ГЛАВА 6. Лиза сама не знала, зачем она уступила Лялиным родителям и согласилась петь на дне рождения подруги

Лиза сама не знала, зачем она уступила Лялиным родителям и согласилась петь на дне рождения подруги. Лялин отец, учившийся в детстве музыке, взялся сам ей аккомпанировать. Еще он хотел, чтобы она исполнила несколько еврейских песен. Два раза в неделю она ходила к нему на репетиции. Сейчас, в связи с предстоящим отъездом родителей, она кое-как занималась пением и музыкой, и ей казалось, что у нее получается очень плохо. Она нервничала. Наум Давыдович ее успокаивал. Ляля и ее мама Ядвига Болеславовна, еще молодая, красивая женщина, совершенно забитая грубостью и деспотизмом своего мужа, восторженно хлопали в ладоши. Но теперь Лиза волновалась не столько о концерте, сколько о тайном совещании в доме промышленника, которое должно было пройти в день рождения Ляли.

Пока все складывалось удачно. Ляля охотно дала ей 15 приглашений. Она так доверяла подруге, что даже не задумалась, зачем ей понадобилось столько приглашений. Для большей надежности Лиза заранее взяла у нее ключ от спальни, а в качестве тайника присмотрела старинные часы в соседнем холле.

– Володя знает о моем дне рождении? – спросила Ляля, заливаясь краской.

– Знает! Обещал прийти, – успокоила ее Лиза.

Ее раздражало, что Ляля и Володя ведут себя непонятно как. Оба влюблены друг в друга, но встречаются редко и общаются в основном по телефону. Лиза наставляла подругу, чтобы она сама проявляла больше инициативы: приглашала Володю в кино или театр, встречала его у больницы. И в ординаторскую ему она звонила под нажимом Лизы: сама бы Ляля на это никогда не отважилась. У нее был другой характер. Этим и нравилась Володе это золотисто-рыжая девочка, что была по-детски застенчива, бесхитростна и смотрела на мир восторженными глазами.

Она представлялась ему нежным, хрупким цветком, впитывающим из окружающей среды все доброе и светлое. Ее нельзя было ни обидеть, ни причинить боль. В этом и была причина, почему Володя так странно себя вел. Он окончательно настроился в марте уехать в Петербург и, не имея ничего определенного в своем будущем, не хотел девушку ничем обнадеживать. Они должны были расстаться. Он сам страдал, но еще мучительней было сознавать, что из-за него страдает Ляля. На ее 18-летие он согласился пойти, чтобы не портить ей праздник.

Как назло, именно в эти дни у Лизы случилось неприятное событие: за всеми этими делами она не обратила внимания, что у нее задерживались менструации. Стала считать, – примерно на неделю. У нее и раньше бывали задержки, но она сразу начинала делать горячие ванные, и все обходилось. «Я беременна», – с ужасом подумала она.

На следующий день она проснулась раньше Николая. Он еще спал, положив руку на ее грудь. Она взяла эту руку и переместила на живот. От этого движения Николай проснулся и тут же смекнул: «Ты беременна?» Он хотел ребенка и считал, что в последнем классе она вполне может родить, сдав экзамены экстерном, а летом поступить в консерваторию. У мужчин выходило все так просто, а каково ей появляться в гимназии с огромным животом? К этому она была не готова.

– Да нет, – со вздохом сказала Лиза и повернулась к нему спиной. – Давай еще поспим.

Она еле дождалась, когда он ушел, нагрела полное ведро горячей воды и налила ее в большой таз. Сидеть в нем было страшно неудобно, но она мужественно терпела, подливая все новые порции кипятка. Все ее тело в воде стало багровым. Однако в организме ничего не происходило. Она заплакала: до того все было мерзко, унизительно, больно. Нагрела второе ведро. Голова кружилась, сердце колотилось то ли от страха, что она с собой делает (она знала, что от этого бывают сильные кровотечения, и женщины иногда умирают), то ли от горячей воды. Сделав небольшой перерыв, снова занялась этой изнурительной процедурой. За окном стемнело, а результатов никаких. Она сидела еще в тазу, когда Николай стал открывать ключом дверь. Быстро накинула пеньюар, но воду не успела вылить и бросила туда кухонное полотенце.

– Ты что, стираешь? – заглянул Николай в кухню.

– Замачиваю белье на завтра.

Увидев ее мокрое от пота лицо, он с тревогой прикоснулся губами ко лбу:

– Ты не простудилась?

– Это от горячей воды.

Она схватила ведро с оставшейся водой и вдруг почувствовала резкую боль внизу живота.

– Что с тобой? – испугался Николай, увидев, как она сморщилась от боли.

Лиза бросилась в туалет. Боль была нестерпимой, она закусила губы и стала со всей силой тужиться: что-то происходило внутри нее. На минуту боль стихла, и что-то хлынуло из нее. Начались месячные. Она крикнула Николаю, чтобы он принес чистое полотенце.

– Что случилось?

– Женские дела, – сказала она, чтобы он знал причину ее недомогания. – Пойду, лягу.

Он проводил ее до кровати, накрыл двумя одеялами, так как у нее был сильный озноб и, подождав, пока она уснет, пошел на кухню заниматься. Несколько раз он заходил в комнату, прислушивался к ее дыханию, трогал лоб – он был холодный, успокоившись, возвращался на кухню.

На следующий день Лиза чувствовала себя лучше, только болело обожженное тело. Менструации были обильные. Так у нее всегда бывало в первые два-три дня, в остальные только «мазалось».

Вечером она пошла к Зильберштейнам. Они прогнали с Наумом Давыдовичем почти всю программу концерта. Зильберштейн был всем доволен, особенно, как она исполняла еврейские песни.

Ляля проводила ее до входной двери.

– Ты Володе отдала приглашение? – спросила она

– Конечно. Он сказал, что обязательно будет.

– Приходите все пораньше.

Володя в этот день с утра съездил в оранжерею Школы садоводства, купил два букета крупных алых роз и пришел к брату, чтобы идти всем вместе. Николай был на кухне. Лиза в комнате примеряла свои наряды, не зная на чем остановиться. Наконец, она решила надеть вечернее черное платье, которое Николай давно купил ей, но она ни разу его не надевала, предпочитая яркие цвета. Братья застыли от восторга, когда она вышла к ним в этом платье, с широким поясом на талии, с открытыми плечами и грудью, распущенными волосами.

– А украшения? – еле выдохнул Николай.

– Посмотрю на месте.

Николай принес из комнаты брошь-стрекозу известного московского мастера Сергея Агафонова, приобретенную им по случаю, и стал прикладывать ее к разным местам платья.

– По-моему, хорошо и на вырезе, и с левой стороны, – он взглянул на Володю, ища у него поддержки, а тот, улыбаясь, смотрел на них, таких взволнованных и счастливых.

Лиза увидела цветы:

– Розы! Одни, как я понимаю, Ляле, другие – мне. Такие свежие, а аромат? – она засунула нос в самую гущу букета, – нежный-нежный.

– Постой, – сказал Николай, – а что если перед началом концерта самую крупную розу вставить в волосы?

– Неплохая идея, только не в волосы, а вместо броши на платье. Ну, не идет сюда эта брошь, не идет. – Лиза виновато посмотрела на расстроенное лицо Николая. – Ладно, возьму ее с собой и шкатулку с бижутерией, посмотрю на месте.

Дом Зильберштейнов, один из самых богатых в Екатеринославе, сегодня выглядел особенно празднично. Во всех комнатах и на широкой лестнице, ведущей на второй этаж, ярко горели люстры. Повсюду стояли и висели цветы: на столах, в китайских напольных вазах и декоративных корзинах. На антресолях в столовой негромко играл оркестр.

Лиза и ее спутники приехали раньше назначенного времени. Ляля с нетерпением ждала их в вестибюле. В белом платье, расшитом на груди и юбке коричневым шелком и золотом, с бриллиантовым колье на шее (точно такое же лежало у Лизы в шкатулке), взрослой прической – она было необыкновенная хороша, и вся засветилась от счастья, когда увидела Володю.

Она набросилась на Лизу, расцеловала ее и Николая, и в смущении остановилась перед Володей. На него смотрели восторженные, влюбленные глаза. Володя вручил ей цветы и поцеловал в щеку, отчего она стала такой же пунцовой, как розы. Лиза шепнула ей: «Возьми Володю под руку». Ляля осмелела, взяла его под руку, почувствовала его крепкое, сильное тело, и невольно прижалась к нему.

Музыканты в столовой заиграли громче. На площадке перед парадной лестницей появились Лялины родители. Ляля подвела к ним своих гостей. Наум Давыдович с любопытством рассматривал Николая, мужа красавицы Лизы. Парень симпатичный, но молодой и, как все студенты, бедный, ухмыльнулся он про себя. Если бы эта красавица не была близкой подругой Ляли и дочерью из богатой семьи, он положил бы к ее ногам весь мир.

Наум Давыдович так размечтался, что не обратил внимания, как его собственная дочь повисла на руке другого Даниленко. Заметившая это жена, толкнула его в бок. Наум Давыдович ничего не понял, еще раз пожал молодым людям руки и поспешил навстречу другим гостям.

Большая гостиная утопала в цветах. Рояль, обычно стоявший у стены, был сдвинут в простенок между двумя большими окнами, от него шли ряды с креслами и стульями. Лиза шепнула Ляле, чтобы она занялась братьями, а сама направилась в Лялину спальню.

До концерта оставался еще час. Она расчесала свои вьющиеся волосы, положила их на голые плечи. «Приколоть розу к платью или волосам, – вульгарно, а брошь совсем не подходит». Она снова стала прикладывать злополучную брошь то туда, то сюда, и отложила ее в сторону. Лучше всего подходило папино колье с бриллиантами, но у Ляли на шее было точно такое же, а быть с кем-нибудь, даже лучшей подругой, в одинаковых вещах – было ни в ее правилах.

В шкатулке лежала длинные бусы из жемчуга, такой же широкий «ошейник» и браслет. Ей вспомнился висевший у них когда-то в столовой портрет (увы! уже проданный) девушки с жемчужным украшением на лбу. Она заплела косу, пропустила через нее жемчужную нить по всей длине, ошейник уложила на лбу, закрепив его шпильками в волосах. Получилось весьма оригинально.

В комнате было несколько стульев и широкая Лялина кровать. Лиза представила Борисова и его друзей, сидящих на атласном, розовом покрывале, и улыбнулась. Она закрыла дверь, прошла в соседний холл – там было пусто, и положила ключ в условленное место.

В гостиной уже собралось много народу. Лизино появление вызвало шумное оживление: ее знали по выступлениям на городских благотворительных вечерах. Лиза заметно нервничала: и из-за концерта – она не ожидала, что будет столько народу, и из-за Борисова. Николай, Володя и Ляля сидели в середине зала. Ляля помахала ей рукой, Володя высоко поднял букет, мол, мы тут, с тобой. Николай выставил большой палец в знак одобрения ее украшения из бус. Она им благодарно улыбнулась.

Пришел слуга, доложил, что Наум Давыдович придет через 15 минут. Воспользовавшись этим, Лиза вышла из зала, прошла в холл, заглянула под часы – ключа не было. Это ее успокоило. Она вернулась в гостиную и заиграла «Элегию» Грига. Услышав звуки рояля, находившиеся в других местах гости поспешили в зал. Пришел Зильберштейн, сказал ей, что она выглядит выше всяких похвал.

Концерт был большой. Сначала она исполнила арии из опер и популярные романсы, затем Наум Давыдович сыграл отрывок из увертюры к опере «Жидовка», настала очередь еврейских песен. Песни на идиш привели слушателей в восторг: они громко хлопали, подпевали, требовали каждую повторить по два раза. Лиза устала и начала злиться. Николай и Володя это заметили. Володя стал пробираться к ней с букетом роз. Это послужило сигналом для слуг, они вынесли заготовленные букеты и корзину с цветами. Лиза вежливо кланялась. Наум Давыдович довольно улыбался, подозвал Лялю, расцеловал их обеих и пригласил гостей в столовую.