Андрей Парабеллум Николай Сергеевич Мрочковский 32 страница

- Хочу! – воскликнул Роран, задыхаясь этим словом. - Я никогда не хочу думать об этом снова. - Он сжал свои кулаки, прерывисто дыша. - Истинный воин не чувствовал бы себя так, как я чувствую.

- Истинный воин, - сказала она, - сражается не потому, что хочет этого, а потому, что вынужден. Человек, тоскующий по войне, человек, наслаждающийся своими убийствами, он - скотина и монстр. Независимо от того, сколько славы он завоевывает на поле битвы, это не может стереть тот факт, что он не лучше бешеного волка, который может обратиться против своих друзей и семьи, как и его противники. - Она поправила в сторону прядь волос с его брови и погладила его макушку, легко, медленно и чувственно. - Ты когда-то рассказывал мне, что «Песнь о Геранде» была твоей любимой из историй Брома, что именно из-за нее ты сражаешься молотом вместо меча. Помнишь, как Геранд не любил убивать и с какой неохотой он заставлял себя вновь поднимать оружие?

- Ну да.

- И все же он считался величайшим воином своей эпохи. - Она задержала его щеку своей рукой и повернула его лицо к своему так, чтобы он был вынужден вглядеться в ее торжественные глаза.

- И ты – величайший воин из всех, кого я знаю, Роран, здесь или где-нибудь еще.

Пересохшим ртом он сказал:

- А как же Эрагон или…

- Они все и вполовину не столь доблестны, как ты. Эрагон, Муртаг, Гальбаторикс, эльфы... все они идут в битву с заклинаниями на губах и мощью, далеко превышающую твою собственную. Но ты, - она поцеловала его в нос. — Ты не более чем человек. Ты сталкиваешься со своими противниками, стоя лишь на своих двоих. Ты не маг, и все же ты убил Двойников. Ты быстр и силен лишь в человеческих пределах, и все же ты не уклонился от нападения на Раззаков в их логове и освобождения меня из их темницы.

Он сглотнул.

- Меня защищали заклинания Эрагона.

- Но не более. Кроме того, у тебя не было никакой защиты в Карвахолле, но ты же тогда сбежал от Раззаков?

Поскольку он не ответил, она сказала:

- Ты не более чем человек, но ты сделал такие вещи, которые даже Эрагон или Муртаг не смогли бы сделать. Для меня, это делает тебя величайшим воином в Алагейзии… Я не могу припомнить никого другого в Карвахолле, кто бы преодолел такие трудности, как ты, чтобы спасти меня.

- Твой отец пошел бы на это, - сказал он.

Он почувствовал своим телом ее дрожь.

- Да, он пошел бы, - прошептала она. - Но он никогда не смог бы убедить остальных следовать за ним, как это сделал ты.

Она сжала его руку в своей.

- Что бы ты ни увидел и ни сотворил, у тебя всегда буду я.

- Это - всё, в чем я когда-либо буду нуждаться, - сказал он и сжал её в своих объятиях, не отпуская какое-то время. Затем он вздохнул.

- Однако, мне хотелось бы, чтобы эта война подошла к концу. Мне хотелось бы снова вспахать поле, и посеять зерно, и собрать его, когда оно созреет. Сельское хозяйство - каторжный труд, но, по крайней мере, это - честный труд. Эти убийства, вот они бесчестны. Это – кража… кража людских жизней, и ни один разумный человек не должен стремиться к этому.

- Как я и сказала.

- Как ты и сказала.

С трудом, он заставил себя улыбнуться.

- Я забылся. Сижу тут и обременяю тебя своими неприятностями, когда у тебя полно собственных забот.

И он накрыл своей рукой ее округлившееся лоно.

- Пока мы женаты, твои неприятности всегда будут и моими, - прошептала она и уткнулась носом в его руку.

- Некоторые неприятности, - сказал он, - и никому больше не придется переносить их, особенно тем, кого ты любишь.

Она отодвинулась от него на дюйм-другой, и он увидел, как ее глаза стали поблекшими и вялыми, какими они становились каждый раз, когда она обращалась к воспоминаниям о времени, проведенном в заключении в Хелгринде.

- Нет, - прошептала она, - некоторые неприятности никому больше не придется переносить.

- Ах, не грусти.

Он притянул ее поближе, качаясь с ней взад-вперед и изо всех сил желая, чтобы Эрагон не находил яйцо Сапфиры в горах Спайна. Через некоторое время, когда Катрина вновь обмякла в его руках, и он уже не чувствовал ее напряжения, он погладил изгиб ее шеи.

- Ну же, поцелуй меня сладко-сладко, а затем вернемся в постель, ведь я устал и поспал бы.

Она засмеялась в ответ тогда и поцеловала его наиболее сладко, а затем они улеглись на раскладушку, как и прежде, а снаружи было все еще тихо за исключением реки Джиет, которая текла мимо лагеря, никогда не останавливаясь, никогда не отдыхая и пролилась в сны Рорана, где он вообразил себя стоящим на носу судна, с Катриной под боком, и вглядывающимся в утробу гигантского водоворота, Кабанье Око.

34 Глумра.

В сотнях футов под Тронжхаймом, из камня проступила пещера длиной в тысячи футов с мирной гладью черного озера неизвестной глубины с одной стороны и мраморным берегом с другой. Коричневые и цвета слоновой кости сталактиты свисали с потолка, в то время как сталагмиты вздымались с земли, и порой эти двое соединялись, чтобы образовать столпы, более широкие в обхвате, чем даже самые массивные из деревьев Дю Вельденвардена. Среди этих столпов были раскиданы насыпи компоста (удобрений), усеянные грибами столь же обильно, как и двадцать три низкие каменные хижины. Беспламенный фонарь пылал каленым железом над каждой из их дверей. За границей света фонарей роились тени.

Эрагон сидел в одной из хижин, на стуле, слишком маленьком для него, за гранитным столом не выше, чем его колени. Запах мягкого сыра из козьего молока, нарезанных грибов, дрожжей, тушеного мяса, голубиных яиц и угольной пыли наполнял воздух. Неподалеку, Глумра, женщина-гном из семьи Морд, мать Квистора, убитого охранника Эрагона, стенала и рвала на себе волосы и била себя кулаками в грудь. Блестящие следы отмечали путь ее слез вниз по ее пухлому лицу

Они были одни в хижине. Четверо охранников Эрагона — их число пополнил Транд, воин из свиты Орика – ожидали снаружи, наряду с Хундфастом, переводчиком Эрагона, которого тот выгнал из хижины сразу, как только узнал, что Глумра могла говорить на его языке.

После покушения на его жизнь Эрагон мысленно связался с Ориком, после чего Орик настоял, чтобы Эрагон мчался как можно быстрее к палатам Ингеитум, где он будет в безопасности от прочих убийц. Эрагон повиновался, и там он оставался, в то время как Орик вынудил прервать собрание кланов до следующего утра, на том основании, что у него в клане возникла чрезвычайная ситуация, которая потребовала его непосредственного внимания. Затем Орик проследовал со своими самыми крепкими воинами и самыми искусными заклинателями на место засады, которое они обследовали и запротоколировали всеми доступными средствами, как волшебными, так и обычными. Как только Орик был удовлетворен, что они изучили всё, что могли, он поторопился назад к своим палатам, где сказал Эрагону:

- Нам предстоит многое сделать за небольшой отрезок времени. Прежде, чем собрание кланов возобновится на третий утренний час следующего дня, мы должны попытаться достоверно установить, кто заказал нападение. Если мы сможем, то у нас будут рычаги противодействия им. Если же нет, тогда мы будем топтаться в темноте, сомневаясь в личностях наших врагов. Мы можем держать нападение в тайне до собрания кланов, но не дольше. Кнурлане услышат эхо этой борьбы повсюду в туннелях под Тронжхаймом, и даже сейчас, я знаю, они будут искать источник этого волнения, в страхе, что, возможно, случился обвал или другая подобная катастрофа, которая может разрушить город вверху.

Орик топнул и проклял предков того, кто бы ни послал убийц, затем упер свои кулаки в бедра и сказал:

- Война кланов уже угрожала нам, но теперь она стоит на самом пороге. Мы должны шевелиться быстро, если хотим предотвратить этот ужасный исход. Нам предстоит найти кнурлан, задать вопросы, высказать угрозы, предложить взятки и украсть свитки — и всё это до следующего утра.

- Что насчет меня? – спросил Эрагон.

- Ты должен оставаться здесь, пока мы не узнаем, есть ли у Аз Свелдн рак Ангуин или какого-то другого клана обширные силы, сосредоточенные где-то поблизости, чтобы убить тебя. Кроме того, чем дольше мы будем скрывать тебя от твоих убийц, жив ли ты, мертв ли, ранен ли, тем дольше мы сможем держать их в неуверенности относительно безопасности скалы у них под ногами.

Поначалу Эрагон согласился с предложением Орика, но по мере того как он наблюдал, что гном суетится, заботясь раздачей приказов, он чувствовал все более увеличивающееся неудобство и беспомощность. Наконец, он схватил Орика и сказал:

- Если мне придется сидеть здесь, уставившись на стену, в то время как ты разыскиваешь сотворивших это злодеев, я сотру свои зубы до корней. Должно же быть хоть что-то, чем я могу помочь… Что насчет Квистора? Живет ли кто-то из его родичей в Тронжхайме? Им рассказали о его гибели? Потому что если нет, я стану тем, кто принесет им эти новости, поскольку он умер, защищая именно меня.

Орик осведомился у своих охранников, и от них они узнали, что у Квистора действительно была семья в Тронжхайме, или точнее, под Тронжхаймом. Услышав это, Орик нахмурился и пробормотал странное слово по-гномьи.

- Они – обитатели глубин, - сказал он, - кнурлане, оставившие поверхность земли ради подземного мира, за исключением случайных набегов наверх. Большинство их живет здесь, под Тронжхаймом и Фартхен Дуром, чем где-то еще, потому что они могут выйти в Фартхен Дур и не чувствовать, как будто они в действительности снаружи, чего большая их часть не может перенести, ведь они настолько привыкли к ограниченным пространствам. Я и не знал, что Квистор из их числа.

- Ты возразишь против моего посещения его семьи? – спросил Эрагон, - В этих палатах есть лестницы, ведущие вниз, не правда ли? Мы могли бы уйти незамеченными. (? We could leave without anyone being the wiser?)

Орик задумался на мгновение, затем кивнул:

- Ты прав. Путь достаточно безопасен, и никто бы не подумал искать тебя среди обитателей глубин. Они явились бы сюда сначала, а здесь они так или иначе найдут тебя… Иди, и не возвращайся, пока я не отправлю за тобой посыльного, даже если семья Морд даст тебе от ворот поворот, и тебе придется сидеть на сталагмите до утра. Но, Эрагон, будь осторожен; обитатели глубин по большей части держатся друг друга, и они чрезвычайно дорожат своей честью, и у них очень странные обычаи. Шагай с осторожностью, как будто по хрупкому сланцу, а?

И вот, с Трандом, добавившимся к его охранникам, и Хандфастом, сопровождающим их — и с коротким гномьим мечом, опоясанным вокруг его талии - Эрагон прошел к ближайшей лестнице, ведущей вниз, и ступил на нее, он спустился глубже в кишки земли, чем когда-либо прежде. И в назначенное время, он нашел Глумру и сообщил ей о смерти Квистора, а теперь он сидел, слушая ее причитания об убитом ребенке, чередующиеся с бессловесными завываниями и обрывками гномьих песен, навязчивых и дисгармоничных.

Приведенный в замешательство силой ее горя, Эрагон избегал смотреть ей в лицо. Он взглянул на зеленую стеатитовую печь, стоявшую у стены и на украшавшие ее края резные фигурки. Он изучил зелено-коричневый коврик, лежавший перед очагом, и маслобойку в углу, и провизию, свисавшую с балок под потолком. Он уставился на ткацкий станок из тяжелого дерева, стоявший под круглым окном из бледно-лилового стекла.

Затем, в самый разгар ее стенаний, Глумра встретилась глазами с Эрагоном, когда она встала из-за стола, подошла к прилавку, и положила свою левую руку на разделочную доску. Прежде, чем Эрагон смог остановить ее, она взяла разделочный нож и отрезала первый сустав своего мизинца. Она застонала и сжала кулак (doubled over).

Эрагон подпрыгнул на полпути с ненамеренным восклицанием. Он задался вопросом, какое же безумие одолело женщину-гнома и должен ли он попытаться удержать ее от того, чтобы она причинила себе дополнительный вред. Он открыл было рот, чтобы спросить, не хотела ли она, чтобы он излечил ее рану, но затем передумал, вспомнив предостережение Орика о странных обычаях обитателей глубин и их сильном чувстве собственного достоинства. Она могла бы счесть его предложение оскорблением, понял он. Держа язык за зубами, он опустился обратно на свой малоразмерный стул.

Минуту спустя, Глумра выпрямилась из своего сутулого положения, глубоко вздохнула, а затем спокойно и молчаливо ополоснула кровоточащий конец своего пальца бренди, помазала его целебной желтой мазью и перевязала рану. С луноподобным лицом, все еще бледным от шока, она опустилась на стул напротив Эрагона.

- Я благодарю тебя, Губитель Шейдов за то, что ты лично принес мне весть о судьбе моего сына. Я рада знать, что он умер с гордостью, как и полагается настоящему воину.

- Он был храбрейшим, - сказал Эрагон, - Он смог заметить, что наши враги были быстры, как эльфы, и все же он прыгнул вперед, чтобы защитить меня. Его жертва дала мне время избежать их лезвий и также выявила опасность заклинаний, которыми они зачаровали свое оружие. Если бы не его действия я сомневаюсь, что находился бы здесь теперь.

Глумра медленно кивнула, с удрученными глазами, и пригладила перед своего платья.

- Знаешь ли ты, кто несет ответственность за это нападение на наш клан, Губитель Шейдов?

- У нас есть только подозрения. Гримстборитх Орик пытается выяснить всю правду, как раз пока мы говорим.

- Это был Аз Свелдн рак Ангуин? – спросила Глумра, удивив Эрагона проницательностью своего предположения. Он приложил все усилия, чтобы скрыть свою реакцию. Когда он продолжил молчать, она сказала:

- Все мы знаем об их кровной мести тебе, Аргетлам; каждый кнурлан в пределах этих гор знает. Некоторые из нас смотрели с одобрением на их противостояние тебе, но если они собирались и впрямь убить тебя, то они неверно оценили толщину скалы и обрекли себя этим поступком.

Эрагон вскинул бровь, заинтересованный:

- Обрекли? Как?

- Это ты, Губитель Шейдов, убил Дурзу и тем самым позволил нам сохранить Тронжхайм и поселения под ним от тисков Гальбаторикса. Наш народ никогда не должен забывать это, пока стоит Тронжхайм. А затем по тоннелям разнеслись слухи, что твой дракон сделает Исидар Митрим снова целым.

Эрагон кивнул.

- Это весьма любезно с твоей стороны, Губитель Шейдов. Ты многое сделал для нашего народа, и какой бы клан ни подверг тебя нападению, мы повернемся против них и осуществим свою месть.

- Я поклялся перед свидетелями, - сказал Эрагон, - и я клянусь вам также, что накажу тех, кто бы ни послал этих вероломных убийц и что я заставлю их сожалеть о том, что к ним в голову пришла мысль о столь грязном деле. Однако…

- Спасибо, Губитель Шейдов.

Эрагон заколебался, затем наклонил свою голову.

- Однако мы не должны сделать ничего такого, что разожгло бы войну кланов. Не сейчас. Если сила и должна использоваться, это должен решить Гримстборитх Орик, когда и где мы обнажим свои мечи, вы согласны?

- Я подумаю над тем, что ты сказал, Губитель Шейдов, - ответила Глумра, - Орик, он… - независимо от того, что она собиралась сказать, это не покинуло пределов ее рта. Ее толстые веки опустились, и она осела вперед на мгновение, прижимая свою искалеченную руку к животу. Когда приступ прошел, она выпрямилась и прижала тыльную сторону руки к своей противоположной щеке и закачалась из стороны в сторону, причитая:

- О, мой сын… мой прекрасный сын.

Встав, она обошла, пошатываясь, вокруг стола, направляясь к небольшой коллекции мечей и топоров, развешенных на стене позади Эрагона, рядом с альковом, прикрытым занавесом красного шелка. Испугавшись, что она собралась нанести себе очередное ранение, Эрагон прыгнул ей в ноги, в спешке опрокинув стул из дуба. Он достиг ее, а затем увидел, что она идет к занавешенному алькову, а не к оружию, и он отдернул свою руку назад прежде, чем нанес ей обиду.

Латунные кольца, пришитые по верху шелковой драпировки, загремели друг обо друга, когда Глумра откинула ткань, открывая глубокую, затененную полку, с вырезанными на ней рунами и образами таких фантастических элементов, что Эрагон подумал, что мог бы вполне любоваться ими в течение многих часов и все же не осознать их во всех полноте. На нижней полке покоились статуи шести главных богов гномов, так же как и девяти других сущностей, с которыми Эрагон не был знаком, все вырезанные с подчеркнуто характерными чертами и позами, чтобы лучше передать темперамент изображенных.

Глумра достала из своего корсажа амулет из золота и серебра, который она поцеловала, а затем, удерживая его напротив ложбинки на шее, встала на колени перед альковом. Ее голос нарастал и ослабевал в странных узорах гномьей музыки, она начала проникновенно петь панихиду на своем родном языке. Мелодия вызвала слезы в глазах Эрагона. В течение нескольких минут пела Глумра, а затем она затихла и продолжила пристально глядеть на статуэтки, и под этим пристальным взором, черты ее убитого горем лица смягчались, и там, где прежде Эрагон чувствовал только гнев, горе и безнадежность, ее самообладание приняло облик спокойного смирения, миролюбивости и величественного превосходства. Мягкое сияние, казалось, исходило от нее. Столь всеобъемлющее было превращение Глумры, что Эрагон едва узнал ее.

Она сказала:

- Нынче вечером Квистор будет трапезничать в чертогах Морготала. Я это знаю.

Она вновь поцеловала свой амулет.

- Хотелось бы мне разделить с ним трапезу, наряду с моим мужем, Бауденом, но еще не пришло мне время спать в катакомбах Тронжхайма, а Морготал отказывает в доступе в его чертоги тем, кто ускоряет свое прибытие. Но в свое время, наша семья воссоединится, включая всех наших предков с тех времен, когда Гунтера создал мир из тьмы. Я это знаю.

Эрагон встал на колени рядом с нею, и хриплым голосом спросил:

- Откуда вы знаете это?

- Я знаю, потому что это так.

Медленно и почтительно, Глумра коснулась точеных ног каждого из богов кончиками своих пальцев.

- Как же может быть иначе? Поскольку мир не мог создать себя сам, как не могут создать себя сами меч или шлем, и поскольку единственными существами, способными придать земле и небесам их форму являются обладающие божественной мощью, то именно у богов мы должны искать такие ответы. Им я доверяю обеспечивать справедливость нашего мира, и своим доверием я освобождаю себя от оков моей плоти.

Она говорила с такой убежденностью, что Эрагон почувствовал внезапное желание разделить ее веру. Он стремился отбросить свои сомнения и страхи и понять, что, хотя мир может время от времени казаться ужасным, жизнь – не простой беспорядок. Он желал знать наверняка, что, кем бы он ни был, его существование не прекратится, если меч отрубит ему голову, и что однажды он снова встретится с Бромом, Гэрроу, и всеми остальными, о ком он заботился и кого потерял. Отчаянная и острая тоска по надежде и уюту наполнила его, смутила его, бросила его в неустойчивости лицом к лицу с землей.

И все же.

Часть его самого потянула назад и не позволила бы ему принять богов гномов и ограничить его личность и его смысл благополучия чем-то, чего он не понимал. Также ему было трудно признать, что, если боги действительно существуют, то боги гномов единственные. Эрагон был уверен, что, если бы он спросил Нар Гарцвога или кого-то из кочевых племен, или даже черных священников Хелгринда о том, реальны ли их боги, они поддержали бы превосходство своего божества так же энергично, как сейчас это делала Глумра. «Как мне предполагается определить, какая из этих религий истинная?» - спросил себя он. Только потому, что кто-то придерживается определенной веры, не обязательно означает, что его путь – истинный… Возможно, ни одна религия не содержит всей правды мира. Возможно, каждая религия содержит фрагменты истины, и наша ответственность в том, чтобы определить эти фрагменты и сложить их все вместе. Или возможно эльфы правы, и нет никаких богов. Но разве могу я знать наверняка?

Глубоко вздохнув, Глумра пробормотала фразу по-гномьи, затем поднялась с коленей и закрыла альков шелковым занавесом. Эрагон также встал, вздрогнув, когда его уставшие от сражения мускулы растянулись, и проследовал за нею к столу, где они со стулом вновь обрели друг друга. Из каменного буфета, встроенного в стену, женщина-гном взяла две оловянные кружки, затем достала пузырь, полный вина, с потолка, где он висел, и разлила напиток себе и Эрагону. Она подняла свою кружку и произнесла тост по-гномьи, который Эрагон изо всех сил постарался повторить, и затем они выпили.

- Хорошо-то как, - сказала Глумра, - знать, что Квистор все еще жив, знать, что даже сейчас он разгуливает в одеяниях, достойных короля, наслаждаясь вечерним пиршеством в чертогах Морготала. Пусть он обретет еще больше чести на службе у богов!

И она выпила снова.

Едва опустошив свою кружку, Эрагон начал было прощаться с Глумрой, но она предупредила его движением руки.

- Есть ли у тебя укрытие, Губитель Шейдов, где ты будешь в безопасности от тех, кто желает твоей смерти?

После чего Эрагон рассказал ей, что ему предполагалось скрываться под Тронжхаймом, пока Орик не отправит посыльного за ним. Глумра кивнула, коротко и решительно, и сказала:

- Тогда ты и твои спутники должны ждать здесь, пока не прибудет посыльный. Я настаиваю.

Эрагон начала было протестовать, но она покачала головой.

- Пока в моих жилах течет кровь, я не позволю мужчинам, сражавшимся бок о бок с моим сыном, томиться в сырости и темноте пещер. Позови своих спутников, и мы будем пировать и веселиться в эту мрачную ночь.

Эрагон понял, что не получится уйти, не обидев Глумру, так что он позвал своих охранников и переводчика. Вместе, они помогли Глумре приготовить обед, состоящий из хлеба, мяса, и пирога, и когда всё было готово, они уселись есть, пить и разговаривали до поздней ночи. Глумра была особенно оживленна; она пила больше всех, смеялась громче всех, и первой делала остроумные замечания. Сначала Эрагон был потрясен ее поведением, но затем он заметил, что ее улыбка никогда не затрагивает глаз и что, когда она думает, будто никто не смотрит на нее, радость сходит с ее лица, и выражение его (лица) становится мрачно спокойным. «Развлекать нас, - заключил он, - ее способ помянуть своего сына, так же как и скрывать свое горе о смерти Квистора».

«Я никогда прежде не встречал никого, подобного вам», - думал он, наблюдая за нею.

Далеко за полночь, кто-то постучал в дверь хижины. Хундфаст провел внутрь гнома, облаченного в полную броню и кажущегося раздраженным и обиженным; он продолжал глядеть на двери и окна и затененные углы. Рядом фраз на древнем языке он убедил Эрагона, что является посыльным Орика, а затем представился:

- Я - Фарн, сын Флоси… Аргетлам, Орик настаивает, чтобы ты вернулся как можно быстрее. У него полно важных новостей относительно сегодняшних событий.

В дверном проеме Глумра схватила Эрагона за левое предплечье стальными пальцами, и когда он пристально поглядел в ее кремнистые глаза, сказала:

- Помни свою клятву, Губитель Шейдов, и не позволяй убийцам моего сына избежать возмездия!

- Не забуду, - пообещал он.

35. Собрание кланов

Гномы, стоящие на страже у палат Орика, бросились открывать двустворчатые двери, которые вели внутрь, когда Эрагон шагнул к ним.

Входная площадка за ними была длинной и витиеватой и оборудована тремя круглыми сиденьями, обитыми красной тканью, установленными в ряд внизу, в середине комнаты. Вышитая драпировка украшала стены вместе с вездесущими беспламенными фонарями гномов, в то время как на потолке было высечено изображение известного сражения из гномьей истории.

Орик стоял, совещаясь с группой своих воинов и несколькими седобородыми гномами Дургримст Ингеитум. Когда Эрагон приблизился, Орик повернул к нему свое мрачное лицо.

- Хорошо, что ты не задержался! Хундфаст, ты можешь удалиться к своим обязанностям теперь. Мы должны поговорить наедине.

Переводчик Эрагона поклонился и исчез за сводчатым проходом слева, его шаги отзывались эхом от полированного пола из агата. Как только он перестал их слышать, Эрагон сказал:

- Ты не доверяешь ему?

Орик пожал плечами.

- Я не знаю, кому доверять в настоящее время; чем меньше людей знает о том, что мы обнаружили, тем лучше. Мы не можем рисковать новостями, давая утечку другому клану до завтра. Если это случится, это будет, конечно же, означать войну кланов. – Гномы позади него перешептывались между собой, кажась смущенными.

- Каковы твои новости, а? – спросил взволнованный Эрагон.

Воины, собравшиеся за Ориком, передвинулись в сторону, когда он указал жестом на них, открывая, трех связанных и окровавленных гномов, сложенных друг на друга в углу. Гном в основании стонал и брыкал ногами в воздухе, но не мог высвободиться из-под своих товарищей-заключенных.

- Кто они? - спросил Эрагон.

Орик ответил:

- Некоторые из наших кузнецов исследовали кинжалы, которые были у напавших на тебя. Они распознали мастерство одного Длинноносого Киефны, оружейного мастера нашего клана, который добился большой славы среди нашего народа.

- Поэтому он может сказать нам, кто купил кинжалы, и таким образом кто наши враги?

Резкий смех сотряс грудь Орика.

- Едва ли, но мы смогли отследить кинжалы от Киефны до оружейника в Далгоне, за много лиг отсюда, который продал их кнурлаф с...

- Кнурлаф? - переспросил Эрагон.

Орик нахмурился.

- Женщина. Женщина с семью пальцами на каждой руке купила кинжалы два месяца назад.

- И вы нашли ее? Не может быть очень много женщин с таким количеством пальцев.

- На самом деле, эта особенность довольно распространена среди нашего народа, - сказал Орик. – Как бы то ни было, после довольно небольших затруднений нам удалось определить местонахождение женщины в Далгоне. Там мои воины расспросили ее довольно тесно. Она из Дургримст Нагры, но насколько мы смогли установить, она действовала со своего собственного согласия, а не согласно приказам вождя своего клана. От нее мы узнали, что гном нанял ее, чтобы купить кинжалы, а затем передать их винному торговцу, который заберет их с собой из Далгона. Наниматель женщины не сказал ей, куда кинжалы будут переправлены, но расспросив торговцев города, мы обнаружили, что он двинулся из Далгона прямо в один из городов, принадлежащих Аз Дургримст Свелдн рак Ангуин.

- Так это они! - воскликнул Эрагон.

- Это так или это, возможно, были кто-то, кто хотел, чтобы мы думали, что это были они. Нам нужно больше улик прежде, чем мы сможем доказать вину Аз Свелдн рак Ангуин наверняка. - Огонек появился в глазах Орика, и он поднял палец. – Так, посредством очень, очень умного заклинания мы проследили путь убийц назад по тоннелям и пещерам до пустынного места на двенадцатом уровне Тронжхайма, удаленного под дополнительным вспомогательным залом южнее лестницы в западном секторе, вдоль... ах, ну, в общем, это не имеет значения. Но когда-нибудь я должен буду научить тебя тому, как расположены комнаты в Тронжхайме, так чтобы, если когда-то тебе понадобится найти место в городе, ты смог. В любом случае, след привел нас к заброшенной кладовой, где эти трое, - он указал на связанных гномов, - жили. Они не ждали нас, и поэтому мы смогли захватить их живыми, хотя они пытались убить себя. Это было не легко, но мы взломали умы двоих – оставляя третьего другому гримстборитху для допроса с их соизволения – и мы забрали из их умов все, что они знали по этому вопросу. – Орик снова указал на узников. - Именно они снабдили убийц для нападения, дали им кинжалы и их черную одежду, и накормили, и защитили их вчера вечером.

- Кто они? – спросил Эрагон.

- Вот ещё! – воскликнул Орик и плюнул на пол. – Они – Варгримсты, воины, которые опозорили себя и теперь безродны. Никто не имеет дел с такой грязью, если только кто-то не нанимает их для злодейства и не хочет, чтобы другие узнали о нем. И так было с этими тремя. Они приняли свои заказы от самого Гримстборитха Вермунда Аз Свелдн рак Ангуин.

- В этом нет сомнений?

Орик покачал головой.

- Нет сомнений, что это – Аз Свелдн рак Ангуин пытался убить тебя, Эрагон. Мы никогда не будем точно знать, присоединялись ли к ним какие-то другие кланы в этом покушении, но если мы разоблачим предательство Аз Свелдн рак Ангуин, это вынудит всех остальных, кто, возможно, был вовлечен в заговор осуждать своих прежних союзников; отказаться от них или, по крайней мере, отложить дальнейшие нападения на Дургримст Ингеитум; и если это будет урегулировано должным образом, то дать мне их голос за короля.

Образ призматического лезвия вспыхнул в памяти Эрагона, появляющегося позади шеи Квистора, и искаженного мукой лица гнома, когда он падал на пол, умирая.

- Как мы накажем Аз Свелдн рак Ангуин за это преступление? Мы должны убить Вермунда?

- Ах, оставь это мне, - сказал Орик и постучал по боку своего носа. – У меня есть план. Но мы должны действовать осторожно, так как эта ситуация величайшей сложности. В течение многих долгих лет такого предательства не случалось. Как постороннему, тебе не понять, как отвратительно, что мы обнаружили то, что один из нас напал на гостя. То, что ты – единственный свободный Всадник, оставшийся противостоять Гальбаториксу, только ухудшает преступление. Дальнейшее кровопролитие может все же быть необходимо, но в настоящее время оно приведет только к очередной войне кланов.

- Война кланов могла бы быть единственным способом поступить с Аз Свелдн рак Ангуин, - обратил внимание Эрагон.

- Я думаю нет, но если я ошибаюсь, и война неизбежна, мы должны обеспечить, чтобы это была война между остальными кланами и Аз Свелдн рак Ангуин. Это не будет так уж плохо. Вместе мы сможем сокрушить их за неделю. Война с расколом кланов на две или три группировки, однако, уничтожит нашу страну. Крайне важно тогда, чтобы прежде, чем мы обнажим свои мечи, убедить другие кланы в том, что это сделал Аз Свелдн рак Ангуин. В конце ты позволишь магам из разных кланов проверить твои воспоминания о нападении, чтобы они могли увидеть, как это произошло, так мы покажем то, что случилось и что мы не инсценировали это для нашей собственной выгоды, а?