Глобальные тенденции в развитии согласованных и несогласованных политических систем

Доля согласованных автократических систем за период с 1975 по 1994 г. понизилась с 55 до 18 %, а доля согласованных демократий выросла за это же время с 27 до 50% [Jaggers R. 1994].

Наблюдается рост неконсолидированных автократий с 13 до 19 % и демократий с 5 до 13 % (например, таких автократий, как Таджикистан и Казахстан, а демократий – Беларусь, Грузия, Киргизия и Молдавия).

Хантингтон С. выделяет пять причин, характеризующих демократический процесс в 70-90-е годы и определившие третью волну демократизации:

· проблемы легитимации авторитарных режимов, зависимость этих от успешной политики и их неспособность достигнуть «легитимности действия» вследствие экономических проблем;

· беспрецедентный глобальный экономический в 60-е годы, когда во многих странах вырос жизненный стандарт, повысилось образование и увеличился городской средний класс;

· глубокий перелом в доктрине и деятельности католической церкви, проявившийся на Втором Ватиканском Соборе 1963-1965 гг. и переход национальных католических церквей к противодействию авторитаризму;

· перемены в политике действующих на международной арене сил, особенно ЕС, США, СССР [Hantingnon S. 1991].

Карл Т. Шмиттер Ф. считают тезис С. Хантингтона о том, что процессы демократизации, развернувшиеся после 1974 г., образуют «третью волну» ошибочным как с концептуальной, так и с эмпирической точки зрения. Его концептуальная несостоятельность, по мнению Карла и Шмиттера, связана с тем, что метафора волны может иметь хоть какой-то смысл только в том случае, если речь идет о чем-то спрессованном во времени и согласованном по воздействию - прибывающем, а затем с некой каузальной вероятностью идущем на спад. Но «первая волна» Хантингтона тянулась с 1829 по 1926 г. – абсурдно долго. Невозможно представить, чтобы все процессы демократизации (контрдемократизации), происходившие в мире на протяжении 100 или 150 лет, влияли друг на друга. Гораздо более правдоподобным выглядит предположение, что в эти годы многие страны двигались «сами по себе». Карл и Шмиттер считают, что есть веские основания для выделения совсем других периодов, когда режимные изменения во многих странах действительно осуществлялись синхронно, а их взаимовлияние было очевидным:1) весна свободы 1848-1852 гг.; 2) годы непосредственно перед и после первой мировой войны; 3) период после второй мировой войны, включая деколонизацию 1960-х годов. Отсюда следует, что волна демократизации, начавшаяся с 1974 г., была четвертой, «волна Макфола» должна считаться пятой [Karl T., Schmitter Ph.1991.]. Из предположения Макфола о «восточноевропейской исключительности» вытекает, что изменения режимов в посткоммунистических странах и попытки установить там демократию должны трактоваться как новая волна демократизации. Обосновывая правомерность идентификации посткоммунистических транзитов в качестве особой волны, Макфол и его единомышленники ссылаются на то, что эти транзиты носили революционный характер, в то время как на юге Европы и в Латинской Америке они были сугубо эволюционными [McFaul M. 2001.].