Лингвистическом идеализме

Аналитическая философия в ходе своего исторического развития вырабатывает целый ряд дилемм. Одной из них является определение статуса воображаемого в теории дескрипций и в неопрагматизме.

Главной темой теории дескрипций, выведенной Расселом, выступает определение логических критериев разграничения между именем и дескрипцией. В высказывании "Скотт - автор Веверлея " дескрипция "автор Веверлея " не означает "Скотт", поскольку дескрипция относится только к реальности имени "Скотт" и ничего не прибавляет к этой реальности. Авторство романа "Веверлей", по мнению Рассела, определяет не сущность Скотта, а факт написания Скоттом этого романа. На основании анализа дескрипции можно доказать, что Скотт, по крайней мере, является одним из авторов Веверлея. Если же нам удастся обозреть всю вселенную и убедиться, что все в ней либо не писало Веверлея, либо не было Скоттом, то можно будет сделать вывод о том, что Скотт - единственный автор Веверлея.

С точки зрения теории дескрипций, воображаемые сущности не могут использоваться ни в одном истинном высказывании. Например, суждения "Золотая гора существует" или "Современный король Франции лысый" являются осмысленными, но всегда ложными, поскольку относятся к несуществующему. Существующим можно назвать только то, что является высказанным в форме: "Определенный такой-то и такой-то". Воображаемые сущности, полагает Рассел, не соответствуют данной форме, поскольку их существование только мыслимо. Рассел в логической теории подытоживает трехвековой ход развития логики британского эмпиризма. Локк, Юм, Милль и другие классики этой традиции полагали, что высказывание, содержащее вымысел, не сопровождается, несмотря на форму утвердительного предложения, действительным утверждением их истинности.

Таким образом, выводом из теории дескрипций является положение, согласно которому истинность и ложность убеждения всегда зависит от того, что лежит вне самого убеждения. Содержание воображаемого может быть высказано осмысленно и непротиворечиво, но у нас нет возможности проверки этого содержания в том случае, если оно только воображаемое. В этой связи, воображение является деятельностью сознания, которая скорее мешает, нежели способствует накоплению объективных и точных знаний о мире, устанавливаемых в ходе научного исследования.

Деконструкцию основных положений теории дескрипций осуществляют представители неопрагматизма. Куайн полагает, что не существует критериев истины и лжи вне того или иного языка. Все соглашения носят лингвистический характер и относятся к социальному поведению, а не к сущностям, которые обозначают слова и термины. Поскольку не существует возможности точного перевода одного языка на другой, постольку не существует универсальных критериев истинности, применимых ко всем языкам. Последователи Куайна (У. Селларс, Дэвидсон, Бейкер, Хакер, Рорти, Рокмор и др.) развивают лингвистический идеализм и релятивизм Куайна. Они доказывают, что не опыт, а "доверие" по отношению к тем или иным взглядам определяет истинность высказывания. Истина не может быть результатом обращения к внечеловеческой, внеязыковой реальности; она обретается в разговоре, когда стороны приходят к согласию.

Наиболее радикальная критика теории дескрипций высказывается Рорти. Рорти выводит позицию "ироника", согласно которой всегда утверждается случайность любых высказываний, убеждений и желаний, и мы отказываемся искать что-либо "за пределами досягаемости времени и случая". Все "словари" равноправны, поскольку ни один из них не обладает "монополией" на описание мира. Выступая против репрезентативистской точки зрения, выраженной в теории дескрипций, Рорти считает, что интеллектуальный и нравственный прогресс достигается в ходе выработки полезных метафор, а не в ходе истории понимания. У человека нет никакого долингвистического сознания, которое определяет язык, и нет никакого глубинного смысла о том, как существуют вещи за пределами простого описания. Жизнь и познание могут быть рассмотрены как попытка "облачиться в свои собственные метафоры".

Лингвистические идеалисты, подвергая деконструкции теорию дескрипций, стремятся элиминировать различие между суждением, описывающим реальный факт, и суждением, описывающим деятельность воображения. Воображение становится основным инструментом познания, определяющим человеческую солидарность.

Рассмотренные точки зрения, на наш взгляд, являются антиномичными, взаимоисключающими. И спор между ними (несмотря на претензию лингвистических идеалистов "преодолеть" репрезентативизм) еще далек от завершения. Теория дескрипций, вводя определенный критерий истинности и существования, не может определить ценность воображения, лежащего в основе языка, духовной культуры, творчества. Лингвистический идеализм, в свою очередь, не предлагает никакой универсальной методологии проверки высказывания. Релятивизм современного лингвистического идеализма открывает поистине безграничные возможности творчеству и воображению в философии, но при этом не может ввести определенные разграничения между фактическим и вымышленным, научным и поэтическим, истинным и ложным. В теории дескрипций мир является реальностью, независимой от человеческого сознания и творчества; в теории лингвистических идеалистов мир является фикцией, созданной "кантианцами", и не существует ничего, кроме описаний мира в языке. Задача современной теории познания, на наш взгляд, заключается в разработке теории воображения, преодолевающей данные односторонние положения.