Лишение свободы (в рамках Конвенции) - помещение лица в ограниченное пространство, которое он не в состоянии покинуть по своей воле

Именно при таких условиях возможно применять положения ст. 5 Конвенции.

6.2. Пункт 1 ст. 5 Конвенции

Важно отметить, что перечень случаев, предоставляющих возможность лишить человека свободы, носит ограниченный характер. Государство не вправе предусматривать иные основания (случаи) лишения человека свободы, чем определенные в п. 1 ст. 5 Конвенции. Более того, содержащиеся в Конвенции случаи лишения свободы, будучи исключениями из общего правила быть свободным, должны ограничительно толковаться правоприменительными органами государства. Заключение человека под стражу является исключением из права человека на свободу, и случаи лишения свободы должны носить исчерпывающий характер (п. 79 Постановления от 2 марта 2006 г. по делу "Нахманович против Российской Федерации").

Соблюдение принципа правовой определенности

при лишении лица свободы

Словосочетания "законный", "в соответствии с процедурой, предписанной законом", закрепленные в п. 1 ст. 5 Конвенции, предусматривают обязанность государства действовать согласно своему материальному и процессуальному праву. Однако законность заключения человека под стражу с точки зрения национального законодательства не всегда является решающим моментом. Суд должен быть уверен, что содержание лица под стражей было совместимым и с п. 1 ст. 5 Конвенции, которая не допускает произвольного лишения свободы ("Федотов против Российской Федерации", п. 74 Постановления от 25 октября 2005 г. Аналогичная правовая позиция была изложена, в частности, в Постановлении от 3 июля 2008 г. по делу "Белов против Российской Федерации" (п. 75); в Постановлении от 24 мая 2007 г. по делу "Владимир Соловьев против Российской Федерации" (п. 85); в Постановлении от 24 мая 2007 г. по делу "Игнатов против Российской Федерации" (п. 73); в Постановлении от 2 марта 2006 г. по делу "Нахманович против Российской Федерации" (п. 64); в Постановлении от 19 мая 2004 г. по делу "Гусинский против Российской Федерации" (п. 62)).

Законность заключения лица под стражу фактически означает соответствие национальному закону. В первую очередь внутригосударственные органы, особенно суды, обязаны толковать и применять национальное право. Однако, поскольку согласно п. 1 ст. 5 Конвенции нарушение национального закона влечет за собой нарушение конвенционных положений, Суд может и должен проанализировать, было ли соблюдено национальное законодательство при заключении лица под стражу ("Гусинский против Российской Федерации", п. 66 Постановления от 19 мая 2004 г. Аналогичная позиция была изложена в том числе в п. 54 Постановления от 25 октября 2007 г. по делу "Лебедев против Российской Федерации"; в п. 64 Постановления от 28 июня 2007 г. по делу "Шухардин против Российской Федерации; в п. 88 Постановления от 9 марта 2006 г. по делу "Менешева против Российской Федерации"; в п. 42 Постановления от 8 февраля 2005 г. по делу "Бордовский против Российской Федерации").

Предусматривая, что любое ограничение свободы должно осуществляться "в соответствии с процедурой, установленной законом", п. 1 ст. 5 требует, чтобы арест или задержание имели законные основания. Однако выражения "в соответствии с законом" и "установленным законом" (ч. 2 ст. ст. 8 - 11 Конвенции) требует, чтобы закон (качество закона) соответствовал принципу господства права, имманентно присутствующему во всех статьях Конвенции.

Статья 8. "1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции. 2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

Статья 9. "1. Каждый имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как индивидуально, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов. 2. Свобода исповедовать свою религию или убеждения подлежит лишь тем ограничениям, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах общественной безопасности, для охраны общественного порядка, здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц".

Статья 10. "1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий. 2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия".

Статья 11. "1. Каждый имеет право на свободу мирных собраний и на свободу объединения с другими, включая право создавать профессиональные союзы и вступать в таковые для защиты своих интересов. 2. Осуществление этих прав не подлежит никаким ограничениям, кроме тех, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности или защиты прав и свобод других лиц. Настоящая статья не препятствует введению законных ограничений на осуществление этих прав лицами, входящими в состав вооруженных сил, полиции или административных органов государства".

"Качество" закона подразумевает, если национальное право, законодательство допускают лишение человека свободы, то оно должно быть доступным, точным для того (см. подробнее лекцию 8), чтобы избежать появления риска произвольного лишения свободы ("Гусинский против Российской Федерации", п. 62 Постановления от 19 мая 2004 г. См. также дело "Бордовский против Российской Федерации" (п. 48 Постановления), а также Постановление от 28 июня 2007 г. по делу "Шухардин против Российской Федерации" (п. 64)). "Качество закона" не самоцель, данный аспект имеет значение в том случае, когда будет обосновано, что низкое "качество закона" ущемило конвенционные права заявителя ("Бордовский против Российской Федерации", п. 49 Постановления от 8 февраля 2005 г.).

По делу "Мельникова против Российской Федерации" было отмечено, что Суд должен убедиться в том, соответствует ли национальное законодательство положениям Конвенции, включая основные принципы, косвенно закрепленные в ней. Что касается последнего аспекта, то Суд вновь подчеркнул, что если речь идет о лишении свободы, важно, чтобы был соблюден принцип правовой определенности. Необходимо, чтобы условия лишения свободы, согласно национальному праву, были четко определены, чтобы само право было предсказуемым в плане применения, чтобы оно отвечало критерию законности, установленному Конвенцией, стандарту, требующему наличия достаточно четкого права, чтобы позволить лицу в необходимых случаях и с учетом обстоятельств дела, с помощью юридических советов предвидеть последствия своего поведения ("Мельникова против Российской Федерации", п. 50 Постановления от 21 июня 2007 г. Указанная правовая позиция была отражена, в частности, в Постановлении от 25 октября 2007 г. по делу "Лебедев против Российской Федерации" (п. 54); в Постановлении от 24 мая 2007 г. по делу "Владимир Соловьев против Российской Федерации" (п. 86); в Постановлении от 24 мая 2007 г. по делу "Игнатов против Российской Федерации" (п. 73)).

Практика удержания лица под стражей на стадии предварительного и судебного следствий без законного основания или четких правил, регулирующих данную ситуацию (с учетом того, что человек может быть лишен свободы неограниченный период без санкции суда), является несовместимой с принципами правовой определенности, а также защиты от произвола, которые пронизывают Конвенцию и принцип господства права ("Нахманович против Российской Федерации", п. 68 Постановления от 2 марта 2006 г.).

При рассмотрении дела "Игнатов против Российской Федерации" Суд проанализировал следующий вопрос: было ли законным лишение свободы с 17 декабря 2001 г. по 12 июля 2002 г.? Суд отметил, что Генеральный прокурор РФ действовал в пределах своей компетенции, продлевая сроки нахождения лица под стражей, и ничего не указывало на нарушение национального права. При рассмотрении целого ряда дел Суд счел, что рассматриваемые решения прокуроров совместимы с требованиями п. 1 ст. 5 Конвенции. Суд посчитал, что не было нарушения подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции ("Игнатов против Российской Федерации", п. п. 76, 77 Постановления от 24 мая 2007 г.).

Таким образом, лишение человека свободы должно быть правомерным и всегда основываться на правовой норме. Отсутствие правового основания не позволяет государству лишить человека свободы. Причем правомерность (законность) определяется не только нормами внутригосударственного права, но и нормами международного права и, в частности, положениями ст. 5 Конвенции. Несоблюдение государством норм внутригосударственного права при лишении лица свободы влечет за собой возможную констатацию Судом нарушения ст. 5. В свою очередь, соблюдение национального права и нарушение ст. 5 Конвенции также приведет к нарушению рассматриваемого конвенционного положения. Важно также иметь в виду, что лишение свободы будет правомерным, если правовая норма, позволяющая это осуществить, является доступной, четкой, определенной, ясной, исключающей неоднозначное толкование. Перечень оснований (случаев) лишения свободы, предусмотренный в п. 1 ст. 5 Конвенции, носит исчерпывающий характер. Государство не вправе предусматривать иные основания лишения человека свободы.

Необходимость соблюдения национального права и конвенционных положений обусловило возникновение активно поддерживаемой Судом концепции "двух уровней законностей", согласно которой государство, лишая человека свободы, обязано соблюдать не только нормы внутригосударственного права, но и в том числе ст. 5 Конвенции.

Запрет "непризнаваемого лишения свободы".

Право на составление протокола задержания

При рассмотрении дела "Федотов против Российской Федерации" Суд отметил, что единственным основанием задержания заявителя явился факт, что его имя фигурировало в федеральном списке разыскиваемых лиц. С точки зрения властей Российской Федерации московскую милицию нельзя обвинять в том, что она действовала в соответствии с полученной информацией. В этой связи Суд подчеркнул, что должностные лица Договаривающегося Государства могут вести себя незаконно, но добросовестно.

Примечание. Речь идет о том, что объективно действия являлись незаконными, однако должностные лица, совершающие данные действия, добросовестно заблуждались.

Однако, даже если отсутствует вина со стороны этих должностных лиц, следует указать, что государства согласно Конвенции ответственны за действия любого должностного лица, поскольку Суд разрешает вопрос о международно-правовой ответственности государства ("Федотов против Российской Федерации", п. 75 Постановления от 25 октября 2005 г.). По данному делу Суд отметил, что 1 февраля 2000 г. был отменен ордер на арест заявителя, соответственно, не было ни судебного решения, ни решения со стороны прокурора, санкционировавшего арест или задержание заявителя. Милиция могла искренне думать, что существует разумное подозрение в том, что заявитель совершил преступление, потому что его имя было помещено в список разыскиваемых лиц. Однако задача Суда состоит не в том, чтобы определить, что думали сотрудники милиции, а было ли лишение свободы осуществлено для достижения одной из целей, указанных в п. 1 ст. 5 Конвенции. Поэтому задержание лица в июне и июле 2000 г. не было законным согласно Конвенции. Суд с сожалением отметил, что единственной причиной его ареста стал недостаток в кооперации между соответствующими органами государства. Министерство внутренних дел РФ действовало медленно, милицейская база в течение нескольких месяцев не обновлялась, не вносились соответствующие изменения в список разыскиваемых лиц. Удивление вызвало и то обстоятельство, что московская милиция, прокуратура не смогли оперативно отреагировать на доводы заявителя о том, что он уже в июне 2000 г. незаконно задерживался, и не смогли освободить лицо, которое было невиновным. Более того, Суд подчеркнул, что не было составлено ни одного протокола в отношении ареста заявителя в июне и июле 2000 г. и ответственное лицо отказывалось составить протокол, несмотря на просьбы заявителя. Это обстоятельство рассматривается также в качестве серьезного нарушения, так как непризнаваемое задержание лица есть полное пренебрежение фундаментальными гарантиями, содержащимися в ст. 5 Конвенции, и конституирует грубейшее нарушение этого положения. Отсутствие документального удостоверения даты, времени, места задержания, имени задерживаемого, оснований для задержания, имени лица, производящего задержание, несовместимо с требованиями законности и самим предназначением ст. 5 Конвенции ("Федотов против Российской Федерации", п. п. 76 - 78 Постановления от 25 октября 2005 г.).

При рассмотрении дела "Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации" Суд вновь обратил внимание, что непризнаваемое лишение свободы является полнейшим пренебрежением гарантий против произвольного лишения свободы и представляет собой грубейшее нарушение ст. 5 Конвенции (п. 115 Постановления от 10 мая 2007 г. См. также Постановление от 2 октября 2008 г. по делу "Белоусов против Российской Федерации" (п. п. 67 - 73); Постановление от 29 мая 2008 г. по делу "Уцаева и другие против Российской Федерации" (п. п. 192 - 197); Постановление от 29 мая 2008 г. по делу "Ибрагимов и другие против Российской Федерации" (п. п. 112 - 117); Постановление от 15 ноября 2007 г. по делу "Камила Исаева против Российской Федерации" (п. 150); Постановление от 26 июля 2007 г. по делу "Мусаева и другие против Российской Федерации" (п. 110); Постановление от 5 июля 2007 г. по делу "Алихаджиева против Российской Федерации" (п. 86); Постановление от 5 апреля 2007 г. по делу "Бусуева против Российской Федерации" (п. 145)).

По делу "Мусаева и другие против Российской Федерации" было установлено, что 8 августа 2000 г. родственники заявителей были задержаны федеральными военнослужащими, их не видели до 13 сентября 2000 г., когда тела пропавших лиц обнаружили в общей могиле. Власти Российской Федерации не выразили какого-либо признания или оправдания в отношении задержания родственников заявителей в рассматриваемый период. Суд пришел к выводу, что Али и Умар Мусаевы являются жертвами непризнанного лишения свободы в нарушение гарантий, указанных в ст. 5, и что указанные действия представляют собой грубейшее нарушение их права на свободу и неприкосновенность, гарантируемого ст. 5 Конвенции (п. 111 Постановления от 26 июля 2007 г.).

По делу "Камила Исаева против Российской Федерации" было установлено, что Султан Исаев был задержан сотрудниками правоохранительных органов 29 апреля 2001 г. во время проведения специальной операции в Алхан-Кале и с тех пор его никто не видел. Его задержание не было зафиксировано в каких-либо документах, отсутствовала какая-либо информация о его местонахождении и судьбе. Согласно прецедентной практике Суда, это обстоятельство само по себе рассматривается как серьезное нарушение, поскольку предоставляет лицам, ответственным за лишение человека свободы, возможность скрыть свою вовлеченность в какое-либо преступление, скрыть следы и избежать ответственности за судьбу задержанного. Более того, отсутствие фиксации факта задержания, время и места задержания, имени задержанного, основания задержания, имен лиц, осуществивших такое задержание, должно рассматриваться несовместимым с целями ст. 5 Конвенции (п. 151 Постановления от 15 ноября 2007 г.).

Лишая человека свободы в случаях, предусматриваемых в п. 1 ст. 5 Конвенции, власти государства всегда обязаны составлять документы (протоколы), где была бы отражена как минимум следующая информация: лишаемое свободы лицо, лицо, которое лишает свободы, основания и время лишения свободы. Составление данного документа является гарантией права на судебное обжалование действий, также предусматриваемое ст. 5. Отсутствие такого документа позволяет Суду констатировать факт нарушения государством п. 1 ст. 5 Конвенции.

Право на эффективные меры

с целью обнаружения без вести пропавшего лица

Статья 5 требует от властей осуществления эффективных мер, защищающих против риска исчезновения, а также провести быстрое и эффективное расследование в связи с достоверной информацией о том, что лицо было задержано и затем его никто не видел ("Бусуева против Российской Федерации", п. 145 Постановления от 5 апреля 2007 г.). При рассмотрении дела "Бусуева против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что власти Российской Федерации должны были более внимательно отнестись к изучению жалобы заявительницы о задержании ее мужа правоохранительными органами и помещении его в условия, создающие угрозу для жизни. Суд указал, что заявительница сразу же обратилась к соответствующим органам после задержания ее мужа. Однако те выводы и аргументы, к которым пришел Суд при анализе ст. 2 Конвенции, не оставляют сомнений в том, что власти не смогли предпринять быстрых и эффективных мер, защищающих Шахида Бусуева против риска исчезновения. Суд отметил, что Шахид Бусуев был задержан, в чем государство не признается, при полном отсутствии гарантий, содержащихся в ст. 5, и что имелось нарушение права на свободу и неприкосновенность лица, гарантируемого указанным положением ("Бусуева против Российской Федерации", п. п. 145 - 148 Постановления от 5 апреля 2007 г.).

По делу "Камила Исаева против Российской Федерации" Суд отметил, что власти должны были уделить особое внимание проведению тщательного и быстрого рассмотрения жалобы заявительницы, что ее муж задержан в том числе и при условиях, угрожающих его жизни. Однако констатированное выше Судом нарушение ст. 2, в частности, в аспекте осуществления расследования не оставляет сомнений, что власти не смогли предпринять быстрые и эффективные меры с целью обеспечения Султану Исаеву не быть подвергнутым риску без вести пропавшего. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд констатировал факт нарушения ст. 5 Конвенции (п. п. 152, 153 Постановления от 15 ноября 2007 г.).

Если лицо без вести пропадает, то органы государства должны предпринимать меры для розыска такого лица. Отсутствует обязанность найти такое лицо, но государство несет обязательства по осуществлению всех необходимых, эффективных и адекватных мер по обнаружению пропавшего без вести лица. Если государство предпримет все разумные и необходимые меры и не найдет лицо, то государство не должно отвечать, в противном случае речь можно вести о привлечении государства к международно-правовой ответственности. Исключением в рассматриваемом аспекте являются случаи, когда имеется достоверная информация о вовлеченности должностных лиц государства, включая сотрудников правоохранительных органов, в исчезновение лица. В этом случае государство обязано найти такое лицо.

Право на освобождение из-под стражи

без неоправданной задержки

В случае, когда отпадают основания лишения свободы, такое лицо должно быть оперативно освобождено. Некоторая просрочка в процессе реализации решения об освобождении из-под стражи лица понятна и неизбежна ввиду практических соображений, касающихся уведомления судов и соблюдения формальностей. Однако национальные власти должны пытаться свести указанную просрочку до минимума. Суд подчеркивает, что административные формальности, касающиеся освобождения лица из-под стражи, не могут оправдать просрочку более чем на несколько часов. Государства обязаны организовать свою правовую систему таким образом, чтобы правоохранительные органы могли выполнять обязательства, связанные с избежанием неоправданного лишения свободы ("Шухардин против Российской Федерации", п. 93 Постановления от 28 июня 2007 г. См. также Постановление от 26 февраля 2009 г. по делу "Еминбейли против Российской Федерации", Постановление от 16 октября 2008 г. по делу "Лобанов против Российской Федерации". Как следовало из текста Постановления по делу "Лобанов против Российской Федерации", властям Российской Федерации потребовался один месяц и 22 дня для того, чтобы выпустить отбывающего наказание в России заявителя из-под стражи во исполнение решения суда Республики Казахстан. Наказание отбывалось в России на основании Конвенции о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. Несвоевременное освобождение из-под стражи стало предметом рассмотрения Суда по делу "Матяш против Российской Федерации" (п. п. 71 - 74 Постановления от 9 декабря 2008 г.)).

По делу "Шухардин против Российской Федерации" заявитель находился под стражей на протяжении четырех дней после принятия 17 апреля 2003 г. Верховным Судом РФ решения об освобождении заявителя из-под стражи. Принимая во внимание значение в демократическом обществе права на свободу, государство-ответчик должно принимать соответствующее законодательство и использовать все современные средства коммуникации, чтобы свести к минимуму просрочку в реализации решения об освобождении заявителя. Суд не удовлетворен, что российские власти не смогли соблюсти указанное требование (п. 94 Постановления). Суд признал нарушенным право заявителя на оперативное освобождение из-под стражи.

Важно иметь в виду, что рассмотренные правовые позиции Суда касаются всех случаев лишения лица свободы, содержащихся в п. 1 ст. 5 Конвенции.

6.2.1. Подпункт "а" п. 1 ст. 5 Конвенции

Если обвинительный приговор, во исполнение которого лицо находилось под стражей (подп. "а" п. 1 ст. 5 Конвенции), впоследствии был отменен как незаконный, то данное обстоятельство не должно свидетельствовать о незаконности нахождения лица под стражей с момента постановления приговора. Суд постоянно отказывается поддержать жалобы от лиц, признанных виновными в совершении уголовного правонарушения, в отношении которых затем кассационной инстанцией приговор был признан незаконным ("Менешева против Российской Федерации", п. 88 Постановления от 9 марта 2006 г.). Однако если национальный суд действовал с явными нарушениями основополагающих норм материального и процессуального права, то Суд может констатировать факт незаконного лишения лица свободы.

Так, по делу "Менешева против Российской Федерации" Суд установил, что 14 февраля 1999 г. заявительница была доставлена в суд, который указал, что она совершила административное правонарушение в виде насильственного сопротивления органам милиции, назначил наказание пять дней ареста. 5 марта 2003 г. указанное решение было признано незаконным и отменено. Суд обратил внимание, что пятидневное лишение свободы было осуществлено в соответствии с решением суда, который в принципе был компетентным принимать такие решения. Однако указанное дело отличается от дел, где рассматриваемые решения принимались судом, действующим добросовестно, следующим процедуре, установленной законом. Судья в настоящем деле осуществил свою власть в нарушение процессуальных гарантий, предусмотренных Конвенцией. Поэтому последующее решение о лишении лица свободы было несовместимо с основной защитой от произвола, гарантируемого ст. 5 Конвенции. Было допущено нарушение п. 1 ст. 5 Конвенции в отношении пятидневного лишения заявительницы свободы ("Менешева против Российской Федерации", п. п. 89, 90 Постановления от 9 марта 2006 г.).

6.2.2. Подпункт "c" п. 1 ст. 5 Конвенции

Важная часть гарантий против произвольного лишения свободы, предусматриваемая в подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции, заключается в наличии "разумного подозрения", предполагающего существование фактов или информации, которые позволяют убедить стороннего наблюдателя, что лишенное свободы лицо могло совершить правонарушение ("Махмудов против Российской Федерации", п. 80 Постановления от 26 июля 2007 г.). Так, по делу "Махмудов против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что заявитель постоянно отрицал факт неподчинения сотрудникам милиции. Милиция, которая формально использовала факт неподчинения законным требованиям как основание для ареста, была не в состоянии продемонстрировать национальному суду факты или информацию, касающуюся вменяемого заявителю правонарушения. Лица, задерживавшие заявителя, присутствовали на месте событий и являлись первоначальным источником о каких-либо фактах неподчинения заявителя, однако прокурору показали, что они задержали заявителя и препроводили его в милицейский участок для выяснения юридических оснований проведения мероприятия, а не в связи с неподчинением законным указаниям органам милиции. Не было продемонстрировано ни одного приказа, которому бы не подчинился заявитель. Утверждения о неподчинении были упомянуты первый раз руководителем отдела внутренних дел, которой приказал сотруднику, не присутствовавшему во время задержания заявителя, оформить протокол об административном правонарушении, связанном с неподчинением законным требованиям органов милиции, предположительно совершенным заявителем. Как подчеркивалось в решении районного суда от 5 сентября 2003 г., документ, подготовленный органами милиции, не указывал, почему заявитель подозревается в совершении правонарушения, касающегося неподчинения; не было установлено, кто отдавал приказы, где и когда это было сделано. Даже после того, как органам милиции была предоставлена возможность вновь разъяснить существо обвинения, приведшего к аресту заявителя, они не смогли это сделать, что позволило суду прекратить производство по делу. Если органы внутренних дел действительно исходили из подозрений в том, что заявитель совершил правонарушение, связанное с неподчинением законным требованиям сотрудника милиции, то, по мнению Суда, на них возлагается обязанность провести расследование с целью подтверждения или опровержения соответствующих подозрений, послуживших основанием лишения заявителя свободы. Однако такого расследования проведено не было и органы внутренних дел не предприняли попыток собрать доказательства, подтверждающие или опровергающие подозрения против заявителя. Суд не получил в свое распоряжение какого-либо факта или информации, позволяющей стороннему наблюдателю прийти к выводу о том, что заявитель мог совершить правонарушение, связанное с фактами неподчинения, послужившими основанием для ареста. Суд пришел к выводу, что арест заявителя 4 сентября 2003 г. не был основан на "разумном подозрении" и поэтому был произволен. Соответственно, было допущено нарушение подп. "с" п. 1 ст. 5 Конвенции ("Махмудов против Российской Федерации", п. п. 80 - 86 Постановления от 26 июля 2007 г.).

Провозглашая право на свободу, п. 1 ст. 5 Конвенции подразумевает индивидуальную свободу в ее классическом понимании, т.е. физическую свободу человека. Для того чтобы арест по обоснованному подозрению был оправдан по подп. "c" п. 1 ст. 5 в момент ареста либо если человек уже находится под стражей, для правоохранительных органов нет необходимости получать достаточные доказательства для предъявления обвинения. Также нет необходимости, чтобы задержанному лицу обязательно предъявили обвинение либо такое лицо обязательно предстало перед судом. Цель задержания допрашиваемого заключается в том, чтобы продолжать расследование, подтверждая или опровергая подозрения, которые служат основанием для задержания. Однако требования того, что подозрение должно базироваться на обоснованных обстоятельствах, представляет собой часть защиты лица против произвольного ареста или задержания. Достаточным будет, если подозрения основываются на добросовестных действиях органов государства. Словосочетание "разумное подозрение", вновь подчеркнул Суд, означает существование информации и фактов, которые могли бы убедить третье (незаинтересованное) лицо в том, что задерживаемое, арестовываемое лицо могло совершить преступление ("Гусинский против Российской Федерации", п. п. 52, 53 Постановления от 19 мая 2004 г.).

Таким образом, при лишении лица свободы по подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции должны быть обстоятельства, свидетельствующие о наличии разумного подозрения в том, что лишенное свободы лицо совершило правонарушение. Причем если осуществляется судебное санкционирование лишения свободы, то в судебном акте должны быть зафиксированы обстоятельства, показывающие наличие разумного подозрения. Под правонарушением по смыслу подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции понимается не только собственно уголовное правонарушение, но и административное правонарушение, если имеется угроза привлечения лица к ответственности в виде лишения свободы.

Право на судебное санкционирование ареста

Подпункт "c" п. 1 ст. 5 Конвенции предусматривает право лица, подозреваемого в совершении правонарушения, на санкционирование его ареста со стороны суда.

Санкционирование нахождения лица под стражей без судебного решения, базирующегося на конкретных основаниях, и без указания срока нахождения под стражей является нарушением ст. 5 - положения, которое обеспечивает лишение свободы в качестве исключения из права на свободу, и такое лишение допускается только в случаях, предусматриваемых данным положением ("Шухардин против Российской Федерации", п. 67 Постановления от 28 июня 2007 г.).

Одновременно Суд указывает, что решение национального суда о заключении человека под стражу не будет нарушать п. 1 ст. 5 Конвенции, если суд действовал в пределах своей компетенции и осуществлял свою власть надлежащим образом ("Корчуганова против Российской Федерации", п. 62 Постановления от 8 июня 2006 г.). Так, по делу "Корчуганова против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что судебные решения, санкционирующие заключение заявителя под стражу, были приняты в пределах компетенции, ничто не свидетельствовало о недействительности или незаконности данных решений согласно национальному законодательству. Не было показано, что указанные решения несовместимы с п. 1 ст. 5 Конвенции каким-либо иным образом (п. 63 Постановления. См. также Постановление от 9 декабря 2008 г. по делу "Матяш против Российской Федерации" (п. 68)).

Важно подчеркнуть, что несущественные нарушения национального законодательства при вынесении судебного решения, санкционирующего лишение лица свободы, не свидетельствуют о нарушении п. 1 ст. 5.

Нельзя не отметить, что период лишения лица свободы является законным, если лишение свободы осуществлено на основании судебного решения. Последующая констатация факта того, что первоначальное решение, обусловившее такое санкционирование, является незаконным, само по себе не влечет автоматическое признание незаконным лишение лица свободы.

При рассмотрении дела "Владимир Соловьев против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что сам факт отмены 13 ноября 2002 г. в кассационном порядке решения от 1 октября 2002 г., санкционировавшего продление нахождения под стражей заявителя, не влияет на законность лишения лица свободы в предшествующий период. Не было установлено, что 1 октября 2002 г. районный суд действовал с превышением своих полномочий. Согласно национальному законодательству, суд обладал компетенцией исследовать вопрос о продлении сроков предварительного заключения и продлил такое заключение на срок, не превышающий трех месяцев. Нельзя сказать, что решение от 1 октября 2002 г. было произвольным, поскольку суд представил определенные основания, оправдывающие продление сроков заключения. Не было установлено, что при вынесении решения от 1 октября 2002 г. суд действовал недобросовестно или что он неправильно применил национальное законодательство. Тот факт, что кассационной инстанцией были установлены отдельные нарушения, сам по себе не свидетельствует о незаконности ареста. Суд посчитал, что не было допущено нарушения подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции применительно к лишению лица свободы с 1 октября 2002 г. по 13 ноября 2002 г. ("Владимир Соловьев против Российской Федерации", п. п. 90 - 94 Постановления от 24 мая 2007 г.).

Пункт 1 ст. 5 Конвенции непосредственно предусматривает судебное санкционирование нахождения лица под стражей в двух случаях: если лицо подозревается в совершении правонарушения (подп. "c" п. 1 ст. 5) и находится под стражей во исполнение приговора суда (подп. "а" п. 1 ст. 5 Конвенции). В оставшихся случаях, отраженных в п. 1 ст. 5, необходимость санкции суда остается на усмотрение воли законодателя.

Суд неоднократно обращал внимание на нарушение подп. "c" п. 1 ст. 5 в случаях, касающихся практики удержания обвиняемого под стражей, только на том основании, что обвинительное заключение было передано в суд для осуществления судебного следствия. Позиция Суда заключается в следующем: практика содержания обвиняемых под стражей без законного на то основания или норм права, регулирующих указанные отношения, приводящая к тому, что лицо может быть лишено свободы неопределенный период без судебного санкционирования, является несовместимой с принципами правовой определенности и защиты от произвольных действий, которые пронизывают Конвенцию и принцип господства права ("Мельникова против Российской Федерации", п. п. 55, 56 Постановления от 21 июня 2007 г.). По делу "Мельникова против Российской Федерации" Суд пришел к выводу, что содержание под стражей заявительницы с 5 по 24 июня 2002 г. нарушало п. 1 ст. 5 Конвенции. Из материалов дела следовало, что решением от 30 апреля 2002 г. прокурор продлил срок предварительного заключения до 5 июня 2002 г. В этот день дело было передано в суд. Однако судом не было принято решений, касающихся мер обеспечения в отношении заявителя. 24 июня 2002 г. Ленинский районный суд города Пензы отклонил ходатайство заявительницы об освобождении.

По делу "Лебедев против Российской Федерации" Суд констатировал факт нарушения п. 1 ст. 5 Конвенции в связи с нахождением заявителя без санкции суда под стражей с 30 марта 2004 г., момента передачи уголовного дела в суд, и до 6 апреля 2004 г., момента принятия судом решения о продлении сроков предварительного заключения под стражей (п. 55 Постановления от 25 октября 2007 г. по делу). Согласно ст. 227 УПК РФ по поступившему уголовному делу судья в течение 14 дней принимает решение, если обвиняемый находится по стражей. С позиции Суда, нахождение под стражей в течение этого срока без санкции суда является незаконным.

Нельзя не обратить внимания на следующую правовую позицию, изложенную Судом по делу "Мельникова против Российской Федерации". Ходатайства об освобождении, подаваемые заявителем, не освобождают национальные власти от обязательства санкционировать заключение заявителя "в соответствии с процедурой, установленной законом", принимая процессуальное решение. Иначе бремя доказательств необходимости лишения лица свободы возлагается не на органы государственной власти, а на задерживаемое лицо (п. 61 Постановления от 21 июня 2007 г.). В связи с тем что с 24 июня по 28 ноября 2002 г. отсутствовало какое-либо решение суда, санкционирующее арест заявительницы, Суд по делу "Мельникова против Российской Федерации" пришел к выводу о нарушении п. 1 ст. 5 Конвенции.

Возможность принять судебное решение об аресте человека в его отсутствие, когда человек скрывается от следствия, особенно когда он или она объявлены в международный розыск, не противоречит конвенционным положениям. При рассмотрении дела "Гарабаев против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что заявитель вернулся из Туркменистана 1 февраля 2003 г., был арестован. Однако он не был доставлен судье до 19 марта 2003 г., т.е. спустя 1 месяц и 19 дней. Такая просрочка несовместима с положениями Конвенции. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 5 из-за несвоевременного осуществления судебного контроля ("Гарабаев против Российской Федерации", п. п. 101, 102 Постановления от 7 июня 2007 г.).

Право на мотивированное судебное решение,

санкционирующее лишение свободы

Важно не только наличие судебного решения, санкционирующего лишение свободы лица, подозреваемого, обвиняемого в совершении правонарушения. Такое решение должно содержать основания лишения свободы.

Отсутствие каких-либо оснований, указываемых судом в своих решениях, санкционирующих заключение лица под стражу в течение некоторого времени, отметил Суд, рассматривая дело "Владимир Соловьев против Российской Федерации", несовместимо с принципом защиты частного лица от произвола, закрепленным в п. 1 ст. 5. Нахождение лица под стражей без судебного решения, содержащего конкретные основания, а также период, на который дана была санкция, свидетельствуют о нарушении ст. 5, которая допускает лишение свободы как исключение из права на свободу и которое может иметь место в случаях, перечень которых носит исчерпывающий характер. Суд посчитал, что решения областного суда от 13 ноября 2002 г. и районного суда от 20 ноября 2002 г. несовместимы с требованием ясности, предсказуемости и защиты от произвола, которые вместе формируют необходимые аспекты законности лишения свободы по смыслу п. 1 ст. 5. Суд также обратил внимание на то, что решение районного суда от 15 декабря 2002 г. и решение кассационной инстанции от 8 января 2003 г., оставившее без изменений решение районного суда, не являются законным основанием для заключения заявителя с 13 ноября 2002 г. по 15 декабря 2002 г. Решение от 15 декабря 2002 г. санкционировало заключение под стражу на период с 1 октября 2002 г. по 1 января 2003 г., 2 месяца и 15 дней были санкционированы задним числом. Власти Российской Федерации не представили каких-либо законных положений, позволяющих санкционировать лишение свободы задним числом. Из этого следует, что лишение заявителя свободы было незаконным в той степени, в которой судебное решение санкционировало арест применительно предшествующему периоду. Суд напомнил, что любое санкционирование ареста ex post facto (задним числом) несовместимо с правом лица на неприкосновенность, так как с необходимостью сопряжено с произволом. Принимая внимание вышеизложенное, нахождение лица под стражей с 13 ноября по 15 декабря 2002 г. было несовместимо с подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции ("Владимир Соловьев против Российской Федерации", п. п. 97 - 100 Постановления от 24 мая 2007 г.).

Примечание. Рассмотренная позиция Суда, касающаяся недопустимости ретроспективного санкционирования лица под стражей, противоречит ранее изложенной позиции. Если решение суда, санкционирующее лишение свободы, будет отменено вышестоящей инстанцией, то это обстоятельство не должно свидетельствовать о нарушении права на судебное санкционирование лишения свободы. Из материалов дела "Владимир Соловьев против Российской Федерации" следует, что решение районного суда от 1 октября 2002 г. санкционировало лишение заявителя свободы с указанного времени и до 1 января 2003 г. 13 ноября 2002 г. решение от 1 октября 2002 г. было отменено, и дело направлено на новое рассмотрение. 15 декабря 2002 г. суд первой инстанции вновь санкционировал лишение свободы заявителя с 1 октября 2002 г. по 1 января 2003 г. Суд посчитал неправомерным санкционирование лишения свободы с 1 октября решением от 15 декабря 2002 г. Действительно, если бы не было первоначального решения от 1 октября, решение суда от 15 декабря должно быть неправомерным. Но следует учитывать, что 15 декабря 2002 г. судом повторно было принято решение.

При анализе уже вышеупомянутого дела "Игнатов против Российской Федерации" Суд применительно к лишению свободы заявителя с 12 июля по 27 декабря 2002 г. обратил внимание на следующие факты. Решения Московского городского суда и Верховного Суда РФ от 12 июля, 2 августа, 9 октября <1> и 28 ноября 2002 г. не содержали оснований для продления сроков нахождения под стражей. Также не было определено время лишения лица свободы. На протяжении более пяти месяцев заявитель находился в состоянии неопределенности применительно к основаниям лишения свободы с 12 июля по 27 декабря 2002 г., когда Московский городской суд продлил сроки нахождения заявителя под стражей до 28 марта 2003 г., указав определенные основания для продления избранной меры пресечения. Суд неоднократно в своей практике приходил к выводу о нарушении подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции при похожих обстоятельствах. В частности, Суд утверждал, что отсутствие каких-либо оснований, позволяющих судебным властям санкционировать лишение свободы на продолжительный период, несовместимо с принципом защиты лица от произвола, гарантируемым п. 1 ст. 5. Допущение нахождения лица под стражей без судебного решения, содержащего конкретные основания и сроки, свидетельствует о нарушении ст. 5, положения, которое допускает лишение свободы как исключение из права лица на свободу, и если это происходит в строго определенных Конвенцией ситуациях. Суд посчитал, что решения Московского городского суда и Верховного Суда РФ от 12 июля, 2 августа, 9 октября и 28 ноября 2002 г. не отвечали критериям ясности, предсказуемости и защите от произвола, представляющим собой необходимые аспекты законности лишения свободы по смыслу подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции ("Игнатов против Российской Федерации", п. п. 78 - 81 Постановления от 24 мая 2007 г.).

--------------------------------

<1> 9 октября 2002 г. Верховный Суд РФ отменил решение Московского городского суда от 2 августа, оставив без изменения меру пресечения в отношении заявителя.

Таким образом, лицо, подозреваемое, обвиняемое в совершении правонарушения, имеет право не только на судебное санкционирование лишения свободы, но и на то, чтобы судебные акты содержали основания и сроки лишения свободы. В противном случае Суд может констатировать факт нарушения подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции. Важно обратить внимание, что в рамках подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции Суд проверяет законность применяемых мер, касающихся лишения свободы, в том числе наличие оснований для лишения свободы. В свою очередь, в рамках нижерассматриваемого п. 3 ст. 5 Судом анализируется вопрос достаточности и относимости указанных оснований в аспекте соблюдения права лица на нахождение под стражей в разумные сроки.

Примечание. За 2009 г. Суд констатировал нарушение п. 1 ст. 5 в связи с отсутствием в судебном акте (фактических) оснований для лишения лица свободы, а также неуказанием конкретного срока, на протяжении которого лицо подлежит лишению свободы по следующим делам: "Царьков против Российской Федерации", Постановление от 16 июля 2009 г.; "Авдеев и Веряев против Российской Федерации", Постановление от 9 июля 2009 г.; "Бахмутский против Российской Федерации", Постановление от 25 июня 2009 г.; "Губкин против Российской Федерации", Постановление от 23 апреля 2009 г.

6.2.3. Подпункт "e" п. 1 ст. 5 Конвенции

Одним из примеров реализации Судом указанного конвенционного положения в отношении Российской Федерации стало дело "Ракевич против Российской Федерации" (Постановление от 28 октября 2003 г.). Термин "душевнобольное лицо", подчеркнул Суд в указанном Постановлении, не содержит четкого определения, поскольку психиатрия постоянно развивается как в медицинском, так и социальном отношениях. Однако не допускается лишение свободы лица только на том основании, что его взгляды или поведение уклоняются от устоявшихся правил. Для того чтобы обязательное психиатрическое лечение, связанное с лишением свободы, было законным по смыслу подп. "e" п. 1 ст. 5 Конвенции, должны быть соблюдены три требования:

- в отношении заинтересованного лица объективной медицинской комиссией должно быть достоверно установлено, что оно страдает реальным психическим расстройством;

- расстройство должно быть таковым, чтобы оправдывать лишение свободы;

- расстройство должно постоянно быть во время нахождения лица в местах лишения свободы (п. п. 26, 27 Постановления).

Поскольку заявительница утверждала, что не было необходимости в лишении ее свободы как душевнобольного человека, Суд вновь напомнил, что, решая вопрос о лишении свободы душевнобольного лица, национальные власти в первую очередь оценивают представленные доказательства. Суд не посчитал, что лишение свободы заявительницы было произвольным, так как решение властей основывалось на результатах психиатрической экспертизы, свидетельствующих о наличии психического заболевания (п. 30 Постановления). Далее Суд выяснял, насколько законным было лишение свободы заявительницы. Последняя утверждала, что Закон "О психиатрической помощи" сформулирован нечетко. Так, ст. 29 Закона позволяет принудительное лишение свободы, в том числе когда психическое расстройство настолько серьезное, что возникает непосредственная угроза как самому лицу, так и иным лицам. С точки зрения Суда, для законодателя нет необходимости исчерпывающим образом толковать термин "угроза", поскольку законом трудно охватить все возможные ситуации, связанные с психиатрической опасностью. Более того, Закон обязывает национальный суд исследовать все обстоятельства, обусловливающие лишение лица свободы. Это является существенной гарантией против произвола. При лишении лица свободы власти должны действовать согласно требованиям, предусмотренным в национальном праве. В первую очередь национальные власти, как уже неоднократно подчеркивал Суд, должны истолковать и применить закон. Однако, поскольку согласно п. 1 ст. 5 Конвенции несоблюдение национального права дает возможность для констатации нарушения Конвенции, из этого следует, что Суд может и должен осуществить свои полномочия в части контроля за этим соответствием. Суд обратил внимание на то, что согласно ст. 34 Закона "О психиатрической помощи" судья должен в течение пяти дней с момента обращения лечебного учреждения либо санкционировать лишение свободы, либо отказать в удовлетворении ходатайства о таком санкционировании. По настоящему делу сотрудники психиатрического учреждения обратились в суд с таким ходатайством 26 сентября 1999 г., однако данное ходатайство не рассматривалось до 5 ноября 1999 г., т.е. более 35 дней. Поэтому лишение свободы не было осуществлено согласно закону. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 5 Конвенции ("Ракевич против Российской Федерации", п. п. 32 - 35 Постановления от 28 октября 2003 г. См. также Постановление от 11 декабря 2008 г. по делу "Шулепова против Российской Федерации" (п. п. 45 - 53)). Как видно, в ходе осуществления процесса лишения заявительницы свободы был нарушен национальный закон, что предоставило Суду возможность констатировать факт нарушения Российской Федерацией п. 1 ст. 5 Конвенции.

Толкование Судом подп. "e" п. 1 ст. 5 Конвенции осуществилось и при рассмотрении дела "Штукатуров против Российской Федерации". В частности, Судом было отмечено, что с учетом узкого толкования оснований лишения свободы лишение свободы заявителя считается законным, если оно соответствует процессуальным и материальным требованиям, содержащимся в национальном законодательстве. Единственным условием лишения свободы заявителя (принудительная госпитализация) явилось согласие опекуна, его мамы, которая обратилась с соответствующим заявлением. Однако Суд напомнил, что понятие "законность" по смыслу подп. "e" п. 1 ст. 5 имеет более широкое значение. Одним из аспектов данного понятия является справедливость и надлежащее осуществление процедуры, а именно любые меры, лишающие человека свободы, должны исходить и осуществляться надлежащими органами и не быть произвольными. Лишение свободы по смыслу п. 1 ст. 5 не может рассматриваться в качестве законного, если национальная процедура не предусматривает достаточных гарантий против произвола. Суд, цитируя дело "Winterwerp против Нидерландов", Постановление от 24 октября 1979 г., вновь обратил внимание на три минимальных требования, обусловливающие наличие законности лишения душевнобольного лица по смыслу подп. "e" п. 1 ст. 5: за исключением чрезвычайных обстоятельств, заинтересованное лицо должно реально страдать душевным заболеванием, т.е. реальные психические расстройства должны быть установлены компетентными властями на основе объективной медицинской экспертизы; психические расстройства должны достигать такого уровня, который оправдывает лишение свободы; действительность лишения свободы зависит от наличия такого заболевания - человек может быть лишен свободы до тех пор, пока имеется заболевание, оправдывающее его заключение. Возвращаясь к обстоятельствам дела, Суд установил, что лишение заявителя свободы было произвольным, так как во время помещения в медицинское учреждение не было продемонстрировано наличия психического заболевания. Власти Российской Федерации не представили каких-либо документов, опровергающих этот вывод. Так, власти Российской Федерации не объяснили, что заставило маму заявителя обратиться с требованием о госпитализации 4 ноября 2005 г. Власти Российской Федерации не представили Суду каких-либо медицинских свидетельств, касающихся психического состояния заявителя во время его поступления в госпиталь. Похоже, что решение о госпитализации основывалось только на юридическом статусе заявителя (признание недееспособным, как это было определено судом 10 месяцами ранее и, возможно, с учетом его медицинской истории). Немыслимо, что заявитель находился в госпитале без наблюдения со стороны профессиональных докторов. Поэтому, в отсутствие подтверждающих документов и объяснений властей Российской Федерации, касающихся психического состояния заявителя во время лишения свободы, Суд пришел к выводу, что психическое состояние заявителя не оправдывало его лишения свободы. С учетом вышеизложенного Суд посчитал, что госпитализация заявителя 4 ноября 2005 г. и 16 мая 2006 г. не была законной по смыслу подп. "e" п. 1 ст. 5 Конвенции ("Штукатуров против Российской Федерации", п. п. 112 - 116 Постановления от 27 марта 2008 г.).

Таким образом, применяя принудительные меры медицинского характера, связанные с лишением свободы, к лицам, страдающим психическим заболеванием, необходимо соблюдать не только национальное право Российской Федерации, но и ст. 5 Конвенции. В частности, следует установить с помощью независимой и беспристрастной комиссии наличие психического заболевания, затем психическое заболевание должно быть таковым, чтобы оправдать лишение свободы, и, в-третьих, лицо должно страдать психическим заболеванием на всем протяжении лишения его свободы. При соблюдении указанных требований лишение душевнобольного лица свободы может считаться оправданным. В противном случае речь может идти о нарушении подп. "e" п. 1 ст. 5 Конвенции.

6.2.4. Подпункт "f" п. 1 ст. 5 Конвенции

При осуществлении экстрадиции лица п. 1 ст. 5 Конвенции позволяет лишить лицо свободы. Применительно к данному случаю лишения свободы Суд выработал следующие правовые позиции.

По делу "Насруллоев против Российской Федерации" Суд отметил, что положение подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции не требует рассмотрения лишения свободы лица, в отношении которого принимаются меры по экстрадиции, в аспекте предотвращения совершения им вновь правонарушений либо в аспекте угрозы скрыться от следствия. В этом отношении подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции предусматривает иной уровень защиты, нежели подп. "c" п. 1 ст. 5: все, что требуется согласно подп. "f", - это то, что предпринимаемые действия необходимы для экстрадиции или депортации. Для целей подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции не имеет значения, оправданы ли рассматриваемые действия с точки зрения национального права или Конвенции. Суд повторил, что его задача заключается в изучении законности лишения лица свободы в аспекте подп. "f" п. 1 ст. 5, причем особое значение необходимо уделить гарантиям, предусматриваемым в национальном праве государства, где регулируется вопрос законности лишения свободы. Изучая вопрос, была ли соблюдена процедура, предписанная правом, Конвенция отсылает к национальному праву и возлагает на государство-участника обязанность соблюдать материальные и процессуальные правила поведения, содержащиеся в национальном праве, однако Конвенция в дополнение требует, чтобы лишение свободы осуществлялось с учетом целей ст. 5, которая защищает лицо от произвольных мер. Поэтому Суд должен убедиться, соответствовало ли Конвенции внутригосударственное (национальное) право. В этой связи Суд подчеркнул, когда речь идет о лишении свободы, особое значение необходимо придавать тому, был ли соблюден принцип правовой определенности. Предусматривая, что любое лишение свободы должно осуществляться "в соответствии с процедурой, установленной законом", п. 1 ст. 5 не просто отсылает к национальному праву, как и в случаях наличия формулировок "в соответствии с законом", "предусмотренное законом", закрепленных во вторых пунктах ст. ст. 8 - 11 Конвенции, ст. 5 также отсылает к качеству закона, требуя, чтобы оно соответствовало принципу господства права, принципу, пронизывающему все статьи Конвенции. "Качество закона" в этом случае подразумевает, что если национальное право допускает возможность лишения свободы, оно должно быть достаточно доступным, точным и предсказуемым в применении с целью избежания риска произвольности (п. п. 69 - 71 Постановления от 11 октября 2007 г. по делу "Насруллоев против Российской Федерации". См. также Постановление от 12 июня 2008 г. по делу "Щебет против Российской Федерации" (п. п. 61, 62)) (см. подробнее лекцию 8).

По делу "Насруллоев против Российской Федерации" Суд обнаружил, что органы государства (Конституционный Суд РФ, Верховный Суд РФ, Генеральная прокуратура РФ) по-разному толковали одни и те же положения национального законодательства, регулирующего вопросы нахождения лица под стражей с целью его дальнейшей экстрадиции. Положения закона были нечеткими, неясными, не отвечали требованию законности, содержащемуся в Конвенции. Национальная правовая система, подчеркнул Суд, не смогла защитить заявителя от произвольного лишения свободы, поэтому лишение свободы заявителя нельзя назвать правомерным в аспекте реализации ст. 5 Конвенции. При этих обстоятельствах Суд посчитал, что нет необходимости отдельно изучать вопрос, осуществлялись ли процедуры по экстрадиции с надлежащим прилежанием (п. 77 Постановления от 11 октября 2007 г. См. также Постановление от 19 июня 2008 г. по делу "Рябикин против Российской Федерации" (п. п. 123 - 133); Постановление от 24 апреля 2008 г. по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации" (п. п. 129 - 141)). Суд констатировал факт нарушения подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции.

По делу "Гарабаев против Российской Федерации" Суд вновь напомнил, что любое решение, принимаемое национальными властями в аспекте ст. 5, должно соответствовать процессуальным и материальным нормам, содержащимся в существующем праве. Конвенция здесь обращается к национальному праву, однако такой арест или заключение должно осуществляться согласно целям ст. 5, а именно защищать частное лицо от произвола. По настоящему делу заявитель был заключен под стражу согласно ордеру, принятому прокурором Республики Туркменистан. В нарушение ст. 466 УПК РФ, которая требует судебной санкции на арест, если только ордер в запрашивающем государстве не был выдан судом, заключение лица не было подтверждено судебным решением. В связи с этим заключение экстрадируемого лица не осуществлялось в соответствии с законом ("Гарабаев против Российской Федерации", п. п. 87 - 88 Постановления от 7 июня 2007 г.). Рассматривая вопрос законности заключения, Суд также обратил внимание на то, что заявитель являлся гражданином Российской Федерации, экстрадиция которого запрещена Конституцией Российской Федерации. Это обстоятельство также подтвердило незаконность заключения заявителя под стражу. Аналогичная ситуация стала предметом внимания Суда по делу "Еминбейли против Российской Федерации" (п. п. 45 - 48 Постановления от 26 февраля 2009 г.).

Вопрос о применении подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции может возникнуть и при соблюдении национального законодательства. По делу "Бордовский против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что Конвенция не обязывает государство устанавливать какой-либо временной предел заключения под стражей лица, подлежащего экстрадиции. Однако, если процедура не осуществляется с должным прилежанием, заключение под стражей может быть и не оправдано по вышеупомянутому конвенционному положению. С учетом этих обстоятельств Суд может рассмотреть вопрос длительности нахождения под стражей лица, экстрадируемого в другое государство (п. 50 Постановления от 8 февраля 2005 г.).

Так, по делу "Рябикин против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что заявитель был лишен свободы с 25 февраля 2004 г. по 14 марта 2005 г., т.е. 12 месяцев и 18 дней. Власти Российской Федерации признали, что процедуры, касающиеся экстрадиции заявителя, были приостановлены на протяжении большей части указанного периода. По данному делу лишение свободы заявителя не могло оправдываться наличием процедур по экстрадиции, поскольку вплоть до последнего времени не было принято решения об экстрадиции. Ссылки властей Российской Федерации на то, что лицо не выдавалось в связи с принятием Судом обеспечительных мер в порядке ст. 39 Регламента Суда, не может являться правовым основанием для удержания человека под стражей. Суд пришел к выводу, что процедуры, связанные с лишением лица свободы, не осуществлялись с должным прилежанием. Соответственно, было нарушение подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции в связи с неправомерным лишением заявителя свободы и отсутствием должного прилежания при осуществлении экстрадиционных процедур (п. п. 132, 133 Постановления от 19 июня 2008 г.). Принимая во внимание вышеуказанную правовую позицию Суда, нельзя не прийти к выводу, что в дальнейшем при рассмотрении в Суде аналогичной категории дел и наличием обеспечительных мер, во избежание нарушения ст. 5 Конвенции, Российская Федерация, видимо, должна освобождать эктрадируемых лиц из-под стражи.

Нарушение рассматриваемого конвенционного положения было констатировано Судом и по делу "Щебет против Российской Федерации". Здесь Суд обратил внимание на то, что в момент задержания заявителя, 20 февраля 2007 г., не было составлено протокола. Сотрудник милиции был уверен, что в рамках экстрадиционных процедур не требуется составление протокола. Независимо от того, была ли правомерной интерпретация национального законодательства, отсутствие протокола о задержании рассматривается как наиболее серьезное нарушение, Суд постоянно подчеркивал, что незапротоколированное задержание является полнейшим пренебрежением фундаментальных гарантий, предусмотренных ст. 5 Конвенции, и представляет самое серьезное нарушение рассматриваемых конвенционных положений. Отсутствие в протоколе даты, времени и места задержания, имени задержанного, оснований для задержания и имени лица, осуществившего задержание, должно рассматриваться несовместимым с требованием законности и целью ст. 5 Конвенции. Задержание заявителя было осуществлено на основании решения об аресте, принятое прокурором Белоруссии. Данное решение не было подтверждено судом Белоруссии. При таких обстоятельствах должен применяться п. 1 ст. 466 УПК РФ. Данное положение предусматривает, что мера пресечения должна осуществляться согласно нормам, предусмотренным Кодексом. Конституция Российской Федерации и УПК РФ устанавливают 48-часовой максимальный период, в течение которого лицо может находиться задержанным без санкции суда. Конституционный Суд РФ постоянно обращает внимание на универсальное применение данной гарантии против произвольного лишения свободы ко всем типам лишения свободы, включая арест согласно экстрадиционным процедурам, и к любому лицу, находящемуся под юрисдикцией Российской Федерации, независимо от его или ее гражданства. Как подчеркивалось выше, УПК РФ требует получения судебного решения, если человек задерживается свыше 48 часов. В случае с заявителем по настоящему делу решение суда было принято 26 марта 2007 г., т.е. через 34 дня после лишения заявителя свободы. Письмо из органов внутренних дел Минска от 27 февраля 2007 г. не может заменить судебное решение. Суд пришел к выводу, что нахождение заявителя под стражей по истечении 48 часов с момента задержания и до 26 марта 2007 г. было несовместимо с процедурой, установленной УПК РФ. Суд подчеркнул, не соглашаясь с властями Российской Федерации, что Минская конвенция о правовой помощи 1993 г. не может быть истолкована, как предусматривающая правовое основание для лишения лица свободы. Как подчеркивалось Конституционным Судом РФ, ст. 8 Конвенции предусматривает в порядке оказания правовой помощи необходимость применения национального законодательства запрашиваемой стороны, включая требование об экстрадиции. Аналогичное положение предусматривается ст. 16 Европейской конвенции о выдаче 1957 г., которая указывает, что временное задержание лица, подлежащего экстрадиции, осуществляется согласно законодательству запрашиваемого государства. Таким образом, международный договор требует прежде всего соблюдения национального законодательства, которое было нарушено. Национальны