Глава пятнадцатая. Ночью в казарме третьего взвода случилось чрезвычайное происшествие

1.

Ночью в казарме третьего взвода случилось чрезвычайное происшествие. Правда, локального масштаба. А главными виновниками его были Трофимов и Сухомлин.
Окрыленные успехом своей прошлой шутки, они решили повторить представление, но уже на более высоком уровне. На этот раз Трофимов взял длинную нить, старательно навязал почти сотню узлов и потихоньку пропустил ее через пять кроватей у изголовья, чтобы «счастливчики» не обрадовались раньше времени. Закончив приготовления, товарищи стали с нетерпением ждать наступления ночи.
Наконец в казарме наступила тишина. Сухомлин едва слышно щелкнул языком. Трофимов ему ответил. Получив сигнал, Сухомлин соскользнул с кровати и занял исходную позицию, взявшись за один конец нитки. С другой стороны пристроился Трофимов. Они осторожно начали передвигать нитку вниз.

Сначала друзьям показалось, что мирно спящие суворовцы ничего не чувствуют. Но как только нитка доползла до уровня лопаток, один дернулся. Вслед за ним недовольно повел плечами и другой. Вскоре все пятеро зашевелились, как муравьи, на своих кроватях. Сухомлин и Трофимов зажимали рты кулаками, что не расхохотаться в голос.
Насладившись в полной мере пляской сокурсников, мальчики глянули друг на друга из своих укрытий. Трофимов кивнул. Тогда Сухомлин в три приема выдернул из-под простыней нить, свернул ее в клубок и, все еще посмеиваясь, юркнул в постель. А минут через десять он довольно засопел. Трофимов отрубился и того раньше.

Услышав мирное похрюкивание злоумышленников, Макс Макаров сел. Его кровать попала в зону их действий. Однако он не спал, а, закрыв глаза, думал о Полине и о том, что скажет ей, когда неожиданно появится на пороге ее квартиры. Вернее, он представлял, что скажет Полина.
Когда Сухомлин с Трофимовым неслышно, как они думали, приступили к реализации своего плана, Макс одним из первых почувствовал дискомфорт. Но решил не выдавать себя. Он тут же разработал план ответного удара.
Легко спрыгнув с кровати, Макс присел около Перепечко, одной рукой зажав ему нос, а другой прикрыв рот. Степа дрыгнулся и проснулся. Заорать он не смог – Макс крепко его держал. Бешено вращая глазами, Печка увидел, кто на него напал, и заметно успокоился. Только тогда Макс ослабил хватку.
- Вставай, - прошептал он.
- Зачем? – так же тихо спросил Степа.
- Мстить будем, - сдергивая одеяло с Перепечко, ответил Макс.
Тот поежился от холода, но встал.
- Кому мстить-то? И за что? – спросил он, позевывая.
Макс нетерпеливо махнул рукой:
- Я тебе потом объясню. Значит, так, - вручая Перепечко тюбик с пастой, распорядился Макс, - Ты берешь на себя Трофима, а я Сухого. Когда рожу ему намажешь, не забудь перышком под носом пощекотать.
- А это зачем? – удивился Перепечко.
Макс загадочно ухмыльнулся:
- Увидишь.
Степа почесал затылок и поплелся к Трофимову. Тот, не подозревая ни о чем, невольно облегчил Печке задачу. Парень лежал на спине и чему-то радостно улыбался во сне. Вздохнув, Степа как можно выше поднял тюбик над лицом Трофимова и выдавил пасту. Внушительный кусок ее мягко приземлился на щеку, после чего Перепечко, как велел ему Макс, выдернул из подушки перо и поводил им под носом у спящего. Трофимов поморщился и поднял руку, так что Печка от неожиданности чуть не подпрыгнул. Но Трофим не поймал его, а только недовольно провел ладонью по лицу, самостоятельно размазывая пасту.
Перепечко улыбнулся и подумал: «Ну Макс, во дает!».

Утром прапорщик Кантемиров вошел в расположение третьего взвода и, привычно посматривая на часы, закричал: «Подъем!» Сквозь сон осознавая, что им нужно уложиться в сорок пять секунд, суворовцы повскакивали с кроватей и, не открывая глаз, но держа темп, начали одеваться.
Леваков, оглянувшись, достал из-под подушки пакет с деньгами, как и накануне запихнул его в штаны, быстро поправил форму и побежал на построение.
Философ шел вдоль строя и что-то говорил, но Андрей плохо его слушал, поскольку опасался, что недостаточно хорошо закрепил пакет и тот может выпасть при ходьбе. Вдруг Кантемиров остановился совсем рядом с Леваковым и грозно спросил:
— Это еще что такое?
Заметил, что форма топорщится, подумал Андрей и нерешительно поднял глаза. Раздались смешки. Прапорщик стоял напротив Сухомлина и с видимым интересом того рассматривал. Андрей вытянул шею и тоже не удержался от смеха. Все лицо Сухого было в малиновых, крепко присохших к коже, разводах.
— Ага, а вот и второй! — почти радостно воскликнул Кантемиров.
Кадеты, не сговариваясь, повернули головы в другую сторону. Но Трофимов еще раньше обнаружил, что тоже стал моделью для бодиарта, и уже старательно тер щеки и нос, размазывая пасту пуще прежнего.
— Замечательно! — потирая руки, заключил прапорщик. — А то жизнь уже стала казаться мне совсем пресной. Значит, так, летчики-залетчики, художник останется в памяти народа безымянным, или мы все-таки узнаем имя своего героя?
Суворовцы, естественно, молчали. Кантемиров кивнул:
— Хорошо. Тогда — вперед на свежий воздух, навстречу хорошему настроению!
Через пятнадцать минут хорошее настроение было только у прапорщика. Отбегав десять кругов, суворовцы понуро стояли около турников по пояс голые. И только Андрей оставался одетым, скрывая заветный пакет. Однако Кантемиров немедленно обратил на это внимание:
— А тебе, Леваков, отдельное приглашение нужно?
Андрей замотал головой, но даже не пошевелился. Кантемиров начал терять терпение:
— Мы что, все будем тебя одного ждать?
Неуверенно дотронувшись до штанов, подкоторыми были спрятаны деньги, Андрей замялся. Прапорщик прищурился:
— Ну-ка, что у тебя там?
Отступив, Леваков почти испуганно по смотрел на Кантемирова. Тот, удостоверившись, что его подозрения не беспочвенны, вплотную подошел к суворовцу.
— Показывай.
Андрей не двигался. Кантемиров нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Суворовец Леваков, а ну показывай, что ты там прячешь. Мы же не будем унижаться до обыска?
Андрей отрицательно покачал головой и медленно вытащил пакет. Остальные с любопытством следили за его действиями. Кантемиров взял пакет, взвесил его на ладони и спросил:
— Что это, твой первый завтрак?
Красный как рак, Андрей молчал. Тогда прапорщик развернул пакет и присвистнул. Те из кадетов, кто был повыше ростом, а также те, кто стоял на цыпочках, а потому видел то же, что и Кантемиров, последовали его примеру. В пакете были деньги.
Синицын обалдело открыл рот и испуганно посмотрел на Андрея. Но тот никак не отреагировал: так и стоял, не поднимая головы.
Кантемиров завернул деньги обратно и, мельком бросив взгляд на Макса, приказал:
— Вице-сержант Макаров, остаешься за старшего. — Потом он обернулся к Левако-ву: —А ты, банкир, за мной.
Андрей шел за прапорщиком и гадал, куда тот его ведет: к командиру взвода или сразу к полковнику Ноздреву А может, даже к самому начальнику училища.
Но Кантемиров остановился у кабинета майора Василюка. Когда они вошли, прапорщик положил перед командиром взвода па кет и в двух словах объяснил ему ситуацию.
А Леваков тем временем обдумывал свое положение. Отпираться и врать бессмысленно, это ясно. Придется сказать правду — другого выхода нет. Тогда они точно деньги не отнимут.
Поэтому, не успел майор Василюк поднять на Левакова вопросительный взгляд, как Андрей, глубоко вздохнув, выложил ему все. Он рассказал и о матери, и об ее болезни, и об операции, и, наконец, о вчерашнем визите бабушки. Единственное, о чем Андрей умолчал но вполне понятным соображениям, — это о Ромке и о том, как он собирался достать деньги. Закончив, мальчик встал по стойке •смирно» и стал ждать, переводя взгляд с прапорщика на майора и обратно.
А те молчали. Они смотрели на Андрея и задумчиво молчали. Леваков даже забеспокоился. Сейчас его из кабинета выпроводят, а денежки между собой поделят. Да нет, не может быть, попытался успокоить он себя. Вроде мужики-то не плохие. Вот майор Ротмистров бы, наверное, взял деньги и не поморщился.
Молчание нарушил командир:
— Андрей, почему ты нам раньше ничего не сказал?
Леваков пожал плечами и невесело заметил, вспомнив соседку, которая не впустила его в квартиру, когда требовалось вызвать «скорую»:
— Да кому какое дело до чужого горя?
Василюк резко наклонил голову — так, словно у него затекла шея.
— Это за кого же ты нас принимаешь?
— За сволочей и подонков, по всей видимости! Это мы-то тебе чужие?.. Ну... спасибо! — Прапорщик в сердцах чуть не сплюнул, но вовремя сдержался.
Андрей пристыженно молчал. Он никак не ожидал такой реакции. Взрослые сильные мужчины всерьез злились на него за то, что он не бросился им жаловаться и ныть. Но, с другой стороны, почему обязательно ныть? Можно ведь было просто спросить совета... А ведь ему это даже в голову не пришло. Леваков опустил взгляд.
Василюк тем временем продолжил:
— Андрей, запомни: мы должны первыми узнавать о таких вещах. Особенно когда речь идет о жизни и смерти.
Не поднимая головы, Андрей пробормотал:
— Вы бы все равно ничем не помогли...
— Грош нам цена, если так, — ответил майор. — Какая сумма необходима?
Кивнув на стол, где лежал пакет с деньгами, Леваков сказал:
— Двадцать тысяч уже есть, надо еще сорок.
Кантемиров во второй раз за сегодняшний день присвистнул. Но майор его одернул:
— Не свисти, денег не будет. — И добавил, уже глядя на Левакова: — Все, Андрей, иди на
занятия. Мы тебя потом вызовем. А это, — он указал на деньги, — я лучше в сейф положу.
Нечего с такой суммой по училищу разгуливать.
Перед тем как выйти, Андрей посмотрел на обоих и едва слышно прошептал: «Спасибо».
Когда дверь за Леваковым закрылась, Василюк покачал головой, пожевал губы и, не произнеся вслух ни слова, выложил на стол все, что было у него в карманах, затем порылся в ящиках стола, вытащил оттуда еще пару купюр и добавил их к остальным.
Кантемиров, не обращая на него внимания, лихорадочно обыскивал свои карманы. А когда извлек все возможное, с досадой бросил:
— Эх, мало! Ну, ничего, я еще у соседа займу. — И добавил свои деньги в общую кучу.
Василюк собрал банкноты и, засовывая их в сейф, попросил прапорщика:
— Ты там нашим скажи, хорошо? Пусть... ну, кто сколько может.
Мог бы и не говорить, подумал Кантемиров, выходя.

2.

Синицын едва дождался окончания первого урока. Андрей вернулся от командира, когда звонок уже прозвенел, и молча сел на свое место. Илья украдкой посматривал на друга, пытаясь угадать, чем обернулся для него визит к командованию, но лицо Андрея оставалось непроницаемым. Разве что время от времени на нем мелькала удивленная улыбка. Однако она тут же исчезала, поэтому Илья не ту, и протянул их другу. Уж ему-то они точно нужнее.
— Эх, Андрюха, Андрюха! Ну чего ты молчал? — И он в шутку ударил друга кулаком в плечо, точь-в-точь как любил делать его отец.
Леваков тем временем вертел в руках деньги Синицына.
— Слышь, Илья, а откуда у тебя столько?
— Ерунда, на мобильник копил, — соврал Синицын. — Но телефон мне родители и так подарят. Так что бери и не переживай.
Андрей взял деньги и еще раз пожал товарищу руку.
К обеду, как Леваков и предполагал, слух о его беде облетел почти все училище. Перепечко приплел одним из первых и, извинившись, что мало, впихнул ему двести рублей. Чуть позже Сухомлин с Трофимовым выложили на двоих еще пятьсот. Вскоре начали подходить незнакомые ребята из других взводов. Подбегали старики. Эти заглядывали в класс, хмурились, спрашивали: «Где тут у вас Леваков?», а затем всовывали Андрею деньги и убегали, не дожидаясь благодарности.
Андрей ходил как чумной. Никто его ни о чем не расспрашивал, не пялился в спину, не требовал говорить «спасибо». Часто бывало и так, что неизвестный ему суворовец вдруг останавливался рядом и говорил: «Ты ведь Леваков, кажется?» Андрей соглашался. Тогда суворовец отвечал: «Вот и хорошо, я как раз тебя искал». И протягивал ему деньги.
Однако, несмотря на калейдоскоп лиц, Леваков запомнил каждое. Точно так же он запомнил каждое не высказанное слово, каждый жест. Первое время Андрей стеснялся, неловко мял банкноты и настороженно смотрел вслед очередному кадету. Но потом вдруг понял, что ведь оно иначе и быть не могло. Ведь случись подобное несчастье с кем-то другим, он сам, Андрей, наверняка одним из первых пришел бы на помощь товарищу. Так почему же о других он думал иначе? Какое он право имел так о них думать?
К Левакову не подходили только офицеры. А не подходили они потому, что сбрасывались в кабинете командира третьего взвода. Василюк не успевал закрыть сейф, как раздавался очередной стук в дверь.
Майор подсчитал, что за полдня они сумели собрать больше десяти тысяч рублей. А ведь знали о происходящем еще далеко не все.

3.

Например, ни о чем, как ни странно, не подозревал Макс. Он нервно слонялся по коридору в надежде выловить Полину. Дело в том, что Макаров решил восстановить доброе имя прапорщика Кантемирова.
Не то чтобы Полина Сергеевна особенно злилась на Философа. Кажется, она даже приняла решение замять эту историю. Однако Максу неоднократно приходилось слышать, как кто-нибудь из офицеров (а чаще остальных – майор Василюк) отпускал, как будто в сторону, невинное на первый взгляд замечание, от которого Кантемиров, однако, покрывался багровым румянцем. И только Макс знал почему.
Наконец он понял, что дальше так продолжаться не может. Однако в планы Макарова не входило выдавать себя. И Макс решил положиться на волю случая. Ему казалось, что он сумеет уболтать Полину и отвлечь ее от основного – от истинного имени телефонного маньяка.
Полина вышла из преподавательской, закрыла за собой дверь и направилась в ту сторону, где сидел Макс.
Внутренне сжавшись, он встал и двинулся ей наперерез. Но преподавательница была так увлечена своими мыслями, что даже не сразу его заметила. Тогда, чтобы избежать столкновения, Макс позвал:
- Полина Сергеевна…
Та растерянно подняла голову и только в этот момент увидела, что едва не наступила на своего ученика.
- А, Макаров… Вы что-то хотели? – Полина единственная во всем училище обращалась к суворовцам на «вы».
Макс кивнул:
- Да. Полина Сергеевна, я хотел вам признаться… - и тут же добавил, испугавшись, что это прозвучало двусмысленно: - Это насчет вашего телефона…
- Моего телефона? – не поняла Полина.
И тут Макса осенило. Ну конечно! Он скажет, что дал прапорщику Кантемирову номер мобильного Полины, выдав его якобы за свой. Конечно, в этой версии есть множество несостыковок, но Полина на них, может, и внимания не обратит. Естественно, она поймет, что макс каким-то образом узнал ее телефон, но и здесь можно будет как-нибудь вывернуться.
Он уже было открыл рот, чтобы выложить Полине эту информацию, но та вдруг неожиданно заинтересованно посмотрела на мальчика:
- Макаров, а вы ведь из третьего взвода?
- Из третьего, - подтвердил Макс.
Он почувствовал себя так, словно его притормозили на полном ходу.
А Полина почему-то обрадовалась:
- Ой, это же замечательно!
Макс нахмурился. Раньше она в этом факте ничего замечательного не находила.
- Я сейчас очень тороплюсь, однако хотела найти вашего мальчика – того, которому деньги нужны. А тут вы, Максим, - она назвала его по имени, - Будьте добры, передайте, пожалуйста, Левакову.
Полина порылась в сумочке, достала кошелек и извлекла оттуда заранее приготовленные пятьсот рублей.
Макс ошарашенно смотрел на купюру.
- А зачем это Левакову? – только и сумел выговорить он.
Теперь настал черед Полины удивляться:
- Как, неужели вы не знаете? Его матери срочно нужна операция. Наши, - она говорила о преподавателях, - уже почти все скинулись. А это от меня.
Максим попятился. Чего же Леваков молчал? Вот дурья башка! Макаров сразу забыл, что собирался сказать Полине, и теперь, грызя ноготь, напряженно думал. Ну конечно, отец! Он точно поможет.
- А в какой больнице его мать, вы не знаете? – спросил Макс Полину, которая все это время держала деньги в руках и с удивлением на него смотрела.
- Да нет, откуда?
Ничего, это мы быстро выясним. Столько времени зря потеряли! Макс развернулся и почти бегом бросился на поиски Кантемирова.
- Макаров! – окликнул его сзади голос Полины, - А как же деньги?
Макс развел руками:
- Простите, мне в другую сторону.
- Но, Макаров, - снова позвала его Полина, - ты вообще зачем меня ждал?
- Все потом, - сказал Макс и скрылся за углом.
Кантемирова он нашел в столовой. Прапорщику не нужно было долго объяснять. Вскоре Макс уже звонил отцу. А еще спустя какое-то время он, с увольнительной в кармане, мчался в ту сторону, где размещалась администрация города.