ВЕЩЬ И ОБРАЗ

Если идет речь о познании человеком действительности, то невозможно обойтись без понятия образа. Образ и слово представляют собой два взаимодополняющих друг друга момента, в которых действительность проявляет себя, причем эти моменты настолько тесно между собой связаны, что, возможно, имеет смысл задуматься не только о понятии образа, но и об образе понятия. В любом случае перед нами встанет задача четкого категориального определения такой сущности, как образ, и выяснения ее онтологического статуса.

Если действительно можно говорить об образе не только в гносеологическом смысле, но и ставить вопрос о его самобытности, то вся онтология образа может быть сведена к единственной фразе (или же выведена из нее): вещь имеет образ независимо от того, смотрит на нее кто-нибудь, или нет. На чем основывается это утверждение? Не можем же мы подсмотреть за вещью в тот момент, когда на нее никто не смотрит! В самом деле, в отношении окружающих нас вещей это трудно себе представить, однако в акте рефлексии мы делаем не что иное, как смотрим на самих себя, оставаясь при этом вне поля собственного зрения. Рефлексируя собственные акты, я, как источник этих актов, остаюсь для себя недосягаемым. Однако при этом я оцениваю образ собственных действий и получаю представление о себе, то есть создаю свой собственный образ, исходя из собственных актов. Но только ли создаю? Не обладаю ли я еще до всякой рефлексии и до любого из своих действий независимым от меня самого характером? А характер, который есть «отпечаток», «клеймо», не содержит ли в себе элемента образности? Следовательно, я, во-первых, имею некоторый характер независимо от того, проявляется он как-нибудь, или нет, и затем, подвергая рефлексии собственные действия, получаю представление о себе самом. То есть, в акте рефлексии происходит вхождение субъекта, уже обладающего некоторыми характерными чертами, в некий образ, который он сам же и создает, – своеобразное самообличение, самообразование. Способность формировать образ есть не что иное, как воображение, и в итоге мы приходим к тому, что объективной способности вещи иметь собственный образ соответствует субъективная способность воображения. Нет нужды говорить о том, что субъект сам есть в известном смысле вещь, и поэтому здесь мы вовсе не совершаем никакого «переноса» собственных состояний на объект, а исходим из изначального тождества субъекта и объекта. Таким образом, вышеприведенное утверждение о наличии у вещи образа основывается на опыте саморефлексии (как, собственно, любое философское утверждение).

Какие же функции выполняет образ? Прежде всего, в образе находит свое выражение индивидуальность вещи; образ вещи есть то, чем она отличается от всего прочего, он есть принцип отличенности вещи от всего, что не есть она сама; и можно сказать, что именно благодаря своему образу вещь может существовать так или иначе, тем или иным образом. Образ вещи есть способ ее существования в инобытии, способность быть в ином, и даже способность быть иной. То есть, образ вещи есть результат ее самоопределения в инобытии, вне самой себя.

Понятно, что прежде своего «выхождения вовне», вещь должна быть определена изнутри самой себя, должна обладать внутренней определенностью, самостоятельностью. Это означает, что предел, от которого зависит определенность вещи, и который она не может переступить, не перестав быть самой собой, является включенным в саму вещь и представляет собой ее несамостоятельный момент. Но раз так, то вещь оказывается единством противоположностей: предел, структурирующий вещь изнутри, задающий ее характер, сам оказывается ее собственным полаганием. Эта внутренняя напряженность бытийных возможностей вещи теперь ограничивается только бытийной невозможностью, небытием. Но можно ли быть ограниченным небытием? Наверное нет, если только самому каким-то образом быть небытием, или инобытием. Образ и есть это инобытие, образующее, очерчивающее собой бытие, и само образованное им.