Объект международного договора - материальные и нематериальные блага, действия или воздержания от действий

Цель международного договора - то, на что направлено осуществление положений данного международного договора. Она определяется сторонами, вырабатывающими договор, и формулируется в его преамбуле. Все права и обязанности сторон договора направлены на достижение целей в международном договоре [217. С. 240, 413].

С учетом важности защиты, предусматриваемой ст. 2, Суд всегда тщательно анализирует лишение человека жизни, принимая во внимание не только действия сотрудников государства, но также иные имеющие значение для дела обстоятельства ("Зубайраев против Российской Федерации", п. 90 Постановления от 10 января 2008 г.).

Причем ст. 2 охватывает не только случаи умышленного убийства, но и ситуации, когда законное применение силы может привести к неумышленному (непреднамеренному) лишению жизни. Однако преднамеренность в использовании силы, способной причинить смерть человеку, является только одним фактором, который должен приниматься во внимание при оценке необходимости применения такой силы. Любое использование силы должно быть не просто необходимым, а "абсолютно необходимым" для достижения одной или нескольких целей, указанных в подп. "a" - "c" п. 2 ст. 2. Указанное словосочетание свидетельствует, что, принимая во внимание фундаментальность защищаемых прав, требуется более строгая и тщательная оценка необходимости, нежели оценка необходимости, осуществляемая в ходе применения ст. ст. 8 - 11 Конвенции.

Согласно ст. 8 Конвенции: "1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции. 2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо (здесь и далее в тексте, примечаниях и примерах курсивом выделено автором. - Б.З.) в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

Используемая сила должна быть строго пропорциональна достижению целей, указанных в статье 2 Конвенции. По делу "Исаева против Российской Федерации " Суд, в частности, отметил, что необходимо оценивать, планировалось и контролировалось ли осуществление операции <1> таким образом, чтобы минимизировать, насколько возможно, обращение к силе, способной привести к летальному исходу.

--------------------------------

<1> В конкретном случае речь шла о проведении контртеррористической операции на территории Чеченской Республики.

Органы государства должны проявлять соответствующую осторожность, чтобы минимизировать риск для жизни людей. Суд также исследует, не проявили ли органы государства халатность в выборе действий, направленных на достижение целей, содержащихся в п. 2 ст. 2 Конвенции <1>. С учетом вышеупомянутых подходов Суд оценивает не только ситуацию, когда использование силы привело к гибели человека (людей), но и ситуацию, когда вследствие использования летальной силы - силы, способной привести к гибели человека (людей), - человек остался жив (случаи покушения на убийство). Соответственно, ответственность государства наступает не только в ситуации, когда неправомерное применение силы со стороны должностных лиц государства привело к гибели человека, но и в случае, когда органы государства не проявили должную предосторожность в выборе средств и методов с целью минимизации жертв среди мирного населения при осуществлении операции против оппозиционных (антиправительственных) групп ("Исаева против Российской Федерации", п. п. 172 - 176 Постановления от 24 февраля 2005 г.).

--------------------------------

<1> События, происходившие на территории Чеченской Республики во время второй военной компании (сентябрь 1999 г.), охватывались подп. "c" п. 2 ст. 2 Конвенции - применение силы "для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа".

Примечание. При рассмотрении указанного дела Суд, в частности, обратил внимание на ненадлежащую подготовку контртеррористической операции. Указанная правовая позиции нашла также отражение в Постановлении от 17 января 2008 г. по делу "Хациева и другие против Российской Федерации" (п. 129).

По делу "Хациева и другие против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что сторонами не оспаривалось лишение военнослужащими жизни Халида Хациева и Казбека Акиева вследствие умышленного использования оружия <1>. Соответственно, речь шла о возможной ответственности государства. Далее Суд должен был убедиться, можно ли говорить о том, что применение вооруженной силы в отношении родственников заявителей было абсолютно необходимым и, следовательно, строго пропорциональным для достижения одной из целей, указанных в п. 2 ст. 2 Конвенции. Суд отметил, что сторонами, в свою очередь, оспаривалось, были ли вооружены попавшие под обстрел шесть человек, включая двух родственников заявителей. Заявители настаивали на том, что шесть человек были не вооружены и косили траву, в то время как власти Российской Федерации придерживались противоположной точки зрения. С одной стороны, власти Российской Федерации, похоже, готовы были признать, что родственники заявителей являлись невооруженными местными жителями, однако настаивали на том, что они были атакованы в связи с их собственной небрежностью, поскольку не обозначили себя как гражданское население. С другой стороны, власти Российской Федерации подчеркивали, что шесть человек, которые были обнаружены военными пилотами недалеко от места, где был сбит вертолет федеральных сил, были вооружены легкими автоматами и поэтому могли входить в состав группы боевиков. В отсутствие иных доказательств, нежели показания пилотов и заявление офицера вооруженных сил Л., у Суда возникли сомнения в отношении того, была ли вооружена группа из шести человек, включая Халида Хациева и Казбека Акиева, во время атаки, принимая во внимание, что на месте происшествия не было обнаружено огнестрельного оружия. Не было представлено каких-либо свидетельств того, что потерпевшие стреляли по вертолету или иным образом угрожали жизни пилотов. В любом случае Суд посчитал нецелесообразным устанавливать факты в этом отношении по следующим причинам. Суд принял во внимание трудную ситуацию, сложившуюся во время описываемых событий в соседнем регионе, Чеченской Республике, что требовало от государства принятия исключительных мер по подавлению незаконного вооруженного бунта. Учитывая это и предполагая, что военные пилоты искренне верили в то, что два родственника заявителей и другие четыре человека имели автоматы, когда они были обнаружены, Суд тем не менее не проявил уверенности, что это обстоятельство само по себе смогло оправдать применение силы против лиц и что ряд аспектов дела следовало бы учесть. Суд прежде всего подчеркнул, что доказательства, имеющиеся в его распоряжении, свидетельствовали, что пилоты не принимали по своей инициативе решения атаковать машину с находящимися в ней людьми, они действовали согласно приказу, отданному вышестоящими офицерами, который был для них обязательным. Следовательно, Суд должен был убедиться, принимая соответствующее решение, проявили ли офицеры необходимый уровень осторожности и соответствующий уровень внимания, который требуется от органов исполнительной власти в демократическом обществе для целей ст. 2 Конвенции, и в том числе учитывали ли приказы, которые были отданы пилотам и касались применения силы, право на жизнь двух родственников заявителей. Материалы, находящиеся в распоряжении Суда, свидетельствовали, что пилоты доложили в штаб о наблюдении группы, состоящей по крайней мере из пяти человек, с легким оружием и находящихся рядом с автомобилем "Нива". Штаб указал идентифицировать этих людей и через 15 минут приказал их уничтожить, включая автомобиль, приказ был подтвержден по запросу пилотов. Из предоставленных документов не следовало, и это не подтверждалось властями Российской Федерации, что пилоты передали штабу информацию в отношении каких-либо иных лиц, чем упомянутые выше. Более того, не следовало, и это не оспаривалось властями Российской Федерации, что офицеры из штаба пытались получить дополнительную информацию, позволяющую им адекватно оценить ситуацию и принять соответствующее решение. В частности, у пилотов не была затребована информация об окружающей обстановке, расстоянии между крушением федерального вертолета и нахождением предполагаемой вооруженной группы, была ли населена зона, подвергались или могли бы подвергаться пилоты нападению, пытались ли обнаруженные лица скрыться, требовала ли ситуация принятия пилотами срочных мер и т.д. У Суда вызвало сомнение то, что перед тем, как отдать приказ об уничтожении, власти идентифицировали двух родственников заявителей и других лиц, учитывая очень незначительный период между обнаружением пилотами лиц и приказом об их уничтожении. Материалы не свидетельствовали, что это было сделано или были осуществлены попытки в этой связи. Суд посчитал, что все эти обстоятельства позволяют говорить о наличии недостатка в требуемом внимании со стороны властей при оценке ситуации, доложенной пилотами, и отдаче приказа об уничтожении шести человек, включая Халида Хациева и Казбека Акиева, которые были в результате убиты. Принимая во внимание вышеуказанное, Суд не был убежден, что убийство Халида Хациева и Казбека Акиева, даже допуская наличие у них вооружения, было абсолютно необходимо для достижения целей, предусмотренных в подп. "а", "б" п. 2 ст. 2 Конвенции. Более того, предполагая, что группа из шести человек, включая родственников заявителей, была не вооружена и была атакована военнослужащими, как утверждали заявители, Суд обратил внимание на аргумент властей Российской Федерации, что родственники заявителей были лишены жизни в связи с их небрежностью, собственно, вследствие невыполнения инструкций, касающихся личной безопасности в зоне проведения государством антитеррористической операции. Оставляя открытым вопрос, может ли быть оправдано применение государством силы против гражданского населения, не выполняющего официальные требования о безопасности в зоне вооруженного конфликта, Суд в любом случае не смог найти оправдания применения силы в обстоятельствах настоящего дела, учитывая, что власти никогда не предупреждали жителей Аршты о проведении 6 августа 2000 г. операции, также сомнительно, что жители Республики Ингушетия, и в частности жители Аршты, когда-либо извещались о поведении, требуемом в случае встречи с федеральными военнослужащими. Соответственно, было нарушение ст. 2 Конвенции ("Хациева и другие против Российской Федерации", п. п. 130 - 140 Постановления от 17 января 2008 г.). Как видно, с учетом исследованных фактических обстоятельств дела применение силы военнослужащими, по мнению Суда, не было абсолютно необходимо, что привело к международно-правовой ответственности Российской Федерации.

--------------------------------

<1> Инцидент произошел на территории Сунженского района Республики Ингушетия 6 августа 2000 г.

При рассмотрении дела "Голубева против Российской Федерации" Суд исследовал обстоятельства гибели сожителя заявительницы. Как следовало из текста Постановления от 17 декабря 2009 г., гибель сожителя произошла вследствие применения оружия сотрудниками МВД России во время его задержания. В результате судебного следствия сотрудник МВД России был оправдан. Суд рассмотрел вопрос абсолютной необходимости применения силы для достижения одной из целей, указанных в ст. 2 Конвенции. Причем Суд с самого начала подчеркнул, что речь идет не об ответственности частного лица, а о международно-правовой ответственности государства по Конвенции, которая наступает независимо от вины. Поэтому для Суда не имеют значения вопросы виновности и невиновности того или иного лица (п. 98 Постановления). Проанализировав все обстоятельства дела, Суд пришел к выводу о наличии сомнений относительно того, что применение оружия сотрудником правоохранительных органов не было абсолютно необходимо для достижения целей, содержащихся в подп. "а" и "б" п. 2 ст. 2 Конвенции. Суд далее отметил, что нет сомнений в том, что г-н Т. (сотрудник МВД России) искренно верил в необходимость применения оружия, но только этого обстоятельства недостаточно для удовлетворения требования необходимости по ст. 2 Конвенции. Суд должен был проанализировать все обстоятельства убийства сожителя заявительницы. В этой связи возник дополнительный вопрос, насколько операция правоохранительных органов контролировалась и организовывалась с тем, чтобы отвечать требованиям ст. 2. Суд здесь пришел к следующему выводу - операция по задержанию сожителя заявительницы не была организована таким образом, чтобы минимизировать насколько это возможно необходимость обращения к оружию и тем самым уменьшить риск гибели лица. В частности, было отмечено отсутствие каких-либо документов по проведению операций, вышестоящее руководство не знало об осуществлении этой операции, хотя имелось время для соответствующего информирования, поскольку обстоятельства дела не обусловливали необходимость принятия немедленных мер (сожитель заявительницы закрылся в квартире). Не были продуманы иные варианты задержания лица, нежели проникновение в квартиру через балкон, которые могли бы включать и вскрытие двери. Сотрудники МВД России не пригласили иных лиц, являвшихся профессионалами в соответствующей области. Суд констатировал нарушение ст. 2 Конвенции (п. п. 99 - 111 Постановления от 17 декабря 2009 г.). По результатам рассмотрения дела заявительнице была присуждена справедливая компенсация, в частности 1200 евро - возмещение материального ущерба и 35000 евро - возмещение нематериального ущерба.

Таким образом, ст. 2 Конвенции защищает право человека на жизнь не только от умышленных, но и от неосторожных действий. В свою очередь, если речь идет об умышленных действиях, вследствие которых человек может лишиться жизни, то такие действия должны быть абсолютно необходимы для достижения одной из целей, содержащихся в п. 2 ст. 2 Конвенции. Никакие иные цели не позволяют государству предпринимать действия, могущие привести к лишению человека жизни.

При анализе ст. 2 следует принимать во внимание не только то, что применение силы для достижения одной из трех законных целей, перечисленных в п. 2 ст. 2, должно быть абсолютно необходимо. Важно иметь в виду, что ст. 2 предусматривает как негативные обязательства государства, связанные с недопустимостью необоснованного вмешательства в право на жизнь, так и позитивные обязательства, заключающиеся в совершении государством действий, направленных на обеспечение права на жизнь. Причем позитивные обязательства охватывают как материальные, так и процессуальные аспекты. Если государство не обеспечивает условия безопасности человеческой жизни, то речь может идти о нарушении позитивных обязательств в материальном аспекте. Если государство не осуществляет эффективного расследования фактов лишения жизни человека, покушения на жизнь, то данное обстоятельство может свидетельствовать о неисполнении позитивных обязательств в процессуальном аспекте. С учетом имеющейся практики Европейского суда по правам человека в отношении Российской Федерации целесообразно остановиться на анализе Судом концепции позитивных обязательств государства по защите человеческой жизни. Нельзя не отметить, что концепция позитивных обязательств государства имманентна не только защите права человека на жизнь. С учетом особенностей гарантируемых прав и свобод речь идет о действии указанной концепции в отношении любых прав и свобод человека.

5.1.2. Материальные аспекты позитивных обязательств

государства, связанные с уменьшением риска жизни и

здоровью человека

По делу "Будаева и другие против Российской Федерации" заявители жаловались на то, что национальные власти не исполнили своих позитивных обязательств, касающихся осуществления необходимых мер, связанных с уменьшением риска их жизни вследствие природного катаклизма (селевой сход). Первая заявительница утверждала, что национальные власти ответственны за смерть ее мужа во время селевого схода, произошедшего в июле 2000 г. Она и другие заявители подчеркивали, что национальные власти ответственны за то, что власти рисковали их жизнями, что власти не выполнили своих позитивных обязательств, при контроле над опасной зоной проявили небрежность в ходе поддержания в нормальном состоянии дамбы, не предупредили об опасности, не приняли иных разумных мер, связанных с уменьшением риска и последствий природного катаклизма. Заявители также жаловались на то, что они не получили компенсации материального и нематериального ущерба ("Будаева и другие против Российской Федерации", п. 116 Постановления от 20 марта 2008 г.).

Рассматривая указанное дело, Суд вновь обратил внимание на то, что ст. 2 охватывает не только случаи причинения смерти вследствие применения силы со стороны сотрудников правоохранительных органов, но и, как следует из первого предложения п. 1, предусматривает позитивное обязательство государства по принятию адекватных мер, направленных на обеспечение жизни лиц, находящихся под его юрисдикцией. Указанное позитивное обязательство, по мнению Суда, в том числе содержит необходимость принятия законодательных и административных мер, обеспечивающих эффективное уменьшение угроз праву на жизнь. Исследуемое обязательство должно толковаться применительно к любой деятельности, публичной или частной, когда речь идет о соблюдении права на жизнь. Обязательство государства - обеспечивать право на жизнь лиц, находящихся под его юрисдикцией, - должно быть истолковано как в материальном, так и процессуальном аспектах, а именно принимать законодательные меры и надлежащим образом информировать общество об угрожающих жизни обстоятельствах и гарантировать, чтобы любые случаи смерти, последовавшей вследствие этих обстоятельств, должны сопровождаться судебным контролем. При наличии деятельности, угрожающей жизни, Суд уделяет особое внимание материальному аспекту, в частности уровню потенциального риска для человеческой жизни. Нормы, регулирующие деятельность, представляющую для жизни опасность, должны регламентировать лицензирование, строительство, эксплуатацию, безопасность и контроль за деятельностью и быть обязательными для всех тех, кто обеспечивает эффективную защиту граждан, жизнь которых может подвергаться опасности вследствие риска, имманентного вышеупомянутой деятельности. Среди этих превентивных мер особое внимание следует уделить праву общества на информацию. Нормативные правовые акты должны предусматривать соответствующие процедуры, учитывая технические аспекты рассматриваемой деятельности, идентификацию последствий и ошибки, которые могут быть совершены ответственными лицами. В контексте представляющей опасность деятельности, продолжает Суд, объем позитивных обязательств по ст. 2 Конвенции значительно превышает объем соответствующих обязательств по ст. 8. Соответственно, принципы, определенные в практике Суда и касающиеся строительства, защиты окружающей среды, негативно влияющие на частную жизнь и право на жилье, также могут быть применены при рассмотрении вопроса об обеспечении права человека на жизнь. Суд постоянно обращает внимание на то, что если от государства требуется принятие позитивных мер, выбор этих мер оставляется на усмотрение государства. Имеются различные варианты обеспечения конвенционных прав (меры законодательного, организационного, административного, воспитательного характера) и даже, если государство не использовало конкретный вариант, предусматриваемый в национальном праве, последнее может реализовать свою позитивную обязанность, используя иные варианты. В этом отношении недопустимо возлагать на государство невозможное, непреодолимое бремя, не учитывая конкретных обстоятельств дела; в частности, возможные варианты, которые власти должны осуществить с учетом приоритетов и ресурсов; это следует из широкого усмотрения, имманентного государству в сложных социальных и технических сферах. Соответствующая оценка должна быть более высокой в сфере помощи применительно к событиям природного характера, так как они осуществляются вне контроля человека, нежели в сфере деятельности, представляющей опасность для человека и возникшей вследствие человеческого фактора. Оценивая исполнение позитивной обязанности, Суд учитывает обстоятельства дела, например, законность действий властей, их упущения, процесс принятия решений, связанных с расследованием, сложность вопроса. В случае оказания помощи, где государство непосредственно связано с защитой человеческих жизней посредством уменьшения последствий природных катаклизмов, соответствующую оценку следует применить в той мере, в какой обстоятельства дела свидетельствуют о неминуемости природного катаклизма, который был идентифицирован, и особенно если он касался повторяющегося бедствия, имеющего последствия на обширную территорию, где проживает население. Объем позитивных обязательств, вменяемый государству, при определенных обстоятельствах будет зависеть от источника угрозы и уровня риска, подлежащего уменьшению ("Будаева и другие против Российской Федерации", п. п. 128 - 137 Постановления от 20 марта 2008 г.).

По делу "Будаева и другие против Российской Федерации" Суд с самого начала отмечал, что хотя только одна жалоба, поданная госпожой Будаевой, касается смерти члена ее семьи, обстоятельства рассматриваемого дела в отношении других заявителей не оставляют сомнения, что их физической целостности угрожала опасность. Поэтому их жалобы должны рассматриваться в рамках ст. 2 Конвенции. Применимость ст. 2 Конвенции не оспаривалась властями Российской Федерации. Возвращаясь к существу поданных жалоб, Суд подчеркнул, что заявители обвиняют власти в трех основных упущениях, допущенных при функционировании системы предотвращения схода лавин в Тырныаузе, Республика Кабардино-Балкария, которые и привели в июле 2000 г. к людским потерям и убыткам. Во-первых, они обратили внимание на халатную небрежность в ненадлежащем поддержании инженерных коммуникаций, защищающих от схода селевых потоков, а именно невосстановление защитной дамбы, поврежденной в 1999 г., и непроведение очистки защитного коллектора, забитого селевыми остатками. Во-вторых, заявители утверждали, что отсутствовало официальное уведомление о приближающемся бедствии, которое позволило бы избежать гибели людей, повреждения имущества и массовой паники. Далее они жаловались, что эти события, несмотря на их масштабность и разрушительный характер, не привели к расследованию, в ходе которого была бы оценена эффективность поведения властей до и во время селевого потока, в частности было ли сделано все возможное для уменьшения размера негативных последствий. Суд отметил, что г. Тырныауз находится в зоне, подверженной селевым сходам, и существование сооружений, связанных с защитой этой зоны, свидетельствует, что власти и население реально предполагали вероятность селевого схода летом 2000 г. Это обстоятельство не оспаривалось сторонами. Однако они не находили понимания в вопросе о возможной силе селевого схода 2000 г. и его последствиях. Суд подчеркнул, что непосредственно перед селевым сходом власти Республики Кабардино-Балкарии получили не одно предупреждение, что позволяло им осознавать степень риска. Первое предупреждение специального учреждения - Геофизического института <1> от 30 августа 1999 г. информировало Министерство по чрезвычайным ситуациям Республики Кабардино-Балкария о необходимости ремонта защитной дамбы, пострадавшей от сильного селевого схода, и установки системы раннего предупреждения, позволяющей своевременную эвакуацию граждан в случае селевого схода. Второе предупреждение было направлено Председателю правительства Республики Кабардино-Балкария. Там сообщалось, что если невозможно восстановление дамбы, необходимо установить контрольные посты, обеспечивающие функционирование предупредительной системы летом 2000 г. В третьем предупреждении вновь обращалось внимание на принятие необходимых мер и возможный размер убытков и количество жертв в случае их непринятия. Последнее предупреждение 7 июля 2000 г. Геофизический институт направил в Министерство по чрезвычайным ситуациям Республики Кабардино-Балкария, призывая к срочному установлению контрольных постов. Из этого следует, что власти Республики Кабардино-Балкария на различных уровнях осознавали возможность селевого схода, способного вызвать разрушительные последствия в Тырныаузе в связи с неотремонтированной системой дамб, оставшихся после предыдущего схода селевого потока. Также был ясен объем необходимых мероприятий. Однако власти Российской Федерации не объяснили, почему не были приняты соответствующие меры. Как вытекало из документов, предоставленных заявительницей, после селевого схода в 1999 г. не выделялись финансовые средства для этих целей. Из разъяснений властей Российской Федерации следовало, что средства были выделены после событий 2000 г. В отсутствие каких-либо объяснений со стороны властей Российской Федерации, Суд пришел к выводу, что требования о восстановлении защитной инфраструктуры не были надлежащим образом оценены органами, принимающими решения, до момента селевого схода 2000 г. Не выявлено, что в рассматриваемый период власти осуществляли какие-либо альтернативные мероприятия в данном районе, которые позволили бы обойтись без защитной инфраструктуры или отложить ее восстановление. Соответственно, Суд не нашел оправданий для неосуществления властями мер по подготовке защитной инфраструктуры в 2000 г. В сложившихся обстоятельствах власти обязаны были оценить вероятный риск и последствия селевого схода, проинформировать граждан и провести мероприятия по срочной эвакуации. В любом случае информирование общества о предполагаемых рисках является одной из мер, необходимых для обеспечения эффективной защиты заинтересованных лиц. Заявители постоянно утверждали, что они не получали каких-либо предупреждений вплоть до реального схода селей в городе. Из объяснений властей Российской Федерации также следовало, что тревога была объявлена во время первой волны селевого схода, 18 июля 2000 г. Как утверждали власти Российской Федерации, эвакуация продолжалась на следующий день, 19 июля 2000 г., когда произошли самые сильные разрушения. Это оспаривалось заявителями, которые отметили, что отсутствовала какая-либо эвакуация, когда они вернулись в свои квартиры. Их свидетели подтвердили что никто не препятствовал возвращению людей в их дома 19 июля 2000 г. Учитывая, что власти Российской Федерации не продемонстрировали принятого и доведенного до населения решения об эвакуации, Суд исходил из того, что население не знало об этом решении. Далее Суд обратил внимание, что для информирования о возможном селевом потоке власти могли бы установить в горах временные наблюдательные посты. Однако настойчивые требования специализирующихся в этой сфере организаций, свидетельствующие о необходимости таких постов для обеспечения безопасности населения, были проигнорированы. К началу сезона селей у властей не оказалось ни средств, ни возможностей оценить время, силу и продолжительность селевых сходов. Соответственно, власти заранее не предупредили население и не обеспечили эффективную эвакуацию. Поскольку власти Российской Федерации не предоставили каких-либо объяснений неустановления временных наблюдательных постов, Суд пришел к выводу, что упущения властей в обеспечении функционирования систем раннего предупреждения не оправдывались обстоятельствами дела. Принимая во внимание широкий диапазон возможностей властей, Суд рассмотрел возможность принятия государством иных мер, направленных на обеспечение безопасности населения, помимо тех, о которых говорили заявители. С этой целью Суд попросил власти Российской Федерации предоставить информацию о состоянии законодательства, земельных работах и специальных мерах, осуществленных в Тырныаузе для предотвращения последствий стихийного бедствия. Предоставленная информация касалась исключительно создания защитительной дамбы и коллектора, иного оборудования, которые, как установил Суд, не поддерживались в надлежащем порядке. Соответственно, осуществляя свои полномочия, касаемые усмотрения применительно к выбору необходимых мер в порядке соблюдения позитивных обязательств, власти не предпринимали действий вплоть до стихийного бедствия. Важно отметить, власти Российской Федерации в своих возражениях подчеркнули, что в 2001 г. были выделены бюджетные средства на реконструкцию защитной системы. Это подтвердило аргумент заявителей, что реализация защитных мероприятий началась после ужасающих последствий селевого схода 2000 г. С учетом вышеизложенного Суд пришел к выводу, что отсутствуют какие-либо оправдания упущения властей в реализации земельных работ, мероприятий по предотвращению угроз в опасной зоне города Тырныауз, тем самым жители, включая заявителей, подвергались смертельному риску. Более того, существует причинная связь между серьезными административными просчетами и смертью Владимира Будаева и повреждениями, причиненными первой и второй заявительницам, членам их семей. Власти не смогли выполнить свое позитивное обязательство, предусмотреть законодательные и административные меры, направленные на обеспечение предотвращения угрозы праву на жизнь, гарантируемому ст. 2 Конвенции. Соответственно, были нарушены положения ст. 2 Конвенции в ее материальном аспекте ("Будаева и другие против Российской Федерации", п. п. 146 - 160 Постановления от 20 марта 2008 г.).

--------------------------------

<1> Дословный перевод.

Причинение смерти лицу во время его нахождения под стражей.

Случаи самоубийства лишенных свободы лиц

Обязанность защищать жизнь человека, его физическую целостность вытекает из вышерассмотренной концепции позитивных обязательств. Если человек лишается свободы будучи здоровым, однако впоследствии его здоровью причиняется вред, то обязанность государства заключается в представлении убедительных и разумных объяснений произошедшего. В противном случае государство будет ответственно. При анализе целого ряда дел Суд констатировал, что смерть лица наступила в период нахождения его под стражей. В этой связи им были выработаны следующие правовые позиции.

Задержанное лицо находится в уязвимом положении, и власти обязаны защищать такое лицо. Если частное лицо, будучи здоровым, было препровождено в отделение милиции, а затем у освобожденного лица обнаружились ранения, увечья, обязанность государства состоит в том, чтобы представить разумные объяснения, как эти увечья, ранения произошли. Обязанность властей отчитываться за обращение с задержанным лицом возрастает, когда это лицо умирает или это лицо пропадает без вести. В случае если анализируемые события полностью или в части происходили в пределах непосредственного контроля властей, как в случае, когда лица задерживаются, возникает строгая фактическая презумпция в отношении увечий или смерти, произошедших во время заключения лица. В этом случае на государство возлагается обязанность представить убедительные и достаточные объяснения произошедшего ("Мусаева и другие против Российской Федерации", п. п. 77 - 78 Постановления от 26 июля 2007 г.).

Факты по делу "Мусаева и другие против Российской Федерации" ясно свидетельствовали о том, что родственники заявителей были задержаны здоровыми, позднее их тела были обнаружены со следами насильственной смерти. Суд посчитал установленным, что родственники заявителей погибли, будучи в заключении. В отсутствие каких-либо разумных объяснений со стороны государства в отношении обстоятельств смерти братьев Мусаевых, Суд констатировал, что власти Российской Федерации не объяснили смерть братьев Мусаевых во время их заключения, поэтому государство должно нести ответственность за смерть указанных лиц (п. 81 Постановления).

Пункт 1 ст. 2 обязывает государства не только воздерживаться от умышленных и неправомерных действий, лишающих жизни человека, как был отмечено выше, но также предпринимать соответствующие меры, обеспечивающие жизнь людей, находящихся под их, государств, юрисдикцией, вновь обратил внимание Суд по делу "Трубников против Российской Федерации". На государство возлагается ответственность за любые повреждения здоровья таким лицам, нанесенные в местах лишения свободы, указанная обязанность усиливается, когда человек умирает. Принимая во внимание трудности в управлении современным обществом, непредсказуемость человеческого поведения, необходимость эффективного выбора, который должен быть сделан с учетом приоритетов и возможностей, объем позитивных обязательств государства должен быть истолкован таким образом, чтобы не возлагать на государство невозможного и непропорционального бремени. Соответственно, не каждая информация о наличии риска для жизни обязывает власти к соблюдению конвенционного требования предпринимать оперативные меры для предотвращения указанного риска. Что касается позитивных обязательств к лишенным свободы лицам, у которых имеются суицидальные наклонности, необходимо установить, что власти знали или должны были знать о существовании реального и неминуемого риска для жизни лица и при наличии такого риска они не смогли предпринять мер в пределах их компетенции, которые разумно можно было ожидать для предотвращения такого риска, - только в этом случае можно признать нарушение ст. 2 Конвенции. Суд по делу "Трубников против Российской Федерации" отметил, что администрация мест лишения свободы должна осуществлять свои обязанности таким образом, чтобы это было совместимо с правами и свободами лишенных свободы заинтересованных лиц. Необходимо проявлять внимание к тому, чтобы уменьшать опасность причинения лишенным свободы лицом себе вреда, не нарушая принципа личной автономии. Требуется ли принятие более строгих мер в отношении лишенных свободы лиц и являются ли они разумными, зависит от обстоятельств дела (п. п. 68 - 70 Постановления от 5 июля 2005 г. по делу "Трубников против Российской Федерации").

Анализируя необходимость осуществления позитивных обязательств по защите человеческой жизни, Суд всегда исследует вопрос, знало или должно было знать государство о вышеупомянутой угрозе, и если на этот вопрос дается положительный ответ, то тогда Суд рассматривает, какие действия были предприняты государством для обеспечения человеческой жизни.

По делу "Трубников против Российской Федерации" Суд пришел к выводу, что поведение Виктора Трубникова, погибшего от суицида сына заявителя, не сопровождалось серьезными действиями психического характера. Никем не высказывалась точка зрения, ни психиатром В. Трубникова, ни иными официальными лицами, наблюдавшими В. Трубникова, что у последнего имелась высокая вероятность к совершению суицида или нанесению серьезных телесных повреждений. Соответственно, не было формального признания, которое позволило бы Суду прийти к выводу о том, что власти знали о неминуемой угрозе жизни В. Трубникова. Применительно к тому, что власти должны были знать о существовании риска, Суд отметил, что на протяжении последних трех лет, когда В. Трубников находился под наблюдением, он не обнаруживал опасные симптомы, такие как постоянные суицидальные тенденции. Напротив, практика свидетельствовала, что были определенные улучшения в сравнении с предыдущими суицидальными попытками. Психическое и эмоциональное состояние В. Трубникова, явно установившееся после интенсивного лечения, которое он получил в 1995 г., оставалось неизменным на протяжении более чем трех лет. Во время этого периода не было зафиксировано каких-либо ухудшений, и состояние В. Трубникова всегда характеризовалось как стабильное. С учетом вышеуказанных обстоятельств Суд посчитал, что было бы достаточно трудно предвидеть быстрое ухудшение, которое могло бы привести к суициду В. Трубникова. С учетом обстоятельств Суд не пришел с уверенностью к выводу, что власти могли разумно предвидеть решение В. Трубникова повеситься. Отсутствует также какое-либо явное упущение со стороны властей в предоставлении медицинской помощи или контроле психического и эмоционального состояния В. Трубникова во время его лишения свободы, которое могло бы обусловить неправильное отражение ситуации. Суд не посчитал, что при обстоятельствах настоящего дела российские власти не смогли предотвратить реальный и неминуемый риск суицида или они действовали в противоречии с их обязательствами по защите жизни ("Трубников против Российской Федерации", п. п. 74 - 79 Постановления от 5 июля 2005 г.).

Примечание. Одновременно Суд выразил беспокойство тем фактом, что власти, зная о негативном влиянии алкоголя на поведение В. Трубникова, не препятствовали последнему использовать алкоголь в день смерти (п. 77 Постановления от 5 июля 2005 г.).

Без вести пропавшие лица

Суд применяет концепцию позитивных обязательств и в отношении так называемых без вести пропавших лиц, когда имеются убедительные факты, свидетельствующие о вовлеченности должностных лиц государства в процесс задержания, ареста.

Так, по делу "Байсаева против Российской Федерации" Суд отметил "с большим сожалением", что ряд ранее рассмотренных им дел дает основания предполагать - феномен "без вести пропавший" широко известен в Чечне. Суд согласился с заявительницей, что в условиях конфликта на территории Чеченской Республики, когда лицо задерживается сотрудниками правоохранительных органов без последующего признания факта задержания, это может расцениваться в качестве угрозы для жизни. Отсутствие Шахида Бусуева или каких-либо новостей от него на протяжении почти шести лет поддерживает это предположение. Более того, позиция прокуратуры и других правоохранительных органов, после того как заявительницей до их сведения была доведена информация о задержании, значительно повлияла на вывод об исчезновении Шахида Бусуева, так как в самые первые дни после задержания не были предприняты необходимые действия. Их поведение в отношении хорошо мотивированной жалобы заявительницы обусловливает существование строгой презумпции неохотного согласия со стороны государства с этим фактом и дает основания сомневаться в объективности расследования. С учетом вышеизложенного Суд посчитал установленным сверх разумных подозрений, что Шахид Бусуев презюмируется погибшим вследствие непризнанного государством задержания со стороны сотрудников правоохранительных органов. Соответственно, имеются основания говорить об ответственности государства. Принимая во внимание, что власти не предоставили каких-либо аргументов, оправдывающих применение со стороны его служащих силы, повлекшей смерть человека, следует, что за предполагаемую смерть Шахида Бусуева ответственно государство. Поэтому в отношении Шахида Бусуева было допущено нарушение ст. 2 ("Байсаева против Российской Федерации", п. п. 119 - 121 Постановления от 5 апреля 2007 г.).

5.1.3. Процессуальный аспект позитивных обязательств

государства, связанный с обеспечением права человека

на эффективное расследование

Статья 2 Конвенции имплицитно (скрыто) предусматривает право пострадавших на эффективное расследование. Суд отмечает, что обязанность защищать право на жизнь по ст. 2 Конвенции, толкуемой совместно с общей обязанностью государств по ст. 1 Конвенции - "обеспечивать каждому человеку, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в Конвенции", требует проведения эффективного официального расследования, в частности, когда человек погиб вследствие применения силы (п. 144 Постановления от 21 июня 2007 г. по делу "Битиева и Х. против Российской Федерации". См. также Постановление от 29 мая 2008 г. по делу "Уцаева и другие против Российской Федерации" (п. п. 166 - 182); Постановление от 29 мая 2008 г. по делу "Ибрагимов и другие против Российской Федерации" (п. п. 94 - 100); Постановление от 17 января 2008 г. по делу "Хациева и другие против Российской Федерации" (п. 144); Постановление от 10 января 2008 г. по делу "Зубайраев против Российской Федерации" (п. 95); Постановление от 15 ноября 2007 г. по делу "Камила Исаева против Российской Федерации" (п. 127); Постановление от 4 октября 2007 г. по делу "Гойгова против Российской Федерации" (п. 76); Постановление от 26 июля 2007 г. по делу "Мусаева и другие против Российской Федерации" (п. 85); Постановление от 10 мая 2007 г. по делу "Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации" (п. 95); Постановление от 5 апреля 2007 г. по делу "Бусуева против Российской Федерации" (п. 124).

Основная цель такого расследования - обеспечить полную реализацию национальных законов и в случае, если в деле фигурируют должностные лица государства, обеспечить, чтобы эти лица понесли ответственность за гибель человека (людей). Формы (методы) расследования зависят от конкретных обстоятельств дела. Однако какая бы форма ни использовалась, власти должны действовать, если соответствующий вопрос стал объектом их внимания. Власти не имеют права оставить этот вопрос без официального расследования на усмотрение родственников, так же как и формально отнестись к расследованию ("Мусаева и другие против Российской Федерации", п. 85 Постановления от 26 июля 2007 г.; "Камила Исаева против Российской Федерации", п. 127 Постановления от 15 ноября 2007 г.).

Необходимость в проведении эффективного расследования вызывается не только случаями, когда должностные лица непосредственно вовлечены в нарушение права человека на жизнь или физическую целостность, но и тогда, когда государство не предпринимало необходимых мер для защиты человеческой жизни от третьих лиц, природных катаклизмов и др. Одним из примеров неисполнения государством возложенных на него позитивных обязательств в процессуальном аспекте явилось вышеупомянутое дело "Будаева и другие против Российской Федерации". Суд обратил внимание на то, что если человек был лишен жизни при обстоятельствах, предполагающих ответственность государства, ст. 2 обязывает последнее гарантировать всеми находящимися в его распоряжении средствами адекватную реакцию, имеющую судебный или иной характер. Законодательные и административные меры, обеспечивающие право на жизнь, должны быть реализованы таким образом, чтобы любое нарушение указанного права преследовалось и было наказанным. Суд подчеркнул, что если нарушение права на жизнь или физической целостности было неумышленным, позитивное обязательство не требует инициирования эффективного судебного уголовного расследования, достаточно потерпевшему предоставить правовые средства защиты гражданского или административного характера. Однако если речь идет о событиях, представляющих опасность для жизни, то Суд посчитал, что проведение официального эффективного уголовного расследования необходимо, принимая во внимание, что официальные власти достаточно часто являются единственным источником, обладающим достаточной информацией для идентификации и установления явления, приведшего к несчастному случаю. Суд отметил, что если власти, полностью осознавая вероятность негативных последствий природного явления и не осуществляя предоставленные им полномочия, не принимают необходимые и достаточные меры для того, чтобы избежать риск, обусловленный опасным природным явлением, тот факт, что ответственные за это лица не были обвинены, не преследовались, может представлять собой нарушение ст. 2, независимо от того, имеются в наличии иные средства защиты, которые могли быть осуществлены частным лицом. Указанный подход, используемый Судом по делам, связанным с потерпевшими от природных явлений, в частности туристов, пострадавших от наводнения на официально разрешенной стоянке, является последовательным и применим к событиям, представляющим опасность для жизни. Соответственно, принципы, касающиеся и обусловливающие необходимость наличия судебного процесса, следуемого за событиями, представляющими собой опасные для жизни тектонические изменения, в равной мере принимаются в случаях осуществления работ по спасению. Если человек был лишен жизни вследствие событий, за которые ответственно государство в плане принятия позитивных превентивных мер, судебная система, наличие которой обусловливается ст. 2, должна предусматривать положение о независимом и беспристрастном официальном расследовании, которое удовлетворяет минимальным стандартам, касающимся эффективности и способности гарантировать, что применяемое уголовное наказание было подтверждено выводами, к которым пришло следствие. В таких случаях компетентные власти должны действовать с элементарным прилежанием, оперативностью, должны по своему собственному усмотрению инициировать следствие, способное в первую очередь установить обстоятельства, при которых имел место несчастный случай, и, во-вторых, идентифицировать должностных лиц государства, независимо от занимаемого положения, имеющих отношение к рассматриваемым событиям. Более того, требования ст. 2 выходят за пределы официального расследования, однако, если это привело к инициации судебного расследования, процедура в целом, включая судебное разбирательство, должна удовлетворять требованию позитивного обязательства защитить человеческую жизнь с помощью закона. Из ст. 2 не следует, что заявитель имеет право на то, чтобы деятельность третьих лиц была расследована и они были привлечены к ответственности, наказаны за уголовное правонарушение, или что имеется абсолютная обязанность доводить все расследования до обвинения, приговора. При рассмотрении вопроса о проведении спасательных работ Суд посчитал, что наличие адекватного расследования не будет подвергнуто сомнению тем фактом, что ни одно должностное лицо не было наказано в уголовном порядке. Поэтому задача Суда заключалась в том, чтобы выяснить, можно ли утверждать, что суды тщательно рассмотрели дело, как это требуют положения ст. 2 Конвенции, с тем, чтобы сдерживающий эффект судебной системы и ее роль в предупреждении нарушения права на жизнь не были подорваны ("Будаева и другие против Российской Федерации", п. п. 138 - 145 Постановления от 20 марта 2008 г.).

По делу "Будаева и другие против Российской Федерации" Суд отметил, что селевой сход с 19 по 25 июля 2000 г. привел к гибели восьми человек, включая мужа первой заявительницы, Владимира Будаева, и угрожал жизни неопределенному количеству жителей г. Тырныауза. В течение недели после произошедших событий прокуратура приняла решение инициировать уголовное расследование в отношении обстоятельств смерти Владимира Будаева. Однако, осуществляя расследование, прокуратура ограничилась установлением непосредственной причины его смерти, которой стало обрушение дома, и не обратила внимания на обстоятельства безопасности, обусловливающие возможную ответственность властей. Более того, непохоже, что эти обстоятельства были предметом какого-либо расследования - уголовного, административного, технического. В частности, никаких действий не было предпринято, чтобы развеять многочисленные предположения, сделанные средствами массовой информации и прозвучавшие в жалобах заявителей, которые касались ненадлежащего поддержания властями защитной инфраструктуры и неустановления системы раннего предупреждения. По мере обсуждения вопроса об ответственности государства, поднимаемого в ходе рассмотрения гражданских исков, Суд обратил внимание на то, что для получения положительного решения истица должна была доказать, в какой степени убытки связаны с предполагаемыми упущениями со стороны государства, что является неизбежным в случае стихийного бедствия. Требования заявителей были отклонены по этому основанию. Однако на данный вопрос можно ответить только с помощью комплексного расследования, включающего оценку технических и административных аспектов, так же как и получение фактической информации, доступной исключительно властям. На истцов возлагалось бремя представления фактов, которые находились в сфере компетенции государства. Соответственно, без результатов независимого уголовного расследования или экспертной оценки у жертв не было возможностей установить основания гражданской ответственности государства. Более того, национальные суды, рассматривая требования заявителей, не осуществили свои полномочия по установлению обстоятельств бедствия. В частности, они отказались заслушивать свидетелей, как официальных лиц, так и обычных граждан, не была проведена экспертиза, которая могла бы позволить им установить или исключить ответственность государства, несмотря на требования истцов. Нежелание судов осуществить свои полномочия, установить соответствующие факты не оправдывалось с точки зрения доказательств, представленных заявителями, включая официальную позицию, согласно которой сомнения заявителей разделялись некоторыми должностными лицами. Соответственно, указанные процедуры не включили судебный контроль, обязательный при наличии смертельных случаев, произошедших в результате селевого схода в г. Тырныаузе. Придя к выводу о том, что вопрос ответственности государства за инцидент, произошедший в городе Тырныаузе, никогда не исследовался властями в судебном или административном порядке, Суд посчитал, что было нарушение ст. 2 Конвенции в ее процессуальном аспекте ("Будаева и другие против Российской Федерации", п. п. 161 - 165 Постановления от 20 марта 2008 г.).

Суд при рассмотрении целого ряда дел обратил внимание на то, что расследование будет эффективным в том случае, если лица, отвечающие за него, независимы от лиц, которые так или иначе были вовлечены в расследуемые события. Это означает отсутствие какой-либо зависимости, в том числе практической (например, дело "Михеев против Российской Федерации", п. 110 Постановления от 26 января 2006 г.). Расследование будет эффективным и в том случае, если оно способно определить, оправдано ли было применение силы в конкретных обстоятельствах, а также обнаружить и наказать лиц, ответственных за неоправданное применение силы. Но это обязанность не достигнуть определенного результата расследования, а обязанность использовать соответствующие средства и методы для достижения результата. Власти должны в полном объеме обеспечить сохранность доказательств, касающихся расследуемых обстоятельств. В том числе показания очевидцев, данные судебной медицины, результаты вскрытия трупа для более полного установления причин смерти человека. Любой недостаток следствия, не позволяющий установить истинную причину смерти либо ответственных за смерть человека лиц нарушает принцип эффективного расследования. Незамедлительность и разумная оперативность - неотъемлемые аспекты эффективного расследования. Оперативное реагирование властей на препятствия или сложности в ходе расследования случаев применения оружия, обусловившего смерть человека, рассматривается как важный фактор поддержания доверия общества к принципу господства права и предотвращения любого проявления терпимости к незаконным актам (п. п. 86, 87 Постановления от 26 июля 2007 г. по делу "Мусаева и другие против Российской Федерации". Аналогичная правовая позиция была отражена Судом по делу "Салатханов против Российской Федерации" (п. 71 Постановления от 16 октября 2008 г.); "Михеев против Российской Федерации" (п. 110 Постановления от 26 января 2006 г.).

Примечание. По делу "Михеев против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что отсутствие выводов в осуществленном расследовании само по себе не свидетельствует о том, что расследование было неэффективным: обязательство расследовать не означает обязательство результата. Не каждое расследование с необходимостью должно быть успешным или приводить к выводу, удовлетворяющему заявителя, однако в принципе такое расследование должно привести к установлению фактов по делу и, если подозрения подтвердятся (в данном случае речь шла о совершении пыток в отношении заявителя. - Б.З.), идентификации и наказанию лиц, ответственных за совершение недопустимого поведения ("Михеев против Российской Федерации", п. 107 Постановления от 26 января 2006 г.).

Расследование будет эффективным, если оно осуществляется оперативно, является независимым, во время следствия совершаются все необходимые действия для обнаружения ответственных лиц, имеется общественный контроль за следствием. Нарушение одного из этих критериев позволяет Суду констатировать факт нарушения государством его позитивных обязательств в процессуальном аспекте. Ниже приводится ряд дел, где Суд обнаружил нарушение Российской Федерацией ст. 2 Конвенции в связи с отсутствием эффективного расследования.

Так, при рассмотрении дела "Мусаева и другие против Российской Федерации", Суд был "удивлен" фактом, что вслед за обнаружением 13 сентября 2000 г. тел братьев Мусаевых с насильственными признаками смерти, власти отказали в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления. Официальное расследование не начиналось до 18 октября 2000 г., т.е. более чем через два месяца после задержания убитых и месяца после обнаружения их останков. Суд не нашел разумных объяснений такой значительной просрочки, когда оперативность в действиях являлась существенным аспектом эффективности расследования ("Мусаева и другие против Российской Федерации", п. 90 Постановления от 26 июля 2007 г.).

Оперативная реакция властей на факты применения силы, повлекшей смерть человека, должна рассматриваться в качестве основополагающего требования, обеспечивающего доверие со стороны общества, реализацию принципа господства права, а также предотвращение проявления терпимости в отношении незаконных действий (п. 129 Постановления от 15 ноября 2007 г. по делу "Камила Исаева против Российской Федерации"). По этим причинам, обращает внимание Суд, должен присутствовать общественный контроль над следствием, его результатами, который обеспечивает ответственность органов государства не только в теории, но и на практике. Уровень контроля со стороны общества зависит от конкретных обстоятельств дела. Однако во всех случаях родственники жертвы должны быть вовлечены в уголовный процесс для защиты их законных интересов ("Исаева против Российской Федерации", п. п. 209 - 214 Постановления от 24 февраля 2005 г.; "Камила Исаева против Российской Федерации", п. 130 Постановления от 15 ноября 2007 г.).

При рассмотрении дела "Трубников против Российской Федерации" Суд, анализируя эффективность расследования факта смерти В. Трубникова, пришел к следующим выводам. Национальные власти предприняли целый ряд важных шагов по установлению обстоятельств смерти В. Трубникова. Были допрошены свидетели, назначены эксперты для проведения вскрытия и психиатрической экспертизы. В то же время следствие не было оперативным, отсутствовало элементарное прилежание, отсутствовал контроль со стороны властей и со стороны общества. Все это позволило Суду констатировать факт нарушения ст. 2 Конвенции в части проведения эффективного расследования ("Трубников против Российской Федерации", п. 94 Постановления от 5 июля 2005 г.). Так, как следовало из текста Постановления, на протяжении всего следствия ни заявитель, ни иные члены семьи не информировались о ходе следствия. В нарушение национального законодательства они не получили статус потерпевших. С ними не советовались в части назначения экспертизы, вызова свидетелей, они не могли принять участие в беседе с экспертами (п. п. 90 - 93 Постановления от 5 июля 2005 г.). Суд также обратил внимание, что первоначальные действия по факту предполагаемого самоубийства сына заявителя в исправительно-трудовой колонии были осуществлены оперативно, в течение нескольких дней после произошедших событий. Однако данное расследование не отвечало критерию независимости, поскольку действия по расследованию первоначально осуществлялись начальником колонии, представителем заинтересованных властей. Действия ограничивались установлением факта, произошла ли смерть вследствие повешения. Вопрос о предполагаемой ответственности администрации колонии не рассматривался. При осуществлении расследования отсутствовал публичный контроль. Не оспаривалось, что семья погибшего даже не была уведомлена об отказе в возбуждении уголовного дела. Национальные суды признали расследование неэффективным и констатировали незаконным отказ в возбуждении уголовного дела. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд посчитал, что первоначальные мероприятия не представляли собой эффективного расследования согласно его прецедентной практике ("Трубников против Российской Федерации", п. п. 90 - 93 Постановления от 5 июля 2005 г.).

По делу "Хациева и другие против Российской Федерации" Суд в обоснование своего решения об отсутствии эффективного расследования по факту убийства Халида Хациева и Казбека Акиева сослался на следующие обстоятельства. Расследование началось в день убийства, 6 августа 2000 г., немедленно были предприняты первоначальные следственные действия, такие как осмотр места происшествия, предварительный медицинский осмотр трупов, допрос свидетелей. Однако после передачи два дня спустя дела в военную прокуратуру следствие замедлилось, начались необъяснимые трудности, повлиявшие на несвоевременность осуществления необходимых действий. В частности, не была проведена баллистическая экспертиза, которая требовалась, принимая во внимание показания военных летчиков о том, что наблюдавшиеся ими люди были вооружены, а также заявление офицера о том, что во время осмотра места происшествия были обнаружены использованные гильзы. Более того, не было проведено вскрытие трупов, иные медицинские исследования, за исключением первоначального медицинского осмотра 6 августа 2000 г. Акт судебно-медицинской экспертизы от 3 сентября 2001 г. был основан на результатах первоначального медицинского осмотра. Несмотря на явные свидетельства об участии федеральных военнослужащих в инциденте 6 августа 2000 г. и убийстве двух родственников заявителей, в ходе расследования не были предприняты попытки для идентификации офицеров, которые отдали приказ об уничтожении группы людей, включая родственников заявителей, а также тех, кто осуществил этот приказ. Суд подчеркнул, что расследование приостанавливалось дважды 30 октября и 30 декабря 2000 г. в связи с невозможностью идентифицировать ответственных лиц, но Суд отметил маловероятность того, что невозможно было сразу установить этих лиц. Спустя год были установлены пилоты, осуществившие выполнение приказа, лиц, отдавших приказ, вообще не обнаружили. Согласно решению от 15 декабря 2001 г., уголовные процедуры были прекращены в отношении лиц, отдававших приказ об уничтожении автомобиля "Нива" и находившихся в ней лиц, так как приказ об уничтожении был оправданным, без дачи каких-либо объяснений. Далее Суд отметил, что несмотря на неоднократные просьбы заявителей им так и не был предоставлен статус потерпевших, который гарантирует определенный минимум прав в уголовном судопроизводстве. Как явно следовало из находившихся в распоряжении Суда материалов, заявителей информировали о ходе расследования от случая к случаю, фрагментарно, им не был обеспечен реальный доступ к материалам дела, несмотря на их неоднократные просьбы. Суд посчитал, что фактически заявители были исключены из уголовного судопроизводства и не были в состоянии поддержать свой законный интерес. Расследование осуществлялось с августа 2000 г. по апрель 2003 г., и за этот период следствие приостанавливалось и возобновлялось пять раз. В частности, в двух первых случаях расследование приостанавливалось в связи с невозможностью идентифицировать виновных лиц, в трех случаях - в связи с отсутствием доказательств преступления. Неэффективность расследования и непринятие следователями действенных шагов, направленных на раскрытие преступления, неисполнение указаний прокуратуры были признаны вышестоящими органами прокуратуры. Суд также обратил внимание на многочисленные случаи передачи дела из одного следственного органа в другой без разумного обоснования. С учетом вышеизложенного, а также аргумента властей Российской Федерации о том, что заявители согласно ст. 125 УПК РФ не обжаловали в суд действия или упущения следователей, Суд подчеркнул, что власти Российской Федерации не указали, какие конкретные действия или упущения следователей заявители могли обжаловать в суд. Далее Суд отметил, что средство правовой защиты, к которому обращаются власти Российской Федерации, стало действующим с 1 июля 2002 г. и заявители не могли использовать указанное средство до этой даты. Что касается последующего периода, то Суд посчитал, что в ситуации, когда эффективность расследования была "подорвана" с самого начала в связи с непроведением властями необходимых следственных действий, когда следствие неоднократно приостанавливается и вновь возобновляется, когда заявители не считаются потерпевшими в уголовно-процессуальном аспекте, когда заявители информировались о ходе следствия от случая к случаю, очень маловероятно, что использование средств защиты, к которому апеллируют власти Российской Федерации, могло бы иметь шансы на успех. Более того, власти Российской Федерации не продемонстрировали, что данное средство защиты способно привести к компенсации, иными словами, оно было бы способным исправить упущения в следствии и могло привести к идентификации и наказанию виновных лиц. Поэтому Суд посчитал, что с учетом обстоятельств настоящего дела определенно не установлено, что средство защиты, поддерживаемое властями Российской Федерации, могло быть эффективным по смыслу Конвенции. Суд подчеркнул, что заявители не должны были использовать указанное средство защиты. Что касается позиции властей Российской Федерации о том, что заявители не обжаловали решение от 24 апреля 2003 г. о прекращении уголовных процедур, Суд согласился с тем, что в принципе это средство может представлять существенную гарантию против произвольного использования полномочий следственными органами, учитывая возможность суда отменить решение и возобновить прекращенные уголовные процедуры, указав недостатки. Тем не менее при обычном развитии событий данное средство было бы возможным, если прокуратура решила не расследовать дело. Суд, однако, сомневается в его эффективности с учетом обстоятельств дела. Так, до решения от 24 апреля 2003 г. органы следствия дважды прекращали расследование, 15 декабря 2001 г. и 21 марта 2002 г., ссылаясь на одни и те же основания, собственно, отсутствие доказательств преступления. Эти решения впоследствии были отменены надзирающими прокурорами и дело направлялось на новое расследование. Суд не убежден, что обращение в суд в этом случае привело бы к исправлению ситуации. Суд посчитал, что такое обжалование будет лишено каких-либо целей. С учетом вышеизложенного Суд пришел к мнению, что власти не смогли осуществить тщательное и эффективное расследование обстоятельств смерти Халида Хациева и Казбека Акиева. Соответственно, было нарушение ст. 2 Конвенции в ее процессуальной части ("Хациева и другие против Российской Федерации", п. п. 146 - 153 Постановления от 17 января 2008 г.).

По делу "Зубайраев против Российской Федерации", признавая факт отсутствия эффективного расследования в связи со смертью отца заявителя, Суд обратил внимание на следующее. Власти Российской Федерации узнали о преступлении в день его совершения, 17 сентября 2000 г., уголовное дело по факту убийства в Старых Атогах было возбуждено Грозненской районной прокуратурой в тот же день. Во время расследования следователи осмотрели место происшествия, трупы жертв и собрали важные вещественные доказательства, такие как гильзы и пули. Однако иных действий для раскрытия убийства предпринято не было. Суд отметил, что важные процессуальные действия не проводились вплоть до октября 2004 г., после информирования о деле Российскую