С.Н.Булгаков

Таким же искателем был С.Н.Булгаков. Его роднит с Бердяевым не только отмеченный выше стиль, но и прошлое. Оба они принадлежали лагерю легального марксизма, оба покинули его по теоретическим соображениям.

Булгаков критически отнесся к работе Бердяева «Смысл творчества». «Двойственная и противоречивая природа тварности, - пишет он, - сотканная из божественности и ничтожества, не допускает имманентного обожествления человека, которое составляет отличительную черту антропологии Н.А.Бердяева с ее своеобразным мистическим фейербахианством»12. Булгаков категорически против идеи Бердяева оправдания человека творчеством. Он критикует имманетизм, пронизывающий всю работу Бердяева, который недостаточно видит различие «между образом и Первообразом, между беспредельным творчеством человека на основе софийности и абсолютным божественным творческим актом»13. Поэтому у Бердяева и получается безобъектный, хотя и привлекательный творческий жест. Главный положительный вывод Булгакова таков: «Обнаружение дисгармоний творчества в разных отношениях составляет главное достоинство книги»14.

Замечание Булгакова о беспредельном творчестве человека на основе софийности не случайно. В работе «Философия свободы» Бердяев пишет: «Все твердые основы знания, устраняющие опасности релятивизма и скептицизма, даны в церковном сознании, не в «сознании вообще» – призраке, выдуманном в кабинетах гносеологов, а в сознании церкви как сущего, как живой души мира, соединившейся с Логосом в Софии»15. Однако – это чуть ли не единственный случай использования термина София, что говорит о непродуманности софийных построений Бердяева. Позже он напишет: «Я был не столько теологом, сколько антропологом. Исходной была для меня интуиция о человеке, о свободе и творчестве, а не Софии, не об освящении плоти мира, как для других»16. Софиологию он называет «космическим соблазном»17.

Зато Булгаков, которому Бердяев симпатизировал до конца, упорно разрабатывал концепцию софиологии. Из всех представителей софиологии Булгаков наиболее систематичен и глубок. Однако В.Соловьев оказал в этом направлении на него наибольшее влияние. Соловьев задал парадигму представления о Софии как идее, которую Бог «имеет перед Собою в своем творчестве и которую, следовательно, Он осуществляет»18. По мнению Соловьева, «София есть тело Божие, материя Божества, проникнутая началом божественного единства»19. София выступает у Соловьева как нетварно-тварный мир, в котором сочетаются вечное и временное, духовное и материальное.

Приведем значительную выдержку из программного заявления Булгакова: «В отношении мира нам надо установить правильную христианскую аскетику, которая бы боролась с миром из любви к нему. Нам необходимо преодолеть различные силы Гуманизма, Ренессанса и акосмизм Реформации, но преодоление это должно явиться не диалектическим – абстрактным и теоретическим, но положительным, вытекающим из любви к миру в Боге. Но это может быть достигнуто только некоторой метаноией, изменением всего мироощущения, которое может осуществиться через софийное восприятие мира как Премудрости Божией. Только это может сообщить миру новые силы и новое вдохновение для нового творчества, для преодоления механизации жизни и человека. В софийном миропонимании лежит будущее христианства. Софиология содержит в себе узел всех теоретических и практических проблем современной христианской догматики и аскетики. В полном смысле слова она является богословием Кризиса (суда) – но в смысле спасения, а не гибели»20.

Безусловно, любовь к миру в Боге доминировала во всем творчестве Булгакова. Он много искал и построил, по крайней мере, две теоретические конструкции Софии. «”Небо, склонившееся к земле и объемлющее собою землю – всеохватывающее единство и покой вечности” – вот что является предметом всех “созерцаний и умозрений” отца Сергия»21, – пишет ученик Булгакова Л.А.Зандер.

Вообще, согласно православной традиции, творение мира Богом «из ничего» предполагает Hiatus (разрыв, прерывание, промежуток) между Творцом и тварью. Зандер не случайно свою работу назвал «Бог и мир». Дело в том, что суть всех построений Булгакова заключается именно в заполнении этого “и”. Зандер продолжает: «Ибо принцип всеобъемлющего единства, мировое “и”, носит в его мышлении имя Премудрости Божией – Софии, каковая является, таким образом, центральным понятием его мышления»22.