированность, идиоматичность, значение), а мо­жет носить достаточно условный характер. Например, в ряду од­нородных терминов аканье, оканье, яканье, иканье и т.п., обозна­чающих разные типы русского диалектного произношения, эта условность особенно наглядна: при однотипном мотивационном значении названных терминов (аканье - 'произношение А', ока­нье - 'произношение О', яканье - 'произношение Я' и т.д.) они обладают разным научным содержанием: если при аканье дейст­вительно звучит [А], или звук, близкий к [А], то при оканье зву­чит в первом предударном слоге после твердых согласных не только [О], но и [А], а при яканье и вовсе не произносится [Я] (буква Я, как известно, отражает на письме два звука), а звучит [А] или постоянно (закономерность сильного яканья), или при определенных условиях (закономерность всех других типов яка­нья). Подобные примеры можно продолжить, но суть остается в том, что внутренняя форма термина независимо от характера со­держащегося в ней мотивировочного признака выполняет выше­названную репрезентативную функцию.

б) Внутренняя форма термина выполняет и другую важную функцию: называя мотивировочный признак выражаемого тер­мином научного понятия, она, как правило, способствует боль­шей точности термина. Этим свойством внутренней формы объясняются нередкие в истории лингвистической науки факты замены одних сходных по значению терминов другими. Напри­мер, широко известные термины деэтимологизация, этимологи­зация, народная этимология, ложная этимология, связанные с обозначением процессов утраты или восстановления мотивиро­ванности, заменяются более точными терминами демотивация, ремотивация, неомотивация, реинтерпретация.

в) ВФС играет далеко не последнюю роль в системати­зации терминологии и через ее посредство в систематизации выражаемых терминологией научных понятий. Это находит про­явление как в названиях разделов науки о языке (лексикология. семасиология, этимология, фразеология, дериватология и т.п.), так и в названиях различных компонентов языковой структуры, языковых явлений и т.п. (синоним, антоним, пароним, омоним; суффикс, префикс, аффикс, интерфикс, постфикс; лексема, семе­ма, морфема, фонема; мотивема. экспрессема; архаизм, неоло­гизм, варваризм, диалектизм, русизм, старославянизм; синони­мия, антонимия, паронимия).

Внутренняя форма способствовала дифференциации терми­нов топонимика и топонимия, которые характеризуются двузнач­ностью, обозначая раздел науки о языке и совокупность лексиче­ских и иных структурных единиц. Так, судя по публикациям, за термином топонимика закрепляется значение 'раздел лексиколо­гии, изучающий географические названия' (ср.: фонетика, грам­матика, антропонимика, антонимика, синонимика), а за термином топонимия - 'совокупность географических названий какой-либо местности' (ср.: синонимия, антонимия, омонимия, паронимия).

г) Мотивированность терминов - один из важных факторов сохранения самобытного, национального характера русской лингвистической терминологии. Самобытность русской терминологии во многом предопределяется связью с общеупот­ребительными, неспециальными словами языка. Эта связь прояв­ляется как в общности корневых и аффиксальных морфем, обес­печивающих базу для отношений лексической и структурной мо­тивации терминов и нетерминов, так и в общности словообразо­вательных моделей. Так, в составе лингвистических терминов-существительных представлены термины, образованные суффик­сальным способом (48,4%), префиксальным способом (19,1%), семантическим способом (3,1%) словообразования, например: база, ветвь, взрыв, время, вопрос, голос, глухой, гнездо, говор. граница, долгота, живой, звонкий, имя, корень, лицо, поле, род. член; безударный, бесприставочный, двоеточие, двуязычие, зву­коподражание, многозначность и др.

В литературе вопроса иногда указывается еще одна функция мотивированности термина. Считается, что внутренняя форма термина препятствует развитию научного понятия. С этим трудно согласиться. Если бы высказанное опасение соответствовало действительному положению вещей, то научный прогресс был бы приостановлен сдерживающим фактором языковых номина­ций, все увеличивающих число мотивированных единиц.

Таким образом, внутренняя форма термина обладает важны­ми функциями, которые необходимо учитывать исследователю. Особого внимания требуют к себе термины, возникшие на базе многозначных общеупотребительных слов. В процессе использо­вания такого термина возникает ориентация на разные значения общеупотребительного слова, которые подвергаются терминоло­гизации, и тогда в лучшем случае порождается многозначность термина, а в худшем - диффузия, расплывчатость его семантики, разное понимание одного и того же термина в исследовательской практике. Так, не всегда ясно в работах по диалектологии содер­жание термина основа (основа говора или диалектная основа): термин понимается то как 'база, исходный говор, на основе кото­рого сложился вторичный говор' (ср. значение общеупотреби­тельного слова основа 'то, что составляет ядро чего-либо, являет­ся исходным материалом для образования, создания чего-либо'), то как 'совокупность структурных элементов вторичного говора, являющихся определяющими с точки зрения диалектного чления языка' (ср. основа 'наиболее важная, наиболее существенная со­ставная часть чего-либо').

Следует максимально использовать функциональную нагруз­ку термина и бережно относиться к фактору его мотивированно­сти. Ибо удачно избранная при создании термина внутренняя форма может служить орудием познания и развития науч­ного понятия (примером тому может быть термин «внутренняя форма слова», предложенный А.А. Потебней), в то время как внут­ренняя форма термина, неточно выражающая суть научного поня­тия, может отразиться на квалификации обозначаемого термином явления (примером тому может быть судьба термина «словообра­зовательный вариант слова», предложенного А.И. Смирницким, вызвавшего дискуссию по поводу квалификации обозначаемых термином однокорневых образований с идентичным значением типа волчиха, волчица; при создании названного термина мотиви­ровочный признак - 'служащий для образования слов' - одного уровня (уровня морфемы) был приписан другому уровню (уров­ню слова), в итоге «гипноза внутренней формы», отразившей эту противоречивость, квалификационный вопрос решался не на ос­нове изучения соответственных лексических единиц, а на основе анализа самого термина «словообразовательный вариант». Более точным для обозначения единиц такого рода представляется тер­мин «лексико-морфологический вариант», также предложенный А.И. Смирницким, который отражает природу возникновения этих вариантов: лексикализация морфем как итог процесса десе-мантизации морфем - коннотативной, например ножик, и функ­циональной, например лисица).

5. Можно говорить и о социальной функции ВФС или термина. «Выбор той или иной «внутренней формы» слова всегда обусловлен идеологически и, следовательно, культурно-исторически и социально» (В.В. Виноградов) [117: 18].

Остро, в фельетонной форме поставлен вопрос о социальной функции внутренней формы названий рабочих профессий И. Ша-туновским. В воскресном фельетоне «Тарифный роман» (Правда, 1977. 20 марта) приводится много таких названий - травилыцица, сливщик-разливщик, болванщик. чесальщик, кишечница, стро­паль, слесарь-заплетчик, каландровщик и многие другие. «Согла­ситесь, - законно возмущается автор, - если девушке приходится всюду говорить и писать, что она «травильщица», «трепальщица» или «кишечница», то может возникнуть не такая уж малая жиз­ненная трагедия. <...> В последнее время, - продолжает фелье­тонист, - уже упразднен ряд неуклюжих наименований. «Тре­пальщик» теперь называется «оператор разрыхрительно-трепальных машин», «водогрей» (обработка льна) - «контролер технологического процесса», «терщик картофеля» - «машинист терочных машин». «Чернокотельщика» заменили на «аппаратчи­ка приготовления сернокислого глинозема», «морсовщика» - на «изготовителя морса». <...> Конечно, названия стали благозвуч­нее, но можно ли считать, что это лучшее из всего возможного?» К этому вопросу можно только присоединиться.

Социальная функция ВФС ярко проявилась в реакции совет­ских людей на созданное в 60-е гг. XX в. слово несун, обозна­чающее одно из уродливых явлений нашей жизни - расхитителей государственной собственности. На страницах центральной и местной печати в связи с этим названием не раз выражалось не­согласие с тем эвфемистическим по своему характеру именова­нием расхитителей народного добра: несун - тот, кто несет. Не слишком ли мягко?