Глава 5. Несколько дней на равнинах были более яркими и обещающими, несмотря облако пыли, чем был девятнадцатый день мая

Отъезд из форта Керни.

Несколько дней на равнинах были более яркими и обещающими, несмотря облако пыли, чем был девятнадцатый день мая, 1866г.

Двести двадцать шесть упряжек мулов, помимо санитарных повозок, были переполнены, и оркестр из тридцати человек услаждал нас музыкой, пока колонна не покинула Керни-Сити, обычно называемого путешественниками “Саманный Город”.

Марш проходил вдоль реки Платт, зыбучие пески и непостоянное течение которой были отравой путешественников, проклинаемые со времён Льюиса и Кларка, и пересечённые полковником Бонневилем. Щелочной и грязный поток — иногда исчезающий под песками, так, что его свободно можно было пересечь, не увидев воду, и вновь появляющийся между берегами; иногда разливающийся, под давлением сильного северного ветра, и снова, поворачивающий вспять, чтобы мешать путешественникам, которые утром пересекли его, ожидая безопасную переправу ночью — бесспорно, это самая противоречивая и забавная река, которую мир когда-либо видел.

Но на нашем пути вдоль Платт в 1866г, мы постоянно видели воду. Один день походил на другой, тот же самый марш начинался с рассветом, те же самые приключения с гремучими змеями, те же самые дикие цветы, те же самые несвоевременные грозы, та же самая рутина охраны, выставляемая на закате, та же самая вечерняя музыка оркестра, и тот же самый звук дремоты. Воскресные дни предоставляли желанный отдых; и факт, что в форте Рено мы настигли караван, который выступил перед нами, но двигался ежедневно - существенное доказательство того, что почитание воскресенья обязательно для человека и животного. В такие дни лейтенанты Адэйр, Киртланд и Д'изи, к которым иногда присоединялся Фистерер, тенор, помогали почувствовать истинные мелодии сладкого отдыха, которые посылал нам в Воскресной школе преподобный Диммик из Омахи, перед нашим отъездом из Керни.

В форт МакФерсон, который тогда состоял из потрепанных хижин, но теперь красивый и заново отстроенный пост, мы прибыли 24-ого мая. Это была единственная остановка, где мы могли пополнить боеприпасы и взять с собой лесопилку, бесполезную в этом месте. 29-ого мы разбили лагерь около Старой Калифорнийской Переправы, и получили известие от полковника Отиса и других господ Мирной Комиссии, которые, с подарками для краснокожих были на пути к Ларами. С наступлением темноты мы получили новости, что почти триста индейцев пересекли Платт по-соседству с нами, направляясь на охоту к Репабликан, имея разрешение покинуть Ларами, пока не прибудут другие общины для формального совета.

“Старый Маленький Пёс”, чей сын сжег Джулесбург в 1864г, прибыл в наш лагерь с жалобой, что кто-то из наших солдат проник в его палатку и украл винтовку. С любопытством выслушав работу оркестра, и восхитившись мелодией, будучи уверенный, что его оружие будет найдено и возвращено, он вскочил на неосёдланное пони с гибкостью юнца и стремительно умчался прочь. Он выглядел очень старым, но его проворство, и опыт в обращении с пони наводили на мысль о вероятном навыке и деятельности молодых воинов его народа.

Форт Седжвик, около так называемого города Джулесбург, мы достигли 30-ого мая. Этот город, хотя и сожженный Маленьким Псом, был восстановлен, чтобы к числу почти дюжины зданий и складов, год спустя, в 1867г, другой Джулесбург, из палаток и портативных зданий, домов, магазинов, гостиниц и столовых, возник на северной стороне реки, сопровождая продвижение железной дороги Юнион Пасифик, увеличив число жителей до трёх тысяч, которые решили остаться там, пока не смогут выбрать для себя лучшее место дальше на западе. Вода и почва нового местоположения были несравнимы с долинами Уобаша, Скиото или Коннектикут: но, с другой стороны, ни в одной из этих областей аренда палатки не стоила сто долларов в день; никто не мог иметь кусок холста, достаточно большого, чтобы накрыть бильярдный стол, стоимостью в тысячу долларов в неделю.

Но в 1866г мы остановились там на три дня, из уважения к Платт. Эта задержка была несколько оживлена посещением магазина Адамса, племянника Стэнтона, военного министра, в то время как солдаты пополняли запасы, или конопатили и загружали большую плоскодонную лодку, которая прибыла из Денвера.

Просмолив, этот аппарат потащили к воде; двойной кабель был перекинут через реку, и потребовалось приложить все усилия, чтобы приспособить его осадку к болотам, мелководью и вездесущим потокам Платт. Двести мужчин быстро справились с этим делом, и когда умение, здравый смысл и практические навыки капитана Тена Эйка, старого исследователя и лесопромышленника, решили все проблемы, паром благополучно пересек реку. Двадцать упряжек волов тянули первый кабель, поскольку мулы не смогли это сделать; госпожа Бисби была первым пассажиром после того, как паром был фактически установлен. Хотя естественное упрямство Платт позволило течению помочь переправе, казалось, что цель этой лодки состояла в том, чтобы доставлять фургоны, людей и товары на северный берег, и, таким образом, побороть его уродливый характер. Хотя в поисках брода река была исследована на много миль, прежде чем прибегли к помощи парома, уровень её воды резко упал больше чем на фут. Только тогда была замечена трудность переправы. Новые водовороты, злобные течения, и обнажившиеся отмели, с зыбучими песками и постоянно изменяющейся глубиной, поймали и остановили паром, а затем понесли его, пока храбрая команда, фактически, не спрыгнула за борт. Тогда, схватившись за планшир, и частично держась руками за кабель, бесстрашные моряки перетянули эту лодку еще раз меньше чем за четыре часа.

Перспектива ожидания осеннего падения воды пробудила новый дух предприимчивости. Уровень воды был тщательно измерен, но, неизвестный водный дух, который явно был в сговоре с сиу Абсарака, был настроен против нашего дальнейшего продвижения; фургоны были разгружены и предпринята новая попытка переправы. Достаточно было сказать, что Платт, наконец, был пересечен. Несколько мулов ушли под воду, потонув от врожденного упорства. Несколько ремней было разрезано, чтобы спасти других. Некоторые участники переправы должны были тащить ведущую упряжку веревками; но, Платт был пересечен!

Прежде, чем завершить переправу, которая после появления железной дороги уже не повторится, в лагере решили провести прощальный концерт.

Это было последнее совместное пребывание офицеров 18-ого пехотного полка. Законопроект конгресса, предлагающий добавить по две роты в каждый батальон, таким образом, превратив каждый из них в полк, был свершившимся фактом; и полк, который теперь состоял из двадцати четырех рот через года после своего образования в 1861г, и который принял в свои ряды более пяти тысяч человек, наконец, должен был разделиться и подготовиться к новым назначениям.

Молодые офицеры, полные разочарований, но столь же полные жизни и преданности общему делу, договорились о прощальном концерте “Бронированных Менестрелей”, под наблюдением майора Ван Воаста и майора Берта. Больничные палатки больницы были разгружены и объединены в один огромный павильон. Принесены табуреты и стулья, и начался последний концерт.

Это был старый армейский способ оживить монотонность пограничной жизни импровизированной оперой, шарадами, чтениями, и миниатюрной драмой; эти представления были превосходны. Струнный оркестр преподнёс нам роскошный концерт. Скрипки и виолончели, кларнеты и флейты, французские рожки и трубы, тромбоны и тубы, поочередно солировали, или звучали в унисон, когда кастаньеты и банджо призывали к их вмешательству. Большинство лиц были незнакомы; пятнадцать или двадцать сержантов и солдат, с прекрасными голосами, в совершенной гармонии и обычными остротами эфиопских менестрелей развлекали публику.

Затем в палатку полковника прибыл приказ о разделении. Часть команды вместе со штабом должна была выступить через два дня, в то время как другая часть должна была отправляться следующим утром.

Капитан Нейл, госпожа Нейл, и мисс Белла уже заняли штаб в форте Седжвик. Капитан Келлог, госпожа Келлог, и маленький Гарри, который, с Гарри и Джимми Каррингтоном, во время марша из форта Керни ежедневно скакали на пони, были отделены с лейтенантом Вилкоксом и двумя ротами. Практически, разделение началось.

Армейская жизнь постоянно подвержена такому разделению. Связанная социальной и интимной жизнью, отличающейся от активной жизни в штатах, мимолетная гарнизонная дружба или лагерная жизнь полна братской привязанности, и в здравии и в болезни, которая заходит очень далеко, где джентльмены и дамы вынуждены искупать изгнание и общественную деятельность далекое от знаков внимания и удобств гражданской жизни. Следовательно, когда устанавливаются чуткие отношения, или встречаются родственные души, это болезненно при разлучении. Честь мундира семьи становится менее священной, чем чувство, которое объединяет офицеров, когда достигнут идеал армейской гордости, и каждый считает честь другого столь же дорогой, как и свою собственную, а ревность и злословие опускается до уровня их собственной подлости. Исключения только доказывают, что основа – такой же закон для социальной жизни в армии, и те, кто нарушает ее волю, испорчены и страдают. Никакая другая каста не может вторгнуться в их социальную жизнь; все же, правила приличия и знаки внимания хорошего общества всюду подтверждают их прерогативы.

Разделение в форте Седжвик было весьма приятным, несмотря печаль; и долго ещё будет вспоминаться тот вечер старого 18-ого полка.

Два дня похода из форта Седжвик привели нас к ранчо Луиса, расположенного на верхней переправе ручья Палаточного Шеста. Теперь железная дорога Юнион Пасифик проходит этот пункт, и из Шайенна начинает свой скучный путь к водам Тихого океана. Саут-Платт пройден вместе с Седжвиком. Марш первого дня – семнадцать миль до ручья Палаточного Шеста, второй – восемнадцать миль к ранчо Луиса. Здесь мы провели ещё один вечер с третьим батальоном майора Льюиса, настоящего мужчины и солдата, предназначением которого был Лагерь Дуглас. Здесь мы расстались с госпожой Макклинтик и госпожой Берт и их мужьями, и сестрой госпожи Берт, мисс Рейнолдс, таким образом, еще больше сократив круг дам.