C) Рёдер

В ином смысле развил теорию Краузе другой его последователь, Рёдер. Одаренный меньшим талантом, нежели Арене, и еще меньшим философским смыслом, он заимствовал у Краузе вместе с ложным понятием о праве преимущественно индивидуалистическую сторону его воззрений. Рёдер еще более, нежели Арене, восстает против вмешательства государства в область личной свободы, - вмешательства, говорит он, "которое хотели прямо возвести в правило, как будто отдельные лица существуют для государства, между тем как наоборот, последнее представляет лишь общественное устроение лиц ввиду права... Отдельные лица и их права не только суть единственные существенные составные части и как бы коренные члены всех общественных и общественно-юридических отношений, но они всегда остаются центром тяжести, от которого все исходит и к которому все возвращается"*.

______________________

* Roder. Grundzuge des Naturrechts. II. S. 3, 4 (Aufl. 1860-1863).

______________________

Это положение весьма далеко от учения Краузе. Здесь прямо берется одно начало и забывается все остальное. Сам Рёдер в других местах признает, что человек является только подчиненным членом общего порядка и обязан служить высшим целям разума; он видит в обществе не простое собрание единиц, а живое, органическое целое; наконец, вместе с Краузе он утверждает, что люди призваны жить не для себя одних, а друг для друга как члены единого, живого человечества*. Но эти оговорки вводятся лишь для того, чтобы еще более расширить область личных требований человека, а потому они служат к большему утверждению индивидуалистического начала. Рёдер развивает отсюда целую систему прирожденных прав (Urrechte), простирающихся на все, что необходимо для достижения человеческого назначения. И точно, как скоро право понимается в смысле совокупности жизненных условий, так всякая потребность превращается в неотъемлемое право. Мы видели, что это прямо следует из учения Краузе. Но подобное воззрение, как уже было нами замечено, обращается само против себя. Вместо того чтобы расширить свободу лица, оно стесняет ее чрезмерно. Когда индивидуалисты XVIII века провозглашали неприкосновенность человеческих прав, они присваивали каждому лицу известную область деятельности, неприкосновенную для других; всякое действие в чужую пользу в силу этого начала может быть только добровольным. Когда же Рёдер, отправляясь не от свободы, а от человеческого назначения, считает прирожденным правом не то, что каждый может делать для себя, а то, что он может требовать от других для своего развития, тогда область личной свободы исчезает и все попытки ее отстоять ведут только к противоречиям.

______________________

* Ibid. I. S. 68; II. S. 33,174, 298.

______________________

Мы видели уже, что Рёдер признает двоякое право: одно внутреннее, не принудительное, другое внешнее, принудительное. Первое касается тех внутренних условий разумной жизни, которые человек сам себе доставляет; они предоставляются собственному его усмотрению, и никто не вправе в них вступаться*. Очевидно, что это область чисто нравственных требований, а не юридических. Второе же касается отношений человека к другим; здесь в случае надобности прилагается принуждение. Принуждение, говорит Рёдер, простирается настолько, насколько самое право имеет внешний характер**. Но если удовлетворение всех чужих потребностей может быть вынуждено, то что же остается для внешней свободы? Мало того: Рёдер признает, что и собственное право лица непременно должно быть осуществлено, ибо право вообще прилагается независимо от человеческого произвола. Поэтому никто не властен отказаться от пользования своим правом, и всякий может принудить к этому другого***. Последовательно проведенное, подобное воззрение делает человека чистым рабом; все нравственные требования, как скоро они переходят в область внешних действий, становятся юридическими и могут быть вынуждены. Чтобы спасти индивидуальное начало, Рёдер принужден постоянно делать оговорки и вводить ограничения, которые противоречат основным его положениям. Так, сказавши, что понятие о праве как законе дозволяющем, строго говоря, само себе противоречит, положивши правилом, что и в пределах предоставленной ему свободы человек вправе делать только то, что само по себе хорошо, и что единственно на это простирается данное ему дозволение, Рёдер тут же ограничивает это положение тем, что недозволенным должно считаться лишь такое нарушение права, которое явно и от которого страдают другие****. Далее, он признает, что каждому должна быть присвоена известная, неприкосновенная область личной свободы, в которой предоставляется полный простор личному усмотрению, - область, которая, впрочем, может быть различна, смотря по духу и степени развития народа*****. Самое исполнение обязанностей он предоставляет собственному усмотрению человека, "насколько он не находится в явном заблуждении"******. Мало того: положивши абсолютным требованием права, что все люди обязаны делать друг для друга все, что нужно для исполнения человеческого назначения, Рёдер говорит в другом месте, что отдельные лица только иногда, в виде исключения, обязываются к положительным взаимным услугам; вообще же, как правило, эта обязанность лежит на целом обществе*******. Наконец, он прямо утверждает, что мы юридически не обязаны приносить в жертву чужим целям свою жизнь, свое время и свои силы, в ущерб собственным интересам. "Только в виде исключения, - говорит он, - и притом на высших нравственных основаниях можно вообще одобрить, но едва ли возможно когда-либо юридически требовать, чтобы мы посвящали себя другим даже к явному собственному ущербу"********. При таких противоречащих взглядах можно, конечно, с одной стороны развивать учение, ведущее к совершенному уничтожению всякой свободы, а с другой стороны провозглашать общим правилом, что отдельным лицам и обществам должен быть предоставлен полнейший простор в выборе средств для достижения своих целей*********; но подобные выводы обличают только отсутствие всякой связной мысли.

______________________

* Ibid. I. S. 79.
** Ibid. S. 112-113,116.
*** Ruder. Grundziige des Naturrechts. I. S. 147,165.
**** Ibid. I. S. 91,124.
***** Ibid. I. S. 128,181.
****** Ibid. II. S. 157.
******* Ibid. I. S. 63, 78; II. S. 197.
******** Ibid. S. 38-39.
********* Ibid. I. S. 181.

______________________

К прирожденным правам Рёдер причисляет и собственность*, ибо человек по природе своей имеет право на все вещи, необходимые для достижения своего назначения. Основание собственности, как и всякого права, есть, следовательно, человеческая потребность. Рёдер прямо признает, что собственность не может ни существовать без юридической цели или потребности, ни простираться далее потребности**. Другое личное условие собственности заключается в достоинстве или способности: надобно, чтобы средства работы доставались в руки тех, которые могут извлечь из них наиболее пользы для всех. Таким образом, руководящим началом в распределении собственности должно быть пропорциональное равенство. На общество возлагается приложение этого начала к жизни: оно должно смотреть за тем, чтобы требование всех были удовлетворены и чтобы каждый получил столько, сколько ему нужно и сколько он заработал***.

______________________

* Ibid. II. S. 287.
** Ibid. S. 242.
*** Ibid. § 157. S. 287-294.

______________________

Это воззрение, очевидно, чисто социалистическое. Сообразно с этим Рёдер признает существующее распределение собственности неправомерным и усваивает себе даже изречение Томаса Мора, который в настоящем общественном устройстве видел только заговор богатых для поддержания своих выгод*. Он отвергает и все возражения, направленные в принципе против общения имуществ, допуская, однако, что при постоянной изменчивости потребностей, средств и количества людей трудно даже приблизительно осуществить это начало**. Но, с другой стороны, личная свобода влечет за собою необходимость частной собственности. Каждый должен по возможности сам изыскивать средства для достижения своих целей***. Поэтому владельцу следует предоставить самый широкий простор в пользовании своими вещами, и только в случае явного злоупотребления права его должны быть ограничены****. Личная собственность должна составлять основание всякого правомерного распределения имущества, хотя и не в той исключительности, в какой она признается в настоящее время*****.

______________________

* Ibid. S. 293.
** Ibid. § 158. S. 294 и след.
*** Ibid. S. 97, 299.
**** Ibid. S. 309.
***** Ibid. S. 306.

______________________

В результате Рёдер приходит к заключению, что личная собственность и общение имуществ равно односторонни и что следует искать соединение того и другого*. И здесь мы видим то же самое сочетание противоречащих начал, какое мы везде замечаем у автора. Если право определяется потребностью, то о личной собственности не может быть речи: каждый должен получать столько, сколько ему нужно. Если же личная собственность должна составлять основание общественного быта, то источником права следует признать свободу. Соединить оба воззрения можно только с помощью непоследовательности. Этим не достигается высшее единство, а нарушается лишь логическая связь. В итоге те меры, которые предлагает Рёдер для ограничения частной собственности, простираются немногим далее признаваемых всеми законодательствами угодий и повинностей. Общей системы распределения собственности тут нельзя найти**.

______________________

* Ibid. S. 301 и след.
** Roder. Grundzuge des Naturrechts. II. § 161-162. S. 308 и след.

______________________

Точно так же и относительно организации труда Рёдер не идет далее общих мест. Он признает основным правилом, что государство обязано доставлять каждому рабочему возможность жить по-человечески, своим трудом, обеспечивая ему не только постоянную работу, но и приличное вознаграждение*. Со своей стороны каждый член государства обязан не только работать, но и хорошо работать; как праздность, так и плохая работа не должны быть терпимы**. Но каким образом возможно достигнуть этой цели, остается неизвестным. Хотя Рёдер требует единообразного руководства промышленности со стороны частных союзов и государства***; хотя он восстает на конкуренцию и считает клеветою на человеческую природу признание личного интереса главною движущею пружиною промышленного труда****, но рядом с этим он настаивает на возможном облегчении свободного обращения всех ценностей***** и соглашается, что органическое устройство труда немыслимо, пока бескорыстие и любовь к ближнему не приобрели большого господства между людьми, нежели когда-либо можно ожидать******. Одним словом, и тут мы не находим ничего, кроме сопоставления противоречащих требований без всякого определенного вывода.

______________________

* Ibid. S. 345-346, 350.
** Ibid. S. 347-349.
*** Ibid. S. 328, 347, примеч.
**** Ibid. S. 302, примеч.
***** Ibid. 5.325 и след.
****** Ibid. S. 304, примеч.

______________________

Из всего сказанного ясно, что последователи Краузе развивали его учение преимущественно в смысле эклектизма, к чему подавал повод и сам основатель школы. Они заимствовали у него главным образом ложное понятие о праве, неверные же, вытекающие отсюда последствия они старались смягчить другими началами, плохо согласованными с основным воззрением. Современное их значение в науке - отчасти отрицательное, отчасти положительное; отрицательное как критика других односторонних взглядов, положительное как противопоставление начал идеализма господствующему реалистическому направлению, отвергающему высшие основы человеческой жизни. Этим объясняется относительный их успех. Но воскресить учение Краузе они не в состоянии. Никого нельзя убедить, что эта забытая теория стоит выше других, более глубоких систем, потерявших свое господство над умами. Настоящее место Краузе - в ряду идеалистов, но и тут значение его весьма второстепенное. Он один из первых приложил начала идеализма к праву и государству, но это приложение было неудачно. Если в противоположность пантеистическому поглощению частного в общем Краузе старался отстоять самостоятельность отдельных элементов и жизненных сфер, то это делалось единственно с помощью непоследовательности; эклектическое сопоставление различных начал заменяло у него внутреннее сочетание противоположностей. Гармония была более в словах, нежели в мыслях. Нужно было самостоятельное развитие отдельных элементов в пределах идеализма, чтобы выяснить настоящее их значение. Это и было делом дальнейшего движения философии.