ГЛАВА 8. Николай повертел в руках телеграмму: адрес их, кому – не указано

Николай повертел в руках телеграмму: адрес их, кому – не указано. Лизы дома не было, и он вскрыл ее. «Я у ваших ног» – прочитал он и понял: шифровка для Лизы. Это его встревожило. Ему казалось, что последнее время Лиза перестала общаться со своими товарищами по группе, аккуратно ходила в гимназию, после занятий спешила к родителям.

Николай собрался идти к Фалькам, но только он надел шинель, как пришла Лиза. От родителей она всегда приносила кастрюли с полным обедом, который они в шутку называли «Обед от Зинаиды Ивановны и компании». Прочитав телеграмму, Лиза радостно расцеловала Николая:

– Это от Арона. Он достал деньги. Я же тебе говорила, что он обещал. Давай быстро пообедаем и поедем к Пизовым. Деньги должны быть у них.

– Кто эти Пизовы?

– Мои хорошие знакомые.

У дома Пизовых Лиза внимательно огляделась по сторонам.

– Это конспиративная квартира? – спросил Николай, страшно недовольный всей этой историей.

– Нет, – сама не зная зачем, солгала Лиза.

– Тогда почему ты оглядываешься?

– Так, на всякий случай.

Дверь открыла Евгения Соломоновна. На лице ее появилась улыбка.

– Как я рада вас видеть, Николай. Лиза столько о вас рассказывала. Сейчас я вас напою чаем, – захлопотала она, – у меня много разного варенья, мягкие булочки, вареники.

– Евгения Соломоновна, не томите, – спросила Лиза. – Арон приходил? Что-нибудь передавал для меня?

– Не Арон, а Сережа Войцеховский, передал деньги.

– Сколько?

– Целый портфель. Они с Софьей считали, считали, по-моему, тысяч 80. Сережа сказал, чтобы оставшиеся деньги ты положила в общую кассу.

Лиза стала незаметно для Николая показывать ей знаки рукой, чтобы она замолчала. Евгения Соломоновна их не видела, продолжая рассуждать об опасности держать дома большие деньги.

Николай насторожился: «Какие деньги?»

Только тут, увидев расширенные глаза Лизы, Евгения Соломоновна поняла, что наговорила лишнего, и стала на ходу выкручиваться: «Ну, вот эти 80 тысяч, как вы повезете их в трамвае?»

– А мы возьмем только на Кешу, остальные пусть лежат у вас, – сказала Лиза.

Когда они направились из прихожей в комнату, она придержала старую даму за локоть и прошипела ей в ухо:

– Евгения Соломоновна, что вы делаете? Лучше помолчите.

Николай напомнил Лизе, что еще нужна солидная сумма на заграничные паспорта и тем людям, которые будут в Петербурге встречать беглецов и переправлять их за границу.

– Так что забирай все деньги, а уж что останется – в общую кассу, – он с усмешкой посмотрел на Лизу, сделавшую в ответ на его колкость непроницаемое лицо.

От Пизовых они поехали к Фалькам. Лиза украдкой посматривала на Николая. Он был мрачен. Лиза решила, что он расстроен из-за этого дурацкого разговора об общей кассе. На самом деле он теперь все время думал о вымогательстве денег у Фалька какими-то бандитами, их угрозе мстить членам его семьи. С их отъездом в Америку эти угрозы могли перейти на Лизу.

Дома у Фальков все было перевернуто вверх дном. На полу стояли раскрытые чемоданы, коробки, тюки с вещами. Хотя решено было взять только самое необходимое, Григорий Аронович не мог расстаться с любимыми картинами и некоторым антиквариатом. Он полностью забирал все литографии Врубеля, отдельные картины Нестерова и Айвазовского. Сарра Львовна готова была оставить свои роскошные шубы и платья, но обязательно взять столовое серебро, саксонский чайный сервиз, обеденный сервиз из богемского фарфора на 24 персоны.

Фальк предложил Николаю снять где-нибудь в центре двухкомнатную квартиру, перевезти туда часть мебели и рояль, чтобы Лиза продолжала свои занятия с учителями. Однако они сказали, что уже решили ехать в Петербург, не стоит менять адрес ради нескольких месяцев.

Лиза окончательно решила поступать в петербургскую консерваторию по классу вокала. Григорий Аронович договорился с ее домашними учителями, что теперь они будут заниматься с Лизой в музыкальном училище, заплатив им вперед за 6 месяцев. Он все время думал о будущем дочери и Николая, открыв на ее имя счет в Санкт-Петербургском международном коммерческом банке. Там же хранились на ее имя акции крупных российских предприятий. Их они всегда могут продать в трудную минуту. Знал бы об этом Артем! С ним Григорий Аронович поступил так сурово, понимая, что при нынешнем состоянии своего здоровья ему трудно будет в чужой стране подняться на ноги без помощи сына...

Вся непроданная мебель и большая часть одежды были перевезены в еврейские богадельни. Антикварные вещи, не вызвавшие интерес у покупателей, решили раздать на память родственникам и знакомым. То же самое сейчас происходило в доме Рывкиндов. Они очень спешили: настырный следователь, не дожидаясь конца экспертизы, передал дело Иннокентия в Одесский военно-полевой суд. Со дня на день его могли приговорить к смертной казни. В общей сумме от продажи домов и имущества они рассчитывали получить 100 тысяч. Однако покупатели пока на оба дома не находились.

Отец все время был в таком взвинченном состоянии, что не сразу понял, когда Лиза сообщила ему, что они достали для побега деньги. Они прошли в его кабинет. Григорий Аронович тяжело опустился в кресло. Лиза подошла к нему сзади, обняла за плечи – до того ей стало жаль отца.

– Как вы собираетесь договариваться с этим человеком? – спросил он Николая, решившего немедленно отправиться к «родственничку».

– Сейчас в качестве аванса отдам половину, остальные – после освобождения

– Николай Ильич, послушайтесь опытного человека: возьмите с собой все деньги, на месте всегда возникают непредвиденные обстоятельства.

– Папуля, ты у меня молодец, – Лиза еще крепче обняла отца и поцеловала его в щеку.

– А если этот человек обманет?

– Будь спокоен, папа, у друзей Сергея Борисова и Арона Могилевского никто не украдет ни копейки.

– Это что, бандиты, разбойники, о ком ты говоришь, Лиза?

– Очень достойные люди, поверь мне, папа.

Григорий Аронович вопросительно посмотрел на Николая, тот пожал плечами.

– А что будет дальше, после их освобождения, ведь у доктора Бокова, кажется, есть семья, ребенок? Как все будет на практике?

– О семье Бокова мы позаботимся, – сказал Николай. – Для Иннокентия и Сергея Петровича готовятся заграничные паспорта. «Родственничек» передаст их нашим беглецам вместе с билетами до Петербурга. В Петербурге по указанному адресу они найдут людей, которые помогут им уехать в Финляндию. Там вы все встретитесь. Остальное решите на месте. Ну, а сейчас я поехал отдавать деньги.

– Я прикажу Степану подогнать извозчика.

– Не надо. Я сам возьму.

Еще через час он был на месте, приказав извозчику подождать его около дома. «Родственничек» так быстро открыл дверь, как будто знал, что Николай придет в данную минуту.

– Достали?

– Да.

– Сколько?

– Как договаривались. Сейчас получите в качестве аванса половину суммы. Остальное потом. Вы мне можете рассказать, как все будет происходить?

– Во-первых, никаких авансов, давайте сразу все деньги, во-вторых, – если добавите еще 4 тысячи, мы сразу ваших товарищей доставим в Вену.

– А паспорта?

– Об этом не беспокойтесь.

Николай подумал, что это еще лучший вариант, чем беглецам добираться с пересадкой до Петербурга, а оттуда в Финляндию. Да и в Вене всем родным будет удобнее встретиться.

Он отдал 69 тысяч, вспомнив при этом добрым словом Григория Ароновича.

– Через три дня, максимум пять они будут в Вене. Встречайте их по адресу, – «родственничек» вытащил из кармана листок с адресом на немецком языке.

Извозчик сладко дремал на своих козлах. Николай тронул его за плечо и попросил гнать, как можно быстрей, обещав хорошо отблагодарить. Лиза первая увидела его из окна прихожей и бросилась к дверям. За ней выскочили в коридор все домочадцы.

– Ну что? – набросилась на него Лиза, помогая снять шинель.

Николай подробно изложил все, что ему сказал бывший надзиратель, поблагодарив Григория Ароновича за совет взять все деньги.

– Вы уверены, что все будет в порядке, получается слишком просто?

– Не забывайте, что у этих людей все отработано, и их ждут большие, слишком большие деньги.

– Да уж, – усмехнулся Фальк, – такие суммы перечисляют солидным компаниям.

– Три дня – это совсем скоро, – забеспокоилась Сарра Львовна. – Дома не проданы. Кто же встретит их в Вене?

– Я думаю, мы решим этот вопрос, – сказал Григорий Аронович, – в Вену поедут Семен с Лией и Артем, чтобы им помочь, а я закончу продажу домов и мастерской. Недели через две мы тоже будем в Вене.

– Гриша, – сказала Сарра Львовна, – ты слишком много берешь на себя, все время держишься за сердце. Я боюсь за тебя.

– Все, Саррушка, устроится, не волнуйся, – улыбнулся на радостях Фальк. – А Николай Ильич обещал мне прислать своего брата.

– В любой день, как только скажете, – поддержал его Николай.

Однако Григорий Аронович не собирался встречаться с Володей: он уже сам побывал у доктора Земскова. Тот посоветовал ему немедленно лечь в частную клинику Рогачевского или пройти серьезный курс лечения дома, а это при данных обстоятельствах было совершенно невозможно.

Дома Николай сказал Лизе, что ему придется на два дня съездить к жене Бокова: решить вопрос об отъезде ее и сына за границу. Надо устроить, чтобы они ехали вместе с Фальками.

– Я поеду с тобой.

– Нет. Пожалуйста, не пропускай занятий с учителями, ты и так последнее время мало занимаешься.

* * *

Жена Бокова не была готова к такому повороту событий. Они договорились с Николаем, что надо подождать, пока Сергей Петрович найдет за границей работу и жилье.

От нее он поехал в гостиницу к адвокату Лакернику. Тот ничего определенного сказать не мог. Николай еще раз убедился, что они идут по правильному пути: каждый день промедления может выйти им боком. Он вернулся в Екатеринослав, когда Рывкинды и Артем отбыли в Вену. Через два дня к одним их знакомым пришла шифрованная телеграмма: «дом купили, осталось только приобрести мебель», то есть все в порядке, беглецы на месте, ждут Фальков.

Пока Николай ездил в Полтаву, Лиза жила у родных. Она не представляла, что так трудно будет с ними расставаться, особенно ей жаль было отца, который ее ни разу ни в чем не упрекнул и беспокоился о них с Николаем.

– Вы к нам обязательно приедете летом, – без конца повторяла Сарра Львовна. – Мы вышлем вам денег на дорогу.

– Мама, я так за вас переживаю, как вы там устроитесь?

– У нас достаточно денег, да и у папы в Нью-Йорке есть друзья, которые давно там живут. Главное, что Кеша на свободе и не будет этих страшных угроз.

– Каких угроз? – спросила Лиза, ничего не знавшая о бандитских письмах.

– Это я так, – спохватилась Сарра Львовна.

Григорий Аронович недавно рассказал ей о шантажистах и просил не говорить Лизе, так как был уверен, что это дело рук анархистов, пусть не ее друзей, но из ее окружения. И жене он рассказал только для того, чтобы она в эти дни была настороже, никуда одна из дома не выходила и не отпускала Анну.

Наконец, на последних торгах дома были проданы, вещи уложены, билеты куплены.

Всю последнюю ночь перед отъездом Григорий Аронович простоял около окна в своем кабинете, прислушиваясь к каждому шороху на улице. Он был уверен, что бандиты обязательно бросят бомбу, как это было в случае с его другом. «И будет жизнь висеть перед тобою, и будешь бояться ночью и днем, и не будешь уверен в жизни твоей», – вспоминал он слова из Второзакония.

Теперь многие изречения оттуда подходили к его нынешнему положению, как будто специально были написаны для него. «Утром скажешь: о, если бы пришел вечер! А вечером скажешь: о, если бы наступило утро!»

И вот оно наступило это утро, последнее их утро в Екатеринославе – тихое, ясное. Над крышами домов с той стороны Екатерининского проспекта взошло солнце, брызнуло золотом в немытые окна, пробежало по пустым стенам кабинета, замедлив свой бег на том месте, где еще недавно висел врубелевский «Демон поверженный». Картины не было, но он отчетливо видел перед собой страдальческие глаза Демона. Вспомнились стихи Лермонтова «Мой Демон» – такое у него сейчас было состояние, чтобы вспоминать и размышлять.

И гордый демон не отстанет,

Пока живу я, от меня

И ум мой озарять он станет

Лучом чудесного огня;

Покажет образ совершенства

И вдруг отнимет навсегда

И, дав предчувствия блаженства,

Не даст мне счастья никогда.

И вдруг эти стихи, как громом, поразили его своим пророчеством: недаром он всегда отождествлял творчество Врубеля с поэзией Лермонтова. Лермонтов прав: Демон – мрачная тень тех, кто соприкасается с ним.

… Хлопнула входная дверь. В коридоре послышались голоса Лизы и зятя, обещавших прийти, как можно раньше. Лиза вошла в кабинет, кинулась к нему с объятьями на шею. Он тряхнул головой, выбрасывая пришедшие на ум мрачные мысли.

Вскоре звонок, не переставая, разливался по пустому дому. Зинаида распахнула настежь входные двери. Они не представляли, что так много народу придет их провожать: родственники, мамины знакомые и коллеги по Благотворительному фонду, который с их отъездом прекратил свое существование, папины друзья: архитекторы, художники, чертежники, его бывшие заказчики и целая группа пожилых евреев из приютов. Эти несчастные теперь остались без его поддержки, он обещал их начальству возобновить свою помощь, как только встанет в Америке на ноги.

Пришли раввины из «Золотой Розы» и рабби Леви Ицхак-Шнеерсон. Григорий Аронович попрощался с ними накануне, однако они посчитали нужным еще раз поблагодарить его за все, что он делал для еврейской общины.

Присутствие родных и знакомых, их теплые слова придавали отцу и матери бодрость, в то время как Зинаида, Анна и Лиза обливались слезами. Мстислав обещал Анне приехать в Екатеринослав попрощаться, но так и не приехал, и даже не прислал телеграмму. Лиза утешала сестру, обещая сразу же после их отъезда списаться с ним.

У подъезда стояли шесть экипажей и четыре извозчика. Степан выносил чемоданы и коробки, которые они везли с собой. Другая, основная часть вещей давно была отправлена в багажном вагоне до Вены, откуда их предстояло переадресовать в Нью-Йорк. Руки у Степана дрожали. Обычно степенный и обстоятельный, он суетился около извозчиков, мешая им укладывать вещи.

– Что, старик, жалко, небось, господ, – спросил его малый в длинном тулупе, который раньше часто приезжал к Фалькам по вызову.

– Не то слово, самых близких людей теряю, – сказал Степан и заплакал.

– Никогда не видел, чтобы так по господам убивались. Они же евреи, богачи. Награбили деньги и удирают в Америку. Всю Россию продали.

– Что ты несешь, кого ограбили, какую Россию?

– Люди сказывают…

– Люди… Вам головы морочат, а вы уши развесили… Вот таких, как ты, и толкают на погромы.

– Ты чего, Степан, разошелся. Я ж тебя пожалеть хотел.

– Видали мы таких жалельщиков. Тьфу, – произнес он в сердцах. – Всю душу растравил.

На вокзал поехали только самые близкие люди. Раздался последний удар в колокол. Кондуктор закричал, чтобы все выходили из вагона. «Николай Ильич, – шепнула на прощанье Сарра Львовна. – Берегите Лизочку, не обращайте внимания на ее характер, она вас так любит. Честно говоря, я очень боюсь...». Она хотела еще что-то добавить, но Лиза взяла его за руку, и они поспешили к выходу, чтобы подойти к окну.

Поезд тронулся. Сарра Львовна и Анна с мокрыми лицами прильнули к стеклу. Григорий Аронович, совершенно обессиленный, сидел на нижней полке и не мог не говорить, ни махать рукой. В голове вертелась только одна мысль: что с ними будет?

На следующий день пришла телеграмма об их благополучном прибытии в Вену, чуть позже – подробное письмо от Сарры Львовны. В нем она сообщала, что Кеша вполне здоров, однако в его поведении появилось что-то новое, что именно, она не может пока понять. В Ровно была неожиданная радость: на станции их ждал Мстислав. Анна была на небесах от счастья, хотя лицо у нее распухло от слез, и выглядела она не лучшим образом. Он привез кольца, они ими обменялись, решив через два года пожениться. После окончания учебы он собирается учительствовать в гимназии в Харькове, Анна по приезде в Россию поступит там же в университет на филологический факультет. Туда надо сдавать древнегреческий язык, она накупила книг, чтобы его учить. «Может быть, у них все получится так, как они задумали, – заканчивала письмо Сарра Львовна. – Тогда я за нее буду спокойна. О крещении речь не шла. Но Анна, по-моему, готова на все, я ее не осуждаю (в этом месте Лиза, читавшая вслух письмо, украдкой посмотрела на Николая – они с ним этот вопрос не обсуждали, у Николая было непроницаемое лицо). Надеюсь, у вас все хорошо, вы прилежно готовитесь к экзаменам. Так скучаю о вас, что нет сил. Папа тоже страдает, но держит все в себе. Целую вас, мои дорогие».

Внизу стояла приписка от Анны: «На два дня мы с Артемом ездили в Париж и случайно попали на то место, где казнили тамплиера Жака де Моле и его соратников. Лиза, помнишь таких? Там висит об этом памятная доска».

– Что за тамплиеры?

– Был такой орден. О нем случайно зашел разговор у сестер Герман в Судаке. Этого самого Жака, их главного магистра, казнили в Париже. Аннушка, молодец, вспомнила о нем. Я так рада, что у них все в порядке. И Мстислав приехал, значит, любит ее.