Глава 9. 18-ого июня, в три часа утра, звуки горна разбудили нас в “Девятимильном Ранчо”, и мы, наконец, выступили непосредственно к нашему новому дому

От Ларами к Рено.

18-ого июня, в три часа утра, звуки горна разбудили нас в “Девятимильном Ранчо”, и мы, наконец, выступили непосредственно к нашему новому дому, перейдя Сухой рукав Теплого ручья, ручей Тополя, и, после шестнадцатимильного марша разбили лагерь на “Маленьком Тополе”, где было достаточно древесины, воды и травы.

19-ого июня, после восемнадцатимильного марша мы прибыли в самое удивительное ущелье, через которое Платт пробивает свой путь в Скалистых горах. Река, которая вдоль всей линии марша от Ларами бежала через прерии, здесь внезапно делает короткий полукруг направо, а затем, пройдя нескольких сотен футов между крутыми утесами, внезапно поворачивает налево другим полукругом, почти повторяя направление своего первоначального курса, и снова бежит через прерии, как и прежде.

Восточный край ущелья отвесный, почти четыреста футов высотой. С обеих сторон входа возвышаются конические вершины, которые напоминают крепких стражей, но имеют много естественных террас, на которых раскинулись длинные ряды кедров. Базальтовые утёсы справа вулканического происхождения, как и Столбы Гудзона, или Восточные и Западные Скалы около Нью-Хейвена в Коннектикуте; и ни одна часть Великой стены, которая окружает Ниагару ниже водопада, не имеет более строгие и похожие на тюрьму размеры. Одна или две дамы, с адъютантом Фистерером и доктором Хортоном, пошли вокруг первой дуги, в пределах ущелья, искать агаты и пострелять из пистолета, эхо которого было потрясающим, и повторялось много раз. Глубокие, темные воды были заперты этими скалами, чтобы никогда не видеть солнечного света; но все мы наслаждались величественностью и великолепием этого замечательного места. Старый майор Бриджер, в странной и разумной манере предупредил нас: “Лучше не ходите туда. Инджюны прекрасно скрываются под шкурами волка, или прячутся за утесами, я гарантирую! Они следуют за вами всегда. Они наблюдают за вами каждый день, и когда вы не видите их - ожидайте их очередную выходку”. События следующего утра подтвердили его подозрения.

Поскольку это был последний лагерь перед финальным пересечением Платт, и входом на территорию Горного Района, его назвали Лагерем Фистерера, в честь адъютанта Фистерера, который выбрал для него участок, и был заметен во всем, что внесло вклад в удовольствие и продолжение марша.

20-ого июня, пройдя девять миль, мы прибыли к Парому Бриджера. Здесь мы узнали, что предыдущим утром индейцы совершили налёт на стадо Миллса, владельца ранчо у Парома, хотя его жена была сиу, и, помимо его детей полукровок, у него жил и работал один индеец. Этот индеец преследовал и возвратил часть стада, которое, как они, несомненно, предположили, принадлежало эмигрантам. Этот индеец сказал, что налётчики были “Плохими Лицами”, община Красного Облака, и что мы, конечно, будем иметь неприятности, если мужчины или животные отклонятся от команды. Майор Бриджер и мистер Бреннан имели то же самое мнение; и оба заявили, как и в Ларами, что мы оказались перед лицом военных действий. Майор Бриджер подтвердил, что подарки, которые были сделаны индейцам в Ларами, попали в руки положительных врагов, или тех, кто не имел никакого влияния на воинственные общины страны Бигхорн и Паудер.

На следующий день мы должны были пересечь Норт-Платт. Стадо бычков было загнано в глубокий, быстрый поток, и вынуждено плыть, поскольку сто мужчин на южном берегу не позволили им возвратиться. Караван и вся команда переправились на пароме, который построен так изобретательно, что путешествие туда и обратно занимало приблизительно одиннадцать минут.

22-ого июня мы прошли шестнадцать миль, найдя древесину, воду и траву в изобилии.

23-его июня мы прошли пятнадцать миль, имея достаточно запасов всех видов в лагере на Норт-Платт, около устья ручья Полыни. Утром мы продолжили движение на север, проходя красные хребты и высокие песчаные холмы, которые возвышаются, по крайней мере, на пятьсот футов над долиной, и, оказалось, в нескольких местах были очень трудным препятствием для тяжелых фургонов. Иногда река виднелась далеко внизу, и когда дорога заканчивала очередную петлю, возвращаясь к реке, вид был чрезвычайно красив.

Реку можно было проследить на несколько миль по всему ее курсу, граничащую с северным берегом, только что пересеченным, а на юге простирались равнины, к самому мосту Платт, у форта Каспар. Около этого места строился новый форт, поскольку форт Каспар вскоре должен будет оставлен, занимая несущественную позицию на маршруте.

Как раз перед самой рекой, где дорога к форту Рено поворачивает на север, после ручья Полыни, и тропа Мормонов проходит на запад, к Солт-Лейк-Сити, мы нашли импровизированный дощатый сарай, где Луи Газзо (Француз Пете), со своей женой сиу и детьми полукровками демонстрировал товары, завлекая путешественников. Здесь были представлены неизбежные консервированные фрукты, ликер, табак, бисер, ножи, сухари и сыр, и добросердечный торговец решительно поздравил себя, что имел такой запас товаров, необходимых на маршруте к золотоносной земле. Он не ожидал опасности, которая настигла его. Жена доктора Хортона получила от Луиса молодую антилопу, и в течение многих месяцев после того, как мы обосновались в Фил Керни, эта антилопа, пятнистый олень, и два жеребёнка капитана Тена Эйка, каждый вечер энергично бегали по плацу, пока индейцы не украли их, и антилопа не отравилась свежей краской.

Француз Пете запомнился как первый гражданин, убитый в течение этой кампании, тем более что его длительная торговля и близость с индейцами, казалось, гарантировала, по крайней мере, для него самого и его семейства, некоторое покровительство с их стороны.

24-ого июня мы прошли четырнадцать миль, и разбили лагерь в верховьях ручья Полыни. Пучки бизоновой травы были рассеяны между зарослями полыни и кактусами, так, что наше стадо легко нашло себе фураж недалеко от лагеря.

25-ого июня мы прошли пятнадцать миль, и разбили лагерь на южном рукаве реки Шайенн, где было много травы и деревьев; но большинство воды в чрезвычайно сухую погоду проходит под песком, и нужно вырыть небольшую яму, чтобы получит её. В середину марша этого дня, с вершины плато, открывается прекрасный вид на Ларами Пик.

26-ое июня было оживлено успешной попыткой открыть более короткий маршрут к Винд-Ривер, обойдя старый лагерь Хэмфри; и после двадцатимильного марша мы нашли древесину, траву и воду, сократив путь более чем на пять миль.

27-ого июня мы прошли двадцать одна милю к Сухому рукаву реки Паудер, найдя древесину, траву и воду, хотя трава, в значительной степени, была смешана с зарослями полыни и кактусами. Рано утром мы впервые увидели горы Бигхорн, на расстоянии в восемьдесят миль, и они, действительно, выглядели великолепно. Солнечные лучи сияли пламенем на южной и юго-восточной стороне, поднимаясь к Облачному Пику, который на девять тысяч футов возвышается над уровнем моря, и весь хребет так близко соприкасается с небом, что кажется одной огромной массой яркого облака. Рассматривая хребет в трубу, некоторые настаивали, что он был огромным, мерцающим песчаным холмом, не покрытый снегом. За полчаса воздух был наполнен потоками снега, и казалось, с этим утром пришёл ноябрь. Впереди, и немного к северо-востоку, были видны четыре колонны Холмов Тыквы, почти двадцать три мили к востоку от форта Рено. Эти Холмы – ориентир для путешественника, почти семьсот футов высотой. К востоку от него находится Блэк-Хилс, и когда-то говорили о прямом маршруте от Сиу-Сити до Рено и Вирджиния-Сити, который был упомянут в брошюре полковника Сойера, изданной правительством.

28-ого июля мы перешли Буффало Спрингс (Бизоний ручей), и спустились к Сухой развилке реки Паудер, в шестнадцати милях от форта Рено.

С начала утра дорога проходила у самого потока, который, глубиной всего несколько дюймов, постоянно пересекал караван, и был ограничен резкими выступами лигнита, глины и песка. Почти двенадцать миль путешественник окружен и ограниченным этим узким бассейном, места постоянных индейских нападений. Трава скудна, но деревьев и воды в достатке. Многие тополя были срублены путешественниками и индейцами ради коры, чтобы кормить своих мулов и лошадей.

Наше первое впечатление форта Рено было самое не располагающее; но, ожидая, что он будет оставлен, его уродство и бесплодие так решительно не потрясало. Больше мили мы шли вдоль речного русла, густо поросшего тополями, и, перейдя реку Паудер, расположились к югу от форта, успешно пройдя больше пятисот миль нашего путешествия.

Вскоре, какой-то инициативный командующий рекомендовал разрушить форт, поскольку проницательные эмигранты избегают его, проходя перед горами Бигхорн, открыв новый маршрут в 1866г, который предоставлял обилие травы и древесины.

Наконец-то мы вышли к реке Паудер. Мы знали, что такой жары никогда не бывает в Восточных или Центральных штатах; приходилось пить воду, которая имела немного достоинств, кроме названия и влаги; использовать кусты полыни и бизоний навоз в качестве топлива; но теперь, мы хорошо знали эту страну. Кактусы, которые так раздражают лошадь и пешехода, частично компенсировали пейзаж своей жалкой красотой; заросли полыни наполняли воздух своим ароматом и служили хорошим топливом, услаждая запах греющегося кофе.

Дикий тюльпан, шпорник, сладкий горох, вьюнок и виноград, напоминая мексиканскую лозу, были так обильны и вызывали восхищение. Солдаты постоянно собирали индейский картофель и дикий лук, весьма полезные при недостатке антицинготных средств и изобилия солёной свинины.

Поход, который привёл нас в Рено, лишил нас возможности встречи с торговцами; и действительно, за исключением самого форта, не было ни одного белого человека между Паромом Бриджера и Боземан-Сити в Монтане. Мы собирались поселиться в бревенчатой хижине, перенять опыт пионеров и испытать нашу способность жить на земле Абсарака! Только один караван эмигрантов прошёл через эту страну. Боземан сделал одну попытку и превосходно выбрал маршрута, а наш друг, Бриджер, носил в голове полный набор карт, троп и идей, необходимых для экспедиции. Так мы остановились в Рено, готовясь к следующему, и последнему броску!