Основные характеристики российской интеллигенции

• Феномен интеллигенции не связан с тем или иным сосло­
вием российского общества. Если во времена А. Н. Радищева и
декабристов роль интеллигенции выполняло дворянство, после
реформ 1860-х годов основную массу этой социальной группы
стали составлять выходцы из недворянских слоев общества —
разночинцы.

Н. А. Бердяев: «Интеллигенция скорее напоминала монаше­ский орден или религиозную секту со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным миросозерцанием, со своими особыми нравами и обычаями, и даже со своеобразным физическим обликом, по которому всегда можно было узнать интеллигента и отличить его от других социальных групп. Интел­лигенция была у нас идеологической, а не профессиональной и экономической группировкой, образовавшейся из разных соци­альных классов, сначала по преимуществу из более культурной части дворянства, позже из сыновей священников и диаконов, из мелких чиновников, из мещан и, после освобождения, из кресть­ян. Это и есть разночинная интеллигенция, объединенная ис­ключительно идеями и притом идеями социального характера»⁴⁸.

• Определяющей чертой русской интеллигенции является
противостояние официальной власти и неприятие существующе­
го порядка вещей, что выражается в создании всевозможных дви­
жений и объединений, делом которых была как критика сущест­
вующих порядков и создание проектов по их изменению, так и
вооруженные восстания. Вслед за просветителями и декабриста­
ми сюда можно причислить славянофилов и западников (среди
последних были приверженцы социалистической идеологии),
движения, возникшие после реформ 1860-х годов (социали­
сты-утописты, революционеры-демократы, нигилисты, анархи­
сты, народники, марксисты), общественно-политические движе­
ния начала XX в.

Весьма емко этот процесс был охарактеризован В. И. Лени­ным в статье «Памяти Герцена» (одного из типичных представи­телей русской интеллигенции): «Чествуя Герцена, мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала — дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развер­нул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укре­пили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Черны­шевского и кончая героями «Народной воли». Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. «Молодые штурманы будущей бури» — звал их Герцен. Но это не была еще сама буря. Буря — это движение самих масс. Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их и впервые поднял к открытой революционной борьбе миллионы крестьян. Первый натиск бури был в 1905 году. Следующий начинает расти на на­ших глазах»⁴⁹.

• Русская интеллигенция представляет собой довольно изоли­
рованную от остального общества социальную группу, чьи ценно­
сти и устремления — по преобразованию существующего поряд­
ка и созданию лучших условий жизни простого народа — оказа­
лись одинаково чужды как верхам, так, как ни странно, и низам
(эту черту В. И. Ленин, характеризуя движение декабристов, оп­
ределяет как «страшную отдаленность от народа»). Контраст ме­
жду претензией на мессианство и оторванностью от народа стал
«больной» проблемой русской интеллигенции, привел к культи­
вированию среди русских интеллигентов постоянного покаяния,
самобичевания и желания эту отдаленность преодолеть.

Н. А. Бердяев: «Для культурных классов, для интеллигенции народ оставался как бы тайной, которую нужно разгадать. Вери­ли, что в молчаливом, в бессловесном еще народе скрыта вели­кая правда о жизни и наступит день, когда народ скажет свое слово. Интеллигенция, оторванная от народа, жила под обаяни­ем теллурической мистики народа, того, что народнические пи­сатели 70-х годов называли «властью земли»⁵⁰.

• Русской интеллигенции присущ феномен «болезненной со­
вести»: будучи образованной прослойкой русского общества,
осознающей его несовершенство, интеллигенция постоянно чув­
ствует свой долг перед простым народом (отсюда «хождения в
народ»). В русской предреволюционной культуре главными при­
знаками российского интеллигента стали выступать черты соци­
ального мессианства: озабоченность судьбами своего отечества

164

5. Культура во времени

Россия как тип культуры

165

(гражданская ответственность); стремление к социальной крити­ке, к борьбе с тем, что мешает национальному развитию (роль носителя общественной совести); способность нравственно со­переживать «униженным и оскорбленным» (чувство моральной сопричастности). В советский период эту роль выполняют дис­сиденты — «революционеры наоборот».

• Литература как превалирующая культурная сфера в России становится важным средством отображения идей и устремлений русской интеллигенции, таким образом делая их доступными и созвучными широким кругам российской интеллигенции. Начи­ная с «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева и оды «Вольность» Пушкина и заканчивая произведениями Солжени­цына, в литературно-художественной форме русские писатели и поэты часто вкладывали в свои тексты идеи и чаяния тех или иных кругов русской интеллигенции.

Революция. Если XIX век в России был веком революционной теории, то XX век, в начале которого страна пережила три рево­люции, — веком практики. После революции 1905—1907 гг. стала очевидной неоднозначная роль русской интеллигенции в разжи­гании революционной смуты. В среде русских философов воз­никло неприятие образа русских революционеров — их безрели-гиозности, стремления к пользе, а не к духовно-нравственным идеалам, что нашло выражение в знаменитом сборнике статей о русской интеллигенции «Вехи» (1907). Сборник стал попыткой осмысления первой русской революции, в нем приняли участие крупнейшие отечественные мыслители (Н. А. Бердяев, С. Н. Бул­гаков, М. О. Гершензон, П. Б. Струве, С. Л. Франк и др.).

Для М. О. Гершензона самым тяжким грехом интеллигентов является полная безответственность, которую он связывал с из­лишним, безоглядным сосредоточением на проблемах политиче­ской борьбы: «Что делала наша интеллигентская мысль послед­ние полвека? — я говорю, разумеется, об интеллигентской мас­се.— Кучка революционеров ходила из дома в дом и стучала в каждую дверь: «Все на улицу! Стыдно сидеть дома!» — и все... высыпали на площадь... Полвека толкутся они на площади, го­лося и перебраниваясь. Дома — грязь, нищета, беспорядок, но хозяину не до этого. Он на людях, он спасает народ — да оно и легче и занятнее, нежели черная работа дома»⁵¹. Н. А. Бердяев критиковал российскую интеллигенцию за излишнюю привер­женность политике и общественному служению, вынуждавшую забыть о любых других проблемах, а главное, лишавшую людей внутренних нравственных ориентиров: «Но недостойно свобод-

П. Б. Струве

С. Л. Франк

С. Н. Булгаков

ных существ во всем всегда винить внешние силы и их виной себя оправдывать... Мы освободимся от внешнего гнета лишь тогда, когда освободимся от внутреннего рабства, то есть возло­жим на себя ответственность и перестанем во всем винить внеш­ние силы. Тогда народится новая душа интеллигенции»⁵². С. Н. Булгаков видел источник всех бед в атеизме интеллиген­ции, ее презрении к религии, распространенном уже среди не­скольких поколений русских людей. Также П. Б. Струве в статье «Интеллигенция и революция» писал о внутренней опустошен­ности российских интеллигентов, истоки которой — в безрели-гиозности. Все это породило смуту российской революции.

После падения монархии и прихода к власти большевиков у авторов «Вех» появилось естественное желание осмыслить проис­ходившие на их глазах драматические перемены. В 1918 г., в тяже­лых условиях, во время начавшегося уничтожения свободы слова, был создан сборник статей «Из глубины», в котором приняли уча­стие многие веховцы (Бердяев, Булгаков, Струве, Франк, а также Вяч. Иванов, П. Новгородцев и др.). Он должен был продолжить традицию «Вех», предсказания которых столь трагично сбывались в это время. Атмосфера тотального красного террора не позволи­ла пустить сборник в продажу, большинство авторов были высла­ны из России на печально известном философском пароходе.

В сентябре и ноябре 1922 г. большевистское правительство провело кампанию по высылке неугодных власти интеллектуалов за границу. «Философский пароход» — собирательное название двух рейсов немецких пассажирских судов «ОЬегЬйг§егте181ег Накеп» и «Рги881а», доставивших из Петрограда в Штеттин более 160 человек. Среди них — русские философы Серебряного

5. Культура во времени

Россия как тип культуры

167

века Н. А. Бердяев, Н. О. Лосский, С. Н. Булгаков, И. А. Ильин, С. Л. Франк, Л. П. Карсавин, Б. П. Вышеславцев, С. Е. Трубецкой. Однако проекты преображения жизни, в радикальной форме получившие революционное звучание, увлекли и творческую ин­теллигенцию Серебряного века, не избежала их и русская рели­гиозно-философская мысль, впитавшая эсхатологические идеи, переплетавшиеся с русским национальным мессианизмом. Рус­ская философия и общественное сознание конца XIX — начала XX в. были пропитаны утопией преображения посюстороннего мира, предчувствием грядущего идеального «царства на земле».

Вл. Соловьев и его последователи перенесли на религиозную почву идеи Просвещения о революции, прогрессе, о создании рая на земле человеческими силами. Хотя представления о буду­щем земном рае варьировались, пафос был одинаков — вера в возможность преобразования земного мира. Например, младо-символист А. Блок связывал предчувствие нисхождения в мир «царства красоты» с революционным преображением, и это ожи­дание в определенной мере связывалось для него с надеждами на русскую революцию (так, блоковский образ Христа в его поэме «Двенадцать» сближается с соловьевским образом Софии — Веч­ной Женственности).

Хотя мечты о будущем коммунистическом рае представляют­ся выражением иного полюса идеологического спектра, они произрастают из того же корня. Идеи преображения жизни ста­ли искушением русской интеллигенции. По жестокой иронии ее мечты о «царстве добра и красоты» на земле стали катализато­ром назревавшей атмосферы русской смуты, вылившейся в одну из самых жестоких революций и гражданских войн в истории.

Вяч. Иванов — один из немногих пред­
ставителей русской интеллигенции Серебря­
ного века, признавших ответственность за
разжигаемые в умах «дионисийские костры».
Эти предчувствия выразились в его концеп­
ции дионисийства, еще в 1909 г. он писал:
«Дионис в России опасен: ему легко явиться
у нас гибельною силою, неистовством, толь­
ко разрушительным...»⁵³. Эти опасения стали
реальностью революции: в ее кровавом
празднике Бердяев, как и другие современ­
ники, увидел «дионисические оргии темного
мужицкого царства», которые «грозят пре-
Вяч. Иванов вратить Россию со всеми ее ценностями и

благами в небытие»⁵⁴. В 1919 г. о трагической роли русской ин­теллигенции Вяч. Иванов напишет:

Да, сей пожар мы поджигали, И совесть правду говорит, Хотя предчувствия не лгали, Что сердце наше в нем сгорит.